Проблема выбора

Глава 20

Очень часто мы сталкиваемся с ситуациями, которые по прошествии времени кажутся нам курьезными и смешными, но в тот момент, когда они возникали, ничего смешного вы в них не видите. Во время поездки нашего весьма солидного, надо сказать, поезда в Дрезден как раз и произошел подобный случай, который сейчас вызывает у меня ни много, ни мало гомерический хохот, а ведь еще недели не прошло с того момента, когда мне было совершенно не смешно. Кроме всего прочего, этот случай позволил мне совершенно другим взглядом взглянуть на будущую шведскую королеву. Вот же стерва! А самое главное, как она все досконально сумела высчитать. От моей реакции до возможности самого происшествия. Недаром Луиза увлечена игрой в шахматы. Я не садился с ней за шахматную доску и теперь вряд ли сяду, потому что играть она точно умеет, а проигрывать, особенно женщине для меня то еще удовольствие.

– Как только дойдет его очередь произнести поздравление и вручить ее высочеству подарок от имени короля Фридриха, Фридрих Вильгельм сразу же после выполнения возложенной на него миссии присоединится к вам, ваше высочество, и вы сможете поговорить, – Криббе прислонился спиной к дереву, и обводил взглядом сад, в котором ради праздника уже начали зажигать сотни фонариков, чтобы гости смогли после духоты тронной залы немного освежиться, гуляя по саду.

– Ты похож на пирата, – сообщил я ему, намекая на его явную небрежность в одежде.

– Во всяком случае, я похож на пирата, а не на прекрасную принцессу, – Гюнтер хохотнул, я же только покачал головой. Меня уже не задевали эти подначки. Я и сам теперь мог посмеяться над произошедшим.

– Не переборщи с выставлением на показ своей брутальности, мы не будем тебя ждать, если ты попадешь в сети хорошенькой ундины.

– Я бы с удовольствием, даже, если бы пришлось вас догонять, ваше высочество. Прекрасная лунная ночь, праздник, лень рождения принцессы, романтика бьет из каждого фонтана, – Криббе потянулся. – Пускай придет ундина и увлечет меня в глубину этого дивного сада. Все лучше, чем сидеть здесь и ждать незнакомого человека, который ко всему прочему еще и жутко занудлив.

– Так поди прогуляйся, – я откинулся на спинку скамьи и тоже потянулся. Здесь сегодня столько охраны, что со мной даже при большом желании ничего сделать не посмеют. К тому же мало кто знает, что вообще здесь находимся.

– Не могу противиться вашему пожеланию, признаю, я слаб, – Криббе отвесил мне поклон и пошел пружинистой походкой по дорожке, насвистывая что-то бравурное. Я же смотрел ему вслед, желая удачи сегодняшней ночью. По этому парку вообще расползлась вся моя свита, кроме, разве что, Саши Суворова, который в этот самый момент играл в шахматы с так великолепно подставившей меня Луизой.

Выехали мы, как и планировали, рано утром. Было уже довольно светло, но в воздухе все еще висел предутренний туман, густоту которого усиливала близость моря. Я как и обещал, забрал карету Луизы. Не пойму, она действительно ей не нравится? Ну, все познается в сравнении, а я, пожалуй, даже попробую угадать, в какой именно таверне, в которые мы будет заезжать по дороге, прусская принцесса попросит у меня свою карету обратно.

Сиденье было мягким, обшитым мехом, на нем было так приятно развалиться. А тут еще и женский плащ, подбитый мехом чернобурой лисы, валялся. То ли его здесь забыли, когда Луиза только-только приехала в Киль, то ли начали сборы принцессы, и уже уложили плащ, но тут был отдан приказ сворачивать лавочку, в карете поедет самодурствующий герцог. А плащ, ну что плащ, плащ просто забыли, и я могу теперь укутаться в него, используя в качестве накидки, если вдруг мне станет прохладно. Что я и сделал, когда в карету начала проникать рассветная прохлада – я лег на мягкое сиденье и укрылся плащом с головой, как одеялом.

