Проблема выбора

Глава 13

– Как это понимать? – невольно прислушавшись, я остановился возле двери в одну из пяти офицерских кают. Из-за двери раздавался голос Георга, который впервые на моей памяти позволил себе повысить голос, но, с другой стороны, откуда я знаю, может быть, он с подчиненными всегда так разговаривает: одновременно сквозь зубы и на повышенных тонах. С другой стороны, не будет же он вопить при мне, Георг слишком опытный царедворец для подобной глупости. – Объяснитесь, герр Вайсман! Что значит, вы не можете принять его высочество со свитой в его собственном доме? Неужели произошло несчастье, и дворец сгорел в сильном пожаре? Какие еще могут быть препятствия для того, чтобы хозяин не сумел попасть в собственное жилище?!

– Ваше милость, но герцог Адольф запретил мне…

– Вот сейчас, герр Вайсман, вы очень зря открыли рот, – слова Георга прозвучали настолько зловеще, что, похоже, не только мне, но и неизвестному Вайсману показалось, что лучше бы он продолжал орать. – Герцог Адольф? Вы сказали, герцог Адольф? Вы что с головой перестали дружить с недавнего времени и не помните имя своего господина?

– Я помню, разумеется, помню, – промямлил Вайсман. – Но, герцог Адольф…

– Если ты еще раз назовешь моего лживого, лицемерного брата герцогом, я клянусь, что насажу тебя на вертел и буду поджаривать на медленном огне, как свежезабитую свинью! И я сделаю это, если сию минуту не услышу от тебя внятный ответ на вопрос, что может помешать законному герцогу Гольштейн-Готторпскому взять своих солдат и самому войти в родной дворец, предварительно повесив всех предателей на фонарных столбах? – прорычал он, а я внезапно осознал, что мои мысли, вместо того, чтобы обдумывать дальнейшие действия, переключились на фонарные столбы.

Надо увеличить количество фонарей в Петербурге и подать идею о том, чтобы Елизавета подумала об освещении всех городов России. В приказном порядке, иначе ничего не получится, с обязательным контролем, куда же без него. Насчет финансирования надо будет прикинуть. У меня уже мелькали мысли насчет того, чтобы роли фонарщиков и роли пожарных совместить. Полноценной структуры пожарных расчетов пока что нет, значит, нужно будет их создать. Выделить им отдельное большое здание с конюшней, и поручить создать команды, которые будут дежурить одновременно. Эти команды не будут валяться на лавках, ожидая, когда вспыхнет пожар, нет, они будут по подписанным специальным генералом графикам ездить ночью по городу, следить за фонарями, которые как ни крути представляют определенную пожарную опасность, а заодно и за тем, чтобы вовремя оказаться возле возможных источников возгорания в самом городе. И генерал будет башкой отвечать за то, чтобы его подчиненные выполняли свои обязанности как следует. Да, надо бы сало полностью убрать из фонарей. Маслом заменить, можно и отработкой, или самой мутной мутью, оставшейся после отжима. Об этом надо будет подумать.

Сейчас же меня интересует другой вопрос, какого черта дядюшка вообще поперся в Любек, а мы узнали о том, что самозваного герцога нет на месте, потому что флаги на дворце и ратуше были спущены. Этот нюанс стал нам известен сразу же, как только мы вошли в Кильскую бухту. Боевому кораблю с более чем шестьюдесятью пушек на бортах сильно много не предъявишь, особенно, если у тебя нет своего боевого корабля, или хотя бы нормальных пушек в порту, поэтому нам дали без особых проблем бросить якорь, и буквально через пару минут примчался Вайсман, с которым сейчас беседовал Георг. Вайсман и подтвердил то, о чем мы и сами догадывались – дядюшка куда-то свалил, и это было весьма странно и очень недальновидно с его стороны. Вот так, еще не окончательно укрепившись на месте герцога, взять и уехать из столицы герцогства… Ну, не знаю. Это должна быть очень веская причина, для того, чтобы поступить подобным образом.

