Призрачный свет

10 Истина или смерть

Труф взглянула на Карадока, на картину и нерешительно рассмеялась.

— Я не принадлежу к иконоборцам, картина сорвалась со стены по своей воле.

«Так оно и было».

Карадок подошел к ней. Когда свет падал на его короткие темно-коричневые волосы, они загорались красным огнем, и тогда казалось, что вокруг его головы образуется ореол. Остановившись возле Труф, он задумчиво осмотрел пол.

— Кому-то все равно придется вешать ее на стену, — произнес он после непродолжительных раздумий. — Если Джулиан увидит, что такое выдающееся произведение валяется на полу, он описается от горя.

Он произнес последнюю фразу с оттенком мрачного злорадства.

— Доски не потрескались, следовательно, с картиной все в порядке, — успокоила его Труф. — Только рама немного пострадала.

— Раме крышка, — поправил ее Карадок и довольно хрюкнул.

Труф снова посмотрела на стену, туда, где висела картина. Высоко от пола на кремовой поверхности стены она увидела небольшую блестящую поверхность. Казалось, что это торчит хвостовик пули, выпущенной в стену. Труф присмотрелась: это была часть болта, на котором держался портрет. Труф нагнула голову и увидела почти у самых ног другую его часть. По всей вероятности, болт обломился. Ей это показалось странным, так как диаметр его превышал толщину ее пальца. Обломился? Но место «облома» было ровным и блестящим, будто болт кто-то перерезал, причем не пилой, а неизвестно чем.

— Ну и дела, — произнес Карадок, и Труф, забыв на мгновение о его присутствии, посмотрела на него. — Тебе повезло, что ты не оказалась рядом с этим шедевром. Он прихлопнул бы тебя как муху, — сказал он. — Я как раз шел на завтрак, слышу — грохот. Вначале мне показалось, это гром, но уж слишком сильный. — Он ухмыльнулся. — Я даже подумал, не стали ли ненароком разверзаться могилы.

Труф непроизвольно посмотрела в окно: небо было чистым и безоблачным.

— Это только пока, — заметив ее взгляд, сказал Карадок. — Увидишь, вечером тут такое начнется.

Он помолчал. Уходить ему явно не хотелось, но и уверенности в необходимости своего присутствия у него тоже не было. Видя нерешительность Карадока, Труф удивилась. Какое же впечатление она произвела на него в первый день, что он повел себя так вызывающе? Сейчас Труф как никогда требовался друг и союзник, ей надоело быть в роли отверженной. Выиграть в одиночку надвигавшуюся битву невозможно, а времени на поиски единомышленников уже не осталось.

Труф никогда не искала новых знакомств, всегда сторонилась теплых, дружеских отношений, считая, что они только отвлекают от дела, но сейчас она решила принять предлагаемое участие.

— Карадок, — сказала она, решив выяснить его позицию, по возможности найти ответы на свои вопросы и попытаться сделать его своим единомышленником, — не упоминал ли здесь кто-нибудь о тайных переходах, дверях в стенах, спрятанных коридорах и тому подобное?

Карадок пожал плечами.

— Была одна дверь, она вела из кухни в амбар, но вот уже лет сто, как его нет. Когда Блэкберн купил этот дом, дверь заделали. Стены кухни укрепили, и ничего там больше нет. Так говорил Джулиан. Правда, я знаю точно, что есть тайные проходы из спален третьего этажа в башни, я видел их на плане дома, — ответил Карадок, загадочно глядя на Труф.

— А здесь? — спросила она.

— Здесь их не может быть. Сама посуди, тут и барабанная комната, залы, коридоры. Им просто негде разместиться.

— Барабанная комната? — переспросила Труф.

— Да, храм. Кое-кто называет его так. Комната круглая, и, когда на улице буря, в храме стоит такой грохот, будто находишься внутри барабана. Разве что перепонки не лопаются.

— Вот как? — Ноги Труф перестали дрожать, она встала со стула, растерла носком туфли попадавшую со стены штукатурку, нагнулась и подняла болт. Повертев его в руке, Труф покачала головой, удивившись блестящему идеальному срезу. Никаких следов излома, ни единой зазубринки.

Да, но если болт был срезан, картина упала бы сразу, а не висела в воздухе, терпеливо дожидаясь, когда Труф окажется поблизости. И кто его смог так срезать? Похоже, что духи во Вратах Тени имеют на вооружении лазеры.

Труф решила переменить тему разговора.

— Послушай, Карадок, что ты думаешь об идее Джулиана попытаться открыть врата через две недели? «И что ты вообще обо всем этом думаешь?» — хотелось ей прибавить.

Карадок нахмурился.

— Может быть, у него что-то и получится. Хотя ты знаешь, иногда добиваешься каких-то результатов, но узнаешь об этом только через несколько недель. С магией всегда так.

«Да нет, если что-то получается, ты моментально узнаешь об этом». Труф не понимала, откуда у нее вдруг возникла такая уверенность. Еще она почувствовала, что Карадок не представляет существа работы, в которой участвует. Для него магия — это смесь иносказаний и мистики, а не могучая, необузданная сила.

— Магия — это способность к перевоплощению и не имеет ничего общего с трюкачеством Дэвида Копперфильда, — продолжал Карадок. — Я верю в то, чем здесь занимался Блэкберн, и не думаю, что можно найти лучшее время для открытия врат между мирами, чем сейчас. Человеку нужна помощь, не правда ли?

Труф перестала рассматривать болт и перевела взгляд на Карадока. Его глаза светились радостным светом, словно он видел все болезни мира и мог своими знаниями помочь человечеству. Труф видела, что ему безразлична своя собственная жизнь, Карадок готов принести себя в жертву ради достижения избранной цели.

Труф усмехнулась, столь явный идеализм раздражал ее.

— Как ты думаешь, что произойдет, когда врата между мирами будут открыты? — спросила Труф, пытаясь от общих слов перейти к более конкретным вопросам. Ей было небезынтересно, что Карадок ей ответит. Кроме собственных выводов о конечном результате работы Блэкберна, ей было необходимо знать и другие суждения.

— Как говорил сам Блэкберн, некогда боги и люди жили вместе. Сохранился миф об изгнании людей из рая, но на самом деле все произошло как раз наоборот — ушли боги, отвергнув людей. Тогда-то, в доисторические времена, и возникли два царства — царство богов и царство людей. — Карадок говорил бесцветным, унылым голосом, словно читая давно выученную наизусть лекцию.

Труф напряженно ждала.

— Контакты между царствами возможны, и установить их можно только с помощью магии. После того как врата были закрыты, человек перестал посещать мир богов. Они могут посещать наш мир, но мы их — нет.

— И Торн Блэкберн собирался устранить эту досадную несправедливость? — спросила Труф. Такая попытка говорила о большой самонадеянности, ведь Торну, когда он умер, не было и тридцати лет.

— Не Торн, а его работа. — Карадок мягко поправил Труф. — Блэкберн верил в то, что ритуал открытия врат — а это целая серия действий, длящаяся около двух недель, хотя все, кто говорит об этом, имеют в виду только его последнюю стадию, — даст цепную реакцию, в результате которой царства богов и людей вновь соединятся. И тогда мы сможем наконец спросить их, почему они нас покинули.

В тихих словах Карадока Труф услышала плач и печаль ребенка. «Папа, мама, зачем вы бросаете меня? Не оставляйте меня, не уходите!»

— А сами боги позволят открыть врата? — спросила она таким же тихим, ровным голосом. Свое суждение о вере Карадока у нее уже было. По ее мнению, он не понимал одного — боги, если это действительно они, будут бесстрастно наблюдать, как людей придавит той стеной, через которую они попытаются пробиться.

— Согласно философии Блэкберна, человек имеет право делать то, что может. Разум человека должен быть независим от религии и воли государства. Конечно, такие вещи, как воровство и убийство, прощать нельзя, — прибавил Карадок извиняющимся тоном.

Труф подозревала, что он выступает с этой проповедью довольно часто.

— Все ясно, — сказала Труф, хотя поняла она только одно — философия Торна Блэкберна позволяла человеку быть непочтительным к кому угодно, потворствовала любым его инстинктам, разрешала быть отпетым мошенником, то есть прощала все ради служения ему одному известной высшей истине. Даже если быть очень снисходительным к Торну, цели его благородными назвать никак нельзя, человечество неспособно выжить с таким размытым пониманием морали. Пока Труф собиралась с мыслями и искала подходящие слова, чтобы возразить Карадоку, объяснить ему ошибочность его мыслей, удобный момент прошел.