Луиза молчала три дня и никак не выказывала свое недовольство тем корытом, в котором ей приходилось ехать вместе с мужем. И нет бы мне заинтересоваться подобным поведением, потому что оно было, мягко говоря, не совсем нормальным, я упорно продолжал гнуть свою линию, делая вид, что не вижу, как она пытается растереть затекшую спину, когда мы останавливались на ночлег.

На четвертый день мы пересекли границу герцогства и взяли курс на Гамбург, чтобы оттуда уже завернуть к Дрездену в обход Берлина. Я снова завалился на подушки, и задремал. Похоже, что отосплюсь на годы вперед. Внезапный треск, крики, отборная немецкая ругань и истошное ржание лошадей вырвали меня из сна, а карета так резко остановилась, что я не удержался на сиденье и полетел на пол, окончательно запутавшись в плаще. Что это, вашу мать?! Нападение? Дверь кареты распахнулась в то время, как я все еще боролся с плащом, пытаясь одновременно вытащить из-за пояса пистолет. Никаких тебе: «Кошелек или жизнь», не было и в помине. Меня молча сгребли в охапку, выволокли из кареты, и, протащив буквально пару метров, засунули в другую карету, которая, судя по ощущениям, тут же тронулась.

Наконец, я сумел распутать завязки, чуть не задушившие меня, и уже хотел было скинул этот чертов плащ, тем более, что меня никто не ограничивал в движениях, как раздался приглушенный голос, заставивший меня замереть с поднятой рукой.

– Ваше высочество, – и такое придыхание, от которого резко захотелось блевануть. – Луиза, наконец-то мы сможем быть вместе. Я слышал, что случилось с женихом, выбранным вам братом, и я надеялся, что герцог Гольштейн-Готторпский отошлет вас обратно к брату. Так и вышло. Но, я сделал все, чтобы мы смогли быть вместе. – Я сорвал с головы чертов капюшон, не дав ему договорить.

– Да кто ты, мать твою, вообще такой? И что за инсинуации ты мне предъявляешь?! – я смотрел, лихорадочно пытаясь отстегнуть от пояса шпагу, чтобы наколоть на нее этого извращенца, молодого парня, лет восемнадцати-двадцати на вид, который уставился на меня, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. – Отвечай немедленно, кусок дерьма, куда ты меня везешь?

– Ты не Луиза, – наконец произнес парень и принялся закатывать глаза.

– Какая удивительная проницательность, – язвительно прокомментировал я его заключение, заряжая вполне ощутимую оплеуху, чтобы в чувство привести, не для чего более. – Немедленно останови карету и верни меня туда, откуда похитил.

– Кто ты? – к закатыванию глаз присоединилось заламывание рук. Господи, что это такое вообще?

– Я герцог Гольштейн-Готторпский, к вашим услугам, а вот кто ты такой, я так и не расслышал. Как не расслышал истории о том, зачем ты пытался похитить жену моего дяди Георга Гольштейн-Готторпского, наследника шведской короны.

– Боже, так ее все же выдали замуж, – и парень совсем раскис. Понятно. Прежний поклонник, у которого на фоне неразделенной страсти кукуха поехала, решился на отчаянный шаг – выкрасть сестру короля Пруссии в надежде на взаимность. Вместо этого он выкрал меня, потому что вышеупомянутая королевская сестрица ловко развела меня на обмен каретами, примерно предполагая, что может ее ожидать по дороге. Может она и не прочь до Петербурга прокатиться, просто таким вот нехитрым способом решила избавить себя и свою репутацию от назойливого поклонника. Тогда-то я и понял, что Луизой нужно держать ухо востро.