– Так вы понимаете, герр Вайсман, что произойдет, если его высочество войдет в город во главе целого гвардейского полка? – спокойный голос Штелина вырвал меня из задумчивости. Откровенно говоря, со мной не целый гвардейский полк, но по тому, как Вайсман закатывал глаза, когда проходил через весьма значительную толпу военных, он вероятно думал, что здесь целая армия разместилась. Но, полк не полк, а экипаж «Екатерины» весьма значительный и представленный не одной сотней моряков тоже со счетов нельзя сбрасывать. И что-то мне говорит, что для Киля, да и для всего герцогства, неполного полка гвардейцев, да при поддержке пушек «Екатерины», вполне хватит, чтобы восстановить справедливость и убрать узурпатора с глаз долой, если понадобиться, то весьма радикальным способом. И вот, оказывается, что его вообще нет на месте. Мне его что по всему герцогству теперь ловить придется?

– Я не… Господи, да помогите мне уже, почему вы мне не помогаете, а только пугаете? – воскликнул Вайсман. Я же решительно распахнул дверь и вошел в каюту, не дожидаясь ответа Георга.

В помещение было невероятно душно. И все еще витал кисловатый запах блевотины, так и не выветрившейся до конца, что было вполне логично, учитывая, что каюта не проветривалась. Я поморщился, и тут мой взгляд упал на нестарого еще человека, лет сорока на вид. Для меня он был незнаком, а вот меня он, похоже, знал очень хорошо. Высокий и худой, как большинство встреченных мною немцев, герр Вайсман, увидев меня, тут же склонился в глубоком поклоне, так что не возникало никаких сомнений в том, что Карла Петера он знал не понаслышке.

– Ваше высочество, какая невероятная радость лицезреть вас в добром здравии, – скороговоркой проговорил он, не поднимая головы.

– Такая сильная радость, что вы готовы смотреть на меня, не сходя с палубы, молясь при этом, чтобы я побыстрее велел поднять якорь и уплыл в закат? Вам не кажется, герр Вайсман, что во дворце делать все вышеперечисленное будет гораздо удобнее?

– Да, Бергхольц был прав, когда говорил, что вы очень сильно изменились, ваше высочество, – пробормотал Вайсман.

– Удивительно, правда? Это так неожиданно, что человек, становясь старше, начинает меняться… Особенно для Бергхольца. Вот для него внезапно появившаяся во мне решимость была полной неожиданностью, что верно, то верно. Только не говорите мне, что я рискую встретиться с этим господином в ближайшее время. Он же не позволил себе поселиться в моем дворце? Потому что, боюсь, я к этой встрече не готов, поэтому она может весьма неприятно закончиться. Для него, разумеется. Мне, это, возможно, принесет немного радости, которой так не хватало, с тех самых пор, как умер отец. Так в чем причина того, что вы никак не хотите сопроводить меня и моих сопровождающих во дворец?

– Я… – он запнулся, затем выпрямился, бросил затравленный взгляд на Георга, и выдохнул. – Нет, никакой причины, чтобы вы не смогли проехать во дворец нет.

– Отлично, значит, не позже, чем через двадцать минут мы выезжаем. И еще, вы мне не ответили, какова вероятность того, что я встречу Бергхольца?

– Вы его не встретите, ваше высочество. Бергхольц уехал в Любек с герцогом… – я приподнял бровь и Вайсман тут же исправился. – С вашим дядей.

– А по какой необходимости дядя уехал в Любек? – поинтересовался я, мечтая, как можно скорее, покинуть душное помещение.

– Он уехал встречать невесту, ваше высочество. Ваш дядя весьма рассчитывает на этот брак, полагая, не без основания, что он поможет ему окончательно утвердиться в роли герцога Гольштейн-Готторпского. К тому же в Киле ведутся некие работы… В общем, он решил уехать из города до тех пор, пока они не будут закончены.

– Полагаю, что увижу те работы, которые заставили дядюшку уехать в Любек, потому что даже не могу себе представить, что же это может быть, – я повернулся, чтобы покинуть каюту. – Да, по дороге я хочу узнать увлекательную историю о том, на ком так поспешно хочет жениться дядя, что не выдержал ожидания и рванул встречать невесту, как пылкий юноша на крыльях давней страсти.

