Призраки озера

Глава 34

Келли быстро угасала. Курс химиотерапии вызвал ухудшение общего состояния, и процедура была прервана. Болезнь с новой силой заявила о себе, постепенно захватывая клеточки ослабевшего тела. Единственную надежду на выздоровление давала пересадка костного мозга либо попытки провести курс нетрадиционного лечения онкологических заболеваний, которые практиковались в нескольких ведущих больницах страны. Врачи честно предупреждали, что и эти методы Келли могут не помочь: она была уже слишком слаба, а болезнь зашла слишком далеко. Сет отказывался верить их приговору. С самого раннего утра в воскресенье, когда к все увеличивающейся группе родственников и друзей, собравшихся у палаты больной, присоединилась и Оливия, он метался, осуществляя телефонную связь между лечащими врачами Келли и специалистами из Бостона, Хьюстона и Нью-Йорка.

– Сынок, есть некоторые вещи, которые даже тебе не под силу, – мягко сказала Келли, с сочувствием глядя на измученного Сета с красными от недосыпа глазами.

Оливия приехала в больницу на час раньше его, забросив по дороге Сару с Хлоей в воскресную школу. После обеда и до возвращения Оливии за девочками присмотрит Марта. Оливия на несколько минут поднялась на четвертый этаж больницы к Большому Джону. Взяв его за руку, она прислушивалась к жужжанию аппарата искусственного дыхания. Большой Джон по-прежнему не приходил в себя, и надежд на его выздоровление, по словам Чарли, было мало.

Однако внезапное ухудшение состояния Келли оказалось еще более тревожным. И Сет, и Айра почти все время проводили рядом с нею. Остальные – Белинда, Кейт, Августа Блейр и Шарлотта Рейми – сменяли друг друга по очереди. Все были потрясены случившимся и не хотели оставлять Келли один на один с болезнью. Даже на минуту.

– Это на тебя не распространяется, мама, – мягко ответил Сет. Он перестал шагать по палате, остановился у постели и взял Келли за руку. Мать, хрупкая, в голубой больничной сорочке, крепко сжала его руку истонченными, костлявыми пальцами: она настолько похудела, что пришлось даже снять обручальное кольцо.

– Ох, Сет. – Келли слабо улыбнулась ему. Она казалась настолько невесомой, что ее голова почти не оставляла вмятины на больничной подушке. – Ты борец, как и твои отец. Я всегда восхищалась в вас этим качеством. У меня его никогда не было.

– Ты тоже боец, мама. Ты должна победить болезнь, и ты справишься. – Он склонился над изголовьем, поцеловал мать в пергаментную щеку, пожал руку и, бросив неопределенный взгляд на Оливию, сунул под мышку папку с медицинскими отчетами и вышел из палаты.

После того, что случилось в мужской раздевалке, они больше ни разу не поговорили наедине. Все последующие ночи Сет провел у постели матери, устроившись на откидной кушетке. Спал ли он хоть одну из ночей, неизвестно. Сейчас на этой кушетке устроилась Оливия. В течение дня Сет постоянно вел переговоры с врачами, звонил по телефону, заглядывал в Интернет, лишь бы найти способ спасти мать. Он считал, что рано или поздно выход будет найден.

– Самое плохое, боюсь, для него начнется, когда пробьет мой час, – сказала Келли, проследив глазами, как Сет выходит из комнаты. – Меня эта мысль страшно мучает. – Она перевела затуманившиеся от слез глаза на Оливию.

– Тетя Келли, прошу вас, не нужно об этом, – взмолилась та и коснулась высохшей руки Келли. – Сейчас рак излечим. Известно уже много исцелившихся, и их число постоянно растет.

– Ох, милочка, боюсь, это не про меня.

Келли поморщилась и стала нащупывать приспособление для самостоятельного введения обезболивающих. Оливия помогла ей, установив нужную дозу. Спустя минуту Келли вздохнула и слабо улыбнулась:

– Ты знаешь, с сегодняшнего утра меня не покидает мысль, что мне осталось совсем немного. Если б мне было позволено выбирать, я бы, пожалуй, еще немножко побыла с вами. Но мне остается только взглянуть правде в глаза, как бы горька она ни была.

– Но, тетушка… – пробормотала Оливия, склоняясь над ней.

Вглядевшись в серовато-желтое лицо Келли, кинув взгляд на ее голову, почти без волос, она не могла сдержать слез. Оливия с ужасом вспомнила сцену в больнице, когда привозила Келли к Большому Джону: медсестра катила им навстречу кресло-каталку, в котором сидела больная. Вспомнив реакцию тетушки на ту женщину, Оливия внутренне содрогнулась: теперь Келли сама выглядела точно так же. Похоже, уже тогда у нее появилось предчувствие того, что ее ожидает.

– Я не могу говорить об этом с Сетом, потому что он расстроится. Он – мой сын, мое единственное дитя, которого я люблю больше всего на свете. Но ему будет трудно. Мужчины хуже, чем мы, женщины, переносят боль, ты заметила? Они как дети, даже самые сильные.

Оливия не нашлась, что ответить, и лишь крепче сжала руку Келли. Тетушка взглянула поверх ее головы на окно, сквозь которое в палату проникали потоки ярких солнечных лучей и виднелось голубое небо. Парочка черных скворцов мелькнула за окном и тут же скрылась, промчавшись мимо небольшого квадратного проема на волю, за пределы палаты, где все еще имели значение обыденные веши.