— Пойду поищу Джулиана. Нужно сказать ему о портрете, — неохотно проговорил он.

— Его нет, он куда-то уехал с Лайт. Так мне сказал Майкл, — вспомнила Труф. Ей не хотелось, чтобы Карадок уходил.

Он не понял истинного смысла слов Труф, но продолжал стоять.

— Он часто ездит с ней. Ей это помогает. Бедная девушка, как только мы откроем врата, она сразу выздоровеет.

— Как так? — удивилась Труф.

Карадок задумчиво смотрел на нее и наконец изрек:

— Как только мы откроем врата и увидим богов, Лайт станет нормальной.

— Ваши юноши будут видеть сны, а старики — знамения, — произнесла Труф. — Это из пророка Исайи, кажется.

— Да, вроде того, — покорно ответил Карадок. — В любом случае, не волнуйся, я скажу Джулиану о картине, когда он вернется. Хочешь позавтракать?

— Нет. — Труф покачала головой. — Мне нужно еще кое-что сделать. Спасибо тебе.

Карадок ушел. Труф стояла посреди комнаты. Ей казалось, что она в очередной раз приняла брошенный вызов. Или прошла очередное испытание?

— Ваши юноши будут видеть сны, а старики — знамения, — прошептала Труф. Но когда библейский пророк произносил эти слова, он говорил об эсхатоне — конце времени. Последние дни мира. Рагнарок. Армагеддон. Великий провидец даже представить себе не мог, что будущее уготовит его словам.

Но так ли далеко ушел от пророка Торн Блэкберн в понимании этих слов? Не считал ли он, что открытие пути и есть начало конца?

И если это так, то все эксперименты Джулиана далеко не игрушки, а кое-что пострашнее.

Самое страшное.

Предсказания представителей телефонной компании сбылись — новый спутниковый телефон задумчиво молчал. Труф не стала дожидаться возможности позвонить из Врат Тени, а решила прогуляться в город.

Выйдя из дома, она спрятала ожерелье и перстень в багажник машины, место менее досягаемое, чем ящик шкафа.

Все происходящее было похоже на поиски пропавших сокровищ, только наоборот. Труф с отчаянием думала, сколько еще времени ей удастся опережать неизвестного похитителя, нацелившегося на ее драгоценности. Когда-нибудь эти походы к машине могут показаться кое-кому подозрительными, ведь весь ее багаж находился в доме.

Труф начала вырабатывать в себе осторожность, она уже не ходила, отстраненно думая о своем, а внимательно смотрела по сторонам, ожидая подвоха со стороны хитрого и коварного поместья. До ворот, слава Богу, она добралась без всяких приключений. Анализируя свои ощущения, Труф давно догадалась, что Врата Тени оказывают воздействие на эмоции или воображение. За кованые ворота Труф вышла с таким прекрасным ощущением, словно на посошок ей дали стаканчик виски. Неудивительно, что Труф сама себе очень напоминала стремящуюся к саморазрушению героиню из готического романа. Она постоянно возвращается сюда, хотя, стоит ей выйти за пределы поместья, все происходящее в нем моментально перестает волновать ее.

Причем, если выходить пешком, это становилось более заметным. Заинтригованная быстрой сменой настроения, Труф повторила эксперимент. Она снова вошла в поместье, немного постояла и вышла из него. Проделав так несколько раз, Труф заметила, что четкой границы не было, точнее, сама граница, конечно, была, но она все время смещалась, то чуть ближе к поместью, то чуть дальше. Труф удивилась, что никто из обитателей никогда не говорил ей об этом феномене. Может быть, они редко выходили за ворота? Если бы они выходили чаще, то заметили бы воздействие. А Гарет? Он же проводил здесь большую часть дня.

А может быть, никто из них этого не чувствует? Не исключено, что эти странные метаморфозы происходят только с ней, с дочерью Блэкберна.

Труф усмехнулась, ей казалось маловероятным, что все злые силы поместья нацелились на нее. Конечно, увеличение числа паранормальных явлений можно связать с ее появлением в доме, но не исключено, что это всего лишь совпадение.

«Да, но как они нацелились на нее?» За своими раздумьями Труф и не заметила, как добралась до города. Скорее всего, ее преследовали за то, что она не принадлежала к кругу, а была пришлым, неверящим человеком, холодным наблюдателем. Но как ей еще вести себя, ведь она старается объективно выяснить свое прошлое. Следовательно, считается, что ее спокойствие и хладнокровие ненормально?

Труф думала как раз наоборот — ее поведение и реакции совершенно разумны и естественны, а вот то, что происходит в поместье, все эти видения и фантазии — это уже галлюцинации.

Но тогда как расценить происшествие с Лайт? А падение картины? Можно считать бредом все, что угодно, но только не эти события, они так же реальны, как и то, что Труф обнаружила холодное пятно на полу библиотеки. Что-то все-таки происходит в доме, где некогда жил Торн Блэкберн. И снова Труф будет вести себя как героиня готического романа, она вернется во Врата Тени, но не с целью погибнуть, а с намерением заставить дом раскрыть ей свою тайну.

— Дилан? Это говорит Труф.

— Труф? Вот здорово, ты откуда звонишь? — Дилан был искренне рад слышать ее. Труф почувствовала себя крайне неудобно оттого, что звонит по делу.

— Я обосновалась в городишке с названием Убей Тень, приехала во Врата Тени и застряла тут. — Труф решила без обиняков приступить к делу, ей всегда с большим трудом давались разговоры ни о чем. В нескольких словах она поведала Дилану краткую историю поместья, вкратце рассказала о том, что с ней происходило, и сделала вывод: — Думаю, что этот дом — центр паранормальной энергии. Я провела кое-какие эксперименты и обнаружила холодное пятно, правда, не уверена, что это именно то, что мне нужно. Здесь живет медиум. — «И она моя сестра», — чуть не вырвалось у Труф. Она стала перечислять все, что узнала и о чем догадывалась. — Владелец поместья, Джулиан, не хочет, чтобы по дому разгуливали посторонние, но против самих экспериментов не возражает. Вот я и звоню тебе…

Чтобы позвонить, Труф пришлось опять идти в библиотеку, и сейчас она сидела на маленькой деревянной скамеечке в сделанной под старину телефонной будке. Через стекло она видела справочную библиотеки и ряды книг, стоящих на полках начала века.

Убей Тень Труф нравился. Городок тихий и приветливый. Тогда почему ее все время не покидает страх? Труф почудилось, что очень скоро ей придется спасать его. Но от чего? И удастся ли ей сделать это?

— Что? Дилан, повтори, я не поняла тебя. — Труф внезапно почувствовала, что ничего не слышит. Странный тон Дилана вернул ее к действительности.

— Я говорю, почему бы не приехать мне самому с парочкой выпускников. Мы бы прочесали весь дом, потом я бы пригласил тебя пообедать…

— Нет, это невозможно. — Слишком быстрый ответ Труф прозвучал грубо, и она постаралась несколько сгладить отказ. — Говорю тебе, Джулиан не хочет, чтобы в доме находились посторонние.

Длинная пауза.

— А, ну ладно, — сказал Дилан, и звучавшие в его голосе дружеские нотки исчезли. — Джулиан, говоришь? Это тот самый отшельник, новый хозяин Врат Тени?

— Слушай, Дилан, ты разговариваешь как герой плохого готического романа, — перебила его Труф. Сейчас она уже не вспоминала свои меланхолические фантазии о потерянных возможностях. Дилан начинал раздражать ее, но нужно сдерживать себя, иначе ей не удастся упросить его помочь ей.

— Слушай, этот Джулиан богат как черт и может купить наш институт на сдачу.

Дилан засмеялся.

— Пусть покупает, если у него есть два с половиной миллиона.

— Наверное, есть, — ответила Труф, вспоминая увиденное.

Опять тишина.

— Он занимается тем же, что и Блэкберн, — внезапно выпалила она.

— Он знает, кто ты? — осторожно спросил Дилан.

— Да, — ответила Труф. «Как надоели эти постоянные напоминания, что я дочь Торна». — Дилан, я здесь нашла свою сестру. У меня нашлась сестра, Дилан, и она здесь. Ты знаешь…

— Слушай, Труф, я выезжаю немедленно, — прервал он ее. — Ты даже не представляешь, какой опасности подвергаешься. Эти люди способны на что угодно.

Его безапелляционный тон, желание вмешаться немного успокоили Труф. В то же время для какой-то неосознанной, неведомой части ее сознания идея Дилана показалась забавной, ведь этот наивный человек, совсем не зная Труф, вызывается защищать ее.