– Я могу и сейчас… – начал Вайсман, но я его перебил.

– По дороге. Вы мне все расскажите по дороге, – после чего вышел, наконец, на палубу.

В капитанской каюте меня уже ждали Наумов, Криббе, Федотов и вертевшийся тут же Турок, который с любопытством смотрел в иллюминатор, пытаясь рассмотреть хотя бы порт. На скрип открывающейся двери все четверо повернулись в мою сторону.

– Ваше высочество, удалось выяснить, почему мы до сих пор не можем спуститься на берег? – хмуро спросил меня Наумов.

– Соскучились по твердой поверхности под ногами, полковник? – спросил я его, подходя к столу. – Или ваши люди выражают недовольство?

– Да при чем здесь люди? – Наумов поморщился, словно съел лимон. – Люди потерпят, ничего страшного с ними не произойдет. Я беспокоюсь о лошадях, которые да, выказывают беспокойство. Животных нужно немедленно вывести из загонов и спустить на берег, они и так переволновались, когда был шторм. Я почти все время с ними провел: успокаивал их, разговаривал с ними. Они очень умные животные, и понимают абсолютно все, что я им говорил, – он продолжал рассказывать, как сильно беспокоится о благородных животных, и как этим самым животным тревожно находиться на корабле. Я в упор смотрел на полковника, с трудом подбирая челюсть. По-моему, ему нужно все-таки пересмотреть приоритеты.

– Игнат, остановитесь, – подняв руку, я прервал поток Наумовских откровений. – У меня только один вопрос, при вашем отношении к лошадям, как так оказалось, что вы стали командовать пехотой, а не кавалерией?

– Не я распределяю звания, – Игнат покачал головой. – Ежели ее величество назначила меня в полк к пехоте, значит, так тому и быть. Хотя, не скрою, я был несколько разочарован назначением.

– Зато теперь, доволен, – я хмыкнул. – Что касается причин, почему мы все еще находимся на борту, то они уже решены. Правда, вас это не особенно обрадует, но для вас у меня в связи с обстоятельствами, появилось задание: вместе с Гюнтером вы поедете в Любек, во главе полка, и доставите узурпатора сюда в Киль. Не получится доставить живым, ну что же, на все воля Божья.

– А как же… – начал было Криббе, но тут же осекся под моим пристальным взглядом.

– Со мной останется две роты под командованием Федотова. Более того, я считаю, что вам лучше пойти в Любек морем. Мы не знаем сколько солдат сейчас вокруг дяди Адольфа, а шестьдесят шесть пушек «Екатерины» – это шестьдесят шесть пушек.

– Я категорически против того, чтобы отправляться в Любек всем вместе, – покачал головой Криббе. – Да, я знаю, что ваше высочество хочет поставить меня во главе полка, но, положа руку на сердце – господин Наумов справится с полком куда лучше, чем ваш покорный слуга. Я же предпочту находиться рядом с вашим высочеством, чтобы защитить от возможной опасности, которая может подкараулить в любой момент, особенно в ставшем в одночасье враждебном родном городе.

– И, я хочу добавить, что мы тронемся в путь не раньше, чем удостоверимся, что вашему высочеству не грозит опасность от верных сторонников вашего дядюшки, коих он здесь оставил, ведь не может же так быть, что абсолютно все заговорщики враз покинули столицу, – добавил Наумов, глядевший на меня нахмурив брови и сложив руки на груди.

– И сколько времени вам понадобиться, чтобы убедиться, что я нахожусь в безопасности? – я вернул ему сердитый взгляд. С тем, что Криббе меня не оставит, я смирился на редкость быстро. Что ни говори, а Наумов действительно будет лучшим командиром. Криббе же я, как ни крути, привык видеть подле себя. Проблема состояла в том, что я Наумова почти не знаю и не могу доверять в полной мере. В отличие от того же Гюнтера, к которому я уже относился, как к родному.

– Когда вы поедете во дворец, конечно же, ваше высочество, – Наумов опустил руки. – Я в последнее время только и делал, что занимался охраной августейшей семьи, и многому пришлось научиться, так что по дороге к дворцу и в самом дворце я быстро смогу сориентироваться и сказать, угрожает ли вам опасность, или же с вашей охраной вполне справятся те две роты, которые вы хотите оставить с собой.

