Призрачный свет

14 Дух истины

— Должен сказать, — говорил Торн Блэкберн, — что когда кто-нибудь из моих отпрысков отвергает голос разума, то это всерьез, надолго и полумерами здесь не обойтись.

Сквозь сон Труф услышала речь Блэкберна и попыталась подняться, но что-то ей мешало.

Попытки дали свой эффект, Труф пришла в сознание и почувствовала свое тело. Ощущение было отвратительное — болело все: голова, спина, плечи, горло — все, что способно болеть. Труф обнаружила, что она не лежит.

С трудом она открыла глаза и огляделась.

Труф увидела, что сидит на деревянной лавке в каком-то старом погребе, насквозь пропахшем сырой землей и гниением. Напротив Труф находилась низенькая дверь, покосившаяся и такая же гнилая, как и все вокруг. Голова Труф чуть не упиралась в покатый грязный потолок, в углах которого висела паутина. Повсюду виднелись следы заброшенности и ветхости. Пол в погребе был земляной и влажный.

Сначала Труф увидела не Торна, а свои руки, прикованные цепью к вбитым в стену кольцам. Она пошевелилась и услышала металлический звонок. Труф попыталась встать, это ей удалось, но короткая цепь не позволяла ей двигаться дальше. Труф тщетно рванулась вперед и застонала.

— Не дергайся, — сказал Торн. — Стены тут до того трухлявые, что того и гляди упадут. Тебя просто придавит.

— Что? — переспросила Труф. Она повернулась туда, откуда слышался голос, и увидела Торна. Он стоял в дальнем углу, у стены, словно только что прошел сквозь нее. Перекрытия низкого потолка почти касались его головы, у ног виднелся ящик, в каких лет сто с лишним назад хранили лед, а на нем стояла древняя керосиновая лампа. На Торне была помятая выцветшая кожаная куртка, такая же мятая рубашка и какие-то невероятно широкие джинсы. В руке Торн держал старый, поржавевший ключ.

Никогда в своей жизни Труф не была так рада привидению.

— Что ты сказал?

— Мы находимся в старом винном погребе под домом. Ты, наверное, хочешь знать, как он тебя напоил снотворным? Очень просто, он подсыпал его в стакан. Старый трюк, дорогая моя, — произнес Торн извиняющимся голосом.

Труф замотала головой и сразу почувствовала боль и тошноту. Застонав, Труф опустилась на скамью.

— Я мог бы освободить тебя, но мне нужна твоя помощь. Сейчас я сниму с тебя цепь, — сказал Торн, — но ты останешься здесь и, когда они придут за тобой, отправишься с ними. Эту скотину нужно остановить, но так, чтобы, кроме него, никто не пострадал.

Труф осторожно кивнула в знак согласия. Шея у нее затекла, и даже такое легкое движение вызывало сильную боль. Труф глубоко вдохнула и снова почувствовала тошноту.

— Кажется, героя из меня не получилось, я проиграла, — тихо произнесла она.

Торн посмотрел на нее и ласково улыбнулся.

— Я не сомневаюсь в твоей храбрости, меня беспокоит другое — отсутствие у тебя мозгов. Как тебе пришло в голову, что ты способна одолеть Пилгрима? Это же прожженная сволочь и хитрец.

— Это я уже поняла, — печально согласилась Труф.

Торн подошел к ней и взял за запястье. В погребе было холодно, и Труф почувствовала прикосновение и тепло рук.

Труф посмотрела на Торна и увидела следы грима; волосы, такие же длинные, неестественно блестели, они явно были покрашены.

Торн снял один наручник, затем другой.

— Ты живой! — воскликнула Труф. Она вскочила и схватила руки Торна, не давая ему возможности уйти. Руки были теплые и твердые, настоящие, испещренные царапинами и морщинами. «Сколько же Торну сейчас лет? Наверное, уже за пятьдесят», — подумала Труф.

— Ты жив, — повторила она.

— Ты приятно удивлена? — улыбнулся Торн.

Труф завороженно смотрела на него. Вблизи лицо Торна уже не казалось ей таким юным, а сам он меньше всего напоминал призрак, и Труф поняла все — немного косметики, старая одежда, правильное освещение — и оболочка привидения готова. Торн был жив и реален.

— Господи помилуй, — прошептала Труф и, опустившись на скамейку, закрыла глаза. Голова у нее шла кругом.

— Хочешь пить? — спросил Торн и подтащил ящик. Сняв с него старое одеяло, он обернул им плечи Труф.

— Я живу здесь с шестьдесят девятого года. — Торн сел рядом с Труф, обнял ее за плечи и начал свой рассказ. Труф слушала его, прижимая к коленям бутылку с яблочным соком. От волнения Труф не хотелось пить, и Торну приходилось вливать в нее освежающий напиток. — Я был уверен, что смогу оставаться здесь до конца дней своих.

Труф отхлебнула сок. Повествование Торна, которое он продолжал спокойным, бесстрастным голосом, казалось ей таким же невероятным, как и все другие истории, услышанные во Вратах Тени.

— Приезд Пилгрима был для меня неожиданностью, но, когда я узнал, чем он собирается заняться, признаюсь честно, меня чуть удар не хватил. Потом я успокоился, ведь у него не было «Страдающей Венеры», следовательно, все его потуги были напрасны. Но я не предполагал, с какой решительностью он возьмется за все. Но об этом позже.

Труф не удержалась и, чтобы лишний раз удостовериться, что она имеет дело с живым человеком, еще раз потрогала Торна за руку.