Молчание.

— Знаешь, Дилан, я беспокоюсь за тебя, — пытаясь стряхнуть мрачные мысли, произнесла Труф. — Мне кажется, что я совсем неплохо знаю, как ты говоришь, «этих людей». Даже лучше, чем многие.

— Но у тебя есть сестра, подумай о ней, — настаивал Дилан.

— У Блэкберна было много детей. Одна из них находится во Вратах Тени, что в этом особенного? — ответила Труф с вызовом.

На другом конце провода последовало угрожающее, многозначительное молчание, по которому Труф сразу определила, что Дилану есть еще что сказать.

Беседа складывалась совсем не так, как она себе представляла. Неужели она совсем не умеет разговаривать с людьми? Или Дилан взял тайм-аут, чтобы после него нанести самый эффективный удар?

«Выбор. — Труф снова услышала неведомый голос — Сейчас, здесь, дочь земли, тебе предстоит сделать свой окончательный выбор».

— Дилан, послушай. — Труф снова попыталась вернуть разговор в прежнее русло. — Сейчас самое главное — составить карту паранормальных явлений, происходящих во Вратах Тени. Джулиан сказал, что в ноябре он разрешит делать в доме все, что угодно, но не раньше. Карту же, я думаю, необходимо начать составлять сейчас. Мне очень нужна твоя помощь. — Ей хотелось сказать другое: «Дилан, здесь очень опасно, но если я тебе скажу это, ты просто не будешь дальше слушать меня».

Труф замолчала, тяжело вздохнула и вытерла платком вспотевший лоб. Бессонная ночь давала о себе знать: начали болеть плечи и ноги, а телефонная трубка чуть не выпадала из слабеющей руки. Последние дни для Труф были страшно утомительными, казалось, что ее усталость материализовывалась в стены, образуя проход, по которому Труф была вынуждена идти.

— Мне требуется твоя помощь, — повторила Труф. — Пришли мне оборудование, камеры, мониторы. Я знаю, что это тебе будет трудно, Дилан…

— Трудно? — тихо переспросил он. — Значит, ты ничего не знаешь.

Разговор снова прервался.

— Что я должна сказать, чтобы ты выполнил мою просьбу? — в отчаянии выпалила Труф, чувствуя, что ее план начинает терпеть неудачу. В другом случае Труф просто положила бы трубку, не забыв сказать дежурное «спасибо», но сейчас она так просто сдаваться не собиралась. Речь идет не о нормальных людях и не о тех придурках, с которыми она чаще всего имела дело. Все было значительно серьезней.

— Мне нужно оборудование, я должна все выяснить. Пока не случилось что-нибудь ужасное. — Последнюю фразу она прибавила полушепотом.

Откуда-то издалека послышался тихий вздох Дилана.

— Не в этом дело, Труф. Все эти барометры и мониторы страшно дорогие вещи. Ты знаешь, сколько стоит только отснять одну пленку? Тысячу двести долларов. В какую статью расходов, по-твоему, я должен упрятать такие деньги?

— Я заплачу за все, — пробормотала Труф.

— Так не пойдет, — отрезал Дилан.

Труф опять услышала его вздох. Ей показалось, что она не только слышит, но и чувствует дыхание Дилана. Кольца подающих на ее щеку волос легонько колыхнулись. Труф не знала, как ей относиться к игре воображения. Радоваться ей или страшиться?

— А что ты вообще там делаешь? — спросил Дилан, и Труф почувствовала в его голосе беспомощность.

Труф не могла больше сдерживаться, ее чувства начинали выходить из-под контроля.

— Что я тут делаю, говоришь? — взвилась Труф. — Я делаю то, о чем ты меня всегда так горячо просил. Вмешиваюсь, вот что я делаю. Я совершаю безрассудные поступки, играю своими чувствами. — Она засмеялась, как показалось ей самой, истерическим смехом. — И я начинаю лучше узнавать своего отца, Дилан. Не к этому ли ты всегда меня призывал?

— Я приеду и заберу тебя оттуда. И если твой Джулиан или остальная братия попытаются помешать мне… — Голос Дилана был резок и настойчив. Труф почувствовала, как напряжение исчезло. Слова Дилана, прозвучавшие, как хлесткие удары бича в тишине, вернули ее в сознание и в этот мир.

— Этот «мой Джулиан» укажет тебе на дверь и будет прав, у тебя нет никаких причин вламываться к нему. Я не сбежавший из дому подросток, — сказала Труф. Голос ее дрожал, она изо всех сил старалась говорить спокойно, хотя чувства подсказывали ей, что она должна кричать на Дилана. Если бы он был здесь, она бы разорвала его в клочья. — Я вполне взрослая женщина, и мне нужно оборудование. Мне казалось, что ты будешь готов помочь мне. Что ж, я ошибалась. Все. — Труф вздохнула и хотела повесить трясущимися руками трубку.

— Хорошо, я помогу тебе. — Глухой голос Дилана прозвучал так громко, что Труф отпрянула. — Посмотрю, что тут можно придумать. Куда тебе можно позвонить?

Она выиграла, но победа не принесла Труф радости.

— Я живу во Вратах Тени, но связь там крайне ненадежна. У меня есть спутниковый телефон, арендовала в одной фирме, но не знаю, будет ли он работать. На всякий случай записывай все. — Она продиктовала номера, во избежание ошибки Дилан повторил их.

Труф помолчала, вешать трубку сразу показалось ей невежливым. В конце концов, Дилан не заслуживал такого отношения.

— Извини, Дилан, если я погорячилась. Тут у меня… — она осеклась. Прикрываться смертью Кэролайн, искать дешевого снисхождения — это было уже слишком. — …случились некоторые неприятности личного плана, — закончила Труф. — И я очень беспокоюсь за тех, кто находится во Вратах Тени. Они разыгрывают из себя бывалых оккультистов, устраивают обряды в доме, где происходят ненормальные вещи, и не подозревают, что играют со спичками.

— А учитывая, что у Джулиана денег куры не клюют, спичек он может накупить много, — произнес Дилан фразу, которую давно хотел высказать. — Труф, если от меня требуется еще что-нибудь, говори, не стесняйся. Может быть, мне перекинуться парой словечек с Колином?

— Не нужно, Дилан, — быстро ответила Труф. Что бы ей сказать такого, чтобы Дилан не заподозрил ее? — Подожди несколько недель. Ладно? — Каким-то странным показался Труф ее собственный голос, как легкий шум листьев на кладбище.

— Ну хорошо, — ответил Дилан с явным сомнением. — Постараюсь сделать все, о чем ты просишь.

— Спасибо, — искренне ответила Труф. Нужно было сказать еще что-нибудь, но Труф не любила говорить того, что не думала или не чувствовала, фальшивить она не умела. — Я сразу подумала о тебе, — прибавила она.

Она почувствовала, что Дилан доволен, она слышала это по его дыханию. Странно, но ей было неприятно сознавать глубину его чувств к ней. Труф ничего не сделала такого, чтобы дать повод Дилану испытывать к ней такое сильное чувство. Она не стоит, не заслуживает его любви.

Но почему она недостойна любви? Неужели любовь к ней может нести только разрушение? Труф была всерьез опечалена.

— Продолжай и дальше думать обо мне. А завтра я тебе позвоню, попробую прорваться.

— Хорошо, — ответила Труф.

Через несколько минут после того, как она повесила трубку, она уже забыла весь разговор с Диланом. Ни его чувства, ни стремление помочь ее уже не волновали, как перестает волновать выдернутый зуб. Дилан заслуживает большего, чем она, вернее, чем ее доброе слово.

В какой-то момент Труф представила себе, как она гуляет с Диланом по саду студенческого городка и говорит с ним о всякой всячине. С какой целью? С целью выяснить, что же представляет собой Дилан Палмер и каково ей будет с ним.

Но это было только на мгновение, а затем в ее мысли снова вторглась реальность. Дилан любил тратить время понапрасну, зачем ему делать это именно с ней? Если он узнает, кто она…

«Ну и что произойдет?»

Но он прекрасно знает ее и, кажется, ничего не имеет против.

Она вспомнила слова Хиауорда, сказанные в тот вечер за обедом.

«Не боишься? Не собираешься дать стрекача отсюда?»

Сейчас они уже не вызывали такой смех.