– Ну хорошо, – неохотно признал я его правоту. – В таком случае, вам лучше поторопиться, потому что мы выезжаем.

Через двадцать минут нам удалось выехать. Задержка произошла из-за того, что лошади, отвыкшие от твердой земли, вначале вели себя не совсем адекватно: они явно нервничали и не давали первые несколько минут себя оседлать, когда их свели по широкому трапу с корабля. Лишь, когда они успокоились, можно было ехать к дворцу.

Как только мы отъехали от пирса, в нос ударил резкий тошнотворный запах. Я поморщился, но ничего не сказал, решив, что в порту, в принципе, в этой эпохе и не должно розами пахнуть. Я где-то читал, что отвратно воняло во всех портах мира, и чем порт был больше, тем отвратительней запах встречал моряков, ступавших на берег. Команду капитан предусмотрительно оставил на корабле. Не так уж много времени они провели в море, чтобы сильно соскучиться по портовым кабакам и борделям. Мы уже доехали до середины портовой площади, а запах, казалось, только усиливался.

– Да чем это так омерзительно воняет? – не выдержав, я повернулся к Вайсману, который ехал рядом со мной, сохраняя на лице выражение полной невозмутимости.

– Это порт, ваше высочество, не удивительно… – начал отвечать он, но я его перебил.

– Мы практически выехали из порта, но вонь только усиливается. Не в этом ли причина того, что дядя Адольф так срочно покинул Киль, потому что он совершил тем самым феерическую глупость, и очень скоро убедится в этом.

– Возможно, запах стал одной из причин, по которой… хм… – Вайсман запнулся, покосился на меня и добавил. – По которой он уехал. Дело в том, что водостоки забились настолько, что на улицах Киля после небольшого дождя случилось настоящее наводнение. Тогда был приглашен Жан Бозир, Парижский архитектор и мостостроитель, в обязанности которого входит также следить за тем, чтобы водостоки были проходимы. Но господин Бозир не приехал. Сослался на возраст и то, что у него хватает дел в Париже, которые он никак не может оставить. Правда, себе на замену он прислал ученика и помощника, который следил за состоянием пригородных дорог и водостоков. Видимо он решил, что Киль настолько мал и незначителен, что можно и на ученика его сбросить. Совсем никого не прислать он не решился, все-таки не простой торговец его к себе пригласил. Только вот этот Перроне что-то не спешит восстанавливать проходимость водостоков. Он придумал какую-то чушь и так страстно пытался заставить поверить в нее вашего дядю, что в итоге у него все получилось. Вот только что делать с тем, что запах и лужи на тротуарах, из-за которых его и вызвали, все так же остаются на улицах Киля? Конечно, ваш дядя решил уехать и не дать своей невесте въехать в Киль, пока все не будет готово.

– И что же такое грандиозное затеял господин Перроне, что это стоит столько усилий? – мы выехали с территории порта, и я с любопытством огляделся по сторонам.

Киль, как и все городки подобного типа, был раскинут на сравнительно небольшой площади вокруг замка. Хотя замок даже издали был уже похож на обычный дворец, я не мог не увидеть, что он был огромен. Вот вокруг дворца и располагались улицы, словно лучи звезды уходя к порту и к выезду из города. Улицы были узкие, но хоть не слишком петляли, а вели ко дворцу напрямик. Мы въехали на небольшую возвышенность, с которой стало видно ту часть города, что до этого скрытого от моего взгляда. Эта часть образовывала свой круг, преимущественно расположенный вокруг городской ратуши.

– Да вы сами можете полюбоваться, ваше высочество, что творит этот лягушатник, ни слова не понимающий, когда к нему обращаешься на старом добром немецком языке, – еще больше поджав губы, ответил Вайсман.

Я проследил взглядом за его указующим перстом, и натянул поводья, потому что впервые ощутил себя полноценным идиотом, который не слишком понимает, что происходит, когда видит, как человек десять роют глубокую яму, а над ними, разглядывая план, стоит невысокий молодой человек, который попеременно, то чертыхался, то, начинал улыбаться, в то время как ничего смешного я видел.