— Но как… Как тебе удалось ускользать от полиции? Тебя же искали все эти годы. — Она закрыла глаза. Воспринимать неожиданные откровения в таком состоянии, когда Труф еще страдала от последствий снотворного, ей было очень трудно.

— Пей сок, — уговаривал Торн. — Помогает, быстрее придешь в себя. — Должно быть, ты заметила, как нетрадиционно я являлся и исчезал? — спросил он.

Труф тихо засмеялась, и смех принес ей некоторое облегчение.

— В первый раз я чуть не умерла от страха.

— Ты просто льстишь мне. Не думаю, чтобы ты так уж испугалась. Ты очень похожа на свою мать, а та могла пойти и плюнуть в морду черту. По правде говоря, разыгрывать из себя призрака было не так трудно, вся эта местность изрыта подземными ходами. Здесь была одна из станций так называемой «подземной железной дороги», по которой рабы-негры бежали в Канаду.

— Но Хиауорд сказал мне, что их все давно засыпали, — возразила Труф. Правда, она не совсем отчетливо помнила, о каких именно подземельях говорил ей Хиауорд.

— Много понимает твой Хиауорд, — саркастически улыбнулся Торн. — Из тех, кто живет во Вратах Тени, никто настоящего плана местности не видел никогда в глаза. Его нет даже в городской библиотеке. О существовании подземных ходов знали только те, кто их прокапывал. Я тебе скажу, что один из входов в подземелье находится прямо у главного входа в дом. Ну и что, замечала ли ты его когда-нибудь?

Труф осознала, что не спит и не бредит. Уверенность в своем нормальном состоянии подействовала на нее как лекарство, голова прояснилась и посвежела. Труф почувствовала, что немного замерзла, покрепче укуталась в толстое, теплое одеяло и прижалась к Торну. Как хорошо, что она не спит и не рехнулась. Торн сидел рядом, живой и теплый.

— Просидев здесь несколько месяцев, я стал потихоньку наведываться в город. Подрабатывал то за вещи, то за деньги, по-разному бывало. Подозреваю, что они принимали меня или за беглого маклера, или за тайного радикала, но мне было не важно. Да и им, впрочем, тоже. Да ты пей сок.

Труф очень хотелось пить, но глотать было очень тяжело. Она неохотно поднесла бутылку ко рту и заставила себя сделать несколько маленьких глотков. Слава Богу, что Пилгрим не отравил ее.

— Пилгрим, — прошептала она зло и попыталась встать.

Торн легко потянул за одеяло и усадил Труф на место.

— Подожди, — сказал он. — В таком состоянии за него браться нельзя.

Труф заерзала, чувствуя справедливость слов Торна. Она была еще очень слаба. К тому же ей так много нужно узнать у Торна.

— Что случилось с моей матерью? — спросила она.

Торн вздохнул и опустил голову. Труф посмотрела на него и увидела, как он сразу постарел — лицо его осунулось и покрылось морщинами. Сейчас Торн выглядел даже не на пятьдесят лет, а намного старше.

— Дай мне еще немного времени собраться с духом, потом я расскажу тебе, что случилось с Катрин. Я понимаю, что лишил тебя многого, но пройдет всего несколько дней, и ты будешь все знать.

— Я ненавидела тебя, — призналась Труф, сама удивившись своей неожиданной откровенности. — Ты казался мне страшным, кровожадным монстром, лжецом и проходимцем. Но потом…

— Я был совершенно искренен в своих поступках, — медленно, подбирая слова, ответил Торн. — Спаси Господи, у меня был один только грех — я веровал в то, чем занимался. И я видел пасть и зубы дракона. Что касается Пилгрима, то, помилуй Господи, как он извратил то, что я делал! Мы были наивными романтиками, во все, что мы делали, мы вкладывали свою любовь и чистые сердца. Когда я думаю, что хочет натворить Пилгрим, мне становится не по себе.

— Но разве ты не можешь… — начала было Труф и замолчала на полуслове.

— Пойти в полицию, ты имеешь в виду? — закончил ее вопрос Торн. — Конечно, могу. Но что будет потом? Пилгрим найдет адвокатов, таких же лживых и продажных, профашистски настроенных скотов, как и он сам, отмажется и на будущий год приедет сюда с новым кругом. Нет, сделать можно только одно — закрыть врата навсегда.

Труф вспомнила, что в «Страдающей Венере» она не видела части, касающейся закрытия врат. И способен ли кто-нибудь сделать это?

— Я совсем забыла, что ты тоже веришь во всю эту чушь, — произнесла Труф и тут же пожалела о своих словах.

Торн рассмеялся.

— Ты меня просто смешишь, девочка моя. Ну да ладно, скоро ты сама все увидишь. Да, только закрыв врата навечно, мы избавимся от необходимости следить за Пилгримом и ему подобными. За прошедшие двадцать с лишним лет я многое понял и многому научился. Ты бы очень удивилась, если бы, конечно, верила в магию и ее истоки. — Торн хитро посмотрел на Труф. — Но ты не волнуйся, я не попрошу тебя делать что-то такое, о чем бы тебе потом было стыдно признаться на исповеди, — прибавил Торн, чувствуя ее страхи. Улыбка исчезла с его лица. — Пойми меня, только так я могу все исправить, — сказал он почти умоляющим голосом.

Труф сжала его руку. Она догадывалась, что Торн собирается совершить, и была абсолютно согласна с ним. Она сделала выбор и при всей нелогичности своего поступка, полном отсутствии в нем рационализма была уверена в своей правоте. Труф почувствовала, как проходит боль и к ней возвращаются силы. Да, она может попросить Торна вывести ее отсюда, а потом пойти в полицию, и он это сделает. Пилгрима арестуют, и его ритуалы прекратятся, но что потом?