– Останови карету, морда! – раздалось снаружи, а потом прогрохотал выстрел. Но вместо того, чтобы остановиться, карета понеслась еще быстрее. Нас с неудачливым похитителем начало в ней болтать как кое-что в прорубе. Я мог только материться, уже не сдерживая выражения. Когда я почувствовал приближение приступа морской болезни и на полном серьезе на чал думать о том, как буду убивать этого козла, который, видимо, решил, что и в карете ездить для меня непозволительная роскошь, карета остановилась. Вывалившись из нее на землю, я лежал так до тех пор, пока земля не престала качаться и кружиться вокруг меня, вызывая тошноту. Только после этого я встал, выхватил наконец шпагу и зарычал, глядя, как вокруг кареты, на козлах которой трясся перепуганный кучер, гарцуют сразу с десяток гвардейцев.

– Дайте мне этого ублюдка, я сейчас синью на вертеле буду делать, – зарычал я, бросаясь к злосчастной карете, но тут на полянку, где мы сейчас находились, выехали остальные участники нашего путешествия. Ко мне подъехала герцогская развалюха, и из окна показалась смеющаяся Луиза.

– Ваше высочество, пощадите бедного виконта. Он виновен лишь в том, что имел неосторожность воспылать ко мне страстью.

– Сдается мне, что вы были в курсе того, что может произойти, мадам, – я не спешил убирать шпагу, глядя на красивое, смеющееся лицо прусской принцессы. Она ничего не ответила, лишь спряталась в карете, а до меня донесся ее смех.

– Ваше высочество, – я вздрогнул и обернулся. Оказывается, что я даже умудрился задремать, сидя на скамье в одной из беседок, которых было множество разбросанно по саду королевского дворца. Моргнув, прогоняя воспоминание, которое, как подозревал, еще долго будет аукаться мне, я посмотрел на сидящего напротив меня человека. В саду не было темно, хоть ночь и вступила уже в свои права. Из-за множества фонариков, развешанных просто в невменяемых количествах вокруг, было довольно светло, но этакий романтичный флер все же присутствовал. Думаю, что сегодня ночью беседки в этом саду будут использовать по назначению, в кто-то в свою очередь обзаведется вполне развесистыми рогами. Ну да, бог с ними. Мне только о морали польского двора заботиться не хватало.

– Вы похожи на отца, – наконец, нарушил я порядком затянувшееся молчание.

– Да, мне об этом часто говорят, – Фридрих Вильгельм сел прямо. – Надеюсь, что похож на него исключительно внешне, потому что совершенно не горю желанием становиться таким же сентиментальным идиотом, и продолжать служить неблагодарному королю, только во имя памяти своей дружбы с его отцом.

– Вы всего так прямолинейны? – я наклонил голову.

– Стараюсь, по крайней мере.

– А по-моему, вы немного не справедливы к его величеству, королю Фридриху. До меня дошли слухи, что он хочет предложить вашему отцу должность губернатора Берлина.

– О, да, небывалая щедрость, – мой собеседник откинулся на сиденье и, запрокинув голову, расхохотался. Отсмеявшись, он снова выпрямился. – Он сделал свое небывалое предложение только тогда, когда отец подал в отставку по болезни. Вот такой изящный ход: и совесть свою заткнуть, якобы одарив верного и преданного слугу, а с другой стороны, должность очень скоро освободится, также, как и дом, предназначенный для губернатора. Неужели вы хоть на мгновение подумали, ваше высочество, что король Фридрих не вышвырнет семью на улицу, как только отец нас покинет? За всю нелегкую службу, отец так и не заработал ничего, что мог бы оставить нам, своим детям. Даже титул готов был продать…

– Вы согласны переехать в Любек, чтобы основать практически с нуля ремонтные верфи, а там, кто знает, может быть и корабли начать строить, – перебил я его, пристально разглядывая. Фридрих Вильгельм был несколько озлоблен, и очень не любил Пруссию вместе с ее королем. Это мне было на руку, сейчас во всяком случае. Но мне не нравилась его импульсивность и, если можно так выразиться, показушность. Чувствовалась в его горячности какая-то фальшь. К тому же я не верил, что Фридрих послал бы дарить польской принцессе очередную финтифлюшку, человека, которому совершенно не доверяет. Это, как ни крути, была довольно почетная и ответственная миссия.

