Проблема выбора

Глава 16

Спустя три дня, после того, как я сошел на берег с корабля, мне, наконец-то принесли все те бухгалтерские книги, которые я запрашивал на первой своей встрече с членами городского совета, которые вдобавок являлись управляющими делами герцогства. Такое долгое выполнение приказа навевало мысль о том, что кто-то хочет подчистить историю, и что-то спрятать, например, крупные растраты. Так что нужно будет очень внимательно изучить книги.

Их принесли, когда у меня как раз только что закончился урок со Штелиным. Мы продолжили наши занятия, которые были временно прекращены из-за свалившей нас обоих морской болезни. Книг было довольно много, и это только за последние три года – я решил начать изучать положение дел в герцогстве на текущий момент, потому что он для меня был наиболее актуален. Собственно, изучение книг стало своеобразным новым уроком. Штелин довольно неплохо разбирался в них и в экономике в целом, и смог в итоге объяснить мне принцип их заполнения. Схемы были довольно запутанны, так что мне было чем заняться, ожидая возвращения из Любека Наумова.

– Что это за пункт? – я нахмурился, глядя на привлекшую мое внимание строчку. Пора было на сегодня закругляться. Проведя за изучением приходов-расходов четыре часа, я уже чувствовал, как глаза понемногу скатываются к переносице. Если честно, уже практически ничего не соображаю, в последние минут двадцать тупо глядя на открытую страницу, практически ничего в ней не видя. Строчки расплывались перед глазами, и тем удивительнее было, что я вообще увидел что-то интересное.

– Тысяча триста восемьдесят четыре талера переданы городу для устройства общественной кормильни. Через два дня на третий для раздачи обедов, состоящих из крупяных супов, наиболее бедным жителям Киля, – прочитал вслух Штелин. – Ну, это довольно частая практика. Обычно подобными вещами жены правителей занимаются.

– Я ничего не имею против подобной благотворительности, – на самом деле, я категорически против. Нельзя раздавать что-то просто так, даже эту похлебку надо заработать, хоть улицу подмести, но пока я свои мысли не озвучиваю, еще не время, и уж точно не место. – Кроме одной маленькой детали, – сонная одурь, которая навалилась на меня в последний час, разом отступила, и теперь я вполне отчетливо видел то, что только что озвучил Штелин. – Любезный мой, Яков Яковлевич, мы с вами, не далее, как вчера, объехали весь Киль вдоль и поперек, и такую достопримечательность, как общественная кормильня, я бы точно не пропустил. Да мы бы издалека ее увидели, хотя бы по толпе страждущих, из наиболее бедных, безусловно, которые жили бы поблизости от кормильни, чтобы не пропустить раздачу еды. Вот вы видели хоть что-то подобное, Яков Яковлевич?

– Нет, ваше высочество, – после минутного молчания ответил Штелин. – Я не видел никаких признаков кормильни, вы правы в этом.

– А раз так, то у меня внезапно возник вопрос: куда делась кормильня, или же, если ее так и не организовали, куда подевались тысяча триста восемьдесят четыре талера? Согласитесь, для крошечного герцогства это немалая сумма.

– Я не могу ответить на этот вопрос, ваше высочество, – покачал головой Штелин. – Но я постараюсь найти на него ответ,

– Вы лучше помогите мне найти того, кто должен был организовать это, безусловно, благое дело, Яков Яковлевич, – теперь я уже другим взглядом смотрел на бухгалтерские книги. Если я сначала думал, что ими занимался умный и знающий человек, а это означало бы, что он так качественно замел все следы, что я со своими околонулевыми знаниями бухучета ни черта бы в книгах не нашел. И вот, оказывается, что некоторые управляющие, если не все, нечисты на руку, и совершенно этого не скрывают. Они даже спрятать эту тысячу не удосужились. Что это: некомпетентность или настолько сильная наглость, основанная на том, что герцогам до меня в голову не приходило начать инспектировать огромные фолианты, в которых в Киле вели баланс средств. А если и запрашивали книги, то просматривали пару страниц, и на этом останавливались.