Торн прав, Пилгрим откупится. Правда, его можно обвинить в убийстве, он сам признался Труф, что столкнул Эллиса и подстроил автокатастрофу Майклу. А если он все наврал, только чтобы запугать ее? Труф содрогнулась, представив, какая шумиха поднимется в прессе.

Не нужно забывать, что и сам Торн Блэкберн не избежит наказания, обвинение в убийстве не снимается никогда. Да и стоит только Торну появиться, как все забудут про Джулиана — и он втихую сможет ускользнуть.

С другой стороны, что произойдет, когда ей с Торном удастся остановить ритуалы Пилгрима? Если отец прав, то с закрытием врат всякая паранормальная активность во Вратах Тени сразу прекратится, а именно этого Труф и добивалась. Тогда и Пилгрим, и любой круг будут бессильны что-нибудь сделать.

С месяц назад она назвала бы такой ход мыслей склонностью к сумасшествию, но сейчас, после того как она успела познакомиться с кругом и видела их в действии, ее размышления уже не казались ей столь безумными. Она сама чувствовала мощь круга, его возможности и легко представляла, что может случиться, если они сольются с силой Врат Тени, средоточья паранормальных явлений.

Да, ритуалы следует прекратить и закрыть врата. Наложить печать на эту язву, поражающую сознание и отравляющую все вокруг своими гнойными выбросами.

Торн прав, только так и следует поступить.

— Если я пойду с тобой, ты не причинишь никому зла? — спросила Труф.

Торн усмехнулся.

— Пилгрима я убивать не стану, если ты это имеешь в виду. Я и раньше никого не убивал, а сейчас для таких вещей я просто стар. Просто поговорю с Айрин, и она подсыплет кое-что из своих снадобий Пилгриму, а пока он будет дрыхнуть, мы закроем врата. Конечно, голова у него будет болеть крепко, но этого он вполне заслуживает. — Торн улыбнулся.

— Еще как, — согласилась Труф, потирая виски. — Хорошо, и что я должна делать?

Торн посидел еще немного. Они много разговаривали, но все о несущественном — о фильмах, книгах и о Тагханском университете. Труф обнаружила, что представления Торна о культуре и обществе остались у него на уровне 1969 года. Этого и следовало ожидать, ведь с тех пор он жил отшельником. Он охотно разговаривал с Труф, но постепенно лицо его становилось все серьезнее и серьезнее. Вскоре он встал и сказал, что должен срочно уйти.

— Если они заявятся сюда и увидят меня, то отбиться от них мне будет трудновато, — грустно пошутил он.

— Я не боюсь темноты, — ответила Труф.

— Лампу и холодильник, — Торн показал на ящик, — я тебе оставлю. Поешь, там кое-что есть. Пусть эти придурки подумают, что это тебе принесли духи. — Торн презрительно фыркнул и поднялся.

Труф тоже встала. Она обняла его, юношеская хрупкость его тела показалась болезненной.

— Какой ты худой, — сказала она. — Ты, наверное, голодаешь здесь.

— Подумай лучше о себе. — Торн засмеялся. — Значит, ты до сих пор не веришь в магию? — спросил он. — Ну ладно, тогда ночью мы с тобой устроим тут такой спектакль, что участники ритуалов не скоро его забудут.

— Буду ждать, — ответила Труф, и на этот раз она говорила чистую правду.

Торн поднял руку, сложив указательный и средний пальцы наподобие буквы «V».

— Мир вам, — произнес он, отодвинул одну из досок в стене и ушел.

Труф села на лавку и поплотнее закуталась в одеяло. Теперь ей оставалось только ждать.

В ящике оказалось несколько бутербродов, и Труф заставила себя поесть. Ей очень быстро наскучило просто сидеть в своей импровизированной камере, и она решила найти что-нибудь почитать, но, кроме этикетки на бутылке с яблочным соком, ничего не нашла. Прочитав ее с десяток раз, Труф почувствовала, что засыпает.

Разбудил ее лязг металла. Труф открыла глаза и увидела, как открылась дверь и вошла Фиона.

— Ну что, — ехидно спросила она, — как мы себя чувствуем в нашем маленьком уютном гнездышке? Гарет, это ты ее сюда запихнул?

— Нет, — послышался голос из-за спины Фионы.

Труф увидела на них зеленые мантии, и по телу ее пробежала легкая нервная дрожь.

— Пошли, давай, — рявкнула Фиона. — Вижу, ты уже освободилась.

— Может быть, скажем… — заговорил Гарет, но Фиона оборвала его.

— Давай еще разъясним ей ее права, — произнесла она насмешливо. — Ну ладно, сучка, слушай: ты имеешь право делать то, что я тебе прикажу. Все! Вставай, пока я не разделала тебе физиономию. А если ты не будешь повиноваться мне, — она посмотрела на Гарета, — тебе намнет бока Джулиан.

— Джулиана уже нет, — отмахнулась от нее Труф.

— Да что ты говоришь? — Фиона презрительно скривила губы и дернула Труф за руку.

— Гарет, и ты позволяешь ей помыкать собой? — спросила Труф.

— Я… — Он замялся.

— Позволяет! Бери ее за другую руку! — прикрикнула на него Фиона. — И позволит, потому что я разрешаю ему спать со мной. Правда, придурок? — Фиона впилась ногтями в руку Труф. — Бери ее! — приказала она Гарету, и вдвоем они поволокли Труф в круг истины.

