Глава 13

Поскольку я безмерно увлечен своей профессией, мой рассказ может создать впечатление, что эта работа обеспечит вам легкую жизнь. Если это уже произошло, то мне придется разбавить свои хвалебные слова некоторыми предупреждениями.

Эндрю Крофтс.

«Профессия писателя-«призрака».

Я выехал на обочину и заглушил двигатель машины. Осмотр густого леса, ронявшего с ветвей холодные капли, вызвал во мне глубокое чувство разочарования. Конечно, я не знал, что именно встречу в конце пути (необязательно Глубокую глотку на подземной парковке), но у меня и в мыслях не было оказаться на лесной поляне. Макэра снова дал мне повод для удивления. По слухам, он питал еще большее отвращение к сельской местности, чем я, но его маршрут привел меня в туристический рай.

Выйдя из машины, я на всякий случай закрыл двери на замки. После двух часов езды мне хотелось прочистить легкие холодным сырым воздухом Новой Англии. Я потянулся и зашагал по мокрой дорожке. Белка следила за мной, устроившись на предупредительном знаке. Я сделал пару шагов по направлению к ней и хлопнул в ладоши. Умный грызун стремительно взобрался на ближайшее дерево и показал мне хвост, как будто тот был пушистым средним пальцем. Я поискал палку, чтобы швырнуть ее в зверька, но затем остановился. Такие забавы меня не прельщали. Я и так уже провел в лесу слишком много времени и был бы рад не слышать это безмолвие десяти тысяч деревьев до самого Судного дня.

Пройдя около пятидесяти ярдов, я приблизился к едва приметной прогалине. За ней на некотором удалении от дороги возвышались электрические ворота. Они блокировали доступ на подъездную дорожку, которая через несколько ярдов резко сворачивала в сторону и исчезала за деревьями. Я не видел особняк. Рядом с воротами располагался серый металлический почтовый ящик — без указанной фамилии, но с номером 3551. На одной из каменных колонн я заметил интерком и кодовую панель. Надпись на табличке гласила: «Территория охраняется сторожевыми циклопами». Чуть ниже указывался номер для бесплатного телефонного звонка. Я нерешительно вытянул руку и нажал на кнопку вызова, затем смущенно осмотрелся вокруг. Прямо надо мной на нависавшей ветке была закреплена небольшая видеокамера. Я еще раз нажал на звонок. Никакого ответа.

Не зная, что делать дальше, я отступил на пару шагов. На ум пришла шальная идея: перелезть через ворота и без разрешения хозяев осмотреть их владения. Но меня смущало наличие видеокамеры, и мне не нравилось предупреждение о «сторожевых циклопах». Я заметил, что почтовый ящик был переполнен корреспонденцией и по этой причине оставался незапертым. Не найдя большого криминала в желании узнать фамилию владельца, я оглянулся на видеокамеру, пожал плечами в жесте извинения и вытащил из ящика несколько писем. Одно из них было адресовано мистеру Полу Эммету и миссис Эммет; другое — профессору Эммету; третье — Нэнси Эммет. Судя по штампам на почтовых марках, почту не забирали около двух дней. Вероятно, чета Эммет уехала куда-то или… Что «или»? Была убита в особняке? Меня начинало беспокоить мое болезненное воображение. Некоторые письма прошли процедуру переадресации — на них имелись наклейки, закрывавшие первоначальный адрес. Я отскоблил одну из них большим пальцем и выяснил, что Пол Эммет являлся президентом emeritus чего-то там. Латинское название переводилось как Институт Аркадии. Далее указывался вашингтонский адрес.

Эммет… Эммет… По какой-то причине эта фамилия казалась мне знакомой. Сунув письма обратно в ящик, я вернулся к машине, открыл чемодан и вытащил пакет, присланный Макэре из архива. Через десять минут мне удалось найти ту ссылку, о которой я смутно помнил: П. Эммет (в роли св. Иоанна) играл в одном студенческом спектакле с Лэнгом. На фотографии он выглядел самым старшим участником труппы. Вот почему я принял его за аспиранта. В отличие от других, он предпочитал короткую прическу и более традиционную одежду: в ту пору мы называли таких парней «квадратами». Теперь я понимал, что привело сюда Макэру. Еще одно исследование о кембриджском периоде жизни бывшего премьер-министра Англии. Я вспомнил, что в мемуарах тоже имелось какое-то упоминание об Эммете. Взяв рукопись, я пролистал главу о студенческих днях Лэнга, но нужной фамилии там не было. Чуть позже я обнаружил, что цитата Эммета открывала последнюю главу:

Профессором Полом Эмметом из Гарвардского университета высказана замечательная мысль, которую он привел как доказательство уникальной важности англоговорящих народов в распространении демократии по всему миру: «Пока эти нации стоят вместе, свобода в безопасности. Однако как только они начинают ссориться друг с другом, тирания тут же собирает силу». Я полностью согласен с этим утверждением.

Белка, снова взобравшаяся на дорожный знак, недоброжелательно разглядывала меня с безопасного расстояния. Как все странно совпадало… Это чувство буквально захлестнуло меня. Странно. Очень странно.

Не знаю, как долго я находился в оцепенении. Мое ошеломление было настолько сильным, что я забыл включить обогреватель. Лишь когда до меня донесся звук приближавшегося автомобиля, я понял, что замерз почти до полного одеревенения. В зеркале заднего вида мелькнул свет фар, а затем мимо меня проехала небольшая японская машина, которой управляла темноволосая женщина среднего возраста. Рядом с ней сидел мужчина лет шестидесяти, в очках, куртке и галстуке. Он повернул голову и посмотрел на меня. Я тут же сообразил, что вижу перед собой Эммета (не потому, что узнал его; просто вряд ли кто-нибудь другой мог проезжать по этой тихой лесной дороге). Машина остановилась у ворот. Эммет вышел, чтобы забрать корреспонденцию из почтового ящика. Он снова бросил взгляд в моем направлении, и мне показалось, что ему не терпится подойти и расспросить меня. Однако он вернулся к машине. Автомобиль тронулся с места и исчез за стеной деревьев, предположительно направляясь к особняку.