Труф бродила по городку до самого вечера. Днем она поела в небольшом китайском ресторанчике и пошла осматривать дорогостоящие магазины главной улицы в поисках вещей, способных украсить или освежить ее гардероб. Труф собиралась остаться во Вратах Тени надолго и не хотела выглядеть как бедная родственница.

В одну из своих остановок Труф наткнулась на изысканную темно-голубую, продернутую серебристой ниткой шаль с пушистой бахромой. Она была похожа на ночное небо, усыпанное звездами. Труф шаль понравилась настолько, что она тут же купила ее, хотя понятия не имела, с чем ее надевать. Присмотревшись, в том же магазине она купила еще и длинный бархатный пиджак, а к нему серьги с зеленым ониксом в серебряной оправе.

Она вышла на улицу и уже начала жалеть о потраченных деньгах, как в нескольких шагах от себя за стеклом другого магазина увидела платье. Магазин назывался «Новинка». Глядя на позолоченные буквы и фамилии известных модельеров на стекле, Труф решила туда не заходить. Правда, это было еще до того, как она заметила платье.

Платье сидело на манекене как влитое, оторваться от него было просто невозможно. Оно переливалось на солнце всеми возможными оттенками зеленого цвета, от отливающего голубизной изумрудного до иссиня-желтого. Сшито оно было из шелка и покрашено едва заметными разводами, так что у смотрящего создавалось впечатление, будто по платью бегают яркие, разноцветные языки пламени.

Покрой верха был прост и изящен, ничего лишнего, только тонкая бархатная полосочка на шее, но зато юбка… Это был просто шедевр. Даже через стекло Труф видела с десяток тончайших разноцветных сеток, придававших юбке пышность платья принцессы. Труф мысленно примерила платье и показалась себе Золушкой, отправившейся на бал, но заблудившейся и по ошибке попавшей в заштатный городишко Убей Тень.

— Сколько стоит это платье, которое висит в витрине? — Труф не помнила, как вошла в магазин и обратилась к продавщице.

Та оказалась женщиной с умом и не стала сразу ошарашивать покупательницу. Подойдя к манекену и сняв платье, она поднесла его к Труф. Труф потрогала платье, ощутила тяжесть и приятное прикосновение материала, его блеск и мягкость. Он тек между пальцами, как нежные, взбитые сливки.

Труф поднесла платье к окну и внимательно осмотрела на свет. Оно должно ей подойти.

— Сколько оно стоит? — спросила она продавщицу, но та оказалась еще хитрее.

— К нему не нужно никаких украшений, — ответила коварная продавщица.

— Так сколько же оно стоит?

Побежденная продавщица назвала сумму недельного заработка Труф.

«Какое прекрасное место этот Убей Тень, — подумала она. — В любом цивилизованном месте с меня взяли бы как минимум в два раза больше. Это платье будет неплохой компенсацией за все мои страдания, в нем я поеду на бал…»

— Ваша шаль очень подходит к нему, — неуверенным голосом произнесла продавщица.

Труф посмотрела на сумку и увидела выглядывающую из нее шаль. Она поднесла шаль к платью и увидела, что продавщица оказалась права. Звездное небо и поле; от платья и шали веяло той дикой свободой, в которой Труф себе постоянно отказывала.

— Боюсь, их нельзя носить вместе, — пробормотала Труф.

— Примерьте, и сами убедитесь, — уверяла настырная продавщица.

Конечно, все подошло. Труф стояла в примерочной и надевала новые серьги. Все было в тон — и длинные серьги, отбрасывающие на платье неяркий свет, и само платье с пляшущими языками пламени. Труф покрутилась перед зеркалом, и юбка, сверкая, слегка поднялась, оголив икры, скользнула по ногам серебристой пеной.

Когда же Труф накинула на плечи шаль, она увидела отражение принцессы-цыганки, властной, решительной и самоуверенной.

«Одежда — это сила. Маги всегда тщательно выбирают одежду. Как ты одеваешься, таков ты и есть. Власть и силу можно надеть как накидку, и тогда ты станешь тем, кем хочешь стать».

Труф кивнула головой, серьги в ее ушах покачнулись и сверкнули.

Только одно портило вид — повседневные туфли.

Труф покинула «Новинку» через пятнадцать минут с платьем, завернутым в мягкую бумагу и упакованным в коробку. Труф даже забыла снять с шеи тонкую бархатную полосочку. Не замечая этого, она так и шла с ней по улице. Труф направлялась в обувной магазин, адрес которого предусмотрительно спросила у продавщицы. Какая разница, что Труф пока не знала, куда пойдет в своем сказочном наряде, она найдет для него и время, и место.

Войдя в обувной магазин и посмотрев на кассиршу, Труф показалось, что она ее уже где-то видела. Она принялась внимательно разглядывать женщину, пытаясь вспомнить ее.

— Я Мэри Линдхольм, помните? — подсказала кассир. — Из пансиона.

— Ну конечно, — ответила Труф. — Не ожидала увидеть вас здесь. Как ваши дела?

Миссис Линдхольм безнадежно махнула рукой.

— Когда мастер увидел мой дом, он чуть не обалдел. Сказал, что за всю жизнь не видел ничего подобного. И действительно, такое впечатление, что кто-то ночью подкатил к дому, аккуратно снял крышу, опустил сотню пожарных шлангов и залил все помещение. Опять придется начинать сначала. Ума не приложу, как это могло произойти. — Она попыталась успокоиться. — А пока дом ремонтируют, я вот тут помогаю сестре. Вам нужны туфли?

Труф объяснила, что она хотела бы купить, а для большей наглядности показала миссис Линдхольм только что купленное платье.

Миссис Линдхольм улыбнулась.

— Мне кажется, я знаю, что вам нужно.

Вернулась она через несколько минут, держа в руке коробку.

— Я так и знала, что они здесь. Рокси хотела вернуть их обратно в конце сезона, но позабыла, а потом эти мошенники отказались их взять. Посмотрите эти туфли, а о цене мы сможем договориться.

Труф взяла из рук миссис Линдхольм коробку и, приоткрыв ее, посмотрела внутрь. Там лежали туфли, достойные принцессы эльфов: нежно-зеленого цвета, украшенные фианитом под изумруд, с отделанным золотой полоской «кубинским» каблуком. Труф посмотрела на золотые буквы фамилии дизайнера и оторопела. Позволить себе купить такие туфли, да еще после того, как она отвалила столько денег за платье?

Но почему бы просто их не примерить, не разыграть из себя кредитоспособную покупательницу?

Труф расшнуровала и сняла свои коричневые туфли и надела подследники, предложенные миссис Линдхольм. Выходя из Врат Тени, Труф не намеревалась покупать туфли, поэтому надела свои на босу ногу.

С замиранием сердца она шла к зеркалу, чувствуя, как в потоке падающего на них света туфли переливаются и горят. Труф казалась себе Элли из книжки «Волшебник Изумрудного города».

— Прекрасно, — сказала Мэри и назвала сумму, немного превышающую цену платья и шали вместе взятых. Но по правде говоря, настоящая цена туфель в другом месте была бы раза в три больше, и Труф хорошо это понимала.

— Но это же Стюарт Вайцман! — пробормотала Труф. — Ведущий дизайнер мира в обуви. Больше тысячи долларов!

— У всех нас бывают минуты, когда хочется побезумствовать, — улыбнулась Мэри Линдхольм. — Кто знает, может быть, сегодня у вас такой момент? Берите, Рокси увидела их на ярмарке и, не устояв, купила. Как видите, они все еще здесь. Я говорила ей — в нашем задрипанном городке такие туфли не продашь.

— Я беру их, — с отчаянием обреченного сказала Труф. — Только чтобы доказать вам, что вы неправы. — Она улыбнулась. А вдруг миссис Линдхольм угадала, и у нее сегодня день безумств? Поминки по той, кем могла бы стать Труф Джордмэйн.

Не дыша, словно после встречи с привидением, Труф вышла из магазина с двумя коробками в руках. Пора было возвращаться домой, во Врата Тени.

На обратном пути Труф старалась не думать, ожидая, что подсознание подскажет ей ответы на все вопросы и разрешит все загадки. Однако ничего подобного не случилось. Вместо этого разум совершенно неожиданно сконцентрировался на совсем туманной проблеме — будущем Труф.

Что она будет делать оставшуюся жизнь? Труф работала, и выгонять ее никто не собирался. До сего времени статистическая парапсихология казалась ей занятием волнующим и перспективным. Что касается личной жизни, то тут…

Личной жизни не было, и Труф не пыталась ее устроить. Были коллеги, знакомые, но это не друзья. Дилана можно было считать наиболее подходящей кандидатурой на роль друга только в перспективе. Сегодня утром Труф просто сыграла на его добром к себе отношении и вырвала у него обещание помочь.

