Очень важно, чтобы клиент чувствовал себя комфортно в компании «призрака».
— Какая яркая манера знакомства, — сказала Амелия на обратном пути в особняк. — Вас, наверное, учат этому на курсах привидений?
Мы сидели на задних креслах минивэна. Молодая секретарша, которая только что прилетела из Нью-Йорка (ее звали Люси), и трое офицеров охраны заняли места перед нами. Через ветровое стекло я видел «Ягуар» с четой Лэнг. Начинало темнеть. Фары выхватывали из мрака белесые стволы кустарниковых дубов, и те корчились от ярости, отбрасывая огромные тени.
— С учетом того, что вы заменили умершего человека, — продолжила она, — ваш ответ получился особенно тактичным.
Я тихо застонал:
— Вы правы. Можете не продолжать.
— Однако вам следует понять еще одно обстоятельство, — зашептала она, повернув ко мне большие синие глаза. — Как бы это странно ни звучало, но из всех представителей человеческой расы Рут Лэнг решила довериться именно вам. Вы не знаете, по какой причине?
— Похоже, речь идет не о вкусе.
— Действительно. Скорее всего, она думает, что вы будете выполнять ее указания.
— Ну, пусть себе и думает. Я тут при чем?
Последнее, что мне хотелось, так это застрять посреди их кошачьей ссоры.
— Послушайте, Амелия… Я могу вас так называть? Поймите меня правильно. Я здесь только для того, чтобы помочь написать книгу Лэнга. И мне не хочется участвовать в каких-то дворцовых интригах.
— Теперь все ясно. Вам не терпится сделать свою работу и убраться отсюда.
— Вы снова насмехаетесь надо мной.
— Относитесь к моим шуткам легче.
Я молча кивнул и отвернулся к окну. Мне стало понятно, почему Рут Лэнг невзлюбила Амелию. Она была слишком ловкой и умной для блондинки, чтобы чувствовать себя спокойно рядом с ней — особенно с точки зрения замужней женщины. Пока я сидел и пассивно вдыхал ее «Шанель», меня вдруг осенило, что она могла иметь интрижку с Лэнгом. Это многое объясняло. В аэропорту он вел себя с ней подчеркнуто прохладно. А разве подобное поведение не является верным признаком интимной связи? Неудивительно, что они с такой паранойей тревожились о конфиденциальности. Тут можно было собрать целую гору компрометирующего материала и подарить таблоидам недели безмерного счастья.
Где-то на середине пути Амелия спросила:
— Вы не поделитесь со мной своими впечатлениями о рукописи?
— Хотите знать правду? Я нашел ее почти такой же увлекательной, как мемуары Леонида Брежнева.
Она не улыбнулась.
— Только мне не совсем понятно, как подобное могло случиться, — продолжил я. — Не так давно ваш коллектив руководил страной. Наверняка у кого-то из вас английский был родным языком.
— Майк… — сказала она и запнулась. — Я не хочу говорить о мертвых плохо.
— А с какой стати делать для них исключение?
— Все дело в Майке. Подписав контракт на книгу, Адам свалил всю работу на Макэру. А тот не потянул ее. Он уехал в Кембридж собирать материал, и мы не видели его почти год.
— В Кембридж?
— Там хранятся документы Лэнга. Похоже, вы вообще не готовились к этой работе. Архив содержит две тысячи папок. Если книжные полки соединить в одну линию, они вытянутся на двести пятьдесят метров. Примерно миллион страниц — хотя никто их не считал.
— И Макэра перерыл эти залежи?
Я не мог скрыть свой скепсис. Моя идея предварительного сбора материала ограничивалась одной неделей. Максимум! Я просто садился напротив клиента, включал диктофон и иногда разбавлял интервью сетевой информацией, полученной от Гугл[18].
— Вряд ли, — раздраженно ответила Амелия. — Ему не нужно было ворошить все папки. Тем не менее он проделал огромную работу. Когда Майк вернулся, он выглядел ужасно истощенным. Я думаю, он просто потерял перспективу и не мог оформить собранные данные надлежащим образом. Очевидно, это вызвало клиническую депрессию, хотя никто из нас в ту пору не заметил каких-либо странностей. Он не обращался к Адаму за помощью и не показывал рукопись до самого Рождества. Естественно, к тому времени было уже поздно что-то исправлять.