Я сунул фотографии и несколько страниц из мемуаров в наплечную сумку, дал Эмметам десять минут на то, чтобы зайти в дом и справить нужду, а затем завел машину и подъехал к воротам. На этот раз, когда я нажал на кнопку вызова, ответ пришел незамедлительно.

— Слушаю вас? — раздался женский голос.

— Миссис Эммет?

— Кто спрашивает?

— Могу ли я поговорить с профессором Эмметом?

— Он очень устал.

У нее был протяжный голос. Стиль речи мог принадлежать и южанке, и английской аристократке. Металлическое звучание интеркома подчеркивало эту особенность: «Оночнъстал».

— Я не задержу его надолго.

— Вы договаривались о встрече?

— Дело касается Адама Лэнга. Я помогаю ему писать мемуары.

— Подождите минуту.

Почувствовав, что они рассматривают меня через объектив видеокамеры, я попытался принять достойную позу. Когда интерком вновь ожил, из него донесся мужской голос, говоривший с американским акцентом. Такие сочные и вибрирующие тона могли принадлежать только актеру.

— Это Пол Эммет. Я думаю, вы перепутали меня с кем-то другим.

— Насколько я знаю, вы учились в Кембридже вместе с Лэнгом.

— Да, мы были сверстниками, но я не могу претендовать на близкое знакомство с ним.

— У меня есть фотография, где вы оба стоите на сцене Рампы.

Последовала долгая пауза.

— Подъезжайте к дому.

Раздался вой электрического мотора, и ворота медленно открылись. Когда я поехал по дорожке, из-за деревьев появилась большая трехэтажная вилла. К центральной части особняка, построенной из серого камня, примыкали окрашенные в белый цвет деревянные крылья. Большинство арочных окон были оборудованы ставнями и украшены мозаикой из волнистого стекла. Возраст дома мог колебаться от шести месяцев до века. Короткий лестничный пролет вел к веранде с колоннами, где меня ожидал Эммет. Небольшие размеры участка и подступавшие к нему деревья создавали ощущение уюта и уединенности. Единственным звуком цивилизации был гул реактивного самолета, парившего где-то за низким облаком и спускавшегося к аэропорту. Я остановился перед гаражом, в котором виднелась машина Эммета, и, прихватив с собой сумку, направился к крыльцу.

— Простите меня, если я покажусь вам немного усталым, — сказал Эммет после нашего рукопожатия. — Мы только что прилетели из Вашингтона, и я действительно чувствую себя разбитым на куски. У меня есть правило — не встречаться ни с кем без предварительной договоренности. Но вы упомянули о фотографии и возбудили мое любопытство.

Его одежда соответствовала манере речи. Очки имели модную оправу из черепахового панциря. Темно-серая куртка сочеталась с зеленовато-синей рубашкой. Ярко-красный галстук демонстрировал мотив фазаньих перьев. Из нагрудного кармана торчал уголочек шелкового носового платка. Вблизи под оболочкой пожилого человека я увидел в нем молодого парня — возраст сделал его нечетким, но он прекрасно сохранился. Эммет не спускал глаз с моей сумки. Он хотел, чтобы я показал ему фотографию прямо на крыльце. Но у меня был навык в таких делах. Я ждал приглашения в дом, и ему в конце концов пришлось сказать:

— Отлично. Прошу вас, входите.

Дом имел блестящие деревянные полы. В воздухе пахло вощеной полировкой и высохшими цветами. Вокруг царила прохладная атмосфера нежилого здания. На лестничной площадке громко тикали старинные часы. Я слышал, как миссис Эммет говорила по телефону в другой комнате.

— Да, он приехал сюда, — произнесла она.

Затем я услышал удалявшиеся шаги. Ее голос стал неразборчивым и вскоре затих. Эммет закрыл переднюю дверь.

— Вы разрешите взглянуть на снимок? — спросил он.

Я вытащил фотографию и передал ее ему. Приподняв очки на серебристый «ежик» волос, он подошел к окну. Глядя на подтянутую фигуру Эммета, я догадался, что он занимался спортом: возможно, теннисом или гольфом.

— Да-да, — сказал он, поворачивая черно-белый снимок к блеклому зимнему свету.

Эммет наклонял фотографию под разными углами и подносил ее к длинному носу, словно эксперт, проверявший подлинность картины.

— Я почти не помню тот период времени.

— Но это же вы?

— Определенно! В шестидесятые годы я не сходил с афиш «Драмата»[40]. О боже! Как это было давно!

Он засмеялся и подмигнул своему молодому изображению на снимке.

— Драмат?

— Что вы сказали?

Он поднял голову.

— Ах да. Йельская ассоциация драматических театров. Когда я приехал в Кембридж для защиты докторской степени, мой интерес к театру был еще силен. Увы, мне удалось отыграть на Рампе только один сезон, а затем бремя работы заставило меня завершить карьеру артиста. Я могу оставить себе это фото?

— Боюсь, что нет. Но, если нужно, я могу выслать вам копию.

— Да? Это было бы очень великодушно.

Он повернул снимок и осмотрел обратную сторону.

— «Кембриджские вечерние новости». Вы должны рассказать мне, откуда у вас этот снимок.

— С удовольствием, — ответил я и снова выдержал паузу.

Наш разговор походил на игру в карты. Он бы не поддался на трюк, если бы я не вынудил его. Маятник больших часов несколько раз качнулся взад и вперед.

— Пройдемте в мой кабинет, — сказал Эммет.