Еще на подходе к первому этажу Труф почувствовала, что в доме происходит что-то странное, но совсем не то, что она предполагала. Из дверей храма, словно из жерла чудовищной раскаленной печи, вырывалась неведомая сила, в глазах Труф вдруг все потемнело, затем темноту стали прорезать разноцветные языки пламени. Казалось, что горит сам воздух.

Еще на улице, сквозь шум дождя, Труф услышала тихое, заунывное пение.

Они подошли к дверям в храм, и только здесь Труф поняла, что ритуал давно начался и сейчас ни она, ни Торн не способны остановить его. Ритуал продолжался уже несколько часов.

Но где же Торн? Почему он не приходит и не спасает ее?

Как только Гарет открыл двери, Труф почувствовала, как на нее набросилась дикая, бесплотная, но разумная энергия и ввергла ее в черный омут, кровожадный, жаждущий человеческой плоти и насыщающийся ею. Раздирая сознание Труф, эта ненасытная, всепожирающая сила швырнула Труф в прошлое, и она увидела себя маленькой девочкой, отчаянно стремящейся уйти вслед за своей матерью в царство смерти. Труф закричала, агония прошла по всему телу, и в этот момент она почувствовала, что в ней высвободилась тайная, неизвестная ей самой психическая энергия.

Словно пелена спала с Труф. Она ощутила, что все ее восприятия сместились, она совершенно отчетливо слышала биение пульса сущности и бытия, казалось, что и то, и другое сконцентрировалось в ней. Это и был настоящий, реальный мир, который она увидела, но, возможно, слишком поздно.

Труф увидела круг свечей и услышала шум дождя, многократно усиливаемый акустикой зала. Лайт высоким голосом пела какой-то заунывный мотив, уставившись на Труф невидящими глазами. Труф вздрогнула, поразившись силе голоса Лайт. Глаза ее горели ярким огнем, казалось, что Лайт источает энергию, способную подавить и сами Врата Тени, и его обитателей. Тело Труф тряслось в такт биению пульса дома, а перед глазами плясали яркие искры и мелькали многоцветные полосы.

Она попыталась вглядеться в Лайт и увидела, как та извивается, закидывая назад голову. Лайт находилась в глубоком трансе, стоя у изголовья алтаря, она выкрикивала какие-то заклинания на странном, неизвестном языке. Вскоре тело ее замерло и превратилось в огненный факел, а каждое произносимое ею слово, казалось, повисало в воздухе. Труф поняла, что сейчас Лайт ведет весь ритуал, вся сила сконцентрирована в ней, остальные стали не нужны.

Айрин, с густо накрашенным лицом, по которому, размазывая краску, текли обильные слезы, стояла неподвижно. Возле ее ног, прижимая руку к животу, тщетно пытаясь остановить льющуюся кровь, лежал Хиауорд. Лицо его было бледно, он хрипел, жадно хватая воздух окровавленным ртом. Озаренный легким голубоватым сиянием, Хиауорд умирал, остатки жизненных сил покидали его. Увидев входящую Труф, он дернулся всем телом и, пытаясь подняться, прошептал:

— Прости меня.

Карадок, с лицом бледным как полотно, стоял у алтаря, держа наполненную ладаном лампаду. Этого ли он хотел, начиная работу? Возможно, при появлении Труф он даже не пошевелился, видимо считая, что ничего странного и неожиданного в зале не происходит. Труф внимательно посмотрела на него и увидела зияющую пустоту, над которой, широко распластав крылья, парила хищная, зловещая полуптица-получеловек. Она медленно спускалась все ниже и ниже.

«Где Доннер», — подумала Труф. Она поискала глазами и вскоре нашла его. Он не сводил напряженного взгляда с Пилгрима.

— Ищешь своего белого рыцаря? — спросил Пилгрим. Он был обнажен, лицо его горело от возбуждения, на голове сияла корона с рогами оленя, а с плеч свисала волчья шкура. В одной руке он держал ритуальный меч, в другой — маленький черный пистолет. Он помахал им в воздухе, и пламя свеч блеснуло на гладкой поверхности стали. Пилгрим только что убил Хиауорда, кто будет следующим? Доннер? Кем Пилгрим считает свои жертвы? Необходимой приправой к ритуалу открытия врат?

Внезапно Труф посетила страшная мысль — не будет ли ее очередь следующей?

Труф рванулась, пытаясь высвободиться из цепких лап Фионы и Гарета, но они держали ее мертвой хваткой.

— Пустите меня! — закричала Труф. — Гарет, отпусти меня! — Она внезапно почувствовала, что сила, затягивающая ее в черный водоворот смерти, исходит от Пилгрима. — Ради Бога, отпустите меня!

— Боюсь, что твой Бог и его посланники сегодня не слишком спешат к тебе. — Крик Пилгрима заглушил громкое пение Лайт. — Труф, как ты могла подумать, что полудохлый старик, отвергший дар богов, сможет помешать мне?! — вопил он. — А теперь ведите ее сюда, я перережу ей горло! Запомни, дешевка, глупая сучка, что, как только я открою врата, ты мне станешь не нужна! Давай, Гарет, тащи ее сюда, смерть одной бабы ради блага для всего мира — не самая высокая цена. — Не спуская дула пистолета с груди Доннера, Пилгрим посмотрел на Труф и дико расхохотался.

Гарет двигался медленно, то ли от усталости, то ли от инстинктивного нежелания присутствовать при побоище. Он вел Труф к Пилгриму не очень охотно, руки его сильно дрожали. Труф сопротивлялась, ей даже удалось бы вырваться, если бы Фиона не пнула ее коленом в живот. От сильного удара Труф согнулась пополам, Гарет схватил и заломил ей обе руки и подвел к Пилгриму. Труф почувствовала исходящий от него жар. Казалось, внутри него находится еще одно тело и скоро оно вырвется наружу, разбив свою смертную оболочку.