– Ваше высочество, – шепотом позвал меня Вайсман. – Не стоит здесь останавливаться. Да и лучше всего вернуться во дворец побыстрее. – Ну надо же. А ведь еще совсем недавно он делал все, чтобы вообще меня не пустить на пушечный выстрел ко дворцу. Сделать он мог на самом деле мало чего, но нельзя упрекнуть Вайсмана в том, что он не старался.

– Если я правильно понял, этот молодой человек и есть тот самый ученик, как его, Перроне? – Вайсман кивнул, и я тронул поводья, поворачивая коня в сторону этих странных раскопок. – Господин Перроне, не объясните, что вы намереваетесь сделать?

– Эм, – француз оглядел мой кортеж с заметным уважением. К тому же, помня, что говорил о нем Вайсман, я предпочел разговаривать по-французски. – А с кем я имею честь беседовать? – он переводил взгляд с Вайсмана на меня и обратно, ожидая, что меня ему представят.

– Герцог Гольштейн-Готторпский, – я с удовольствием смотрел на то, как меняется выражение его лица, когда он пытается понять, что здесь вообще происходит.

– Да но… – Перроне заметно растерялся. – А как же… – он беспомощно посмотрел на Вайсмана, который понимал от силы пару слов. Инженер быстро понял, что с этой стороны нечего ждать помощи и снова посмотрел на меня.

– Дядя взял на себя слишком много, когда узнал о моей безвременной кончине, тоже, надо сказать, несколько преувеличенный слух. Я бы даже сказал, что слух этот был придуман самим дядей Адольфом. Сам придумал, сам в него поверил… Бывает. Так что вы пытаетесь здесь изобразить?

– Я не пытаюсь, я делаю, – француз немного отошел от первого шока, и принялся отвечать на поставленный вопрос. – Меня пригласили почистить водостоки. Но, я предложил другое решение. Хочу водные стоки погрузить глубоко под землю. И сделать это новое место проходимым. Ну… как бы вам объяснить, ваша светлость…

– Высочество, господин Перроне, – я сам поправил его, когда он неправильно ко мне обратился. Самому мне, если честно, пофигу, я сам не очень понимаю, чем отличаются друг от друга разные обращения, но на пути Перроне мог встретиться кто-нибудь, гораздо более щепетильный и инженер может пожалеть, что перепутал обращения, и всем будет плевать, что он просто ничего не знал. Незнание закона… ну, и так далее. – Я имею полное и законное право называться «ваше высочество». Но, продолжайте, господин Перроне.

– Простите, ваше высочество, – он поклонился и продолжил. – Мне кажется, что лучше всего сделать сточные воды изолированными глубоко под землей. Вот представьте, ваше высочество, вы спускаетесь под землю, и оказываетесь в туннеле, каменном и уходящем вдаль. И вот под этими каменными сводами прямо на земле, в специальном углублении течет целая река. Правда, несколько зловонная, но, только представьте, что все это зловоние уходит с поверхности.

– Только ради этого стоит попытаться построить нечто подобное, – я задумчиво смотрел на него. – А почему вы не предложили устроить нечто подобное в Париже?

– Я предложил, – Перроне вспыхнул, затем вздохнул. – Мне посоветовали попытать счастье где-нибудь в другом месте. Вот я и упросил учителя отправить меня сюда, чтобы попытаться сначала здесь в Киле построить мои подземные туннели.

– А вы никогда не думали, господин Перроне, – я смотрел на него еще более задумчиво, – о более крупном городе в качестве вашего эксперимента? Например, Петерб…

– Крупный отряд въехал в город со стороны городских ворот, – прервал меня прискакавший во весь опор гонец.

– Чей отряд? Кто в нем? Почему не слышу труб и других атрибутов отряда, – тут же завалил его вопросами немного побледневший Криббе.

– Я не знаю, – гонец развел руками. – Не могу сказать.

– Поторопимся во дворец, – коротко приказал Криббе. – Из укрепленного замка будет гораздо лучше видеть, что там за отряд сюда пожаловал.