Проделки Праздного Дракона: Двадцать пять повестей XVI-XVII веков

Повесть о верной жене[176]

Эти стихи, сложенные на мотив «Луна над Западной рекой», зовут нас идти стезею справедливости и человеколюбия и всегда помнить о верности долгу. С незапамятных времен существует убеждение, что богатство и знатность подобны пустоцвету, а слава и почет — все равно что тень от речной пены. Только преданность друга, сыновняя почтительность и супружеская верность пребывают в памяти людей тысячи лет. Любой, кто выкажет и обнаружит эти достоинства, сам достоин всяческого уважения, даже если место, принадлежащее ему в жизни, чрезвычайно низко.

А теперь мы расскажем повесть о верных супругах. Помните ли вы историю Сун Хуна[178], который не захотел расстаться со своею женою, или историю Лофу[179], не последовавшей за богатым чиновником? Разве не лелеяли они в своих душах ростки высокого долга? Случалось, однако же, и так, что эти ростки безжалостно вытаптывали. Вот хотя бы Хуан Юнь[180] — он прогнал жену, которая мешала ему вступить в новый, более выгодный, брак. Или жена Майчэня[181] — она бросила мужа, не ведая, что вскорости он возвысится. Да, сердца людей различны, подобно тому как не схожи чистые воды реки Цзин и мутные воды Вэй. Недаром говорится в стихах:

Рассказывают, что в последние годы династии Сун жил человек по имени Чэн Ваньли; другое его имя было Чэн Пэнцзюй, а родом он был из города Пэнчэна. Его отец, Чэн Вэнье, исправлял должность начальника ведомства. И отец и мать скончались в один год — когда Чэн Ваньли исполнилось шестнадцать лет, а спустя три года он был принят в Государственное училище — в уважение к заслугам покойного его родителя.

Юноша вырос статным, смелым и смышленым. Он любил ученье, но был опытен и в ратных искусствах — в стрельбе из лука и в верховой езде. К этим достоинствам присоединилось еще одно — обостренное до крайности чувство долга. Его очень тревожило, что силы монголов растут день ото дня, и он подал ко двору три доклада — о мире, войне и обороне империи. Во всех трех он обличал неспособность министров вершить дела. Опасаясь, как бы эти резкие и откровенные речи в конце концов не навлекли на него беды, он один, без слуг, уехал из столицы.

Чэн Ваньли направился в Цзянлинскую область, чтобы поступить в войско под начало к Ма Гуанцзу, командовавшему Озерным округом. Но не успел он добраться до Ханькоу, как узнал новость, поразившую его, точно удар грома: монгольский полководец Уланхатай с отборными отрядами пересек границу и стремительно продвигался в глубь страны, сокрушая все на своем пути. Перепуганный Чэн Ваньли не знал, что ему делать. День склонился к вечеру, и наступила пора, о которой в стихах сказано:

Чэн Ваньли решил, что прежде всего надо найти пристанище на ночь и разузнать правду о происходящем, только тогда можно будет сообразить, как действовать дальше. Дорога была забита беженцами, спасавшимися от врага. Они тянулись нескончаемой лентою и оглашали все окрест рыданиями и стонами, которые невозможно было слышать без содрогания. Юноша понял, что монголы совсем близко.

Ровно в полночь Чэн Ваньли вышел с постоялого двора, где он остановился на ночлег, и двинулся следом за беженцами. Когда уже совсем рассвело, он вдруг вспомнил, что забыл на постоялом дворе свои вещи. Он был уже довольно далеко от места ночлега, и возвращаться назад не хотелось, но денег у него не было вовсе, а пустой желудок уже давал о себе знать. «Попрошу поесть в каком-нибудь селении, иначе ноги дальше не понесут»,— подумал Ваньли. Не успел он свернуть к ближайшему селению, как заметил мчавшихся по дороге всадников. Юноша стремглав бросился к леску и спрятался за деревом. Это был дозор темника Чжана Свирепого, одного из подчиненных Уланхатая. Конники успели заметить, как высокий, статный человек, к тому же и без поклажи за плечами, метнулся к лесу. Конечно же, этот малый — вражеский лазутчик! И дозорные устремились за ним. Без долгих слов они связали Чэна и потащили в лагерь. Чэн Ваньли клялся, что он не лазутчик, а самый обыкновенный беженец. Юноша приглянулся Чжану Свирепому; он пощадил Ваньли и взял его к себе в услужение. Чэн Ваньли не оставалось ничего иного, как со смирением принять свою судьбу. Ежедневно он видел, как монгольские полчища уничтожают все вокруг, подобно осеннему урагану, срывающему листву с деревьев, и сердце его наполнялось болью. Да, поистине верно сказано:

Темник Чжан был родом из Синъюаньской области; он отличался богатырской силою и был весьма сведущ в ратном искусстве. В молодые годы он отчаянно буянил в своих родных краях, и воинский начальник тех мест, зная о влиянии, которым пользуется Чжан, взял его к себе и дал чин. Однако же, когда монгольские войска пересекли границу, Чжан умертвил своего начальника, переметнулся на сторону врага и сдал город монголам. За это монгольский хан пожаловал Чжану звание темника и назначил его в передовые отряды Уланхатая.