– Это-то как раз не сложно, ваше высочество, – Штелин подошел поближе и склонился над книгой, повернув ее к себе, чтобы не нарушить мое личное пространство. Поводив пальцем по странице, он выпрямился и повернулся ко мне. – Кормильню должен был организовать Андреас Олаф, вот посмотрите, в графе принятия средств стоит его подпись.

– Герр Олаф, значит, – я снова посмотрел на книгу. – Как интересно.

– Что вы говорите об этом желчном Олафе? – Криббе вошел в библиотеку, которую я выбрал не только в качестве кабинета, но и в качестве учебной комнаты, пару раз стукнув в дверь для приличия и не дожидаясь приглашения войти. Именно поэтому он и сумел расслышать мои последние слова.

– Пока ничего, – я закрыл книгу, заложив ее лентой, чтобы не рыться, отыскивая то место, на котором закончил это увлекательное чтиво. – У нас нет ничего конкретного, лишь некоторые подозрения. Но, делать какие-либо выводы именно сейчас, я считаю слишком рано. Нужно сначала узнать, что собой представляют члены городского совета, а потом уже кидаться обвинениями, тем более сейчас, когда большая часть полка отбыла с Наумовым. Да и корабля с его пушками и командой из шестисот человек поблизости нет. Так что, будет потихоньку разбираться. А уж когда вернутся наши доблестные гвардейцы и моряки, можно будет и чисткой этих конюшен заняться. Они далеко не Авгиевы, и много времени их чистка не займет, даже, если мне придется полностью городской совет поменять.

– Хороший план, – Криббе кивнул, подтверждая, что в чем-то разделяет мою точку зрения. – Прополку в рядах чиновников время от времени проводить полезно, и даже необходимо. Но, как вы и сказали, ваше высочество, это дело недалекого будущего. Сейчас же вам нужно решить, поедите вы сегодня на званный ужин, который члены совета устраивают в ратуше?

– Что это им взбрело в голову? – я невольно нахмурился.

– Всего лишь запоздалая реакция на ваше появление, – Криббе усмехнулся. – Вообще-то, они должны были сделать это гораздо раньше, но сказался шок от вашего такого внезапного появления. Не удивлюсь, если выяснится, что они прониклись речами вашего дяди, и считали вас мертвецом.

– Не по душе мне такие вот незапланированные ужины, – я продолжал хмуриться, пытаясь сообразить, как можно увильнуть. Ничего не придумывалось, а просто послать их, будет выглядеть как откровенное пренебрежение, хамство и неуважение к этим весьма уважаемым людям.

– Вы чего-то опасаетесь, ваше высочество? – Криббе внимательно смотрел на меня.

– Да, черт подери, я опасаюсь получить яд в свою тарелку или бокал, – встав из-за стола, я обошел стол и направился к книжным полкам.

– Не думаю, что члены совета настолько дурные, – в голосе Криббе появились сомнения. – Ведь, если с вами что-то случится на организованном ими же ужине, то они как минимум попрощаются с жизнью. Зачем же им подставлять шею под веревку?

– Как минимум распрощаться с жизнью? Я боюсь даже спрашивать, что может иметь в твоем понимании максимальный ответ на мою гибель от, ну, допустим, все-таки отравление?

– Я лучше не буду озвучивать все, что можно сделать и с самим неудачником, и с членами его семьи, – покачал головой Криббе. – И все это будет в свою очередь зависеть от того, насколько сильно развито воображение. Ведь, если оно развито достаточно сильно, но нетрудно будет себе представить, что именно сделает со мной, да и не только, ее величество, если нам хватит ума вернуться в Петербург без вас, ваше высочество.

– О каком уме вы говорите, Гюнтер, если, не приведи Господь, что-то подобное произойдет? – Штелин покачал головой и даже глаза закатил. – Но в одном ваш учитель прав, ваше высочество, вряд ли кто-то пойдет на такую вполне осознанную глупость, как попытка навредить вам в подобном случае. Но, если вас это беспокоит, вы можете принять определенные меры, чтобы избежать разного рода случайностей.

– Какие же меры вы мне посоветуете? – я с любопытством посмотрел на Штелина, на полном серьезе думая, что тот мне посоветует сейчас безоар, или что-нибудь столь же фантастичное.