Он открыл дверь, и я проследовал за ним в комнату, напоминавшую часть лондонского клуба, в который меня водил Рик. Темно-зеленые обои, книжные полки от пола до потолка, библиотечные лесенки, выпуклая мебель с коричневой кожаной обивкой, большая медная подставка в виде орла для чтения книг, бюст римского аристократа и слабый запах сигар. Одну из стен украшали памятные знаки: грамоты, призы, дипломы и множество фотографий. Я увидел Эммета с Биллом Клинтоном и Элом Гором, с Маргарет Тэтчер и Нельсоном Манделой. Я мог бы назвать и другие великие фамилии, если бы знал, кем были эти люди. Немецкий канцлер. Французский президент. Тут имелся снимок с Лэнгом (улыбка плюс рукопожатие) на какой-то вечеринке с коктейлями. Эммет заметил мой взгляд.

— Стенд моего эгоизма, — с улыбкой произнес он. — Мы все имеем нечто подобное. Считайте его аналогом аквариума в кабинете дантиста. Присаживайтесь. Боюсь, что я могу уделить вам лишь несколько минут. Сожалею, но таковы обстоятельства.

Я устроился на твердой коричневой софе, а он занял кресло за столом, которое могло кататься на колесиках. Эммет небрежно закинул ноги на стол, показав мне слегка потертые подошвы своих туфель.

— Расскажите мне о фотографии, — попросил он меня.

— Я работаю с Лэнгом над его мемуарами.

— Я знаю. Вы уже говорили. Бедняга Лэнг. Какой скандал разгорелся с этим Гаагским судом. Что касается Райкарта, то, на мой взгляд, он был худшим министром иностранных дел со времен Второй мировой войны. Не следовало назначать его в правительство. Но если Международный суд будет вести себя так глупо, то Лэнг скоро станет мучеником и национальным героем. А значит…

Он сделал округлый жест рукой, словно что-то щедро предлагал.

— …вы получите бестселлер.

— Как хорошо вы с ним знакомы?

— С Лэнгом? Я почти не знаю его. Вы удивлены?

— Почему же он упоминает вас в своих мемуарах?

Эммет выглядел ошеломленным.

— Теперь пришла моя очередь удивляться. И что он написал?

— Вот цитата из последней главы.

Я вытащил из сумки соответствующую страницу и прочитал:

— «Пока эти нации — имеются в виду англоязычные народы — стоят вместе, свобода в безопасности. Однако как только они начинают ссориться друг с другом, тирания тут же набирает силу». И еще Лэнг добавляет: «Я полностью согласен с этим заявлением».

— Довольно мило с его стороны, — сказал Эммет. — По моему мнению, его чутье премьер-министра было великолепным. Но это не означает, что мы с ним имели дружеские отношения.

— А как же тот снимок? — спросил я, указав на его «стенд эгоизма».

— Ах, это.

Эммет небрежно махнул рукой.

— Он был сделан на приеме в «Клэридже»[41], когда мы отмечали десятую годовщину Аркадианского института.

— Аркадианского института? — повторил я.

— Небольшая организация, в которой я состою. Она очень строго относится к выбору членов, поэтому неудивительно, что вы не слышали о ней. Премьер-министр удостоил нас своим присутствием. Это был чисто официальный визит.

— Но вы должны были знать Лэнга по Кембриджу, — настаивал я.

— Ну что значит «должен был знать»? Наши пути сошлись на сцене. Один летний сезон, и все закончилось.

— Может быть, вы что-то вспомните о нем?

Я вытащил свой блокнот. Эммет посмотрел на него с таким видом, словно я достал револьвер.

— Простите, — сказал я. — Хотя бы пару слов, если вы не против?

— Все нормально. Валяйте. Я просто немного сбит с толку. Никто и никогда не спрашивал меня о том кембриджском периоде и о моем знакомстве с Лэнгом. До встречи с вами я и сам не вспоминал об этом. Вряд ли я смогу рассказать вам что-то интересное.

— Но вы ведь выступали вместе, верно?

— В одном спектакле. На летнем ревю. Я даже не помню, как он назывался. Там были сотни исполнителей.

— То есть Лэнг в ту пору не произвел на вас впечатления?

— Никакого.

— Хотя он и стал премьер-министром?

— Если бы я знал, что он займет такую должность, то, конечно, постарался бы узнать его получше. Но за свою жизнь я пожимал руки восьми президентам, четырем папам и пяти британским премьер-министрам. И никто из них не показался мне выдающей личностью.

А тебе когда-нибудь приходило в голову, подумал я, что и ты не произвел на них большого впечатления? Естественно, вслух я ничего подобного не сказал и лишь задал следующий вопрос:

— Вы разрешите показать вам кое-что еще?

— Если только вы действительно считаете, что это будет интересно.

Он нарочито посмотрел на часы. Я вытащил другие фотографии. Теперь, глядя на них, мне стало ясно, что Эммет был запечатлен еще на нескольких снимках. Это он являлся тем мужчиной на пикнике у реки, который показывал большой палец за спиной у Лэнга, пока тот, пародируя Богарта[42], запивал землянику шампанским.

Я передал снимки Эммету, и престарелый актер еще раз исполнил свою эффектную сценическую миниатюру. Подтолкнув очки на лоб, он принялся рассматривать фотографии невооруженным взглядом. Я и сейчас представляю себе его таким: прилизанным, розовощеким и невозмутимым. Помню, меня особенно поразило, что выражение его лица не менялось (в сходных обстоятельствах моя физиономия поменялась бы точно).

— Боже! — воскликнул он. — Это то, что я думаю? Надеюсь, он больше не нюхал той дури.

— Ведь это вы стоите позади него?

— Похоже, что так. И, кажется, я был готов предупредить его о том, как вредно злоупотреблять наркотиками. Разве это не заметно по форме моих губ?

Эммет вернул мне снимки и опустил очки на длинный нос. Откинувшись на спинку кресла, он пробуравил меня пристальным взглядом.