С того времени Чжан совершил немало подвигов. Уже долгое время находился он в войске, и потому его мысли часто возвращались к родному дому. И вот он написал письмо и приказал двум младшим начальникам отвезти его послание на родину вместе с возом захваченной добычи и двумя десятками пленных. Так Чэн Ваньли вместе с остальными пленниками Чжана Свирепого, плача и стеная, побрел в Синъюаньскую область. Добравшись до дома Чжана, посланцы передали его жене письмо и добычу, а пленным приказали поклониться госпоже. Супруга Чжана отвела каждому из посланцев мужа по особому помещению и каждый день посылала слуг, чтобы они исполняли все желания гостей. Затем посланцы отбыли с ответным письмом к своему начальнику.

Незаметно минуло более года с тех нор, как Чэн Ваньли попал в Синъюань. Тем временем монголы договорились с императором о перемирии, военные действия прекратились, и солдаты возвратились восвояси. Вернулся домой и Чжан Свирепый. Он встретился и поздоровался с супругою, а потом на поклон к хозяину потянулась вся челядь, среди прочих — и Чэн Ваньли.

Прошло несколько дней. Из числа пленных Чжан отобрал тех, что казались покрепче телом, и оставил их у себя, а остальных продал. После этого он созвал слуг и обратился к ним с такими словами:

— Всем вам выпало на долю жить в смутные времена и изведать немало горя. У многих из вас были родители, жены и дети, которые, как видно, погибли от рук солдат. И все же вам еще повезло! Вы повстречали меня и остались живы. Будь на моем месте другой, вы давно бы уже лежали в могиле. И вот вы здесь, в моем доме. Хоть вы и вдали от родных мест, хоть вы и слуги, здесь к вам относятся как к родным! Сегодня я дам каждому жену, и впредь вы должны жить в полном спокойствии, не помышляя ни о каких переменах. Со временем я зачислю вас к себе в войско, и тот, кто отличится, получит чин, станет богат и знатен. Но если кто таит недобрые и преступные замыслы и попытается их исполнить, того ждет жестокая кара.

Слуги склонились в поклонах, заплакали и заговорили, перебивая друг друга:

— Кто посмеет затаить коварные мысли, видя великую милость нашего благодетеля?!

В тот же день Чжан вызвал к себе пленных женщин, и хозяйка одарила их одеждой. Потом хозяин с хозяйкою прошли в переднюю часть залы, ярко освещенную лампами. За ними следовали пленницы. По обеим сторонам залы, почтительно сложив руки на груди, стояли слуги. Чжан выкликал их по очереди, одного за другим, и каждый получал жену. Новобрачные кланялись хозяину в ноги, благодарили за милость и удалялись в свою комнату. Дошла очередь и до Чэн Ваньли. Он также повел жену к себе в комнату. Затворив за собою дверь, супруги обменялись поклонами, и тут только юноша разглядел свою жену. На вид ей было лет пятнадцать или шестнадцать. Она была удивительно красива и нисколько не походила на девушку низкого происхождения. Чтобы представить ее себе, послушайте стихи:

Увидев красоту молодой жены, Чэн Ваньли чуть было не лишился рассудка от радости.

— Как тебя зовут, девица? Ты, наверное, росла в богатой семье?— спросил он.

Девушка лишь тяжело вздохнула в ответ, и из глаз ее покатились жемчужины-слезы.

— Отчего ты плачешь? — снова спросил Ваньли и утер ей глаза рукавом своего халата.

— Я родом из Чунцина[184]. Меня зовут Бай Юйнян. Мой отец, Бай Чжун, был начальником конного отряда и носил звание тунчжи. Сычуаньский начальник Юй Цзе был послан оборонять областной город Цзядин. Но вышло так, что Юй Цзе внезапно скончался. Этим воспользовался Уланхатай и напал на город. У наших кончились припасы, и солдаты так ослабели, что не могли больше защищаться. Когда город пал, моего отца взяли в плен и вскорости казнили. Уланхатай очень гневался на отца за то, что он не сдал города добровольно, и приказал истребить всю нашу семью. Но я избежала гибели — темник Чжан сжалился над моим юным возрастом. Он сделал меня служанкою своей супруги. И вот сегодня меня отдали вам в жены. А вы откуда? Вы тоже пленник?

Рассказ девушки опечалил Чэн Ваньли, и он невольно прослезился. Он рассказал ей, кто он, и откуда родом, и как попал в плен. Объятые горестными воспоминаниями, супруги просидели недвижно до второй стражи. Наконец они разделись и легли. Ночь они провели в радости, и в их сердцах родилась взаимная приязнь.

На другое утро, умывшись и причесавшись, они явились на поклон к хозяину, после чего Бай Юйнян направилась в покои своей госпожи, а Чэн Ваньли, исполненный благодарности к темнику Чжану, принялся за работу со всем тщанием и усердием, на какие был способен, и Чжан с удовольствием взирал на его усердные труды.