– Кто-то должен пробовать все ваши блюда и отпивать из вашего бокала, – заметив мой скептический взгляд, он решил пояснить. – Это разумная предосторожность, ваше высочество. И вы, как будущий император, вовсе не должны ею пренебрегать. Елизавета Петровна, например, никогда не игнорирует подобные меры безопасности, так же, как и его величество король Фридрих. И членам совета это прекрасно известно и не вызовет с их стороны никаких неуместных вопросов.

– Я подумаю над этим, – очень уж они уверены, что мне со стороны даже той четверки оппозиционеров, хотя, скорее уж, чересчур ушлых типов, которые просто опасаются, что их делишки все-таки раскроются, ничего не грозит. Ну, хорошо, я приму это за опыт и профессионализм в деле устранения неудобных правителей. Хотя, насколько мне известно, ни Штелин, ни Криббе в подобных делах замечены не были. Ладно, они вроде бы ни разу на моей памяти не ошибались, когда давали ту или иную оценку происходящему. – А сейчас я пойду и немного отдохну перед ужином, а то у меня от этих книг голова идет кругом, и глаза, подозреваю, красные.

Поспать мне не удалось, хотя я и планировал немного подремать. Но вот просто полежать с закрытыми глазами, плавая где-то на границе полудремы и бодрствования, вполне даже получилось. Окончательно пришел в себя я за час до назначенного ужина, как раз в тот момент, когда в комнату зашел Румберг. В спальне было темно, но не мрачно, потому что, несмотря на тот, что на дворе все еще стояло лето, был разожжен камин, и от огня всполохи очень красиво накладывались на камни древнего замка. А еще в этом замке я почти прочувствовал все прелести этого времени. Нет, слишком грязно не было: мои родители, как оказалось, были людьми довольно брезгливыми, особенно отец, и в замке уборка была ежедневной, а генеральная уборка еженедельной. Просто Карл Фридрих однажды ввел определенные правила, которые никто и не подумал менять. Подозреваю, что здесь дело было в большей степени даже не его любви к чистоте, а в том, что он страдал, похоже астмой, и задыхался, если в комнате становилось слишком пыльно. К тому же покойный герцог экспериментальным путем пришел к выводу, что дышать становится легче, если часто проветривать комнаты.

Но, несмотря на предпринимаемые меры, от насекомых избавиться не удалось. Как и от мышей, которые чувствовали себя в замке вполне вольготно. Чтобы вся эта дрянь не попадала в кровать, ее ножки были опущены в специальные чаши, которые наполнялись водой. Эти чаши входили в конструкцию кроватных ножек, и были сделаны из металла. Когда я переворачивался, ножки скребли по каменному полу, издавая мерзкий звук. Зато я сразу понял, почему многих аристократов учили спать с детства, вытянувшись на спине и с руками поверх одеяла. Как при этом они трах… занимались любовью, оставалось за скобками. В той же Польше подобных извращений я что-то не припомню, так же, как и в Российской империи. Да и живности в том же Зимнем было гораздо меньше, чем здесь, если не считать тех грызунов, которых Груша таскала мне в постель.

– Ваше высочество, пора собираться, – Румберг подошел поближе, и, увидев, что я уже лежу с открытыми глазами, направился к гардеробной, чтобы вытащить очередной мой неброский наряд.

– А разве мне не положено немного опоздать? – я сел и потянулся, пытаясь размять затекшие мышцы.

– Если только вы хотите оскорбить устроителей торжества, показывая свое к ним пренебрежение, – спокойно парировал Румберг.

– Ну-да, везде нюансы, а точность – вежливость королей, – я вздохнул и принялся натягивать сапоги. Вот он – предмет моей искренней и ничем не убиваемой ненависти – хреновы, мать его, сапоги! Но туфли – это еще хуже. Так что, будем терпеть.

– Ваше высочество, я давно хотел у вас спросить, – Румберг встряхнул камзол и помог мне его надеть. К этому, кстати, быстро привыкаешь, одеваться с чужой помощью, я имею в виду. У меня есть преимущество перед некоторой частью других герцогов, королей и иже с ними – я в принципе могу одеться самостоятельно, но, учитывая микроскопичность моих исконных владений – это неудивительно, вон, говорят, что Екатерина 2, не к ночи помянута будет, вполне чулки штопает и полы моет, а что делать, если слугам платить нечем, и денег на новые чулки нет, не в драных же по грязному полу ходить.