«Да нет, как женщина я его едва ли интересую». Труф не допускала мысли, что Дилан пылает к ней пламенной любовной страстью.

«Пусть он сам решит», — возразил хитрый и коварный блэкберновский внутренний голос.

«Не старайся скандалить с ним, не произноси „доброе утро“ так, будто оно у тебя испортилось сразу, как только ты его увидела. Почему он до сих пор называет тебя „мисс Джордмэйн“? Это же смешно».

Это поправимо, но что все-таки делать остаток жизни? Отсидеть его за столом в институте имени Бидни? Если она напишет книгу о Торне Блэкберне, да еще опубликует ее — тогда да. Тогда жизнь сразу изменится, посыпятся приглашения на лекции, семинары, появится много вариантов с работой…

При условии, что Труф будет продолжать заниматься именно этой проблемой.

В этой точке воображение иссякало, поскольку вне своего института или подобного ему Труф ни себя, ни своей дальнейшей жизни не представляла. Все предыдущие годы, ее интересы, образование, вкусы привели Труф к парапсихологии. Труф сравнила себя со стрелой, стремящейся к цели, с человеком, влекомым своей верой.

Впервые она пыталась проанализировать саму себя и сделать вывод о своем прошлом с жестокой строгостью и честностью. Труф задумалась, не является ли ее кичливое самоудовлетворение работой и карьерой всего лишь еще одним звеном в длинной цепи ошибочных выводов и суждений? Что, если ее жизнь предназначалась не для парапсихологии, а для более тонкого предмета?

Что влечет ее? Наука или магия?

Когда Труф подошла к дому, она увидела Доннера и удивилась его занятию. Он кружил на мини-тракторе по лужайке и с помощью какого-то устройства, очень напоминавшего пылесос, собирал опавшие листья, оставляя за собой зеленые бархатные полосы. Доннер помахал Труф, и она махнула ему в ответ. За ним, над низенькими холмами штата Нью-Йорк, претенциозно называемыми жителями штата горами, собирались тяжелые грозовые тучи. Утреннее предсказание Карадока начинало сбываться.

Вспоминая то, что происходило во Вратах Тени во время предыдущей бури, Труф поежилась. Она правильно сделала, что вернулась пораньше, спать она ляжет рано.

Роскошный БМВ Джулиана стоял под балконом, между «сатурном» Труф и белого цвета «вольво». Труф вспомнила, что ей нужно поговорить с Джулианом и увидеть Лайт. Она поправила на плече сумку и заторопилась к лестнице. Не успела она ступить на самый верх, как из-за угла дома, волоча за собой два огромных мешка с сухими листьями и травой, показался Гарет. Увидев Труф, он улыбнулся.

— Приветик, — крикнул он, выпуская мешки. — Из города? — спросил он и тут же, не дожидаясь ответа, прибавил: — Знаешь, что случилось сегодня ночью? Могущественные собираются силы. Джулиан говорит, что нам даны знамения владыками стихий и скоро мы увидим астральные тела хранителей.

«Очень странно», — подумала Труф, подозрительно рассматривая Гарета. Она никак не могла понять, почему этот юноша в помятых джинсах и футболке, совершенно нормально выглядящий, говорит заклинания из арсенала накачанных опиумом и алкоголем спиритов эпохи упадка. Еще более странным было слышать его разглагольствования таким прекрасным осенним вечером, да к тому же в долине Гудзона.

— Это великолепно, — фальшивым радостным голосом ответила Труф, с любопытством оглядывая пылкого юношу.

Гарет улыбнулся. Улыбка у него тоже была совершенно нормальной и очень милой. На какое-то мгновение Труф показалось, что из них двоих ненормальной была именно она.

— Ой, да я совсем забыл, — поправился Гарет. — Ведь ты была там и видела, как все происходит. Здорово, да?

Он стоял, ожидая ответа. Весь его вид требовал подтверждения тому, что калейдоскоп галлюцинаций — непонятно почему падающие картины, мистические призрачные олени и вообще перевернутый мир — это просто здорово.

Про оленя, правда, Гарет не должен бы знать, Труф никому не говорила о своей встрече с ним по дороге домой. Значит, Джулиан предвидел это и рассказал ему.

Но если таинственные олени, а также лошади, волки и собаки являются отголоском работы, начатой еще Блэкберном, а не паранормальными явлениями, чего же тогда стоит ее теория о том, что все происходящее во Вратах Тени — это не магия, а воздействие дома с привидениями?

А что было вначале — магия или маг?

— Труф, — окликнул ее Гарет.

— Извини, Гарет, я задумалась.

— Очутиться в момент появления нового зона — это и страшно, и восхитительно, да? — сказал Гарет, стараясь вызвать Труф на разговор. — Послушай, ты в самом деле не хочешь к нам присоединиться? За две недели ты вполне можешь пройти путь от неофита до зелатора, приобрести свободный доступ в храм и участвовать в наших ритуалах.

Труф молчала. Она понятия не имела, кто такой зелатор. Скорее всего, думала она, это блэкберновский эквивалент скаута первой ступени. Труф волновало совсем другое — она никогда не представляла себе, что может сделаться участницей ритуалов. Они казались ей отвратительными. Теперь же эта идея неожиданно показалась ей интересной и привлекательной.

— Я подумаю, ладно? — ответила она.

— Конечно, — ответил Гарет, сияя восхитительной улыбкой.

Труф осенила жестокая мысль — она подумала, что не встрече с ней радуется Гарет, а вытянутому из нее туманному обещанию. Труф даже мысленно представила, с каким удовольствием он сообщит всем об этом, и ее передернуло. Интуиция, обострившаяся за время пребывания здесь, подсказывала Труф, что милый мальчик Гарет совсем не лишний в доме. Он значительно более «свой», нежели Майкл. Хотя бы потому, что в отличие от Майкла он изо всех сил старается быть частью всего происходящего.

Гарет взялся за мешки.

— Ну, я пошел, нужно собрать листья со всего поместья, а времени мало. Обычно мы жгли их здесь в любое время, у нас есть установка для сжигания подобной дряни, но недавно власти заявили, что она устарела, и разрешили пользоваться ею только в течение двух недель в году. Так что до ноября нужно успеть.

Труф сочувственно улыбнулась. Ей нетрудно было представить, что придирки местного начальства продиктованы не страстью к порядку и не заботой оградить нежную окружающую среду от дыма малогабаритной установки, а давно укоренившейся ненавистью к Вратам Тени и его обитателям. Причем всем обитателям, включая самого Элкану Шейдоу.

«Напрасно вы стараетесь сковать цепями то, что должно быть свободным, тщетно стремитесь укротить то, что не выносит неволи, ибо в ярости своей оно сбросит оковы, и восстанет, и займет принадлежащее ему по праву место среди тех, кто мчится…»

Труф увидела, что Гарет сейчас исчезнет за поворотом.

— Гарет! — позвала она. Он остановился. — Мне нужно поговорить с Лайт, ты не знаешь, где она?

— Где-то около лабиринта, за домом. Оставь вещи на ступеньках, я потом занесу их.

— Спасибо, не нужно. Я сама. — Труф поставила сумки на скамейку у двери. Разговор с Лайт займет немного времени, да и некому здесь красть.

Труф обогнула угол дома и прошла под большим навесом, под которым некогда прятались от непогоды уезжавшие гости. Где-то недалеко должна быть конюшня или то, что от нее осталось. Труф внимательно огляделась, но увидела только террасу, сад, а слева от себя — лабиринт. Значит, конюшня сгорела в одном из бесчисленных пожаров.

— Лайт, — негромко позвала Труф. Она прошла к самому лабиринту, но Лайт не увидела. Джулиан как-то говорил, что она любит уходить в глубь леса. Если она и сейчас повторила свой маршрут, то Труф может искать ее до второго пришествия нового зона, причем успех поисков будет крайне сомнителен.

Труф подошла ко входу в лабиринт и заглянула внутрь. Может быть, Лайт бродит сейчас по его белым гравиевым дорожкам? Лабиринт был не очень сложный, выход из него найти не так трудно, нужно только попеременно поворачивать то вправо, то влево, и выйдешь к центру.

