— Где ты был, брат?
Он вырвался из места, в которое отправились его мысли.
Он осознал, что задумался о той последней сессии.
На некотором уровне он мыслями вернулся к Касс.
Покраснев, он повернулся лицом к женщине-видящей, находившейся перед ним сейчас.
По её лицу он понимал — она знает, что он отсутствовал в эти несколько секунд.
Судя по её лицу, она даже может знать, куда отправился его разум и aleimi.
Ярли, та самая стоявшая перед ним женщина-видящая, хмуро смотрела на него. При этом она сморщила нос и скрестила худые мускулистые руки на груди.
— Забудь, — произнесла она с отвращением в голосе. — Я знаю, где ты был. Я знаю, где ты наверняка находился бы до сих пор, если бы имел возможность. И я бы не хотела, чтобы ты опять перечислял мне каждое другое место, которое ты посещал этим вечером, но опускал то, которое заставляет твой свет наполовину покидать тело.
Уставившись на него теперь уже с нескрываемым отвращением, она добавила:
— Твой свет даже сейчас ищет её. Ты даже сейчас предпочёл бы трахать светом эту злобную сучку. Вот почему ты такой тихий… не так ли, почтенный Адипан Балидор?
Тут Балидор невольно напрягся.
Дело не в явном сарказме в её голосе.
Дело даже не в последних её словах, которые прозвучали холоднее всего.
Бросив на стул у двери бронежилет, который он только что снял, Балидор повернулся к ней лицом. На нём по-прежнему была кобура с оружием, которую он всегда носил на работе, по крайней мере, вне резервуара.
— Я никогда не врал тебе, Ярли, — жёстко сказал он. — Ни разу.
— Ты врёшь себе, брат. Это ещё хуже.
— А может, ты просто сочиняешь свои собственные истории о том, где я, — отрывисто ответил он. — И что это значит. Возможно, твои истории порождены ещё большим заблуждением, чем мои.
Она уставилась на него, и её тёмные глаза становились ещё холоднее, ещё отстранённее.
— Ты говоришь мне такое? — тихо спросила она. — Даже сейчас? Когда я только что застала тебя с ней в твоём свете и разуме… и прямо передо мной?
— Ты знаешь, что я работаю с ней. Ты знаешь, что временами это захватывает меня…
— Gaos! — её злость полыхнула, заставляя его вздрогнуть. — Ты совсем заврался, брат! Как ты можешь вынести вкус этих слов на своём языке? Честно, Балидор, я не могу решить, то ли ты сам идиот, то ли ты просто считаешь идиоткой меня.
Несколько долгих секунд ни один из них не говорил ни слова.
Балидор чувствовал себя так, точно он переступил порог каюты и оказался на боксёрском ринге.
Часть его разума и света настороженно кружила вокруг неё даже сейчас, воспринимая скорее как оппонента, нежели как ту, с кем он делил постель несколько лет.
Более того, сегодня вечером её слова ранили глубже обычного.
Он знал, что его свет открыт после сессии с Касс, но дело не только в этом.
Сегодня вечером Ярли старалась причинить ему боль.
Это также было относительно новым для них.
И всё же он чувствовал обиду, которая руководила её желанием осудить его.
Он буквально видел обиду и злость, сочившиеся из её света.
Как только это отложилось в сознании, его накрыло чувством вины. Балидор знал, что она ему больше не доверяла. Она больше не чувствовала, что их отношения в безопасности, не считала, что он с ней откровенен, и он прекрасно понимал причины, почему так происходит. Он просто не имел понятия, как это исправить.
Может, чтобы успокоиться (или дать ей время успокоиться; или выиграть себе время на раздумья; или какое-то сочетание вышеперечисленного), он поймал себя на том, что осматривает небольшую корабельную каюту, которую они делили.
Стены армейских зелёных и серых оттенков смягчались ткаными гобеленами, большинство из которых принадлежало Ярли и изображало различных существ пантеона видящих, хотя у неё также осталось несколько индейских гобеленов с того периода, когда она жила в Соединённых Штатах.