— Неужели мистер Лэнг намерен опубликовать эти снимки в своих мемуарах? В таком случае я хотел бы остаться неуказанным в сносках. Иначе мои дети посчитают себя опозоренными. Они проповедуют более пуританские взгляды, чем мы в их возрасте.

— Не могли бы вы назвать мне фамилии других людей на фотографии? Возможно, девушек…

— Извините, но то лето смазалось в моей памяти в одно счастливое и смутное пятно. Мы продолжали бы веселиться, даже если бы мир вокруг нас рассыпался на мелкие куски.

Его слова напомнили мне фразу Рут о событиях того времени, которое сопутствовало этой фотографии.

— Вам крупно повезло, — сказал я, — что в конце шестидесятых вы оказались в Йельском университете, а не на вьетнамской войне.

— Знаете, как говорили наши предки? «Если ты имеешь деньги, тебе не нужно исполнять чужие поручения». Я получил студенческую отсрочку.

Эммет оттолкнул кресло назад и спустил ноги на пол. Став в одно мгновение по-деловитому серьезным, он раскрыл блокнот и взял со стола авторучку.

— А теперь я прошу вас рассказать, каким образом и где вы получили эти фотографии.

— Вам что-нибудь говорит фамилия Макэра?

— Нет. А должна?

Он ответил чуть быстрее, чем следовало, подумал я.

— Макэра был моим предшественником. Он помогал Лэнгу в работе с мемуарами. Это он нашел фотографии в кембриджском архиве, а позже, три недели назад, приехал сюда, чтобы увидеться с вами. К сожалению, через несколько часов после этого визита он трагически умер.

— Макэра приезжал сюда? Чтобы увидеться со мной? — Эммет покачал головой. — Боюсь, что вы ошибаетесь. Откуда он приезжал?

— С Мартас-Виньярда.

— С Мартас-Виньярда? Мой дорогой, в зимнее время на Мартас-Виньярде никто не живет.

Он снова поддразнивал меня. Любой человек, смотревший вчерашние новости, должен был знать, где остановился Адам Лэнг.

— В навигационной системе той машины, на которой ездил Макэра, сохранился ваш адрес.

— Я не понимаю, как это могло произойти.

Эммет погладил рукой подбородок и еще раз обдумал мои слова.

— Даже в голову ничего не приходит. В любом случае, наличие адреса в навигационной системе еще не говорит о том, что он действительно приезжал сюда. Как он умер?

— Макэра утонул.

— Какая жалость! Я никогда не верил выдумкам о том, что утопающие не чувствуют боли. А вы? Мне кажется, они переживают настоящую агонию.

— Разве полиция ничего вам не рассказала?

— Нет. Я не имел никаких контактов с полицией.

— Вы были здесь в те выходные? Это произошло одиннадцатого-двенадцатого января.

Эммет вздохнул:

— Менее уравновешенный человек нашел бы ваши вопросы излишне дерзкими.

Он вышел из-за стола и, подойдя к двери, прокричал:

— Нэнси! Наш гость желает знать, где мы были в выходные дни одиннадцатого и двенадцатого января. У нас есть такая информация?

Эммет обернулся и, придерживая открытую дверь рукой, наградил меня насмешливой улыбкой. Когда его жена вошла в кабинет, он не потрудился представить нас друг другу. Она принесла рабочий дневник.

— Те выходные мы провели в Колорадо, — сказала она, протянув блокнот супругу.

— Да-да, — ответил он, показав мне мельком исписанную страницу. — Нас пригласили в Эспенский институт. На цикл лекций о биполярных отношениях в многополярном мире.

— Звучит немного забавно.

— Согласен.

Он закрыл дневник с акцентирующим хлопком.

— Я был главным докладчиком.

— Вы провели там все выходные?

— Я вернулась только во вторник, — ответила миссис Эммет. — Осталась там кататься на лыжах. А Пол уехал в воскресенье утром. Верно, милый?

— Значит, встреча с Макэрой могла состояться, — резюмировал я.

— Могла, но не состоялась.

— Тогда вернемся к Кембриджу… — продолжил я.

— Нет, — вскинув руку, ответил он. — Извините, но, если вы не против, мы не будем возвращаться к Кембриджу. Я вам все уже рассказал. Нэнси?

Она была лет на двадцать моложе его. Ни одна нормальная жена не потерпела бы подобных окриков, но эта женщина с готовностью вытянулась в струнку.

— Эммет?

— Проводи нашего друга к выходу.

Когда мы пожимали руки, он сказал:

— Я страстный любитель политических мемуаров и обязательно куплю книгу мистера Лэнга, когда она появится.

— Возможно, ради старой дружбы он пришлет вам подарочный экземпляр.

— Сомневаюсь в этом, — ответил Эммет. — Ворота открываются автоматически. В конце аллеи не забудьте повернуть направо. Если вы свернете налево и углубитесь в темный лес, то больше вас никто не увидит.

* * *

Миссис Эммет закрыла за мной дверь еще до того, как я успел спуститься на нижнюю ступень. Шагая по мокрой траве к «Форду», я чувствовал спиной, что ее супруг наблюдал за мной из окна кабинета. В конце аллеи, пока я ожидал, когда отроются ворота, порыв ветра пронесся по макушкам деревьев и окатил машину тяжелым градом капель. Этот хлесткий звук настолько напугал меня, что мои волосы на затылке встали дыбом.

Я выехал на пустую дорогу и начал возвращаться по тому пути, который привел меня в лесную глушь. Мне было не по себе от нервозности, как будто я, спускаясь по лестнице в темный подвал, вдруг обнаружил отсутствие нескольких ступеней. Больше всего мне хотелось убраться подальше отсюда.

— При первой возможности развернитесь вокруг.