Я изогнулся на сиденье, чтобы полностью увидеть ее лицо.
— Прошу прощения. Вы хотите сказать, что человек, которому предложили за мемуары десять миллионов долларов, сбросил всю работу на плечи того, кто ничего не смыслил в литературе, а затем позволил ему целый год бродить черт знает где?
Амелия поднесла палец к губам и указала глазами на передние кресла минивэна.
— Вы слишком громкий для призрака.
Я перешел на шепот:
— Неужели наш бывший премьер-министр не понимал, насколько важны для него эти мемуары?
— Если вы хотите знать правду, то, по моему мнению, Адам и не думал создавать эту книгу за два года. Он считал, что срок можно продлить. Поэтому он доверил работу Макэре — как награду за то, что Майк прошел с ним весь путь. Но затем, когда Марти Райнхарт ясно дал понять, что собирается настаивать на первоначальном контракте, и после того, как издатели прочитали рукопись, написанную Майком…
Ее голос угас.
— Неужели Лэнг не мог вернуть им аванс и начать все заново?
— Я думаю, вы сами можете ответить на этот вопрос.
— Он не имел такой крупной суммы.
— Через два года после отставки? За это время он не заработал даже половины.
— И никто не заметил, что приближается беда?
— Я напоминала ему о книге много раз. Но прошлое не интересовало его — никогда не интересовало, — даже свое собственное. Он был озабочен созданием фонда.
Я откинулся на спинку кресла. В моем уме сложилась картина того, как просто все это могло произойти. Макэра, партийный шахтер, превратился в архивного стахановца и слепо смешал в одну кучу тонны бессмысленных фактов. Лэнг, человек большого полета (взять хотя бы его слоган: «Будущее — это вам не прошлое»), увлекся циклом лекций по Америке. Он стремился жить, а не доживать свой век. А затем вдруг пришло ужасное понимание, что крупный проект с мемуарами находится в проблеме. И далее, как я полагаю, последовали взаимные упреки, разрыв старой дружбы и навязчивые мысли о самоубийстве.
— Наверное, это был тяжелый период для каждого из вас.
— Еще бы. Особенно после того, как нашли тело Майка. Я вызвалась поехать на опознание, но Адам сказал, что должен сделать это сам. Просто ужасно, через что ему пришлось пройти. Самоубийство Макэры оставило нас всех с чувством вины. Поэтому прошу вас — если вы не против, — не шутите больше о призраках.
Я хотел расспросить ее о скандальной истории в воскресных газетах, но тормозные огни «Ягуара» зажглись, и наша машина остановилась.
— Ну, вот мы снова здесь, — произнесла Амелия. — В этом доме.
Я впервые уловил в ее голосе тона беспросветной тоски и усталости.
К тому времени уже стемнело (было около пяти часов вечера, если не больше); температура опустилась вместе с солнцем за черту нуля. Выйдя из минивэна, я увидел, как Лэнг выбрался из лимузина и едва ли не бегом пронесся к крыльцу особняка. Вокруг него вращался водоворот телохранителей и свиты. Они провели его в дом с такой быстротой, что мне на ум невольно пришла мысль об убийце с оптической винтовкой, которого охранники заметили в лесу. Вдоль фасада большого здания тут же засветились окна, и на мгновение можно было подумать, что это действовала магия реальной власти, а не просто какая-то затянувшаяся пародия на нее. Я чувствовал себя чужаком и не знал, что делать дальше. После оплошности в аэропорту меня угнетало смущение. Одним словом, я продолжал стоять у машины, коченея от холода. К моему удивлению, первым, кто заметил мое отсутствие и пригласил меня в дом, был Адам Лэнг.
— Эй, парень! — позвал он из дверей. — Вы что там застряли? Думаете, что кто-то будет присматривать за вами? Входите и выпейте чего-нибудь горячего.
Когда я переступил через порог, он похлопал меня по плечу и направил в комнату, где утром Амелия наливала мне кофе. Лэнг уже снял куртку и галстук. Он переоделся в толстый серый свитер.
— Простите, что не поприветствовал вас должным образом в аэропорту. Что бы вам хотелось выпить?
— А что у вас есть?
Добрый боженька, безмолвно взмолился я, пусть это будет что-нибудь спиртное.
— Может быть, чай со льдом?