Ковры, застилавшие пол, аналогично принадлежали в основном ей.
Судя по состоянию комнаты, она ждала его.
Балидор чувствовал запах травяного чая, увидел планшет с открытой книгой на кровати, которая по-прежнему оставалась заправленной, хотя верхнее покрывало, сшитое Ярли собственноручно, примялось.
То, как их коллекция небольших подушек была уложена возле изогнутого изголовья, указывало на то, что она некоторое время сидела на кровати и читала.
Она ждала его.
Подметив это всё, Балидор выдохнул и перевёл взгляд на её лицо.
Он посмотрел на неё ещё несколько секунд.
Затем, обдумав свои слова, он поднял ладонь в примирительном жесте. Сделав это, он постарался контролировать свой свет, зная, что время позднее, что он устал, и она тоже наверняка устала… особенно если она бодрствовала всё это время, гадая, где он и что делает, а также всё сильнее злясь из-за его отсутствия.
Им обоим нужно выспаться перед этим разговором.
К сожалению, то, что он ощущал в свете Ярли, говорило ему, что едва ли это удастся отложить на другое время или другой день.
Она явно хотела затеять эту конфронтацию с ним прямо сейчас.
Она бодрствовала большую часть ночи по этой самой причине.
— Прости, — сказал он сдержанным тоном. — Ты уже знаешь, что я был с Касс. Ты знаешь, что это причина моей поглощённости собственными мыслями. Мы добились малого прогресса… как обычно. Меня это раздражает.
Выражение лица Ярли и её поза не изменились.
Ну, они не изменились кардинально.
Но Балидор заметил, что напряжение в её губах немножко смягчилось.
Заряд в её свете приглушился ровно настолько, чтобы он понял — она услышала его и хотя бы пытается принять предложение мира. И всё же по её свету он чувствовал, что она не удовлетворена его словами.
Более того, они не ослабили истинный источник её злости.
— Что, если я действительно им скажу? — холодно спросила она. — Что бы ты сделал, Балидор? Ты бы порвал со мной, вырезал меня из своей жизни, если бы я рассказала остальным о тебе и твоей драгоценной Кассандре?
Когда он промолчал, она заново скрестила руки на груди и стиснула зубы.
— И что бы ты сделал, брат… после того, как я им скажу? — произнесла она ледяным тоном. — Мне интересно, ты бы прислушался к кому-то из них? К Врегу? К Джону? К Тарси? К Мечу? К Элисон Мосту? Или ты бы просто уворачивался, юлил и врал им, как мне?
Балидор вновь постарался сдержать свой свет.
Он знал, что не стоит на это отвечать.
Он знал, что не стоит, но не сумел сдержаться.
— Ты угрожаешь мне, сестра? — спросил он после затянувшейся паузы.
Её скрещённые руки крепче сжались, стискивая её рёбра.
— Я просто задаюсь вопросом, может, это единственный способ остановить данное безумие, — сказала Ярли, поджимая губы. Она выпятила подбородок. — Это заставило бы тебя наконец-то остановиться, рассмотреть какую-либо другую точку зрения помимо той, на которой зациклился ты?
Она стояла там, явно не ожидая ответа.
Балидор испытывал искушение всё равно дать ей этот ответ.
Она продолжила прежде, чем он успел это сделать.
— Я искренне задаюсь этим вопросом, брат, — сказала она, и её слова по-прежнему оставались спокойными, но теперь ещё и наполненными явным презрением. — Очевидно, что мои слова не имеют никакого веса. Ты предельно ясно дал понять, что мои чувства здесь несущественны. Ты не прислушиваешься к голосу рассудка…
Он прищёлкнул языком, невольно теряя терпение.
— Ярли…
— Ты трахаешь её, брат? — холодно поинтересовалась Ярли. Помедлив, она всмотрелась в его глаза, по-прежнему демонстративно выпячивая подбородок. — Или мне надо спросить… ты ещё не трахаешь её? Ты ещё не уговорил себя переступить эту черту, брат?