Я остановил машину, ухватился обеими руками за блок навигационной системы и начал выкручивать и дергать его. В конце концов он с приятным треском порванных проводов вывалился из приборной панели, и я бросил его под переднее пассажирское сиденье. В тот же миг позади моего «Форда» блеснула фарами большая черная машина. Она промчалась мимо меня так быстро, что я не увидел, кто был за рулем. Ускорившись на перекрестке, она исчезла из виду. Я едва успел моргнуть, а лесная дорога снова оказалась пустой.

Любопытно, как работают механизмы страха. Если бы неделю назад меня попросили сказать, что я сделал бы в подобной ситуации, моим ответом было бы возвращение на Мартас-Виньярд и полный отказ от дальнейшего расследования. Фактически я еще раз убедился в том, что природа подмешала к страху немалую долю внезапного гнева, тем самым поощрив выживание вида. Так же, как и в случае пещерного человека, бросавшегося с палкой на тигра, мой инстинкт не позволял мне убегать. Я жаждал действий, направленных против власти высокомерных Эмметов — во мне вскипало безумие, какой-то атавистический отклик, который заставлял здравомыслящих домовладельцев гнаться за вооруженными бандитами, хотя подобные акты мужества почти всегда имели фатальный конец.

Вот почему вместо благоразумного возвращения на трассу, ведущую к побережью, я, сверяясь с дорожными знаками, направился в Бельмонт. Это был растянувшийся широкой полосой богатый городок, который поражал приезжих своим порядком и опрятностью (в таких местах вам требуется лицензия даже на то, чтобы держать в доме кота или собаку). Аккуратные улицы с неизменными флагштоками и газонами четыре на четыре метра выглядели абсолютно идентичными. Проехав по нескольким широким бульварам, я почти потерял ориентировку, но наконец каким-то чудом добрался до центральной части города. Припарковав на стоянке машину, я на этот раз решил взять чемодан с собой.

Мои приключения привели меня на улицу, называвшуюся Леонард-стрит. Она шла дугой между двумя рядами симпатичных магазинов. Их разноцветные навесы заметно оживляли скучный пейзаж, состоявший в основном из высоких голых деревьев. Одно здание было выкрашено в розовый цвет. Серую крышу украшал декоративный слой снега, якобы подтаявший по краям. Наверное, здесь размещался закрытый каток. Сопутствующие заведения предлагали услуги, в которых я не нуждался: там располагались офисы агентов по недвижимости, ювелирный и парикмахерский салоны. Кроме прочего, здесь находилась и цель моих поисков: интернет-кафе. Войдя в помещение и заказав кофе с бубликом, я занял место подальше от окна. Чтобы никто не мог сесть рядом, я опустил чемодан на соседнее кресло, затем, прихлебывая кофе и вгрызаясь в бублик, вывел на экран страницу Гугл и напечатал в строке поиска: Пол Эммет Аркадианский институт.

* * *

Согласно веб-сайту www.arcadiainstitution.org, Аркадианский институт был основан в августе 1991 года в честь пятидесятилетия первого саммита между премьер-министром Уинстоном С. Черчиллем и президентом Франклином Д. Рузвельтом. Саммит проводился на острове Ньюфаундленд. Веб-страницу открывала фотография Рузвельта, одетого в щеголеватый серый костюм. Стоя на палубе американского крейсера, он принимал Черчилля, который был на голову ниже. Наряд премьер-министра состоял из мятой темно-синей флотской формы и фуражки. Он напоминал здесь лукавого садовника, выражавшего свое почтение местному сквайру.

Цель института, сообщала веб-страница, заключалась в «углублении англо-американских связей и поощрении неугасаемых идеалов демократии и свободы слова, за которые наши нации сражались в дни мира и войны». Эта важная миссия достигалась с помощью «различных семинаров, политических программ, конференций и инициатив по развитию отношений», а также благодаря публикации полугодового журнала «Аркадианский обзор». Особый фонд института учредил десять стипендий, которые ежегодно присуждались перспективным аспирантам, ведущим исследования в «культурных, политических и стратегических областях, представляющих обоюдный интерес для Великобритании и Соединенных Штатов». Аркадианский институт имел офисы в Вашингтоне и на площади Святого Джеймса в Лондоне. Фамилии в совете попечителей — сплошь бывшие послы, исполнительные директора корпораций, университетские профессора — смотрелись, как список гостей для самой скучной вечеринки, которую вы когда-либо видели в своей жизни.

Пол Эммет являлся президентом института и его исполнительным директором. Веб-страница сжато излагала его биографию в одном параграфе: родился в Чикаго в 1949 году, закончил Иельский университет и кембриджский колледж Св. Иоанна (стипендия Родеса[43]); в 1975–1979 гг. лектор по международным делам в Гарвардском университете; в 1979–1991 гг. профессор, консультант по международным связям в Фонде имени Говарда Т. Полка III[44]; позже глава фонда Аркадианского института; с 2007 года президент общества Эмеритус. Публикации Эммета: «Куда бы ты ни шел: особые отношения 1940–1956 гг»., «Головоломка перемен», «Потерянные империи, найденные роли: некоторые аспекты англо-американских отношений начиная с 1956 года», «Цепи Прометея: ограничения международной политики в ядерный век», «Триумфальное поколение: Америка, Британия и Новый мировой порядок», «Почему мы в Ираке». На веб-странице приводилась статья из журнала «Тайм», описывавшая хобби Эммета: теннис, гольф и оперы Гилберта и Салливана, «исполнением арий из которых он и его вторая жена Нэнси Клайн (аналитик министерства обороны из Хьюстона, штат Техас) неизменно очаровывают своих гостей во время вечеринок в их особняке, расположенном в пригороде Бельмонта, штат Миннесота».