— А теперь приковывайте ее к алтарю, цепями. Сначала мы насладимся ее телом, потом изуродуем его и только после этого вырвем сердце. Перестань плакать, Айрин! — вопил Пилгрим. — Забудь все, сейчас не романтические шестидесятые годы. Доннер, мальчик мой, подойди сюда и помоги нам! — кричал Пилгрим, откровенно наслаждаясь происходящим.

Неужели они не понимают, что он не выпустит их отсюда живыми? Почему они не понимают, что никто даже и не заметит их смерти. Сколько их здесь таких, как Айрин, приехавших нелегально. И как они были так недальновидны, позволили себя увлечь мошеннику и убийце!

— Доннер, не делай этого, он убьет тебя! — вскрикнула Труф.

Пилгрим тряхнул пистолетом и засмеялся, громко и зловеще. Его истерический смех заглушил голос Лайт, чья песня перешла в нескончаемый резкий вой. Труф отчаянно вырывалась. Не веря до конца в магию, она понимала, что ей грозит. Пистолет в руке Пилгрима не оставлял сомнений в исходе ритуала. Она рванулась, пытаясь во что бы то ни стало вырваться.

— Во имя белого Христа и Йад-Хе-Ву-Хе, Тетраграмматона всемогущего! — внезапно прогремел голос.

Словно ее ударили, Лайт вскрикнула и оборвала песню. Не выпуская из трясущихся рук Труф, Гарет обернулся.

В дверях стоял Майкл Архангел. Из раны на голове его сочилась кровь и маленькими струйками текла по лбу. Он был одет в сутану, в окровавленных руках Майкл держал длинный, сверкающий ярчайшим белым светом меч.

— Я обвиняю тебя в сношениях с силами зла и приказываю явиться на Божий суд! — воззвал Майкл, и Труф почувствовала прилив силы, от имени которой говорил Майкл, силы обжигающей и неумолимой.

Пилгрим взмахнул мечом и рванулся вперед. Гарет отскочил в сторону, волоча за собой Труф. Труф видела, как два вечных противника, две непримиримые противоборствующие силы, скрестив мечи, сошлись в смертельной битве.

— Домарис! — завизжала Лайт. — Помоги мне! — Она, в страхе за свою судьбу, рухнула на пол.

— Деорис, — сорвалось с губ ее сестры древнее имя. Так звали двух сестер, которые в начале мира поклялись возле храма не расставаться до тех пор, пока не кончится само время. На какую-то долю секунды Труф увидела вереницы их прожитых жизней, нескончаемую цепочку рождений. Взгляд ее все глубже уходил в прошлое, и вот она уже видит картину мира в тот момент, когда древний грех навечно приковал сестер к колесу.

Видение исчезло столь же внезапно, как и появилось. Труф легко высвободилась из дрожащих, потных ладоней Гарета и бросилась к своей сестре, ослепленной круженьем борющихся в храме сил.

— Я не кланяюсь ни перед кем, ни перед исчадием ада, ни перед посланцами Бога! — вскричал Пилгрим, потрясая мечом, черным, едва заметным в полутьме зала. Труф он показался грязным пятном на белоснежной одежде созидающего. — Это ты, жалкий прихвостень, признаешь меня своим хозяином и будешь поклоняться мне!

Подняв меч, Майкл уверенно пошел вперед, ступая босыми, испачканными кровью ногами. Пилгрим бросился на Майкла, но он легко отбил атаку. От удара мечей зал заволокло легким дымом, и фигуры противников исчезли в нем, словно отделившись от остальных. Труф почувствовала, что это не смертные, а небесные существа ведут невидимую яростную схватку.

Труф подбежала к Лайт и склонилась над ней. Девушка уже не кричала, обмякшая и обессилевшая, она потеряла сознание и лежала на полу. Кожа ее была холодна как лед. Труф пощупала пульс и ощутила редкие, но сильные удары. Она прижала сестру к своей груди и посмотрела на Майкла.

Мощным, глубоким голосом Майкл пел гимны по-латыни, и каждое их слово, каждый слог, казалось, разрывал покров реальности. Майкл стоял несокрушимо, с легкостью отбивая удары. Но на него набрасывался противник, которого в зале никто не видел. Пилгрим, вращая мечом, свободной рукой начертил силуэт врат, и именно оттуда, как видела Труф, на Майкла ожесточенно набрасывались волны страшной, черной силы. Воздух вокруг врат окрасился в красный цвет, словно они висели в клубах наполненного кровью дыма.

— Адонаи! — вскрикнул Майкл, и врата начали таять.

— Пошли быстрей. — К Труф подбежал Торн и потянул ее за руку. От неожиданности Труф взвизгнула и чуть не выронила безжизненное тело Лайт. Краем глаза она заметила колышущиеся шторы, из-за которых Торн выбежал. Зал начало заволакивать густым, едким дымом. Раздался скрежет и скрип, это, казалось, задыхался сам дом. Труф почувствовала, что тонет в своем воображении, ставшем жуткой реальностью.

— Я не могу уйти без Лайт, — прошептала она.

— Пойдем быстрей, у нас нет времени! — кричал Торн. — Здесь уже ничего не изменишь, если мы не закроем их, все погибнем.

Труф понимала, что он прав. Нужно помочь Майклу, сейчас силы равны, но, закрыв врата, Пилгрим лишится сил. Сейчас уже безразлично, будет ли закончен ритуал или нет, врата открылись и не закроются до тех пор, пока этого не сделает кто-нибудь — Майкл или Пилгрим.