Это выбило Балидора из колеи.
Он побелел, уставившись на неё.
— Что? Di'lanlente a' guete. Ты же не серьёзно…
— Я абсолютно серьёзно, — перебила Ярли. — И ты знаешь, что у меня есть все основания задавать этот вопрос. Если бы ты не был так занят игрой за обе стороны собственного разума…
— Это нелепо. Более того, это оскорбительно…
— Ты трахаешь её или нет? Ты собираешься отвечать? — в её тёмных глазах полыхнула злость. — Я уже слышу оправдания, брат. Я слышу, как ты говоришь себе, что это ради дела, ради устава Адипана… что это единственный способ, который приходит тебе на ум, чтобы вынудить её взаимодействовать с твоим светом.
Встретив его безмолвный взгляд, она открыто фыркнула.
— Посмотри на себя, — она презрительно указала ладонью вверх и вниз на его тело. — Посмотри, каким оскорблённым ты притворяешься. Как будто эта мысль ещё не приходила тебе в голову. Я так понимаю, теперь это всего лишь вопрос времени. Оправдание уже там, живёт в твоём свете. Ты лишь ищешь повод, чтобы действовать… при условии, что ты ещё не начал действовать.
Балидор продолжал смотреть на неё.
Затем, наблюдая, как она смотрит на него в ответ, он почувствовал, как что-то в нём внезапно переключилось.
Может, это назревало уже некоторое время.
Может, он знал, что его работа с Касс приведёт к этому. Может, он цеплялся за это дольше, чем признавался самому себе, по причинам, не совсем ясным даже ему самому.
Может, он делал это, чтобы защитить себя именно от того, в чём его обвиняла Ярли.
В любом случае, он почувствовал, что отпускает это.
Какая-то часть его решила, что с него довольно.
С него реально довольно.
Какая-то часть его по-настоящему устала от этого.
— Я тоже устала от этого, брат, — жёстко произнесла она. — Очень устала.
Балидор щёлкнул языком, крепче сжимая щиты вокруг своего света.
— Ты разрушаешь нас, — обвинил он. — Ты делаешь это.
Она издала невесёлый звук.
— Разве я?
— Ты! — рявкнул он. — Твой отказ принять это. Твой отказ говорить со мной об этом по-взрослому, а не вечно наезжать на меня с обвинениями и злостью. Твой отказ выслушать меня, когда я рассказываю тебе, что я делаю… и почему я делаю то, что я делаю. Ты либо доверяешь мне, либо нет. Ты либо любишь меня, либо…
— Не люблю, — холодно сказала Ярли.
Балидор напрягся, глядя на неё.
— Это должно быть смешно? — сказал он, когда её выражение не изменилось.
— Ни капельки, брат.
— То есть, доверия нет? Любви нет?
Она уставилась на него, и её тёмные глаза выражали почти изумление.
— Тебе хватает наглости смотреть на меня так, будто эти новости удивляют тебя и ранят? — сказала она, выдыхая скорее со злостью, чем с неверием. — Я узнала об этом последней, брат. Ты потерял интерес ко мне больше полугода назад. Иронично, но это случилось вскоре после того, как ты начал проводить большую часть своих рабочих часов, погружаясь в свет этой суки-убийцы…
Балидор поморщился.
— Gaos. Ты же не можешь использовать это в качестве оправдания, — пробормотал он.
— Оправдание? — её плечи напряглись, и она сделала шаг в его сторону. — Мне не нужно оправдание, брат. Я была терпеливой. Я была более чем терпеливой. Я слишком долго позволяла делать из меня дуру. Я ждала тебя не только этой ночью, а намного дольше… и если бы ты был способен хоть на капельку честности с самим собой, ты бы это знал.
Его злость усилилась.
Вопреки тому, что он думал об этом, об их отношениях, это всё равно злило его.
Что она притворялась, будто всё дело в нём, хотя он старался общаться с ней на эту тему, старался быть откровенным… по какой-то причине её обвинения разозлили его до невозможности.