– Я уже дал предварительное согласие, ваше высочество, – Фридрих Вильгельм наклонил голову, мгновенно сбавив тон.

– Да, я вам обещаю, что при достойной службе, без крыши над головой вы не останетесь. Как только ваши дела в Дрездене закончатся, вы спокойно можете отправляться прямиком в Любек, там вас уже ждут, предупредив его величество, разумеется, чтобы он не затаил на меня обиду, – я улыбнулся. В свете фонариков лица было видно плохо, но улыбка слышалась в голосе, и я старался проявить все свое дружелюбие.

– Очень хорошо, ваше высочество. Вы совершенно не похоже на своего отца, ни внешне, ни нравом, – он поднялся на ноги и поклонился. – Разрешите покинуть вас. Мне нужно еще выполнить скучнейшие представительские задания.

– Конечно, я не собираюсь вас задерживать, – я снова улыбнулся, чувствуя, как на этот раз у меня сводит скулы. Нет, не нравится он мне, а в свете информации, что Наумов и его люди никак не могут найти Берхгольца, любая антипатия сразу же вызывала острый протест, хотя, казалось бы, при чем здесь Фридрих Вильгельм и Берхгольц, тоже, кстати, Фридрих Вильгельм. Все-таки какое-то помешательство и совершенно тупая идея называть всех Фридрихами Вильгельмами, – я покачал головой, разминая затекшую шею, не удержавшись, даже помял ее рукой. А мой будущий смотритель верфей тем временем уже покинул беседку, а вскоре и вовсе растворился в темноте сада.

– Я ему не доверяю, – Криббе перемахнул через невысокую стенку беседки, оказавшись внутри. – Какой-то он скользкий, как угорь.

– А почему ты подслушиваешь мой разговор с этим неприятным типом, а не развлекаешься в обществе очаровательной дамы? – почему-то я ждал чего-то похожего, поэтому, даже не вздрогнул, услышав голос Гюнтера.

– Потому что дам в моей жизни еще будет много, а вот служба вам, ваше высочество, у меня одна и я не собираюсь ее лишаться из-за какого-то скользкого типа.

– Я рад, что ты ставишь службу мне выше сиюминутных удовольствий. Правда, я очень ценю это, – я оторвал взгляд от виднеющейся из беседки дорожки, мне показалось, что на ней мелькнуло движение, и посмотрел на Криббе.

– Почему вы меня выбрали? – внезапно очень серьезно спросил он. – Я в момент нашей встречи выглядел как бродяга, да и ощущал себя так же. Потом я могу понять, я не дал этому ублюдку Берхгольцу поднять на вас руку. Но изначально, почему вы меня пригласили к себе?

– Потому что тебя звали не Фридрих Вильгельм, – он хмыкнул, показывая, что оценил мой «тонкий юмор», и продолжил смотреть на меня. – Чего ты хочешь от меня услышать? Я не знаю, ясно? Просто в тот момент мне показалось это правильным. Вопреки здравому смыслу, вопреки всякой логике, я просто знал, что так будет правильно. Ты доволен? – довольно резко закончил я свои путанные объяснения.

– Вполне, – он встал и склонился в глубоком поклоне, стоя при этом лицом не ко мне. я удивленно приподнял брови. – Ваше высочество, я счастлив лицезреть вас в столь значимый для вас день.

Я резко обернулся в том направлении, куда был направлен взгляд Гюнтера и почувствовал, как сердце замерло, а затем забилось очень быстро. Черт, что со мной? Я ведь даже не вспоминал о ней все это время, и на тебе, такая интересная реакция. Вскочив на ноги, я склонился перед невысокой очень тоненькой фигуркой, отмечая про себя, что она явно похорошела после нашей последней встречи: уже не была похожа на пугливого жеребенка, и начала округляться во всех положенных местах.

– Ваше высочество, – это было все, что я сумел выдавить из себя.

– Я, пожалуй, оставлю вас, – Криббе сверкнул глазами и поспешил ретироваться.