– Спрашивай, что замолчал, – одернув полы камзола, я повернулся к Румбергу. Тот щеткой еще раз прошелся по полам камзола и отступил в сторону, оценивающе глядя на меня, неодобрительно косясь на короткий ежик блондинистых волос у меня на голове. Я пошел на этот почти революционный шаг, когда увидел пробежавшую по рукаву рубашки вошь. Одно упоминание этих тварей заставляло меня яростно чесаться, а тут такая черная, отъетая… За три дня цирюльник, обкромсавший меня почти наголо, наконец-то, успокоился, и уже не впадал в истерику, заламывая руки, а мое окружение вроде привыкло, во всяком случае, Штелин уже не вздрагивал, глядя на меня, а Криббе не ронял рапиру, как это случилось сразу же после стрижки, когда я явился к нему на урок. Только Саша Суворов, да Румянцев восприняли мой новый имидж, как нечто, достойное подражанию, и уже на следующий день на их головах красовались такие же ежики, что и у меня. Это было непривычно, но мне внезапно понравилось. Тем более, что нечто вроде этого я носил в своей прошлой жизни. Румберг же, закончил, наконец, выражать свое неодобрение, отложил щетку и снова повернулся ко мне.

– Ваше высочество, когда мы ехали в Петербург, с вами была коробка с солдатиками, это было единственное, с чем вы никак не хотели расставаться. Вот только, когда мы останавливались у русского посла в Речи Посполитой, коробки с вами уже не было. Я могу узнать, куда вы ее подевали?

– Наверное, перерос, – я пожал плечами. – Мне сейчас нужно о более серьезных вещах думать, а не в куклы играть. Я отдал коробку в Берлине какой-то девочке, с которой случайно встретился на постоялом дворе. Мы тогда в него въезжали, а она как раз уезжала. Забавная малышка. Я решил, что солдатикам будет лучше с ней, чем со мной. А почему ты спрашиваешь?

– Просто давно было интересно, куда они подевались, – слуга наклонил голову. – Я уж, грешным делом думал, что их украли.

Он пошел к двери, я же задумчиво смотрел ему вслед. Почему-то мне кажется, что этот вопрос был задан неспроста. Да и вообще, откуда такое странное увлечение герцога этими солдатиками? Наверное, это что-то значило, вот только я понятия не имел, что именно. Посмотрев на свое отражение в зеркале, я постарался выбросить странное поведение Румберга из головы, потому что мне предстояло сосредоточиться на более важных делах.

Не знаю, каким образом Криббе сумел рассчитать время, но входил я обеденный зал ратуши с последним ударом колокола, отсчитывающего время.

За столом сидело много народа, гораздо больше, чем та восьмерка, которая вот уже несколько дней подряд приходит ко мне во дворец, и пару часов мы проводим в теплой дружеской обстановке, выясняя, что происходит в герцогстве. Пока я не настаиваю на том, чтобы они ответили мне на несколько вопросов, возникших в результате нашего тесного общения, но скоро все сможет измениться.

– Ваше высочество, – из-за стола вскочил Олаф, – позвольте представить вам мою очаровательную супругу Марту. Я, не в качестве мужа, а в качестве члена городского совета, попросил ее быть на сегодняшнем вечере хозяйкой, и она любезно согласилась, – ну, еще бы фрау Марта отказалась, я с трудом сдержался, чтобы не хохотнуть. Краем глаза увидел, что Криббе и Румянцев, которые меня сопровождали, проскользнули за моей спиной и сели заняли свои места за столом. Женщин было немного, бегло осмотрев гостей, я отметил, что, кроме Марты Олаф, на ужине присутствует еще три дамы. Мой взгляд снова вернулся к Марте. Молодая, лет двадцати-двадцати пяти на вид, красивая женщина, брюнетка, что весьма нехарактерно для немки, она привлекала внимание, и практически все мужчины, присутствующие в зале, время от времени бросали на нее заинтересованные взгляды. Как хозяйка вечера, она сидела по правую руку от главы стола, за которым должен был расположиться я. Улыбнувшись так, что я мгновенно вспотел, она попыталась стать из-за стола, но я поднял руку.