Труф решила войти, сделала несколько шагов и внезапно услышала голоса. Через несколько секунд показались Лайт и Майкл. Обняв девушку за плечи, Майкл что-то ей рассказывал. Лайт весело смеялась, ее серебристые волосы, разметавшиеся по руке Майкла, при каждом шаге поднимались и вились в воздухе легкими облаками. Майкл легонько дотронулся до ее носа, а Лайт, заигрывая, мягко стукнула его по груди. Труф возникла перед ними неожиданно. Лайт вздрогнула, как ребенок, чей секрет внезапно раскрыли. Не убирая руку с плеча Лайт, Майкл напряженно смотрел на Труф. Он не пытался ни делать вид, что ничего не случилось, ни «заговаривать зубы» Труф. Да этого и не требовалось, Труф никогда не была ни доносчиком, ни двурушницей.

— Привет, — произнесла она дружелюбно. — Лайт, я искала тебя, Гарет сказал, что ты здесь. Как ты себя чувствуешь после того, что случилось вечером? — спросила Труф.

— А что случилось? — неуверенно и несколько встревоженно ответила девушка. — Вроде бы ничего. У меня все нормально.

По веселому тону ее голоса Труф подумала, что Лайт, должно быть, ничего не помнит о том, что с ней произошло, а вот больницу, где из нее вытягивали и выбивали информацию, она помнит очень хорошо. И людей, которые истязали ее, она тоже помнит. Труф пожалела о своем вопросе.

— Тогда мы в полном порядке, — улыбнулась Труф. Ей стало любопытно, говорил ли Джулиан Лайт о том, кто ее отец? Если да, то в этом случае у Лайт хватит сообразительности понять, что они сестры. — Мне просто захотелось увидеть тебя.

— Ты не будешь спрашивать меня про Торна? — Лайт вопросительно посмотрела на Труф.

Краем глаза Труф увидела, как Майкл нахмурился.

— Я не собираюсь говорить о том, о чем тебе не хочется разговаривать, — ответила Труф, и это было сущей правдой. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном. — Труф старалась произносить слова медленно и очень внятно, словно перед ней стоял ребенок-несмышленыш. Но что заставляет Труф так о ней думать? Лайт прекрасно все понимает, она просто другая, но ее отличие невозможно выразить никакими словами.

Лайт хихикнула и, опустив голову, стыдливо посмотрела на Труф сквозь ресницы.

— Ты знаешь один секрет, — произнесла она.

Труф задумалась, ей показалось, что она не расслышала местоимение.

— Кто? Я? — переспросила она удивленно.

Продолжая улыбаться, Лайт кивнула. Труф посмотрела на Майкла, ища в его глазах ответа на свой немой вопрос.

— Как ты думаешь, Труф хочет, чтобы это так и оставалось тайной, или она желает ее нам рассказать? — спросил Майкл.

Ничего не говоря, Лайт подошла к Труф и протянула руку. Труф дотронулась до нее, и Лайт сильно сжала ее пальцы.

— Она очень встревожена, — медленно произнесла Лайт, словно читая слова на незнакомом языке. — Она переживает. Потому что я знаю об этом? Нет, ее волнует другое, она думает, что подумают остальные, когда узнают ее тайну. Но все равно, она считает, что об этом лучше всем знать. Труф не любит долго хранить секреты, — произнесла Лайт, глядя ей в глаза.

Труф надоела демонстрация способностей Лайт, к тому же она не видела в них ничего странного или таинственного. Обыкновенная телепатия, только, правда, догадки Лайт звучат уж слишком точными.

— Лайт — моя сестра, — сказала Труф, посмотрев на Майкла. Пальцы Лайт дрогнули и еще крепче сжали ее ладонь — значит, она сказала то, что девушка и ожидала.

Было ли это воздействием психики Лайт, но только, когда Труф посмотрела на ее лицо, ей показалось, что она слышит голос Майкла.

«Если вы не хотите уезжать отсюда ради себя, сделайте это ради спасения Лайт».

Труф мотнула головой, стряхивая наваждение.

«А что бы сделали вы, будь на моем месте?» — пронесся в ее голове ответ.

— Мы разговаривали с Лайт о ее таланте, — произнес Майкл, словно отвечая на немой вопрос Труф.

— Майкл говорит, что мне не нужно видеть всякие вещи, — произнесла Лайт без всякого раздражения.

— Майкл говорил, что все чувства — это дар Божий, — поправил ее Майкл, подходя ближе — А задача человека — научиться владеть ими.

— Имеется в виду, что Лайт не должна пользоваться своими способностями? — резко спросила Труф.

— Имеется в виду, что люди посланы жить в этом мире и здесь мы должны соответствовать ему, а не стараться перенестись в другой мир. У Лайт выдающиеся способности, но не исключено, что в этом мире ее задача не пользоваться ими.

— Ничего себе, — попыталась возразить Труф, но пожатие руки Лайт удержало ее от дальнейших комментариев. Но действительно, разве плохо быть таким, как все, если отличие от остальных несет такую боль?

— Вы же не заговариваете с каждым встречным и не приглашаете его к себе в дом. И наверное, не хотите, чтобы это делала и ваша сестра. Но тогда почему Лайт должна общаться с невидимыми незнакомцами? Ведь в этом случае ей не на кого надеяться, только на свои суждения. Помощи ей ожидать не от кого.

— То есть вы хотите, чтобы она… — Труф никак не могла найти слова помягче.

— Приняла предложение того, кто помог бы ей и закрыл дверь ее души для нежелательных сил, — подсказал Майкл. — Не говорить ей то, что она творение рук Божьих, — это по крайней мере дерзость, но не оказать ей помощи тогда, когда она наиболее в ней нуждается, — это уже преступление, — закончил Майкл. Его мягкая улыбка смягчила монолог, лишив его фанатичности.

— Я вижу твою душу, — обрадованно сказала Лайт, повернувшись к нему. Она собиралась еще что-то сказать, но Майкл прижал к губам палец.

— Помолчи, а то твоя сестра подумает, что я плохо на тебя воздействую. Она будет считать меня религиозным фанатиком, одержимым стяжанием милости Божьей и заставляющим всех следовать за собой.

— А кто вы на самом деле? — с вызовом спросила Труф, готовая к схватке.

— Стяжать милость Божью можно разными средствами, — уклончиво ответил Майкл. — Но только одно из всех считается наиболее безопасным. Однако эта безопасность покупается ценой слез, печали и страданий, и платить ее приходится каждый день. — Майкл посмотрел на Труф. — Мне кажется, я начинаю надоедать вам. Вы и так считаете меня немного нудным. Оставляю вас с Лайт и удаляюсь.

— Нет, нет, — воскликнула Труф, вспоминая об оставленных у двери сумках. Она видела, что Лайт счастлива в обществе Майкла, и решила больше не нарушать их уединения. — Мне нужно идти, я просто хотела повидаться с Лайт.

— Ну хорошо, — сказал Майкл. «Пока хорошо, — сказали Труф его глаза. — А что потом?»

Когда Труф подошла к дверям дома, сумок не было, но ей и в голову не пришло, что их кто-то стащил. Труф вспомнила обещание Гарета и почувствовала себя крайне неудобно.

«Нужно было занести их самой», — подумала она. Труф показалось странным, что Гарет изо всех сил старается как можно прочнее занять свое место в круге. Зачем? Его место и так принадлежит ему по праву. Труф решила сразу направиться в свою комнату.

Она вошла в дом и ощутила солоноватый и одновременно приторный запах ладана. В ее сознании внезапно всплыли события первой ночи пребывания в доме. Труф попыталась отбросить их. Обоняние, конечно, важнейшее из чувств, способное вызывать нелогические ассоциативные воспоминания, но сам по себе запах ладана ничего не значил, ну, может быть, только то, что дверь в храм открыта. Как ни пыталась Труф, она не могла вспомнить, чувствовала ли запах ладана, когда была там. Она пошла наверх и, к своему удивлению, обнаружила, что открыта не только дверь в храм, но и в ее комнату тоже.

Труф остановилась и прислушалась к доносящемуся оттуда шороху. Неужели Гарет обыскивает ее вещи? Нет, пора положить этому конец. Труф влетела в комнату и остановилась как вкопанная.

У зеркала стояла Фиона Кабот и примеряла один из нарядов Труф — кофточку из прозрачного шифона и приталенный бархатный пиджак. Труф всегда волновал один вопрос — почему человек, который отчаянно старается заслужить уважение, считает, что должен одеваться как модель из голливудского каталога?

Сумки были вытряхнуты, оберточная бумага валялась по всему полу. Труф стояла и смотрела, как Фиона натягивала на себя ее одежду. Пиджак был ей определенно мал, но Фиона с явным удовольствием крутилась у зеркала. Она заметила Труф и повернулась.