– Вы решили прогуляться в одиночестве? – спросил я у Марии, а она вошла в беседку и села, на ту скамью, где недавно сидел Фридрих Вильгельм.

– Нет, я искала вас. Посланник короля Пруссии сказал, что видел вас в саду и даже сказал, где именно, – она грустно улыбнулась. – Вы же не собирались войти во дворец, чтобы поздравить меня.

– Я… нет, я собирался, просто, никак не мог набраться смелости, – хорошо, что уже ночь и не заметно, как у меня загорелись уши, потому что Мария права, я не собирался ее поздравлять. Да я даже не знал, что день рождения именно у нее, а если быть совсем честным, то и не собирался узнавать, какая именно из многочисленных дочерей Августа сегодня появилась на свет. – Я даже, вот, подарок принес, – и я вытащил из кармана камзола тот самый бархатный мешочек, в котором лежала какая-то безделушка, которая должна была стать моим прощальным подарком Марте. Румберг, когда чистил камзол, постоянно возвращал мешочек на место, потому что я постоянно забывал его предупредить, чтобы он убрал его куда-нибудь. – Вот. Желаю многих лет жизни, здоровья и счастья.

– Так вы правда хотели меня поздравить? – даже в темноте было видно, как засверкали ее глаза, а мне внезапно стало хреново. Зачем я ее обманываю? Но Мария в этот момент развязала мешочек и на ее ладонь холодной блестящей змейкой скользнул бриллиантовый браслет. Она охнула, а мне же он показался просто верхом вульгарности.

– Нет, не хотел, – я замер, пытаясь сообразить, кто это сказал, с ужасом осознавая, что это сделал я сам. Но я просто не мог видеть искренней радости этой девочки, которая, чего уж тут скрывать, очень мне нравилась, на жест отъявленного подонка, который додумался всучить ей подарок, который предназначался убитой им же любовнице. – Я даже не знал, что день рождения у вас. А этот браслет выкиньте, или подарите какой-нибудь служанке, вы ее осчастливите этим, – добавил я жестко.

– Зачем вы так говорите? – в теплых карих глазах мелькнула обида.

– Потому что я – не хороший человек, – я выдохнул, – и да, я просто воспользовался этой беседкой, чтобы встретиться с одним человеком. В этот момент я даже не думал о вас.

Мария вскочила и ринулась к выходу, прижав руки к щекам. В одной руке она все еще зажимала злосчастный браслет, и могла поцарапаться. Я не дал ей выбежать. Перехватив на полпути, прижал к себе и быстро, словно боясь передумать, зашептал, наклоняясь все ближе и ближе.

– Я не буду просить за это прощения, и пойму, если вы больше не осчастливите меня ни строчкой письма, не говоря уже о личной встрече. Но… Мария, вы же получили приглашение на грандиозный девичник от моей тетушки? – она лишь мотнула головой, как строптивый жеребенок, а в ее глазах застыли слезы, мне же хотелось пнуть себя побольнее.

– Отпустите меня, вам что мало моего унижения? – прошептала Мария, я же только покачал головой.

– Самое последнее, что я хочу сделать в этом мире – это как-то обидеть или унизить вас. Вы – самое светлое, что со мной произошло за время, проведенное здесь. Давайте попробуем начать сначала. Меня зовут Петр, и я наследник престола Российской империи. Вы получали приглашение от моей тетушки, Мария?

– Да, но отец пока размышляет, как к нему можно отнестись.

– Приезжайте, прошу вас. В Петербурге я подарю вам настоящий подарок, и мы снова попробуем стать друзьями. – Я не мог обещать ей большее, потому что как раз-таки в этом от моего мнения зависело очень мало. – Вы же еще не помолвлены?

– Нет, помолвка, если она, конечно состоится, планируется на следующий сентябрь.

– Так вы приедете?