Он тоже был терпеливым. Он ждал, когда она поверит ему насчёт Касс, когда она открыто поговорит с ним об этом. Она этого не делала. Она только бросалась ультиматумами и угрозами, обвинениями и требованиями, чтобы он поступил так, как она желает.
Он — не вещь, чтобы кому-то принадлежать, бл*дь.
И всё же он заставил себя промолчать.
Наблюдая за её лицом и светом, видя почти нескрываемое презрение в её потрясающих чертах, в выражении тёмных как ночное небо глаз, Балидор постарался не выйти из себя по-настоящему.
И всё же он разрывался.
Права ли она? Действительно ли он отрёкся от этих отношений намного раньше, чем признавался себе сейчас?
Он так не думал.
Он думал, что он пытался.
Он думал, что практически до этой самой ночи он пытался.
Должно быть, тут она тоже почувствовала часть его мыслей.
— Пытался? — она фыркнула. — Не веди себя так, будто это какая-то неразрешимая головоломка, брат. Ты прекрасно знал, что нужно сделать, чтобы я вновь начала тебе доверять.
Балидор поднял взгляд, посмотрев ей в лицо.
— Подчиниться тебе? — прорычал он.
— Прислушаться ко мне, — рявкнула она в ответ. — Более того, прислушаться к собственному рассудку, брат! Признаться самому себе в том, что является источником проблем между нами. Перестать усугублять эти проблемы, возвращаясь к ней раз за разом…
— Покинуть нашу посредницу, — сказал он, повышая голос. — Рискнуть и понадеяться, что у неё нет роли в грядущих событиях. Рискнуть и понадеяться, что я не подвергну опасности само будущее нашей расы…
— Или передать её кому-то другому, бл*дь! — прорычала Ярли, перебив его едва не криком. — А не настаивать на том, чтобы делать всё самостоятельно! Поговорить с кем-то в профессиональном отношении, как только ты осознал, что начинаешь испытывать чувства к ней. Что она начинает сниться тебе, когда ты не с ней. Что она начинает вторгаться в твою чёртову постель, не говоря уж о твоём внимании в каждый свободный момент бодрствования…
— Ярли! Gaos d’ jurekil’a… это бред! Это чистой воды ревность! Это собственническое безумие, от которого ты страдаешь уже месяцами, говорит вместо тебя!
Он показал сердитый жест, отчасти чтобы заставить себя умолкнуть.
Однако он не мог перестать сверлить её гневным взглядом, стискивая зубы.
— Ты попрекаешь меня собственными снами… — прорычал он.
— Ты знаешь, как работают такие световые связи, — сердито перебила она. — Они отражаются во снах, когда мы не впускаем их в наши мысли при бодрствовании. Ты сказал, что то же самое происходило с Врегом и Джоном, когда Джон был ещё с Дорже. Не пудри мне мозги своим мутным бредом просто потом, что ты сам не хочешь в это верить!
Балидор опять уставился на неё в неверии.
— Всё вообще не так, как у Врега и Джона! Я работаю с ней! Это естественно, что её свет и разум иногда задерживаются после таких глубоких сессий!
— О, определённо, брат, — сказала Ярли с явным сарказмом. — Я вполне уверена, что дело именно в этом. То, что после этих снов ты просыпаешься с твёрдым членом и удлинившимся hirik, это исключительно нейтральный эффект от твоей «работы» с этой злобной пи*дой. Я вполне уверена, что это происходило бы вне зависимости от того, с кем бы ты ни работал…
— Я не испытываю чувств к ней! — в ярости рявкнул Балидор — Я ни разу не предпринимал никаких попыток с ней в сексуальном плане. Я ни разу не прикоснулся к ней. Во имя любви к богам, я пытаюсь ей помочь. Это всё, что я пытаюсь сделать с тех пор, как…
— Очередная бл*дская ложь.
Он умолк, уставившись на неё.
Она прищёлкнула языком, проводя пальцами по своим кудрявым волосам, и теперь её голос сделался тише.