— А, это ты, — протянула она. — Я видела, как белобрысый идиот заносил к тебе сумки, и зашла посмотреть, не пригодится ли мне что-нибудь…" Она очень серьезно и невозмутимо смотрела на Труф.

Труф показалось странным, что Фиона околачивается в ее комнате столько времени и еще не сгорела от своей собственной, парализующей окружающих злости.

— Убирайся отсюда, — отчетливо произнесла Труф. — Снимай все и проваливай.

— А ты попробуй выкинуть меня, — улыбнулась Фиона. Увидев ее гадкую, сальную физиономию, Труф почувствовала брезгливость. — Как часто повторял твой дорогой папаша, я имею право делать здесь все, что хочу, а ты в это время можешь немножко поплакать. И знай, что если пожалуешься Джулиану, то он тебе сразу отшибет охоту ошиваться тут. Так что успокойся и впредь делай то, что я тебе прикажу. — Фиона сняла пиджак, бросила его в угол и направилась к сумке.

— Слушай, ты, сука, — прошипела Труф.

Ненависть прошла, ее сменило холодное негодование и удивление, которые испытывает человек, впервые столкнувшийся с подонком. Он видел его по телевизору, читал о нем в книжках, но сам не встречал никогда. Перед Труф сейчас стоял прекрасный образчик отпетой сволочи, паскудной бабы, вся задача которой состояла в отравлении жизни окружающих людей. С какой страстью все порядочные люди стараются сделать себя счастливыми, с таким же рвением женщины сорта Фионы стремятся сделать их несчастными.

Фиона повернулась к Труф, улыбнулась мерзкой улыбкой и произнесла такую тираду, что у Труф в ушах запрыгали серьги. Продолжая ехидно улыбаться, Фиона взяла в руки ножницы, нагнулась к одной из сумок и достала платье.

Труф сделала два неторопливых шага вперед, стараясь угадать, успеет ли она схватить за руку эту паскуду, прежде чем она располосует платье.

— Я бы не стал этого делать, — послышался за спиной ровный голос Джулиана. — Фиона, ангел мой, ты, кажется, опять плохо ведешь себя?

— Труф показывала мне костюм, который купила, — бархатным голосом соврала Фиона. — А я увидела тут маленькую ниточку и хотела ее отрезать. Ой, да где же она? Ой, ее уже нет.

Она бросила платье и ножницы на пол, носком туфли отбросила их в сторону и посмотрела на Джулиана с видом женщины, которой все простительно и которой всегда поверят — не потому, что она честна, а потому, что красива.

— Фиона, дорогая. — Голос Джулиана был тепел и мягок. Услышав его, девушка расцвела, как роза на солнце. — Фиона, — продолжал Джулиан тем же томным голосом, — если ты еще раз зайдешь в эту комнату и побеспокоить мисс Джордмэйн, я отправлю тебя на ближайшую остановку, и тогда молись, чтобы у тебя в кармане оказались деньги на билет. — Потому что, если ты не уедешь на автобусе, тебя повезут на катафалке. Мне не нужны эксцессы здесь, а это значит, что и ты мне не нужна. Надеюсь, что я говорил так ясно, что даже ты меня поняла. Скажи, душа моя, поняла ли ты меня?

Фиона ожидала чего угодно, но только не такого позора. Казалось, что не только ее лицо, но даже косметика потеряла краску. Белая как смерть, с неподвижной физиономией, она стояла посреди комнаты. Глаза ее сделались больше и ярче от навернувшихся слез.

— Я жду, Фиона, — повторил Джулиан, не меняя голоса.

Фиона сглотнула, губы ее скривились. Говорить ей было трудно, она утвердительно кивнула. Труф смотрела на ее бледное лицо, на сгорбившуюся фигуру, на костюм, сразу ставший мешковатым. Джулиан отошел от двери, и Фиона выбежала из комнаты.

— Извини, Труф. — Джулиан посмотрел на нее. — С твоими вещами все в порядке? — Он задумчиво улыбнулся. — Для тебя, конечно, не является секретом, что магия, как, впрочем, и парапсихология, притягивает в основном лиц с нестандартным поведением.

Труф почувствовала, что гнев его прошел, да и она уже не злилась на Фиону. Осталась только жалость — Джулиан поставил девицу на место довольно жестоко. Но через несколько минут Труф уже обо всем забыла, ей даже казалось, что ничего неприятного в ее комнате и не происходило.

Она осторожно подняла ножницы, положила их на место, затем взяла в руки платье и осмотрела его. Не найдя на сверкающей материи никаких следов варварского обращения, она успокоилась. Набросив платье на руку, Труф принялась обследовать пиджак, раздумывая, сможет ли она надевать его и не вспоминать про инцидент с Фионой. Все было в порядке, и Труф положила одежду на кровать.

— Чудесно, — честно, по-мужски произнес Джулиан, оценив покупки.

Щеки Труф слегка покраснели, а почувствовав свою реакцию на вынесенный Джулианом вердикт, она покраснела еще больше.

— У тебя очень неплохой вкус. — Джулиан попытался повернуть разговор на более нейтральную тему. Он смотрел на Труф и улыбался мягкой, интимной улыбкой. — Любое действие, включающее в себя выбор, сопряжено с риском. В большинстве своем люди боятся рисковать.

— Только не я. — Труф подняла глаза и посмотрела на Джулиана.

— Я знаю, — подтвердил Джулиан. — И никогда не сомневался в этом.

Обедали торопливо и в основном молча. Обитатели Врат Тени, свыкшиеся с присутствием Труф, безбоязненно перекидывались таинственными фразами, значение которых Труф, правда, не понимала. Используемая терминология была ей абсолютно неизвестна, да ее не понял бы ни один психолог.

Что могут обычному человеку сказать такие слова, как «ритуал ослабления силы изгнания»? Для Труф она имела такой же смысл, как и «возведение срединной колонны». Слушая все эти разговоры о путях, стезях, колоннах, вратах и домах, о право— и левосторонних деревьях, Труф думала, что она присутствует на праздничном вечере в сумасшедшем доме. Правда, беседа становилась более понятной, когда начинали мелькать термины из лексикона садоводов. Но только что под ними подразумевалось?

Лайт радовалась больше всех, она поминутно оглядывала сидящих и счастливо улыбалась. Остальные, включая Эллиса, относились к ней как к ребенку-любимцу, баловню семьи, и только Труф видела и знала то, на что никто не обращал внимания, — сколько душевных сил тратила Лайт. Любовь, замешенная на невежестве, способна убить.

Труф решила во что бы то ни стало вытащить Лайт из Врат Тени, и в этом союзником ей может быть только Майкл.

Собственное поведение казалось Труф странным. Не желая уезжать отсюда, она стремилась оградить от воздействия дома девушку, которую знает всего неделю. Правда, Лайт была ее сестрой, частью ее крови, взывающей к ней.

— Боюсь, нам придется покинуть вас, — прервал Джулиан ход мыслей Труф. — Он нагнулся и положил руки ей на плечи. — Но я повторю слова Гарета: добро пожаловать в наш круг в любое время.

Труф чуть не взглянула на Майкла, но вовремя опомнилась. Это было бы тактической ошибкой, о которой Труф впоследствии пожалела бы. Плохо, когда знаешь, что не можешь рассчитывать на своего единственного потенциального союзника.

— Мне нужно время подумать, — ответила она, разряжая напряженную обстановку.

— Сколько угодно, — с улыбкой сказал Джулиан и пошел вслед за остальными.

В комнате остались только Труф и Майкл. Он немного посидел и поднялся.

— Майкл, подождите, — остановила его Труф.

Он галантно наклонил голову, ожидая вопроса.

— Предположим, я хочу вступить в круг. Что бы вы сказали мне в этом случае?

Майкл раздумывал над ответом недолго. Тщательно подбирая слова, он медленно произнес:

— Если вы когда-нибудь соберетесь присоединиться к кругу, то знайте, что ни счастья, ни спокойствия вам это не принесет. Скажу больше, вам придется расстаться с надеждой обрести их и в своей дальнейшей жизни.

Он произнес это как судья, выносящий приговор. Труф слушала Майкла с кислой миной. «Монолог, достойный иезуита», — подумала она.

— Вы не верите в магию, Майкл, не верите в работу Блэкберна. Вы считаете, что мой отец был сумасшедшим. — «Тогда что ты тут околачиваешься, Майкл Архангел?» — хотелось крикнуть Труф.