Одолев первый документ, я отметил, что Гугл обещал предоставить мне около тридцати семи тысяч ссылок об Эммете и Аркадианском институте:

За «круглым столом» ближневосточной политикиАркадианский институт

Привнесение демократии в Сирию и Иран… Начиная вступительную речь, Пол Эммет заявил о своей вере… www.arcadiainstitution.org/site/roundtable/A56fL%2004.htm — 35k — Cached — Similar pages

Аркадианский институтВикипедия, свободная энциклопедия Аркадианский институт является англо — американской некоммерческой организацией, основанной в 1991 году под президентством профессора Пола Эммета… en.wikipedia.org/wiki/Arcadia Institution — 35k — Cached — Similar pages

Аркадианский институт/Аркадианская стратегическая группа — SourceWatch Аркадианский институт обозначает себя как организацию, посвященную поощрению… Профессор Пол Эммет, эксперт по англо-американским связям… www.sourcewatch.org index.php?title=Arcadia Institution — 39k

USATODAY.com — 5 вопросов к Полу Эммету

Профессор Пол Эммет, прежде руководивший в Гарварде кафедрой международных отношений, теперь заведует влиятельным Аркадианским институтом www.usatoday.com/world/2002–08–07/questions_x.htm?tab1.htm — 35k

Когда мне начал надоедать один и тот же материал о семинарах и летних конференциях, я напечатал в строке поиска: Аркадианский институт Адам Лэнг. Система Гугл выдала мне статью с вебстраницы «Guardian» о торжественном ежегодном приеме Аркадианского института и о визите премьер-министра. Я включил опцию «образы Гугл» и получил мозаику эксцентричных иллюстраций: кот, пара акробатов в трико и мультяшный Лэнг, дувший в бумажный пакет с надписью «Скоро буду униженным». Это была обычная проблема с поиском информации в Сети. Кривая полезного материала падала без сил на софу, и в воздух взлетали старые монеты, кнопки, пух и сладкие «сосульки». Я по опыту знал, что здесь важно ввести правильный запрос, и, судя по всему, мне пока не удавалось найти нужные слова.

Я отвел взгляд от экрана и потер уставшие глаза, затем заказал еще один кофе с бубликом и осмотрел других посетителей. Несмотря на обеденное время, людей было мало: старик с газетой; державшаяся за руки влюбленная парочка чуть старше двадцати лет; две молодые мамы — или, скорее всего, няни, — которые сплетничали о чем-то, пока три их карапуза играли под столом; пара крепких, коротко стриженных парней, явно причастных к армии или к одной из аварийных служб (я видел поблизости пожарную станцию). Эти двое сидели спиной ко мне на высоких табуретах у стойки и вели оживленную беседу.

Вернувшись к веб-странице Аркадианского института, я кликнул «мышкой» на кнопке с надписью «Совет попечителей». Фамилии возникли, словно духи, вызванные из огромной трансатлантической глубины: Стивен Д. Энглер, бывший министр обороны США; лорд Легхорн, бывший британский министр иностранных дел; сэр Дэвид Моберли, рыцарь ордена Св. Михаила, командор ордена королевы Виктории, тысячелетний старец и бывший британский посол в Вашингтоне; Раймонд Т. Стрейчер, бывший посол США в Лондоне; Артур Прусский, президент и исполнительный директор Хэллингтонской группы; профессор Мел Крауфорд из Школы правления имени Джона Ф. Кеннеди; мадам Юнити Чемберс из Фонда стратегических исследований; Макс Хардэкер из Годольфинской службы безопасности; Стефани Кокс Морленд, старший директор холдинга «Манхэттен Эквити»; сэр Милиус Рэпп из Лондонской школы экономики; Корнелий Айрмонгер из «Кордесмен Индастриел» и Франклин Р. Доллерман, главный акционер «Маккош и партнеры».

Я усердно начал вводить в строку поиска их фамилии вместе с Адамом Лэнгом. В политическом обозрении на веб-странице «Нью-Йорк таймс» Энглер хвалил Лэнга за непоколебимую отвагу. На другом сайте приводилась речь Легхорна, произнесенная в палате лордов, в которой он сожалел об ошибочной политике на Ближнем Востоке, однако называл премьер-министра «человеком чести». Моберли недавно получил апоплексический удар и замолчал навеки. Стрейчер голосовал в поддержку Лэнга, когда тот получал в Вашингтоне Президентскую медаль свободы. Заскучав от такой информации, я вяло набрал для поиска фамилию Артура Прусского. На экране появилась газетная статья годичной давности:

Лондон: Хэллингтонская группа с радостью сообщает, что Адам Лэнг, бывший премьер-министр Великобритании, присоединяется к компании и становится ее стратегическим консультантом.

Обязанности мистера Лэнга, которые не будут занимать весь его рабочий день, вовлекают предоставление информации и соответствующих выводов старшим сотрудникам Хэллингтонской инвестиционной группы. Как сказал Артур Прусский, президент и главный исполнительный директор Хэллингтона: «Адам Лэнг является одним из самых опытных и уважаемых в мире государственных деятелей. Мы польщены возможностью и честью черпать знания из колодца его опыта».

В ответной речи Адам Лэнг заявил: «Принимая приглашение к сотрудничеству с компанией такой глобальной величины, я уверен, что наша совместная работа с Хэллингтонской группой будет способствовать демократии и дальнейшей открытости общества».

Я никогда не слышал о Хэллингтонской группе, поэтому мне захотелось ознакомиться с ней. Шестьсот служащих и двадцать четыре офиса по всему миру; более четырехсот инвесторов (в основном из Саудовской Аравии) и несколько фондов общей стоимостью в тридцать пять миллиардов долларов. Список контролируемых компаний выглядел так, как будто его написал Дарт Вэйдер[45]. Дочерние компании Хэллингтона производили кассетные бомбы, мобильные гаубицы, ракеты-перехватчики, военные вертолеты, бомбардировщики с изменяемым профилем крыла, танки, ядерные центрифуги и авианосцы. Сюда же входили несколько известных фирм: одна обеспечивала безопасность для подрядчиков на Ближнем Востоке, другая выполняла разведывательные операции США во всех регионах мира, третья, строительная, специализировалась на возведении военных бункеров и взлетно-посадочных полос. Два члена ее совета когда-то работали главными директорами ЦРУ.