Труф выпустила из рук тело Лайт и встала.

— Что с ней будет? — спросила она.

— Если мы не сделаем то, что следует, она погибнет, — ответил на ходу Торн. Он подбежал к алтарю и вытащил из-под шкур «Страдающую Венеру». Труф вырвала книгу из его рук и чуть не выронила ее — она была обжигающе холодной.

Торн схватил Труф за запястье и потянул за собой. Они побежали за штору, вошли в арку и двинулись по какому-то коридору. Было темно, Труф шла спотыкаясь, но Торн уверенно вел ее вперед. Вскоре они очутились перед массивной деревянной дверью. Торн открыл ее и в слабом свете, исходящем откуда-то сверху, Труф увидела перед собой ступеньки.

— Когда-то там был бассейн, сейчас он потрескался, — пояснил Торн, указывая наверх.

Труф шла вслед за Торном. Пройдя несколько метров, Торн открыл еще одну дверь, и они оказались в подземной комнате размером не меньше храма Врат Тени. Здесь было тихо и тепло, Труф оглядела бревенчатую стену и поняла, что находится в части дома, которая некогда составляла изначальную постройку 1648 года.

— Пойдем быстрее, — торопил ее Торн.

Пройдя через комнату, они подошли к шаткой металлической лестнице и снова начали спускаться. Труф бежала вниз, крепко прижимая к себе книгу. Дойдя до самого низа, они пошли по длинному и довольно широкому коридору, освещенному висящей наверху керосиновой лампой.

— Вся сила этого места находится здесь, — скривив губы, произнес Торн. — Шейдоу знал это, когда говорил индейцам, что он — дух маниту. Только так он и уговорил их продавать ему меха за бесценок.

— Таким фокусом можно одурачить только простаков, — попыталась съязвить Труф, но Торн, посмотрев на нее, засмеялся.

— Пойдем, здесь есть ход, который ведет наверх, — сказал он.

Пройдя через столько страхов, Труф казалось, что напугать ее уже ничего не может, но даже спустя многие годы этот побег из Врат Тени был причиной многих ночных кошмаров. Кирпичные и каменные туннели с осыпающимися, покосившимися стенами приводили ее в ужас. Звук капающей воды в полной тишине, внезапно появляющиеся корни деревьев, словно лапы подземных чудовищ, хватавшие ее за одежду и волосы, замкнутое пространство узких переходов, по которым кое-где они были вынуждены пробираться ползком, все это угнетающе действовало на Труф. Очень часто слышался гул, и, хотя Труф понимала, что это отголоски раскатов грома, услышав его, она каждый раз вздрагивала. Временами ее охватывала паника, ей начинало казаться, что вот сейчас хлипкие стены не выдержат напора земли и упадут. Мысль очутиться здесь заживо погребенной почти постоянно сверлила сознание Труф. Задыхаясь и дрожа всем телом от страха, Труф шла за Торном.

Она чувствовала, что сила, выходящая из открытых врат, отпускает ее, становится все менее ощутимой. Прерванный ритуал значительно уменьшил ее разрушительное воздействие. Труф видела, что дом погружается в голубоватый, фосфоресцирующий свет, будто Врата Тени перестали принадлежать этому миру.

Коридор постепенно расширялся, вскоре можно было идти во весь рост, и через несколько минут Труф увидела впереди себя обветшалые деревянные опоры и такую же старую деревянную дверь.

— Здесь был погреб для льда, — сказал Торн, осторожно открывая дверь.

Погреб для льда внушал еще меньше доверия, чем все проходы. Но Труф не успела испугаться, поскольку в нем была дверь, которая вела на поверхность. Она еле висела на петлях, но это был выход, за которым кончались мучения Труф.

Ночь была такой светлой, что Труф вначале подумала, что наступило полнолуние. Она стряхнула с себя щепки и землю, через закрытую дверь она чувствовала острый, приятный запах ночного воздуха, наполненного озоном.

— Нужно выходить? — Она вопросительно посмотрела на Торна.

— В следующий раз, когда мне придется спасать тебя, обязательно захвачу с собой зонтик, — ответил Торн, улыбаясь.

Труф засунула книгу под свитер и побежала за ним. Гремели пушечные раскаты грома, молния прорезала небо языками слепящего пламени. Труф бежала, и холодные струи дождя смывали с нее грязь и пыль подземелья. Она слышала голос Торна, он чертыхался, проклиная чавкающую грязь, дождь и свою насквозь промокшую рубашку. Добежав до поросшего кустами ежевики подножия холма, он остановился. Труф огляделась, Врат Тени уже не было видно.

— Пойдем, пойдем, — сказал Торн, — времени осталось совсем немного. — Он схватил Труф за руку и потащил за собой.

Промокшие, исцарапанные колючими ветками кустарника, с трудом вытягивая ботинки из грязи, они медленно продирались вперед. Несколько раз Труф чуть не роняла книгу, но, спотыкаясь и падая, ломая ногти о корни деревьев, она на лету подхватывала ее. В какой-то момент, разозлившись, она чуть не вышвырнула опостылевшую «Венеру», но врожденное упрямство, стремление доделать все до конца не позволили сделать это, хотя ей страшно хотелось выместить на чем-нибудь свою злость.

Труф не заметила, как они очутились на небольшой поляне. Труф, смахивая с глаз дождевые капли и налипшие на лоб волосы, огляделась.