— Да, чай со льдом в самый раз.
— Вы уверены? Я выпил бы что-нибудь покрепче, но Рут тогда убьет меня.
Он подозвал одну из секретарш:
— Люси, попроси Деп принести нам чай. Если, конечно, тебе не трудно, милочка.
Он грузно опустился на софу и вытянул руки вперед, чтобы расслабить спину.
— Итак, за этот месяц вы должны влезть в мою шкуру, помоги вам боже, — сказал Лэнг.
Он скрестил ноги, поставил правый локоть на левое колено, побарабанил пальцами по софе, покрутил стопой, внимательно осматривая ее, затем снова обратил на меня свой безоблачный взгляд.
— Надеюсь, это будет безболезненно для нас обоих, — ответил я и замолчал, не зная, как обращаться к нему.
— Адам, — сказал он. — Зовите меня просто Адам.
В приватном общении со знаменитыми людьми всегда наступает момент, когда ты чувствуешь себя словно во сне. В тот миг я испытал настоящее внетелесное переживание. Я видел самого себя откуда-то сверху (как будто с потолка), и объект моего наблюдения общался в расслабленной манере с государственным деятелем мирового масштаба — причем беседа велась в доме крупнейшего медийного миллиардера. Лэнг ненадолго сошел со своего пьедестала, чтобы понравиться мне. Я был нужен ему. Какой веселый поворот судьбы!
— Спасибо за вашу доброту, — отреагировал я. — Мне никогда еще не доводилось знакомиться с бывшими премьер-министрами.
— А я никогда не встречался с призраками, — с улыбкой ответил он. — Так что мы квиты. Сид Кролл считает вас специалистом, и Рут согласна с его мнением. Вы можете вкратце рассказать, что нам придется делать?
— Я проведу с вами несколько интервью, а затем превращу ваши ответы в прозу. Там, где нужно, мы добавим связующие переходы, чтобы имитировать вашу манеру речи. Кстати, я сразу предупреждаю, что все написанное мной вы при желании можете позже откорректировать. Мне не хотелось бы, чтобы вам казалось, будто я вставляю в ваш рот слова, которые вы на самом деле не произносили.
— И сколько времени на это уйдет?
— При написании большой книги я обычно отвожу на интервью от пятидесяти до шестидесяти часов. Это дает мне около четырехсот тысяч слов, которые я затем ужимаю до сотни тысяч.
— Но мы уже имеем рукопись.
— Да, — ответил я. — Однако она не готова для издания. Это исследовательские заметки, а не книга. В ней не чувствуется жизни.
Лэнг с недоумением посмотрел на меня. Он явно не понимал возникшей проблемы.
— Нужно сказать, что проделанная работа не будет проигнорирована, — быстро добавил я. — Мы можем брать из нее цитаты и факты, и я не против структуры из шестнадцати глав. Хотя мне хотелось бы раскрыть ее немного иначе и найти более интимную манеру изложения.
Вьетнамская экономка принесла наш чай. Она была одета во все черное: в шелковые штаны и рубашку без воротника. Я хотел представиться, но она, протягивая мне стакан, намеренно отвела взгляд в сторону.
— Вы слышали о Майке? — спросил Лэнг.
— Да, — ответил я. — Мне очень жаль.
Адам нахмурился и посмотрел на темное окно.
— Мы должны вставить в книгу какую-нибудь приятную запись о нем. Пусть его мать порадуется.
— Да, это можно сделать.
— Он был со мной долгое время. Еще до того, как я стал премьер-министром. Нас свела вместе партийная работа. Точнее, я унаследовал его от моего предшественника. Вот думаешь, что знаешь человека, как свои пять пальцев, а он…
Лэнг пожал плечами и снова посмотрел на темноту за окном. Не зная, что сказать, я промолчал. Из-за специфики профессии мне часто приходится исполнять роль исповедника. Я годами учился вести себя как внимательный слушатель — то есть сохранять безмолвие и давать клиентам время на размышления. Мне оставалось лишь гадать, о чем он думал. Через полминуты Лэнг, видимо, вспомнил, что я по-прежнему находился в комнате.
— Хорошо. На какое время я вам нужен?
— Вы имеете в виду полный объем работы?
Я отхлебнул чай и едва не поморщился от чрезмерно сладкого вкуса.