— Отнюдь, — простодушно ответил Майкл. — Я думаю, что он был на верном пути. В том-то все и дело, Труф, что каждое его слово — это истинная правда. Спокойной ночи. — Он галантно поклонился и направился к выходу.

Труф осталась совсем одна.

После стычки с Фионой и разговора с Майклом оставалось только одно — забыться во сне, но вместо этого Труф вышла на улицу и долго бродила по свежему вечернему воздуху. Она специально делала это, чтобы, вернувшись, сразу броситься в постель и заснуть. Когда Труф вернулась к себе, веки ее закрывались, поэтому, наскоро приняв ванну, она легла в постель и уснула, наверное, раньше, чем выключила ночник.

Проснулась Труф от ударов грома, так, во всяком случае, ей показалось. Она открыла глаза, и в ту же секунду блеснула молния, от которой комната наполнилась мутноватым серым светом.

В кресле у кровати сидел мужчина. Увидев его, Труф чуть не вскрикнула от ужаса. Не веря своим глазам, она пристально смотрела на него.

— Только не надо визжать, — сказал он страдальческим голосом. — Не люблю, когда женщины поднимают крик.

Снова блеснула молния, на этот раз уже далеко от дома. Прогремел гром, и тут же хлынул дождь. С неимоверной силой, заглушая удары грома, по стеклу забарабанили тяжелые капли. Труф успокоилась, она узнала ночного гостя. Заставив себя подавить охватившее ее оцепенение и ужас, Труф потянулась к стоящему у кровати ночнику.

— Не стоит, — предупредил Блэкберн.

Труф убрала руку. Если это сон («Да, конечно же, это сон», — твердило ей сознание), то он сейчас кончится. Труф старалась стряхнуть с себя наваждение, но все ее чувства говорили, что это явь. Труф посмотрела на кресло еще раз. Мужчина, точнее, его неясный силуэт, едва заметный в темной комнате, продолжал находиться в кресле.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила Труф. Великолепно, она начинает разговаривать с призраками.

Снова сверкнула молния. Длинным змеиным языком она ворвалась в комнату и осветила Торна. Он был похож на свой портрет: те же джинсы и футболка, те же длинные светлые волосы, перехваченные лентой.

— Для начала я хочу получить назад свое ожерелье и перстень. Где они?

Труф так поразилась его голосу, что вначале даже не смогла вспомнить, где на самом деле лежат драгоценности. Она была в ужасе, все сознавала, и это был не сон. Поддавшись первобытному страху, она поверила, искренне поверила в то, что возвращение Торна Блэкберна из мертвых состоялось. Перед ней сидел ее отец.

— Они в багажнике моей машины, — наконец сказала она.

— Черт подери, мне не хотелось бы посылать тебя на улицу в такую проклятую погоду, — посетовал Торн Блэкберн. Слова его заглушили раскаты грома. Когда треск и грохот прошел, Блэкберн снова заговорил: — Принеси их в дом и оставь где-нибудь. Они мои и нужны мне. Тебе они ни к чему.

Капли дождя мелкими камешками сыпали по стеклу. Снова сверкнула молния, в ее свете Труф увидела тень Блэкберна на стене, такую же реальную, как и сидящий перед ней нестареющий призрак. Отгоняя вызванное диким страхом головокружение и подступающую тошноту, Труф зажмурила глаза.

— Ты мертв, — стуча зубами, сказала она. — Тебе уже ничего не нужно. — Слова Труф сопровождали громовые раскаты и режущий глаза блеск молний.

— А ты такая же упрямая, как и твоя мать, — произнес Торн с нежностью в голосе. — У меня нет времени спорить с тобой и рассказывать, как я исполняю свои трюки. Я пришел к тебе совсем по другому поводу. Уматывай из моего дома, и чем скорей, тем лучше, пока не очутилась на сковородке со всем своим рационализмом в заднице. Кем ты себя возомнила? Ты не Ганс Хольцер. И запомни, моя милая, ты не чья-нибудь, а моя дочь.

Очень трудно оставаться напуганной после заданной покойным отцом ласковой взбучки, да еще с использованием слов, характерных для не слишком высоких слоев общества. Труф протянула руку к столику и дрожащей рукой надавила на кнопку ночника. Лампа зажглась, Труф медленно повернула голову к креслу.

В нем никого не было.

А кто такой этот Ганс Хольцер?

В комнате было темно, болезненно-бледное освещение давал только экран телевизора и счетчик видеомагнитофона.

«…и я благодарю вас, будущие жители нового зона, за то, что вы пришли послушать меня. Клею, что мы тут собрались все, с нами Эд, и скоро мы отправимся в давно запланированное далекое космическое путешествие».

С покрасневшими от бессонницы глазами Труф сидела в комнате, где находилась коллекция, и смотрела видеозаписи выступлений своего отца.

«Я пришел сказать тебе, чтобы ты уматывала из моего дома, пока не очутилась на сковородке со всем своим рационализмом…»

Эту пленку она смотрела уже пятый раз. Здесь были записи выступлений Торна, показанных по телевизору, откуда они и были сделаны. Блэкберн появлялся ненадолго, но частенько. Его видели в телевизионных шоу и на рок-фестивалях. Он даже выступал в Вудстоке. Если бы кто-нибудь сказал Труф, что она будет вот так сидеть и смотреть на своего отца, она бы никогда не поверила этому, настолько велико было ее отвращение к нему. Но сейчас она не могла отвести от Блэкберна глаз.

Он был таким молодым, ему едва исполнилось двадцать. В то время, после поразительного всплеска рождаемости, молодежи подобного так называемого «взрывного возраста» появилось невероятно много, и они быстро подмяли под себя всю поп-культуру нации от музыки до моды. Засилье юности, «британское нашествие». Легкий ливерпульский акцент отца был очень заметен, если слушать пленки внимательно и знать, что ищешь. Хотя Торн иногда и очень старался говорить голосом ровным и бесцветным, какой бывает у дикторов, уныло сообщающих программу радиопередач. А может быть, этот акцент наигранный, просто последствие повального увлечения всем британским, охватившим Америку в начале шестидесятых? Правда, ни один из биографов Торна Блэкберна не указывал точно его национальность. Труф только казалось, что он должен быть американцем.

Но, как теперь она выяснила, ей слишком многое казалось.

После появления Торна в ее комнате, несмотря на сильную усталость, заснуть Труф уже не могла. Почти час она ворочалась в постели, ломая голову: что делать? Первым желанием было побыстрее одеться, схватить ключи от машины и последовать совету Блэкберна. Труф победила это желание без особого труда.

«Бежать без Лайт? А куда? И зачем? Ты же никогда ни от кого и ни от чего не убегала. Только от сознания, что ты дочь Торна Блэкберна».

Труф отбросила мысль о немедленном побеге. Она оделась и пришла сюда в надежде найти доказательства. Она включила видеомагнитофон и начала просматривать все собранные Джулианом записи. И везде был Торн Блэкберн.

«Но кто такой этот Ганс Хольцер?»

Труф напрягала память, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя.

Вспомнила! Ганс Хольцер был довольно известным ученым, автором нескольких книг по оккультизму, привидениям и всякого рода наваждениям. Он часто выступал с лекциями. Торна Блэкберна он не переваривал за его дилетантский подход к миру ирреального и сверхъестественного. Видимо, поэтому, а может быть, и по каким-то другим причинам его книги имелись в коллекции Джулиана. Труф слышала имя Хольцера, но только не помнила от кого. Должно быть, от Дилана или еще от кого-нибудь. Не Блэкберн же рассказывал ей о нем, это просто невероятно.

Рассматривая маленькую, подвижную фигуру, навеки запечатленную на видеопленке, Труф не переставая удивлялась происшедшему. Она действительно видела Торна или он ей приснился? Если это сон, тогда человек, явившийся к ней в комнату, был в самом деле Торном Блэкберном.

«И запомни, моя милая, ты не чья-нибудь, а моя дочь».

Голос, лицо, манера двигаться — все было его. Хотя до того момента Труф не видела ни одной из этих пленок и сознание ее не могло обратиться к ним, все равно материалов она изучила предостаточно, и на их основании у нее в мозгу мог сложиться вполне правдоподобный образ. А в полусне она приняла его за реально существующий.

«Но тогда как ты расценишь запись? И от имени кого вещает Лайт? А человек, выходивший из комнаты Айрин? Куда отнести все это?»

Труф закрыла лицо руками. Она была беспомощна и, ненавидя, поверила.

«Черт подери, — шептала она. — Будь ты проклят, отец».