— Я честно больше не могу слушать твои заблуждения, Балидор. Ты утомляешь меня, заставляя это выслушивать. Ты вынуждаешь меня задаваться вопросом, как кто-то вообще назначил тебя лидером Адипана, если ты так плохо понимаешь собственный разум.
Она вновь скрестила руки на груди, сминая ткань длинного халата, в который была одета — тёмное, полночно-синее облачение, которое льнуло к изгибам её тела и спадало вокруг ног.
— Ты говоришь со мной… неуважительно, сестра, — сказал он после паузы.
— Я говорю с тобой неуважительно? — с неверием переспросила она.
Она сделала шаг в его сторону.
В этот раз она двигалась так быстро, так агрессивно, что Балидор рефлекторно сделал шаг назад.
Встав так, что между ними находился низкий складной столик, он настороженно смотрел на неё поверх чайного сервиза, который стоял на металлической поверхности. Его ладони сжимали спинку одного из складных стульев, которые могли отодвигаться и скрываться в стене каюты.
Он продолжал следить за лицом Ярли и её светом.
Ем лучше уйти.
Ему лучше уйти сейчас, прежде чем конфликт накалился.
Видящие не лучшим образом справлялись с расставаниями.
Чёрт, да они даже со спорами не всегда хорошо справлялись, когда эти ссоры происходили с бывшими или нынешними сексуальными партнёрами. Когда к ним примешивалась ревность.
— Ты думаешь, что дело только во мне, — сказала она холодным, но заметно более сдержанным тоном. — Но дело не только во мне, брат. И это не только ревность, вопреки твоим попыткам списать всё на это… Дело не только в отсутствии доверия или откровенности между нами. Как я могу воспринимать тебя по-прежнему, когда ты нарушаешь свои клятвы? Когда ты идёшь против любого нормального кодекса этики или приличий для видящих… не говоря уж о твоём святом кодексе Адипана? Как я могу воспринимать тебя по-прежнему, когда меня изначально привлекли в тебе твоя искренность, твоя честность, твоя… порядочность, Балидор?
Он почувствовал, как его челюсти сжались ещё сильнее.
Когда выражение её лица не изменилось, он заставил себя пожать плечами.
— Это твоё мнение, — нейтрально ответил он.
— Подозреваю, что не я одна придерживалась бы такого мнения, — парировала она. — Если бы твои друзья знали о твоих действиях. Я заметила, что Элисон Мост высоко ценит порядочность и верность моральным принципам… особенно среди своих друзей. Так что я спрошу тебя снова, что бы она подумала о твоих действиях?
— Ты воспринимаешь всё в другом свете, Ярли…
— Очевидно.
— И Элли тоже посмотрит на это иначе, — предостерёг Балидор. — Но не по тем причинам, о которых ты говоришь. Привносить её в это — удар ниже пояса. Данная персона предала её на крайне личном уровне. Нельзя ожидать, что она сможет посмотреть на это объективно…
— А ты можешь? Gaos! — Ярли взорвалась, вскинув руки. — Послушай себя, брат! Ты глава l’murilar kun-re Адипана. Нашей самой святой и самой древней воинской касты. Что, во имя бл*дских богов, ты делаешь? Твои клятвы для тебя ничего не значат?
Тут Балидор утратил хладнокровие.
То есть, по-настоящему утратил.
Ярость взорвалась в его свете.
И она прозвучала в его голосе прежде, чем он сумел её сдержать.
— Не говори мне о моих чёртовых клятвах, сестра. Никогда.
Его голос прозвучал громко.
И дело не только в громкости звука.
Он произнёс слова своим светом (то есть, действительно произнёс их), напитывая каждую молекулу зарядом, огнём, происходившим из структур над его головой и под его ногами. Годы тренировок и медитаций отразились в его голосе, структуры, которые он принёс с собой при рождении, те части, которые он отточил за годы работы разведчиком Адипана.
Обычно он так не делал.
Обычно Балидор держал большую часть своего света как минимум частично прикрытой щитами.