— При плотном графике мы можем уложиться в неделю.
— В неделю?
Лэнг мимикой выразил свое недовольство. Я с трудом преодолел искушение напомнить ему, что десять миллионов долларов за неделю работы совершенно не соответствовали минимальной заработной плате в Англии.
— Затем, возможно, мне придется еще раз потревожить вас, чтобы залатать возникшие дыры. Однако если вы выделите мне время до пятницы, я соберу достаточно материала, чтобы переписать имеющуюся рукопись. Главное, чтобы мы начали завтра утром и одолели хотя бы ранние годы.
— Прекрасно. Чем раньше мы закончим книгу, тем лучше.
Лэнг склонился вперед и принял позу доверительной близости — локти на коленях, стакан между ладоней.
— Рут хочет вырваться отсюда. Я сотню раз говорил ей, что она может вернуться в Лондон, посмотреть на детей и дождаться завершения моих мучений с книгой. Но она не желает покидать меня. Должен сказать, что мне нравится, как вы пишете.
Я чуть не расплескал свой чай.
— Вы читали одну из моих книг?
Я попытался представить, чем таким особенным рок-звезда, футболист, эстрадный фокусник или участник реалити-шоу могли привлечь внимание премьер-министра.
— Читал, — ответил он без тени сомнения. — Недавно мы гостили у одного парня…
— У Кристи Костелло?
— Да, у Кристи Костелло! Замечательная книга. Если вам удалось внести смысл в его биографию, то, возможно, вы сделаете это и с моей.
Он вскочил на ноги и пожал мне руку.
— Приятно было познакомиться с вами. Мы начнем работать завтра утром. Я скажу Амелии, и она позаботится о том, чтобы вас отвезли в отель.
И затем он внезапно запел:
Однажды в жизни ты получишь это,
Но не заметишь, что держал его в руках,
Пока не потеряешь где-то,
Погнавшись за журавлем в облаках.
Он указал рукой на меня, затем сделал плавное движение ладонью.
— Как там у Кристи Костелло? «Однажды в жизни — а именно, в семидесятых годах двадцатого столетия…»
Лэнг склонил голову набок и прикрыл веки, словно что-то вспоминал.
— В семьдесят седьмом?
— Восьмом.
— Тысяча девятьсот семьдесят восьмой год! Вот это было время! Читая книгу, я чувствовал, как оно возвращалось ко мне!
— Сохраните это настроение до завтрашнего утра, — попросил я его.
— Как прошла беседа? — провожая меня к двери, спросила Амелия.
— Я думаю, нормально. Очень по-дружески. Он даже несколько раз назвал меня парнем.
— Да, он всегда так делает, когда не может вспомнить имя собеседника.
— Завтра утром мне понадобится комната, где я мог бы проводить интервью. Еще мне нужна секретарша, чтобы перепечатывать аудиозаписи на бумагу. Я буду приносить ей диски в перерывах нашей беседы. Кроме того, мне нужен файл существующей рукописи для его последующей обработки на компьютере.
Я поднял руку, отсекая ее возражения.
— Да, мне известно, что текст нельзя выносить из здания. Но я собираюсь вставлять в него новый материал. Книгу придется полностью переписать, чтобы она хотя бы смутно напоминала мемуары живого человека.
Амелия быстро записала мои требования в свой черно-красный блокнот.
— Что-нибудь еще?
— Как насчет ужина?
— Спокойной ночи, — холодно сказала она и закрыла за мной дверь.
Один из телохранителей Лэнга отвез меня обратно в Эдгартаун. Он был таким же угрюмым, как и его коллега у ворот.
— Надеюсь, вы быстро напишете эту книжку, — сказал он. — Мы с парнями уже запарились жить в этой глуши.
Он высадил меня у отеля и сказал, что заберет завтра утром. Едва я успел открыть дверь в свою комнату, как зазвонил телефон. На линии была Кэт.
— Ты в порядке? — спросила она. — Я получила твое сообщение. Меня обеспокоил твой голос. Он звучал очень странно.
— Да? Извини. У меня все нормально.
Мне жутко хотелось спросить, где она находилась в тот момент, когда я звонил ей по телефону.
— И что? Ты встретился с ним?
— Встретился. Я только что приехал от него.
— Ну? Как все было?