– Не стоит, фрау, я вижу, что вы очень постарались, организовывая ужин, и это лучшее приветствие для меня, – ее темные глаза сверкнули, а зрачки дрогнули, расширяясь, делая взгляд еще более откровенным и глубоким.

Марта Олаф была просто воплощением сексуальности, и это при том, что обнаженными, выставленными на показ были лишь ее руки и то всего лишь до локтей. Обширное декольте фрау было задрапировано тончайшим кружевом, и оставалось лишь гадать, так ли роскошно ее тело, как рисует изрядно воспаленное воображение. Быстро подойдя к Марте, я склонился к ее руке, а затем сел на свое место и схватил бокал, в который тут же, стоящий за спиной слуга плеснул вина. Надеюсь, что они уже помолились, потому что я заниматься этой показухой точно не намерен. Сделав большой глоток, дав тем самым отмашку для сидящих за столом людей о начале банкета, я слишком поздно сообразил, что вино не было разбавленным. В голове сразу же зашумело, я почти ничего не ел в течение дня, все еще не мог полноценно восстановиться от перенесенной морской болезни. Стараясь избавиться от легкого опьянения, я буквально набросился на стоящие на столе блюда на этот раз изменяя себе и своей вынужденной диете, отдавая предпочтение довольно жирной пище.

Неудивительно, что уже посредине ужина непривыкшая к жаренной на вертеле свинине печень выдала фортель, и меня со страшной силой потянуло «носик припудрить».

Встав из-за стола, успокоив побросавших вилки с ножами на столы гостей, что скоро вернусь, я выскочил из обеденной залы. Поймав какого-то спешащего с подносом в зал слугу за шиворот, я приказал показать дорогу в комнату раздумий, или где здесь справляли естественные потребности. Облегчившись, вышел в коридор, в который раз остро пожалев, что нигде не предусмотрено умывальника, чтобы руки вымыть, и направился обратно в зал в гордом одиночестве, потому что слуги и след простыл, хотя я строго-настрого приказал его ждать меня возле двери в отхожее место.

Я довольно примерно помнил, куда надо идти. Проходя по коридору, я заметил, что одна из дверей немного приоткрыта. Любопытство сгубило не только кошку, говорил я себе, когда, обернувшись и не заметив никого в коридоре, заходил в обширный кабинет, рассчитанный, скорее всего, на нескольких человек. В большом зале в хаотичном порядке были расставлены тяжелые дубовые столы, на одном из которых лежали какие-то бумаги. Подойдя поближе, я взял одну из них. Прочитав, что там написано, невольно нахмурился и попытался сосредоточиться, что сделать было невероятно сложно, потому что легкое опьянение никак не хотело покидать мою многострадальную голову. Это была расходная смета на работы Перроне и все бы ничего, но я так и не смог обнаружить источник финансирования данного проекта. Вот сейчас я и спрошу об этом проекте у мужа очаровательной Марты. Решительно положив бумагу обратно на стол, я резко обернулся, услышав, как скрипнула дверь.

– Фрау Олаф, – Марта слегка наклонила голову, а затем повернула в замке ключ, запирая ее. – Э-э-э, – я попытался сформулировать хоть что-то, но у меня ничего не получилось, потому что она быстро подошла ко мне и, улыбнувшись, опустилась на колени. Почувствовав, как нежные руки проникают под одежду, я сумел только закатить глаза и опереться на стол руками, заведя их за спину, чтобы не свалиться на пол. – О-о-о.

Похоже, что я ничего сегодня не спрошу у членов городского совета. Мужчины существа слабые, особенно, когда это касается вот таких случаев, в которых безумно сексуальная женщина берет инициативу в свои руки. Отказаться практически невозможно, даже, если сильно захотеть. Вот только я не хотел отказываться, и мне в этот момент было плевать на то, что где-то там за дверью может рыскать муж прелестницы. Последняя здравая мысль была о том, что я теперь долго не смогу читать нудные нотации Румянцеву, потому что сам только что попался на ту же удочку. А еще в распаленном мозге промелькнуло, что тело у нее еще роскошнее, чем казалось, а искусностью в любовных развлечениях фрау Марта может дать фору опытной куртизанке. После чего мозг отключился, оставив меня наслаждаться столь внезапным пикантным приключением.