Он делал это не только для того, чтобы одурачить людей, заставить их считать его менее могущественным. Тарси научила его этому, когда он был ещё относительно молод. В то время она сказала ему, что она делала это отчасти как упражнение в этике — чтобы помочь ему продолжать уважать свободу воли других.
Она говорила ему, что он одновременно проклят и благословлён запредельным количеством силы в его свете.
Она постоянно тренировала его закрывать эту силу щитами, использовать её лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Она говорила, что если он не будет так поступать, то его душа может оказаться в опасности. Она предупреждала, что с таким светом он может непреднамеренно пугать других и покорять их своей воле, сознательно или нет.
Она предостерегала, что если он в раннем возрасте не научится держать такой свет под контролем, то может злоупотреблять своей силой и в итоге перестать замечать, что он это делает.
Даже тогда случались… инциденты.
Вещи, о которых Балидор сожалел.
Их было достаточно, чтобы Балидор отнёсся к предупреждениям Тарси очень серьёзно.
По той же причине большую часть своей жизни Балидор делал так, как научила его Тарси.
Он сдерживался; он смягчал свой свет хотя бы из-за силы, которой тот обладал.
Он закрывал его щитами, даже когда спорил с другими. Он закрывал его щитами на совещаниях Адипана. Он закрывал его щитами даже в обществе Моста и Меча, хотя они оба наверняка могли вынести то, что он мог в них швырнуть. К этому времени он поступал так скорее по привычке, нежели из сознательной потребности.
Это настолько отложилось на подкорке, что Балидор уже не замечал, как делает это.
До нынешнего момента.
До этого самого момента, когда впервые за долгое время он вообще не контролировал свой свет. Он не сдержался.
Он ничего не смягчил.
Его голос трещал от aleimi-света, от почти электрической энергии в Барьерном пространстве, а его аура полыхнула, мгновенно занимая больше половины комнаты. Она хлестнула как кнут, неся в себе столько жара и импульса, что Ярли резко дёрнулась, словно её ударили… нет, словно какая-то его часть врезала ей кулаком по лицу.
От вибрации этого заряда по aleimi комнаты пронеслась рябь.
Она ощущалась почти как горячий ветер.
Отголоски даже сейчас прокатывались рябью, врезаясь в неё почти осязаемыми волнами.
К тому времени Ярли далеко отошла от него.
Она стояла возле изогнутого изголовья кровати. Она дышала тяжело, уставившись на него и раскрыв глаза от явного страха.
Увидев этот страх, Балидор ощутил, как в горле встаёт ком.
Она никогда прежде не смотрела на него так.
Он не помнил, когда кто-либо в последний раз смотрел на него вот так.
Он не был уверен, что какой-либо его партнёр по сексу когда-либо смотрел на него так за четыре с лишним сотни лет.
Его затопил стыд, пропитавший его свет, и он быстро приглушил ауру своего aleimi. Он отстранил свой свет обратно к себе, смягчил и убрал за щиты, пока не нанёс ещё больше урона или не напугал её ещё пуще.
Его стыд усилился, когда Балидор увидел, что Ярли наблюдает за его действиями, а тот страх и насторожённость по-прежнему окрашивают каждый видимый участок её света. Осознав, что он только что сделал ситуацию между ними в сто раз хуже, Балидор почувствовал некую тщетность этого страха, смешанную с раздражением, которое заставило его вновь стиснуть зубы.
Его вновь накрыло осознанием, что он натворил.
Это самое близкое подобие открытой угрозы, которое он когда-либо озвучивал в адрес его сексуального партнёра за всю свою жизнь.
Пожалуй, это самая открытая угроза, которую он озвучивал кому-либо за последние несколько десятилетий, если не считать Дигойза Ревика, когда он был в том резервуаре.
Но даже тогда Балидор не терял контроля над своим светом.
Даже когда он пинал Ревика в том резервуаре, Балидор не терял контроль над своим светом так всецело, как сейчас.
Воспоминание о тех неделях и месяцах лишь заставило его ещё сильнее стиснуть зубы.