Не дав сказать мне ни слова, она предупредила:
— Только не говори свое любимое: «Очаровательно».
Я кратко отвел телефон от уха и показал ей средний палец.
— А ты умеешь пользоваться моментом, — продолжала она. — Надеюсь, тебе попадались на глаза вчерашние газеты? Похоже, ты создал прецедент — первый зафиксированный случай, когда крыса забирается на борт тонущего судна.
— Да, я видел газеты.
Мой голос прозвучал излишне настороженно.
— И я собираюсь расспросить его о том случае.
— Когда?
— Когда наступит подходящий момент.
Она издала шумный возглас, в котором соединились веселье, ярость, презрение и недоверие.
— О, да! Спроси его! Спроси, зачем ему понадобилось незаконно похищать британских граждан, вывозить их в другую страну и передавать в руки палачей. Спроси, знает ли он о пытках, которые агенты ЦРУ применяют во время допросов. Спроси его, что он планирует сказать вдове и детям человека, который умер от сердечного приступа…
— Подожди, — перебил я ее, — ты диктуешь слишком быстро. Повтори второй вопрос, который мне нужно задать ему.
— Я начала встречаться с другим человеком, — сказала она.
— Поздравляю, — ответил я и отключил телефон.
После этого мне оставалось лишь спуститься в бар, чтобы немного успокоить нервы. Помещение было декорировано под старую харчевню, куда бы капитан Эхаб мог заскочить в конце трудного дня, проведенного за китобойной пушкой. Столы и сиденья, сделанные из старых бочек, гармонировали с античным неводом и ловушками для лобстеров, которые висели на деревянных стенах. Парусные шхуны в бутылках чередовались с фотографиями парней, гордо державших в руках свой впечатляющий улов. Эти рыболовы были теперь такими же мертвыми, как и их рыбы, подумал я. Мрачный юмор слегка разогнал мое тоскливое настроение. Большой телевизор над стойкой бара показывал хоккейный матч. Заказав себе пива и чашку вареных моллюсков, я сел за столик, откуда был виден экран. Хоккей меня мало интересовал, но спорт всегда помогает забыться на время, поэтому я тупо смотрел на то, что имелось в наличии.
— Вы англичанин? — спросил мужчина, сидевший за столиком в углу.
Наверное, он услышал мой заказ. Кроме нас двоих, в баре больше никого не было.
— Как и вы, — ответил я.
— Значит, мы соотечественники. Вы сюда на отдых?
Мне не понравился его панибратский тон — типа «эй, паренек, подкинь-ка мой мяч для гольфа». Его полосатая рубашка с потрепанным отложным воротником, спортивная двубортная куртка, тусклые медные пуговицы и синий носовой платок, торчавший в верхнем кармане, — все это мигало скукой, как маяк Эдгартауна.
— Нет, на работу.
Я продолжал следить за игрой.
— А чем вы занимаетесь?
Он держал в руке бокал, в котором плавали кубики льда и кружочек лимона. Интересно, что он пил? Водку с тоником? Или джин? Я отчаянно пытался не поддерживать беседу с ним.
— Разными делами. Извините.
Я встал, прошел в туалет и вымыл руки. Из зеркала на меня смотрел человек, которому удалось поспать лишь шесть часов из прошлых сорока. Когда я вернулся в бар, на моем столе стояла чашка с моллюсками. Я заказал напиток, но подчеркнуто не стал покупать выпивку для моего земляка.
Какое-то время он молча наблюдал за мной, а затем многозначительно сказал:
— Говорят, что Адам Лэнг на острове.
Я повернулся и посмотрел на него. Ему было около сорока пяти лет. Стройный, сильный, широкоплечий мужчина. Серые, с металлическим оттенком, волосы зачесаны назад. В нем чувствовалась военная выправка, но такого тусклого и неопрятного качества, словно он в своей жизни в основном полагался на пищевые пакеты для ветеранов от общества милосердия.
— Да? — спросил я бесстрастным тоном. — Он здесь?
— Так говорят. Вы случайно не знаете, где он обитает?
— Нет. К сожалению, нет. Еще раз прошу прощения.
Я начал поедать моллюсков. За моей спиной раздался шумный вздох. За ним последовал перезвон ледяных кубиков, когда мужчина поставил свой пустой бокал на стол.
— Сученыш, — сказал он, проходя мимо меня.