Я знал, что материалы в сети Интернет, по большей части, создавались из грез параноиков. Здесь скапливались данные о тайнах Ли Харви Освальда, принцессы Дианы, Opus Dei[46], кругов на полях, Аль-Каиды, израильского Моссада и английской МИ–6. Симпатичные синие гиперссылки связывали их в одну огромную и всеобъемлющую теорию конспирации. Но я также знал и древнюю мудрость, утверждавшую, что параноик — это человек, который обладает наиболее полным набором достоверных фактов. Напечатав в строке поиска: Аркадианский институт Хэллингтонская группа ЦРУ, я почувствовал, что наткнулся на что-то ценное. Из информационного тумана на экране монитора, словно остов призрачного судна, начинала появляться истина. washingtonpost.com: реактивный самолет Хэллингтона связан с «рейсами пыток» ЦРУ

Компания отрицает какую-либо причастность к программе ЦРУ по «экстраординарной передаче»… член правления престижного Аркадианского института сообщил… www.washingtonpost.com/ac2/wpdyn/A27824–2007Dec26language= — Cached — Similar pages

Я кликнул «мышкой» по истории и прокрутил текст вниз до нужной мне части:

18 февраля хэллингтонский «Гольфстрим–4» с закрашенным корпоративным логотипом, был сфотографирован на польской военной базе «Старе Киежкуты», где, по слухам, располагается секретный лагерь ЦРУ для военнопленных.

Снимок был сделан через два дня после того, как оперативные агенты ЦРУ похитили и вывезли из пакистанского Пешавара четверых британских граждан — Назира Ашрафа, Шакила Кази, Салима Хана и Фарука Ахмеда. В прессе сообщалось, что мистер Ашраф скончался от сердечной недостаточности во время пытки, известной как «водяная доска».

В период времени с февраля по июль того же года вышеуказанный самолет совершил 51 рейс в Гуантанамо и 82 рейса на вашингтонскую базу военно-воздушных сил в Далласе. Кроме того, отмечены перелеты на военную базу Эндрюс и на военные базы США, расположенные в Рамштайне и Рейн-Майне в Германии. Записи рейсов свидетельствуют о том, что этот самолет совершал рейсы в Афганистан, Марокко, Дубай, Иордан, Италию, Японию, Швейцарию, Азербайджан и Чешскую Республику.

На фотографиях, сделанных 23 августа во время воздушного шоу в Скенектади, штат Нью-Йорк (через восемь дней после того, как «Гольфстрим» вернулся в Вашингтон из кругосветного полета, включавшего в себя визиты в Анкару, Осаку, Дубай и ирландский Шаннон), на его корпусе снова был виден хэллингтонский логотип. Позже, 27 сентября, при заправке «Гольфстрима» топливом в Шанноне, логотип вновь оказался закрашенным. А на снимках, сделанных в феврале этого года, когда самолет вернулся в аэропорт Денверз Сентенджел, «Гольфстрим» имел не только хэллингтонский логотип, но и новый регистрационный номер.

Представитель Хэллингтона подтвердил, что их самолет сдавался в аренду другим операторам. И он подчеркнул, что компания не имеет никаких сведений о рейсах, которые «Гольфстрим» совершал в этот период времени.

«Водяная доска»? Я никогда не слышал о подобной пытке. Словосочетание казалось достаточно безвредным. Так мог бы называться какой-нибудь американский вид спорта — нечто среднее между виндсерфингом и спуском на плотах. Я поискал доступную информацию в Интернете.

Пытка «водяная доска» начинается с того, что пленника привязывают к наклонной поверхности (например, к доске) так, чтобы ноги жертвы находились выше головы, и любые движения тела были бы невозможны. Голову жертвы обматывают тканью или целлофаном, оставляя небольшую полость в районе рта и носа, куда во время допроса непрерывно заливают воду. Хотя часть жидкости при этом попадает в горло и легкие пленника, эффективность пытки объясняется в основном психологическим ощущением погружения под воду. Рефлексы удушья оказываются настолько сильными, что жертва чувствует себя утопающей. Человек почти сразу же начинает умолять о пощаде. Офицерам ЦРУ, которые во время тренировок испытывали на себе эту пытку, удавалось терпеть ее в среднем 14 секунд. Самым выносливым пленником из Аль-Каиды был Халид Шейх Мохаммед — предполагаемый организатор террористических атак 11 сентября. Он начал давать показания лишь после того, как провел на «водяной доске» две с половиной минуты, чем завоевал уважение у следователей ЦРУ.

Пытки «водяной доской» вызывают острую боль и травмируют легкие. Кроме того, возможны повреждения мозга, вызванные кислородным голоданием; переломы и вывихи из-за судорог связанных конечностей; и возникновение долговременных психологических расстройств. В 1947 году японский офицер, пытавший «водяной доской» нескольких граждан США, был осужден за военные преступления и приговорен к 15 годам каторжных работ. Согласно расследованию «АВС News», в середине марта 2002 года ЦРУ, получив разрешение на пытки «водяной доской», обучило этой технике четырнадцать кадровых следователей.

На веб-странице имелась фотография времен полпотовской Камбоджи: человек, привязанный за запястья и лодыжки к наклоненному столу, лежал на спине вверх ногами. Его голова находилась в целлофановом пакете, в который палач лил воду из канистры. На другом снимке связанный вьетконговец лежал вниз головой на пологом склоне холма, и трое Джи Ай[47], спеленав его лицо целлофаном, позировали во время пытки. Солдат, заливавший в полость рта воду из бутылки, усмехался. Рядом на груди пленника сидел его сослуживец, небрежно державший сигарету между вторым и третьим пальцем правой руки.