Тогда Элли ссорилась со всеми, чтобы продолжить сессии с Ревиком. Тогда все назвали Элли безумной из-за её попыток вернуть Ревика. Тогда Элли приходилось лгать, утаивать информацию просто для того, чтобы проделать необходимую работу и достучаться до её супруга.
Подумав об этом теперь, Балидор вздрогнул, сжимая челюсти.
Ирония не укрылась от него… как и его двуличие… или карма… или что ему приходилось выносить сейчас.
— Я сожалею, — сказал он.
Подняв взгляд и вновь показывая примирительный жест видящих, он вздрогнул при виде лица Ярли. В её глазах по-прежнему сиял страх, но теперь она настороженно смотрела на него. Он видел там злость в сочетании с открытым неверием.
Злость нарастала у него на глазах.
— Я сожалею, — повторил он.
Ярли смотрела на него, не шевелясь.
— Мне лучше уйти, — сказал Балидор, сглотнув. — Мне лучше уйти…
— Да, — перебила она, до сих пор дыша слишком тяжело. — Тебе лучше уйти. Уходи, брат. Немедленно.
Он кивнул, выпустив спинку стула, за который держался. В какой-то момент конфронтации между ними он стиснул этот предмет мебели так сильно, что побелели костяшки пальцев, и не почти не замечал этого, пока не отпустил.
Он снова подобрал бронежилет со стула у двери, надел обратно и застегнул пару застёжек на груди, чтобы тот не распахивался.
Он уже поворачивался к двери-люку, ведущей в коридор, когда Ярли заговорила вновь.
— Скажи кому-нибудь другому, куда мне послать твои вещи, — произнесла она, и её голос всё ещё дрожал от страха. — Не возвращайся сюда, брат.
Ладонь Балидора только что прикоснулась к ручке двери.
Он поколебался на долю секунды, гадая, не стоит ли ему стараться усерднее.
Он задавался вопросом, не должен ли он хотя бы извиниться получше.
В то же мгновение до него дошло, что же слишком поздно.
Он потерял её не только как партнёршу.
Он потерял её и как друга тоже.
Хуже того, это осознание не вызвало в нём стыда или даже чувства вины. Ну, он чувствовал эти вещи, но не только.
Он ощущал также… облегчение.
Сглотнув, Балидор кивнул.
Затем, закончив начатое движение, он схватил Г-образную ручку и дёрнул её вниз, потянув дверь на себя. Выйдя в тёмно-зелёный коридор, он захлопнул дверцу.
Посмотрев на неё, он выдохнул.
Балидор подумывал пойти прямиком к Тореку, золотоглазому британскому видящему, который формально заведовал жилыми зонами на корабле.
Ему понадобится отдельная каюта.
И Торек был тем, кто должен выделить ему жилище.
Но обращение к Тореку означало практически обнародование ситуации. Ну, или придётся отдельно просить Торека не говорить, где он, и что он больше не делит каюту с Ярли.
Это всё усложнит.
Люди станут спрашивать его, что случилось.
Балидор не был уверен, что готов иметь дело с такими разговорами.
С другой стороны, он не мог долго скрывать, где спит ночами. Элли и Ревику нужно знать, где он. И Врегу тоже. И любому разведчику в Адипане, если уж на то пошло.
И всё же у него имелось немного времени.
Нет необходимости разбираться с этим сегодня ночью — то есть, прямо сейчас, в этот самый момент.
Большинство людей первым делом связывались с ним через гарнитуру.
Некоторые заглядывали к нему в каюту или вызывали через настенный монитор, но такое случалось редко. Балидор заметил, что когда он делил с кем-то постель, это случалось намного реже, так что вероятность, что это случится с ним или Ярли в следующие несколько дней, чрезвычайно мала.
Подумав об этом сейчас, Балидор набрал последовательность цифр и прекси-символов в своём сознании и тем самым запросил, чтобы все сообщения, посланные в его каюту и адресованные ему, пересылались на его гарнитуру.
Теперь же, шагая по коридору примерно в направлении ближайшей столовой, Балидор сообразил кое-что ещё.
