Пришельцы с планеты Земля

Отлет

Скафандры оберегли землян от ночной и утренней сырости, а "одеяла" обеспечили крепкий сон. Перед самым утром обоим, наверно, снились земные мирные сны, потому что когда они открыли глаза, то долго не понимали, что за низенькие деревья по сторонам, что за человечки толпятся вокруг и что за животные скалят на них зубы.

Потом до Славика дошло, что они на Кукурбите, и он ужаснулся тому страшному расстоянию, которое пролегло между этой поляной и его домом, где остались его родители и где идет, наверно, снег. Длилось это состояние всего несколько секунд, потому что к ним шла группа людей, а возглавлял ее Питя. Малыш взобрался по его руке, встал на сгибе локтя..

— Выспишься в полете, — сказал он, — все наши ждут не дождутся, когда ты проснешься!

Остатки земного сна улетучились, всё, чем они жили в последние дни, вернулось в сознание, чуть его не взорвав. Вернулись и вчерашние события (роботы-строители у древней стены, бесславный конец Бар-Коса, превращение Кубика из робота в серебристого пришельца, их путешествие по Туми, подарки, невидяйка, снолуч — Славик поскорей ощупал карманы, да, они там…), и то, что сегодня они стартуют на Землю…

— Все наши уже здесь, — повторил Питя, — сколько можно спать!

То, се, то, се… Умываться земляне предпочли в пруду недалеко от поляны, встав на колени, покрывала пошли на полотенца, потом им привезли завтрак, который уложили на еще одно, свежее, разноцветное покрывало, сшитое из множества маленьких кусочков материи, Кубик немедленно назвал его скатертью-самобранкой. Хозяева Туми сидели вокруг них и молча смотрели, как едят земляне, одним махом отправлявших в рот по десятку кукурбитских завтраков.

Прощание наступило через полтора часа, на космодроме, неподалеку от готового к старту корабля.

Все семеро друзей Славика сидели (он тоже сидел) кто рядом, а кто и на коленях, Питя устроился, конечно, на плече. Друзья то разговаривали чуть ли не хором, то одновременно замолкали.

Садим вспомнил, как они с Питей притворялись куклами в Славикиной сумке и как Нинка тыкала пальцем в Питин живот.

Щипан — как он был вратарем в футболе на огороде Славикиной бабушки.

Пигорь — про то, как они были в земном зоопарке и как бегемот, выдохнув, чуть не сбил их всех с ног.

Грипа помалкивал, хотя ему тоже что-то хотелось рассказать.

Садим еще раз вспомнил о несостоявшейся драке в Егоровке.

Молек — про озеро Лох-Несс и его обитателях.

Вьюра — самый тихий и скромный — вдруг рассказал, как удивился художник Кубик, когда увидел их в Славикиной сумке у себя дома, — какие у него были вытаращенные — донельзя — глаза.

Вспоминали, понятно, и здешние события. Громил-роботов, выскочивших из темноты, когда они сидели все вместе возле пещер. Со смехом говорили про Бар-Коса — что теперь никто, наверно, на свете не может сказать, во что превратился под действием лучей молстара грозный генерал.

Как это ни странно, Питя на этот раз молчал. Редко, редко бросал словечко, Славик поворачивался к нему, но тот сидел на плече неподвижно. Он никогда еще не казался землянину таким грустным — Славику все время хотелось погладить его по вихрам.

Кубик разговаривал со взрослыми кукурбитцами, с Правителем Максаном, с отцами Славикиных друзей, с учеными Кукурбиты.

К мальчишкам подошел командир экипажа, Мазиль.

— Все готово к полету, — проронил он. — Виктор считает, что пора лететь.

Славик еле слышным голосом проговорил малышу на своем плече:

— Питя…

Питя развернулся к астронавту.

— Мазиль, твой корабль выдержит дополнительный груз?

— Что ты этим хочешь сказать? — насторожился командир, зная неожиданность Питиных решений.

— Что я хочу лететь на Землю и вернусь обратным рейсом.

— Э-э-э… — Оторопев, Мазиль не знал, что ответить.

— Все равно ведь мы пока не учимся, — говорил Питя так, что спорить с ним мало бы кто решился. — Ты ведь не собираешься где-то останавливаться по дороге? И не заблудишься среди звезд?

— Не говори глупостей, Питя! Ты ведь знаешь, что я должен доложить о тебе в Центр Управления полетами и твоим родителям!

— Ну и докладывай. Скажи и там, и там, что я должен проводить своих друзей, а главное, что должен быть уверен в их безопасности. И потом — я хочу увидеть еще раз зиму — в познавательных, конечно, целях. Может быть, мы и у себя заведем такую, чтобы кататься на коньках и играть в хоккей. Я все равно полечу, — добавил он с вызовом, — что бы мне ни говорили!

Мазиль буркнул что-то, развернулся и ушел. Через короткое время он вернулся.