– Знаешь, что мне ненавистно более всего? Мне до смерти обидно, что я пропущу Рождество. Никогда больше не увижу елку – вот что меня расстраивает. Глупо, правда? Скорбеть по елке?

– Ох, тетя Келли… – Слезы ручьем хлынули из глаз Оливии, рука, сжимавшая руку Келли, напряглась. – Нет, это вовсе не глупо.

– Ну вот, теперь я начну плакать, ты начнешь плакать, и в результате последние отведенные мне драгоценные часы я проведу с распухшим носом и красными глазами. – Келли снова вздохнула и выдавила из себя слабую улыбку. – Если бы ты знала, Оливия, как я рада, что ты вернулась домой и привезла с собой Сару. То, что ты с нами в этот час, для меня просто благословение.

– Я тоже рада, что вернулась, – отозвалась Оливия, с трудом выговаривая слова.

– Все будет хорошо, дорогая, вот увидишь. В конце концов все будет хорошо.

Дверь распахнулась, и в палату вошла Мэлори с огромным букетом розовых роз в белой фарфоровой вазе. Ее высокие каблучки дробно застучали по полу. Отпустив руку Келли, Оливия вежливо поприветствовала ее. Как обычно, Мэлори была безупречно причесана и одета в серый шелковый костюм, украшенный ниткой жемчуга. Казалось, она пришла в больницу с работы или с церковной службы.

Коротко улыбнувшись Оливии, Мэлори подошла к постели больной с противоположной от Оливии стороны и поставила розы на столик. Аромат роскошных цветов на время заглушил даже обычный больничный запах.

– Как ваши дела? – поинтересовалась Мэлори и склонилась над Келли, чтобы обнять ее. Луч солнца, упав на кольцо невесты – символ их с Сетом любви, – заставил полыхнуть вправленные в него бриллианты. Еще одно напоминание об их грядущей свадьбе. Каким бы горячим ни был тот поцелуй в раздевалке, это было лишь сиюминутное помрачение, а отнюдь не надежда. Ей, Оливии, нужно запомнить это накрепко.

– Прекрасно, – отозвалась Келли, вновь обретя обычную иронию. – Присаживайся и расскажи мне, как идут приготовления к вашей свадьбе? Ты уже договорилась с той фирмой, которая будет обслуживать прием?

– Их цены оказались высоковаты… – Сочтя предложение Келли присесть достойным внимания, Мэлори устроилась в кресле напротив Оливии.

Они еще какое-то время поболтали о предсвадебных хлопотах – не самой приятной для Оливии теме, – а потом появились Айра с Филиппом и его женой. После того случая в раздевалке Оливия дважды встречала Филиппа в больнице, но он ни словом, ни взглядом не дал ей понять, что помнит ту сцену. Она была ему за то очень признательна. Оливия поднялась было, чтобы уйти, но Келли остановила ее, взяв за руку.

– Оливия, – шепнула она, – приведи Хлою. Сегодня после обеда, пожалуйста.

Заглянув в поблекшие глаза тетушки, Оливия прочла в них мольбу и медленно кивнула, словно торжественно поклялась исполнить просьбу больной. Келли устало улыбнулась и прикрыла глаза.

Она вернулась в больницу вместе с Хлоей уже перед ужином. Штора на окне была задернута, в палате стоял полумрак. Келли, казалось, заснула, и рядом с ней, погрузившись в чтение Библии, дежурил отец Рэндольф. Хлоя, аккуратно причесанная – убранные назад волосы перехвачены голубой лентой, – всю дорогу до Батон-Руж болтала без умолку. Но стоило им войти в палату, как девочка смолкла, крепко уцепившись за руку Оливии, и та в ответ крепко сжала маленькую, внезапно заледеневшую ручку. Увидев их, отец Рэндольф улыбнулся, встал и двинулся навстречу застывшим в дверях посетительницам.

– Что это у вас? – шепнул он, кивнув на пакет в руках Оливии.

– Оливия сказала, что Нана хочет елку, – фыркнула Хлоя, оправившись от смущения и обретя прежнюю уверенность. – Не понимаю, зачем? Еще и Хэллоуин не наступил.

Обменявшись взглядами с отцом Рэндольфом, Оливия почувствовала, что он все понял.

– У Келли будет чудесный ночник, – сказал он.

Взяв у Оливии ее ношу, он водрузил невысокую искусственную елочку в полном убранстве на ночной столик у кровати, переставив розы Мэлори на большой стол. Затем подключил электричество, и елка вспыхнула весело мерцающими разноцветными огоньками.

Елку Оливия купила в магазине сразу же после того, как покинула больницу.

Келли пошевелилась на постели, очевидно, разбуженная их голосами, и открыла глаза. Ее внимание привлекли весело мигающие огоньки. Увидев елку, она какое-то время молча смотрела на нее. потом губы ее дрогнули и растянулись в улыбке. Обведя глазами палату, она задержала взгляд на Оливии, которая стояла рядом с Хлоей в изножье кровати.

– Спасибо, – проговорила Келли и перевела взгляд на внучку. – Хлоя. – Голос ее звучал значительно слабее, чем утром. С трудом приподнявшись, она устроилась на кровати повыше и протянула руку девочке.

– Нана, – всхлипнула та и, обогнув кровать, схватила протянутую руку.

Оливия переглянулась с отцом Рэндольфом, и они молча вышли в коридор, оставив пожилую женщину с девочкой, чтобы, как внезапно щемяще четко поняла Оливия, они могли попрощаться.