Они находились в самом центре леса, посаженного позади Врат Тени. Старые, могучие деревья подобно уходящим в небо колоннам великого храма гордо возвышались над более поздними посадками. Ветви их, переплетаясь, образовывали некое подобие шатра, заслоняя Торна и Труф от ледяного потока дождя.

По краю поляны полукругом стояли колонны из белого гранита. Врытые глубоко в землю, угловатые, они напоминали останки Стоунхенджа. Колонны, а Труф насчитала их двенадцать, располагались недалеко друг от друга, расстояние между ними составляло не больше ярда. Земля возле колонн, поросшая невысокой травой и избитая копытами оленей, была совершенно ровной.

— Все это мы сделали в наше первое лето. Карл сломал здесь руку, а Айрин подхватила экзему, — сказал Торн.

Труф посмотрела на него, вид у него был жалкий — от долгого бега он задыхался, редкие длинные волосы тощими прядями прилипли к голове. Но несмотря на усталость, Торн улыбался в предвкушении битвы, совершенно ясно сознавая, что она может оказаться для него последней.

Труф подошла и дотронулась до одной из колонн. Труф удивилась, она ожидала почувствовать холод камня, но колонна была теплой, словно незаходящее солнце постоянно согревало ее. Труф уловила легкую вибрацию. Это не испугало ее, после всего пережитого колебание камня едва ли могло устрашить ее.

— И что мы будем делать? — спросила Труф. — Зачем мы сюда пришли? — Она провела дрожащей от холода рукой по волосам, стряхивая воду. Какой бы теплой ни была колонна, Труф не согрелась.

Торн встал в центре полукруга, между двумя самыми высокими колоннами. Торн медлил, словно то, что он собирался сделать, причинит ему страшную боль.

— Я знаю, что Пилгрим нашел это место, но Айрин не сказала ему о нем все. До чего же зло легковерно, Пилгрим знает обо мне так же мало, как и ты, только он поверил совсем в другую часть легенды. Дом был местом, откуда черпала магическую силу твоя мать, мой же источник находится здесь.

Торн шагнул вперед и оказался между колоннами. Они заколыхались, раздалось тихое, приятное пение. Постепенно нарастая, оно вскоре заглушило собой и раскаты грома, и шум дождя. Внезапно все камни засветились, теперь они напоминали Труф яркие полуночные звезды.

Торн содрогнулся, словно по телу его пробежал сильный электрический разряд. Труф увидела перед собой ярко горящий силуэт Торна, его охватывало голубое пламя, оно сжигало его плоть. На какую-то долю секунды перед глазами Труф показался извивающийся скелет.

— Отец! — крикнула она и рванулась к нему.

Труф упала, не сделав ни шагу, «Страдающая Венера» невероятной тяжестью придавила ее к земле. Из последних сил Труф стала на колени и поползла, не сводя глаз с отца. Она понимала, что сделал Торн, он замкнул собой энергетический круг.

Торн протянул к ней руку, светившуюся ярко-белым огнем. Труф знала, что ей нужно делать.

Не вставая с колен, она вытащила из-за пазухи «Страдающую Венеру». Обложка книги насквозь промокла. Видя ее жалкое состояние, Труф, всегда почтительно относящаяся к любым книгам, чуть не заплакала. Она протянула Торну «Страдающую Венеру».

Он что-то произнес, но Труф не расслышала его слов и замотала головой. Торн дотронулся до книги.

Труф почувствовала, как сквозь нее прошла неведомая сила и устремилась в землю, где встретилась с другой силой, могучей, как океан, и такой же холодной и черной, как его воды. Труф поднялась, она чувствовала, что прошедшая сквозь нее энергия вернулась назад, к камням, а затем снова устремилась в землю. Это повторялось много раз. Труф стояла, закрыв глаза, ожидая окончания противоборства.

Труф ощутила умиротворение и тепло внезапно. Ей показалось, что, она ждала этого давно, и вот наконец они пришли к ней. Ей нужно только успокоиться. Она открыла глаза и уже собралась броситься навстречу свету, но вдруг услышала голос Торна.

— Нет! — закричал Торн — Не смей!

Труф посмотрела ему в глаза, горящие ярким голубым светом, и поняла, что не должна поддаваться охватывающим ее приятным чувствам, а укротить силу, которая вызвала их, заставить ее подчиняться своей воле. Только так страж может закрыть врата, и этим стражем была она.

Но как и что она должна делать?

Труф видела, как вздымается грудь Торна, наполняясь воздухом и силой. Он запел гимн и, вслушиваясь в странные слова, Труф вспомнила, что слышала их каждую ночь во сне с самого первого дня пребывания во Вратах Тени. Но только в этом мире они были словами, в мире другом они становились живыми существами, реальными, могучими и грозными в своей мощи.

Ночь, буря, лес и полукольцо камней — все исчезло, словно оболочка, ставшая лишней и мешающей. Вместе с Торном Труф вошла во врата и очутилась на высокой горе, у подножия которой, изготовившись к решающей битве, стояли две армии. Они ждали сигнала, и этот сигнал должна была подать Труф. Где-то внизу рокотали и бились о горы волны великого океана. Труф посмотрела на усыпанное звездами небо и увидела гигантское, серебристого цвета колесо, спицами которого были гигантские обоюдоострые мечи.

— «Под землей и на земле, бесконечное таинство дара…» — продолжал Торн свою нескончаемую песнь.

Только теперь Труф поняла ее слова, превращающиеся в реальность.

— «Я — ястреб, парящий над утесами», — плыл над горами голос Торна.

Голос Труф присоединился к пению Торна, и каждая произнесенная ими фраза было целой руной, словом, заклинанием, сотканными из их дыхания.