– Я постараюсь, – она уже не пыталась вырываться, но смотрела очень серьезно, без той восторженной теплоты, которая грела меня с нашей первой встречи. Поздравляю, Петька, ты полный кретин. Это надо же было так жидко обгадиться. Вот на хрена ты всю эту муть нес? Промолчать не мог? Нет, тут же ответил я себе. Не мог. Она заслуживает, чтобы я был с ней честен. Ага, ты ей еще про Марту расскажи, особенно про то, что вы в постели вытворяли. Ну, я все же не настолько большой идиот.

– Я буду ждать, Мария, – торжественно произнес я и отпустил ее талию, отодвигаясь на безопасное расстояние.

– Я вас провожу, ваше высочество. Во дворце уже начали проявлять некоторые признаки обеспокоенности, гадая, куда вы могли подеваться, – из темноты вынырнул вездесущий Криббе. Мария прижала руку со все еще зажатым в кулаке браслетом к груди и позволила Криббе увести себя. Гюнтер не удержался и перед уходом бросил на меня укоризненный взгляд. Не смотри на меня так, я сам знаю, что придурок. И, пожалуй, если выбор падет все-таки на Катьку, то это будет для меня лучшим наказанием. Буду жить, постоянно оглядываясь, и в конце концов дойду до того, что запрещу все шелковые шарфы, как один недалекий сказочный долбоящер, простите, король, запретил все прялки.

Я так и стоял посреди беседки, до тех пор, пока не вернулся Гюнтер.

– Пойдемте, ваше высочество, уже начали гаснуть фонарики. Праздник подходит к концу.

Карета ждала нас неподалеку от дворца, и уже спустя десять минут мы были в таверне, в которой остановились, и в которой все остальные члены нашего отряда уже, поди, срали без задних ног, ну, может, молодожены только не спали, а кое-чем поинтересней занимались.

– Ваше высочество, – возле очага в общем зале сидел какой-то человек, который поднялся, как только мы вошли. А я-то еще удивился, почему хозяин не запер дверь. а у него здесь добровольный охранник появился. Человек приблизился, и я сумел разглядеть на нем офицерскую форму Российской армии. – Я еду с поручением от ее величества Елизаветы Петровны. Поручик Голицын, к вашим услугам.

– Доброй ночи, поручик, – я нахмурился. – Что-то случилось? И откуда вы узнали, что я здесь?

– На самом деле, это случайность. Фатум, если можно так назвать нашу встречу. На самом деле я ехал в Киль, чтобы передать вам пожелание ее величества как можно скорейшего вашего возвращения.

– Да что случилось? – невольно вскричал я, чувствуя, как сердце в который раз за день падает куда-то в желудок.

– Ее величеству нездоровиться. У нее… – он кашлянул, затем оглянулся и наклонился ко мне поближе, переходя на шепот. – У нее случилась падучая, и теперь она боится, что однажды не сможет подняться.

– Ох, черт, – я взлохматил свой немного отросший ежик. Я не знал, что Елизавета унаследовала болезнь своего отца. Зато понятна ее озабоченность, у меня был друг, страдающий эпилепсией, так он говорил, что, когда начинается аура, перед приступом, внезапно появляется ничем не обоснованный страх смерти. Вот только «падучая» не лечится даже в мое время. Есть лекарства, снижающие интенсивность и частоту приступов, но не излечивающие до конца. – Что-то еще?

– Да, – Голицын снова обернулся, еще больше понизив голос. – Я знаю, что в вашей свите находится камер-паж Александр Суворов, – утвердительно кивнул и он продолжил. – Случилось несчастье. Его отца Василия Ивановича убили во время подавления восстания на одном из заводов Демидова. – Я нащупал за спиной стул и сел, ошарашенно глядя на поручика. Вот это номер. К тому же, он не сказал, кто именно убил Василия Ивановича, и не были ли в этом замешаны сами Демидовы. Может быть, сотрудник Тайной канцелярии что-то сумел нарыть на заводчиков? Это нужно непременно выяснить. Но для этого нужно как можно скорее вернуться домой. Домой? Да, теперь уже действительно, домой.