Как только мысль пришла в голову, он набрал другой идентификационный код. Он и не осознавал, насколько позднее сейчас время, пока другой видящий не ответил.
— Брат? — сонно произнёс голос. — Что-то случилось?
Балидор вздрогнул, посмотрев на время.
— Gaos. Нет. И прости, брат, — сказал он. — Я искренне сожалею. Ничего не случилось. Я надеялся попросить… — он поколебался, затем пожал одним плечом в манере видящих. — …об услуге. Это личная услуга, так что ты никоим образом не обязан…
— Конечно, брат, — заверил его другой. — Конечно. Что угодно. Что тебе нужно?
Видящий на другом конце линии явно до сих пор силился проснуться.
Учитывая то, по сколько часов в сутки он и его команда работали на протяжении последнего года, особенно после фиаско в Дубае, это едва ли удивляло.
Очередной укол чувства вины пронзил свет Балидора.
Gaos. Этой ночью он прямо вестник рождественского счастья.
Просто распространяет радость всюду, куда ни пойдёт.
— Вик, — сказал Балидор, выдохнув. — У тебя в каюте всё ещё есть свободная койка?
Последовала пауза.
Балидор буквально видел, как другой видящий моргает и пытается осмыслить его просьбу сквозь пелену сонливости.
— Да, — сказал Викрам неожиданно решительным тоном. — Ты помнишь, где я?
— Да.
— Дверь будет открыта, брат, — произнёс Викрам. — Оставайся столько, сколько захочешь.
Балидор облегчённо выдохнул.
— Спасибо, брат.
— Торек дал бы тебе отдельную комнату, знаешь, — добавил Викрам. — Даже в такой поздний час. Полагаю, брат Торек придерживается вампирского режима, если верить Мечу, — помедлив в ответ на молчание Балидора, он спешно продолжил: — Не то чтобы я не рад компании… Я рад. Мне одиноко одному в комнате.
Балидор едва не усмехнулся.
Он знал, что эти слова — чистое проявление доброты.
Викрам целыми днями торчал в лабораториях техников на корабле.
Учитывая, что эти лаборатории от стены до стены забиты потными видящими и людьми, а также машинами и дурно пахнущими органическими блоками в баках с ряской (и учитывая, что Балидор знал о самом Викраме, об его любви к тишине, медитациям и долгим прогулкам на природе), мысль о том, что он не ценит время уединения, была абсурдной.
— Ты добросердечная душа, Вик, — сказал Балидор, произнося эти слова от всего сердца, чуть ли не с рвением после того дня и ночи, которые ему пришлось сегодня пережить. — Я обещаю не слишком долго вторгаться в твоё пространство. Признаюсь, я слишком устал, чтобы разбираться с этим вопросом официально, как минимум, сегодня ночью. Мне надо поспать. Я поговорю с братом Тореком утром.
Он буквально видел, как Викрам кивает, думая над этим.
— Значит, всё точно кончено? — осторожно поинтересовался другой.
Балидор уже изменил направление в коридоре, шагая в сторону той жилой зоны, где находилась каюта индийского видящего.
Подумав над вопросом своего друга, Балидор вспомнил выражение на лице Ярли прямо перед тем, как он отвернулся. Он вспомнил, как ощущался её свет, когда он шёл к двери, когда он готовился уйти навсегда, покинуть каюту, которую они делили с тех пор, как впервые взошли на борт авианосца.
— Совершенно точно кончено, я бы сказал, — выдохнул он. — Без вопросов.
— Мне жаль, брат, — сказал Викрам с нескрываемым сочувствием.
От видящего исходило тепло, осязаемо согревающее сердце Балидора.
Он ответил на это своим световым теплом.
— Спасибо тебе, брат, — сказал он. — Мне тоже жаль.
Однако сказав это, Балидор слегка нахмурился, задаваясь вопросом, правда ли это.
Даже сейчас преимущественной эмоцией в его aleimi было облегчение.
Из-за этого он испытывал угрызения совести, но облегчение никуда не девалось.