— «Я — шип, жалящий пальцы».

И вдруг Труф увидела все, что ей надлежит сделать, поняла, какую задачу возлагал на нее Торн. Теперь она знала, как поступит. Несмотря на боль, она сделает, что ей завещано, у нее хватит для этого сил.

Голос Торна исчез, и теперь Труф пела одна.

— «Я — тот, кто открывает дорогу в рай…»

Где-то вдалеке, у самого горизонта, в неясной туманной дымке, Труф увидела все, что пытался сделать Пилгрим. Труф вдруг осознала, какую страшную цену она должна заплатить, но, не отвращая глаза, без трепета, смотрела на свои страдания и муки, которые ей предстояло перенести. Она вновь услышала голос Торна. Книга раскаленным металлом обжигала им руки, но они не выпускали ее.

— «Я — великий колдун. Никто, кроме меня, не знает, как закрыть врата».

Клубок мрачных созданий, вызванных к жизни Пилгримом, исчез, внутренним зрением Труф увидела горящие серебром врата, створки которых — опасности, и каждый, кто хочет попасть в рай, должен преодолеть их.

Труф знала, что ей нужно сделать, и видела слова, которые должна произнести, но она также понимала, что, сказав их, до конца дней должна будет идти выбранной ею самой дорогой.

Но нет никого, кто мог бы вместо нее закрыть врата.

— «Я — источник надежды…»

Руки Труф горели. Она связывала себя волей и честью, жаждой познать и оправдать возложенные на нее надежды. Труф вдохновляло все то, что привело ее к этой минуте.

— «Я — дверь в каждой стене…»

Труф чувствовала приближение таинственного мгновения, чувствовала всю ответственность своего дерзновенного решения. Она ясно видела, как где-то далеко, в бесконечности, колыхнулись и уравновесились чаши великих весов и врата между мирами закрылись навсегда. Даже если бы Труф захотела отказаться от того, что ей было предназначено, и повернуть все вспять, она уже не могла бы этого сделать, время ушло. В глазах стоящих на пути жутких чудовищ исчезла последняя надежда, в страхе и ужасе они попятились, предчувствуя надвигающуюся на них сокрушительную силу. Труф вытянула вперед светящиеся ярким огнем руки и закричала, выпуская ее из себя. Молнии блеснули из ее пальцев, слезинками покатились по ним капли крови. Врата закрылись. Труф закрыла их навсегда. Оставалось свершить еще одно дело.

— «Я — ключ ко всем замкам…»

Ключом были ее тело и душа. Потеряв свои земные формы, сейчас они стали другими. Труф продолжала петь одна, Торн ничем не мог больше помочь ей.

— «Я — тот, кто запирает все врата…»

Словно кровавые капли, слетали с языка Труф тихие слова. Труф чувствовала невероятную боль, но продолжала говорить. Если она не закончит начатое, все может повториться с самого начала. К чему тогда все ее страдания?

— «Я — великая колдунья. Никто, кроме меня, не может сомкнуть врата между мирами!»

Внезапно все исчезло — и гора, и фантастические армии. Стало необыкновенно светло.

Труф очнулась, открыла глаза и увидела, что лежит в грязи. Таинственное видение исчезло, вокруг было темно и сыро. Она попыталась вспомнить, что произошло, но сознание отказывалось повиноваться ей. Мелькнули какие-то странные обрывки видений, незнакомые лица и тут же растворились.

Не исчез только выбор, который она сделала осознанно, и теперь ей предстояло до конца дней следовать ему.

Труф почувствовала, что от сырости она начинает леденеть. Голова болела, во рту была страшная сухость. Дождь, по-видимому, давно прошел, Труф слышала тихие, далекие раскаты грома.

Труф встала на колени и осмотрела себя, с головы до ног она была запачкана липкой, вязкой грязью.

— Отец, — позвала она и тут же закашлялась. Грязь была и во рту. Она сплюнула.

— Я здесь, — послышался голос Торна.

Труф увидела его, он стоял между колоннами, прижимая к груди «Страдающую Венеру». Труф поднялась. Смахнув грязной рукой налипшие на глаза и лоб волосы, она произнесла:

— Ты… Я…

— Получилось, — шептал он. — Мы закрыли врата. — Слова его казались Труф только намеком на то, что он должен был сказать ей: как ей, видевшей рай, дальше жить в этом мире, среди теней? — Я всегда говорил, что это возможно, — не замечая сомнений Труф, сказал Торн. — А теперь, дорогая моя дочка, прости меня. Вчера я не был с тобой достаточно откровенен, я не все сказал тебе. Когда-нибудь ты поймешь меня, во всяком случае, я на это надеюсь. А сейчас я должен уйти… Я ухожу, прости меня.

Труф понимала, что Торн недоговаривает, стоя на горе у врат, она все почувствовала.

— Куда ты уходишь? — спросила она, и голос ее прозвучал требовательно. — Почему ты хочешь уйти, когда я только-только обрела тебя?

— Я буду всегда любить тебя, Труф. Но в ту ночь, когда умерла твоя мать, я вернулся сюда, чтобы взять ее обратно. Силой своей крови я открыл врата, и за это страшное прегрешенье теперь я должен получить адекватное наказание. На меня наложена епитимья, и я должен ее нести. Прощай.

— Нет! — Труф вскочила и бросилась к нему, но было уже поздно.

Вспыхнул яркий свет, и Торн исчез. Пространство между колоннами было пусто, и только на растущем неподалеку дубе чья-то невидимая рука вырезала символ круга истины.

Вместе с Торном из этого мира исчезла и «Страдающая Венера».