— Мне везде сказали, что спорить с тобой бесполезно. Если что-то взбредет ему в голову, сказали мне… Впрочем, сегодняшний твой каприз легко объясним. Мы стартуем, — сказал он Славику и тактично отошел..

От группы кукурбитцев к нашей группе уже направлялся Кубик.

Началось прощание.

Мальчишки, которых Славик назвал когда-то кукурузными человечками, прикасались руками к его ладони или хлопали по ней и говорили:

— Пока.

— До свидания.

— Счастливого пути.

— Еще увидимся.

Грипа, командир, догадался сказать:

— Спасибо.

"Спасибо" вслед за ним повторили вразнобой и другие.

Всем им до смерти хотелось тоже полететь и еще раз взглянуть на Землю и на зиму, но они не желали добиваться этого тем же способом, что Питя.

Кубик подошел, присел.

— Пока, ребята. Мы бы побыли у вас еще хоть пару дней, но вы ведь знаете…

— Знаем, — ответили ему. — Как здорово, что вы к нам прилетели.

— Дружба великое дело, — сказал Кубик.

— А у вас на Земле какие роботы?

— У нас придумали пока что только руку робота.

— Вот смешно.

— Зато одна рука не может воевать.

— А вам понравилась Кукурбита?

— Значит, у вас там зима?

Кубик не успевал отвечать.

— Одной рукой не повоюешь. Понравилась. Зима…

Мазиль подошел снова. Ничего не сказал, только возник в семи шагах, но все его заметили. Ну прямо соринка в глазу, даже поморгать захотелось. Художник (он все больше чувствовал себя. человеком именно этой профессии, а не астронавтом и не роботом-капралом) встал. Встал и Славик. Питя к этому времени уже сидел на его плече, держась то за воротник, то хватаясь, когда Славик поднялся, за ухо.

— Мы поехали, — произнес Кубик чисто земную фразу. — Счастливо оставаться, ребята. Мы со Славиком (Славик молчал) были рады снова повидаться с вами.

— Ты бы лучше вспомнил, как брякнулся у себя дома на пол, — вставил Питя, — когда заартачился.

— Это от кого ж ты такому такому славному слову выучился? — Кубик расплылся в улыбке.

— От Нинки, от кого же еще!

— Нуль-перелет, — сказал Кубик.

— Что? — обернулся к нему Славик.

— Ты меня видишь?

— Конечно, вижу. А…

— Питя сказал "заартачился", он сказал "Нинка", и я в ту же секунду очутился в Егоровке. На самом деле я стою сейчас во дворе Евдокимовны, а не здесь, и ты не должен меня видеть. Это называется нуль-перелет…

— Вот бы так сейчас нам обоим, — ответил Славик.

Кубик повернулся первым, за ним — Славик. Вот и пошли к кораблю. Славик обернулся, поднял обе руки, покачал ими. Поднял руки и Питя. Потом, уже подходя к кораблю, обернулся в последний раз Кубик. Он помахал рукой не только ребятишкам, а всей Кукурбите, глянув на нее — на город в летнем мареве, отчего он был похож на отражение в чуть колышущейся воде или на мираж, на голубое небо со случайным облачком на краю, на низенькие деревья вокруг космодрома — глянув на нее уже профессиональным взглядом художника — чуть прищурившись.

В корабле земляне устроились в низеньких, знакомых им креслах. На столе стояли кувшинчики с питьем и розовые горошинки в крохотных блюдечках.

— Примите, пожалуйста, таблетки, сейчас мы стартуем, — Мазиль уже стоял возле люка, ведущего в пилотскую кабину.

Кубик и Славик проглотили горошинки и застегнули на поясе широкие ремни.

— Твои друзья сейчас уснут, — сказал Мазиль Пите, — так что ты можешь спуститься к экипажу.

На этот раз Питя послушался, тем более, что его друзья уже разлеглись в креслах..

— До скорого, Славик, пока, дядя Витя! — Малыш спрыгнул с подлокотника и вместе с командиром исчез в люке в полу "пассажирского" отсека Со спящим Славиком ему было неинтересно.

Глаза землян закрылись сами собой, головы все сильнее притягивало к изголовьям, но уши все равно слышали знакомые звуки старта корабля. Потом тела отяжелели так, что невозможно было пошевелить ни ногой, ни рукой, в глазах, как в цирке, стали кружиться разноцветные обручи, постепенно удаляясь, уменьшаясь, превращаясь в разноцветный мяч, шарик, точку, яркую, как искра… Вот и она погасла и наступила темнота.

Корабль несся среди звезд, вбирая в себя ненадолго слабый свет то одной, то другой звезды, все дальше оставляя Кукурбиту, где роботы-созидатели восстанавливали вместе с ее жителями разрушенные города, оставляя и Нырех, где неизвестно что происходило.