Я откинулся на спинку кресла и поразмышлял над полученной информацией. Мне вспомнился комментарий Эммета по поводу смерти Макэры — что утопление отнюдь не безболезненно, а вызывает жуткую агонию. Я тогда еще подумал, что странно слышать о таких вещах из уст профессора. Размяв пальцы, словно пианист перед самой броской финальной частью концерта, я напечатал новый запрос: Пол Эммет ЦРУ.

Экран тут же заполнился перечнем ссылок, которые на первый взгляд выглядели «мусором»: статьи и рецензии Эммета, упоминавшие о ЦРУ; статьи других людей о ЦРУ, имевшие ссылки на Эммета; статьи об Аркадианском институте, в которых встречались слова «ЦРУ» и «Эммет». Я просмотрел около тридцати-сорока документов, пока не наткнулся на текст, звучавший многообещающе.

ЦРУ в академии Центральное разведывательное управление рекрутировало сотни американских ученых… Пол Эммет… www.spooks — on — campus.org/Church/listKl897a/html — 11k

Веб-страница с заголовком «Кто был у Фрэнка на уме???» начиналась с цитаты из отчета комитета по выборам сенатора Фрэнка Чорча, опубликованного в 1976 году:

ЦРУ рекрутировало несколько сотен американских ученых (включая администраторов, профессорско-преподавательский состав и аспирантов различных академий), которые, помимо своей работы, выполняют директивы управления и время от времени проводят аналитические исследования для нужд внешней разведки. Многие из завербованных ученых пишут книги и научные материалы, используемые далее в пропагандистских целях. Некоторые специалисты применяются косвенно для второстепенных операций ЦРУ.

Ниже в алфавитном порядке приводился список гиперссылок, насчитывавший около двадцати фамилий. Когда я кликнул «мышкой» на имени Пола Эммета, мне показалось, что передо мной раскрылась черная бездна.

Йельский выпускник Пол Эммет (согласно данным Френка Молинари, раскрывшего закулисье ЦРУ) начал работать в управлении в 1969–м или 1970 году. Получив офицерское звание, он возглавил отдел по международной вербовке оперативного директората. (Источник: внутри управления, Амстердам, 1977.)

— О нет, — тихо прошептал я. — Не может быть! Только не это!

Мой ступор длился около минуты, пока внезапный грохот разбитой посуды не вырвал меня из задумчивого состояния. Я обернулся и увидел, что игравшие поблизости малыши опрокинули столик. Когда няни (или мамы) начали бранить детей, а официантка поспешила к ним с совком и щеткой, я заметил, что двое сидевших у стойки парней оставили эту маленькую драму без внимания. Они смотрели на меня. Один из них прижимал к уху мобильный телефон.

Исключительно спокойно — не выдавая, как мне казалось, своих чувств — я повернулся к компьютеру и сделал вид, что допиваю кофе. Жидкость успела остыть и стала неприятно горькой. Я положил на стол двадцатидолларовую купюру и поднял чемодан. В голове мелькнула мысль, что если со мной случится беда, то раздраженная официантка запомнит одинокого англичанина, сидевшего неподалеку от столика, который перевернули расшалившиеся дети. Я не имел понятия, какое преимущество давал мне этот факт. Однако в тот момент я почему-то решил, что ситуация складывается в мою пользу. Стараясь не смотреть на стриженых парней, я прошел мимо них к выходу.

Оказавшись на улице в свете серого холодного дня, я сделал несколько шагов к зеленым тентам «Старбакс»[48], видневшимся в конце квартала. Рядом прогуливались пожилые горожане, носившие перчатки и меховые шапки. По улице медленно проезжали автомобили, большинство из которых имели знаки на заднем стекле: «Ребенок в машине. Прошу соблюдать осторожность при езде». Трудно было представить, что я провел целый час в виртуальной реальности. Позади меня открылась дверь интернет-кафе. Оглянувшись и увидев двух парней, я быстро зашагал по улице к «Форду». От страха у меня подкашивались ноги. Сев за руль и закрыв дверь на замок, я осмотрелся по сторонам. Стриженая пара исчезла из виду.

Какое-то время я неподвижно сидел на месте. Это давало мне смутную гарантию того, что ничего плохого не случится. Мне казалось, что если я не буду шевелиться, то с помощью осмоса[49] смогу просочиться в мирную жизнь процветающего Бельмонта. Тогда я мог бы примкнуть к его жителям и предаться их любимым занятиям: играть в бридж, смотреть сериалы или посещать местную библиотеку, чтобы, прочитав несколько газет, неодобрительно качать головой, брюзжать на мир, катившийся в ад, и винить во всем избалованное младшее поколение. Я с завистью наблюдал за симпатичной леди, вышедшей из парикмахерского салона. Она приглаживала волосы и поправляла завитые локоны. Молодые влюбленные, знакомые мне по интернет-кафе, по-прежнему держались за руки и рассматривали кольца, выставленные на витрине ювелирного магазина.

А как насчет меня? Я переживал приступ жалости к себе. Мне казалось, что я находился в стеклянном пузыре — в абсолютной изоляции от нормальной жизни.

Вытащив из сумки фотографии, я снова начал тасовать их, пока не наткнулся на ту, где Лэнг и Эммет стояли вместе на сцене. Будущий премьер-министр и предполагаемый офицер ЦРУ. Оба играли в одном спектакле и кривлялись в шутовских перчатках и шляпах. Кто-то посчитал бы это невероятным гротеском, но у меня на руках имелись неопровержимые доказательства. Перевернув снимок, я задумчиво посмотрел на телефонный номер. Чем дольше я рассматривал его, тем очевиднее казалось, что он предлагал мне единственный вариант действий. Меня уже не останавливала мысль, что я снова пойду по стопам Макэры.

Когда влюбленная пара вошла в ювелирный магазин, я вытащил мобильный телефон, прокрутил список сохраненных номеров до нужного места и позвонил Ричарду Райкарту.

Загрузка...