На третий день после свадьбы Чэн Ваньли сидел дома в одиночестве, и его охватили печальные думы. Он думал о почете и славе, которых не успел достигнуть, о том, что стал слугою в чужих краях. Это оскорбляло память его предков и было изменой долгу перед государем. Надо бежать, но как? Как одолеть неисчислимые трудности? Юноша тяжело вздохнул, и на глазах у него навернулись слезы. В этот миг в комнату вошла Бай Юйнян. Чэн Ваньли поспешно вытер глаза и бросился навстречу, но лицо его сохраняло следы слез и печали. Юйнян была женщиной наблюдательной и разумной. Взглянув на мужа, она села подле него и поправила фитиль.

— Отчего ты такой печальный? — спросила она.

Ваньли отличался осторожностью и осмотрительностью и не решился открыть жене мысли, которые тяготили его. Но ведь с незапамятных времен известно:

— Нет, тебе показалось,— принужденно улыбнулся Чэн Ваньли.

Юйнян догадалась, что муж что-то скрывает, но не стала досаждать ему расспросами.

Супруги закрыли дверь и погасили свет. Когда они легли в постель, жена ласково сказала Ваньли:

— Мой господин, я все время собиралась поговорить с тобою — и не могу решиться. Я догадываюсь, что тяготит тебя и печалит. Зачем ты таишься от меня?

— Нет, правда, меня ничто не печалит. Не тревожься!

— Человек с твоими дарованиями мог бы возвыситься в самый короткий срок. Тебе надо бежать отсюда, чтобы оправдать и умножить славу твоих предков. Разве будешь ты жить спокойно, оставаясь рабом?!

Услышав эти слова, Чэн Ваньли изумился. «Она рассуждает как мужчина! Она словно бы прочитала самые затаенные мои мысли. Обыкновенно, если между супругами есть хоть какая-то приязнь, они страшатся расставания. Мы прожили вместе всего три дня, наша любовь только-только родилась, и вот жена уговаривает меня бежать. Может быть, Чжан подговорил ее испытать меня?» — с сомнением думал Ваньли. А вслух он сказал:

— Что за глупости ты говоришь? Если бы не хозяин, меня бы прикончили солдаты! А он спас меня от смерти, оставил у себя в услужении, дал мне жену. Я век буду благодарить его за эту великую милость! Молчи, ни слова об этом!

Жена повиновалась беспрекословно, и Чэн окончательно уверился в том, что она подослана хозяином. Утром, как только супруги поднялись с постели, Чэн решил пойти к Чжану и рассказать ему о вечернем разговоре. «Если хозяин велел ей выведать мои тайные мысли, я сам перескажу ему вчерашнюю беседу и тем развею его подозрения. Без этого нечего и думать о бегстве!» Он умылся, оправил на себе платье и пошел к хозяину.

— Господин мой, — сказал он Чжану Свирепому,— ночью жена уговаривала меня бежать. Но я всегда помню великие милости господина, который спас меня от солдат, оставил у себя да еще жену дал, а я никак не отблагодарил господина за всю его доброту. К тому же куда мне бежать? Мои родители умерли, родичей у меня нет. Мой дом теперь здесь! Я уже выбранил жену, но боюсь, как бы она, обидевшись, не наклеветала на меня. Вот я и пришел доложить обо всем заранее.

Разгневанный Чжан приказал немедленно привести Юйнян.

— Подлая раба! — набросился он на нее.— Твой отец осмелился сопротивляться нашим доблестным войскам, и за это Уланхатай хотел свести под корень всю вашу семью! Но я спас тебя, пожалел твой нежный возраст и, чтобы тебя не убили, привез к себе. Потом выдал тебя замуж. И вот твоя благодарность! Ты подбиваешь мужа бежать! Теперь конец моим заботам и милостям!

Он приказал слугам вздернуть Юйнян на веревках и дать ей сто ударов кожаной плетью. Глаза молодой женщины наполнились слезами, но она не произнесла ни слова. Слуги принесли веревки и связали Юйнян. Верно сказано в стихах:

Видя, что хозяин разгневан и жене грозит суровое наказание, Чэн Ваньли пожалел о своем доносе. «Она говорила от чистого сердца, а я ее погубил!» — подумал он, но просить за жену не осмелился. В этот миг в залу вбежала супруга Чжана. Она узнала, что муж в ярости хочет расправиться с Юйнян, и явилась, чтобы спасти свою любимую служанку. С первого же дня, как только Юйнян появилась в доме, хозяйка привязалась к ней за мягкий и покладистый характер, приятную наружность, сметливый ум и умелые руки: всеми этими качествами Юйнян выделялась меж остальных служанок. Госпожа испытывала к ней материнские чувства, забыв о том, что эта девушка — ее рабыня, и давно хотела подыскать ей хорошего мужа. Чэн Ваньли тоже выделялся среди остальных слуг и мог со временем возвыситься — он показался госпоже Чжан подходящим супругом для ее любимицы.

Наказание должно было вот-вот начаться, когда хозяйка вбежала в залу и остановила Чжана:

— За что ты хочешь наказать ее, мой господин?

Чжан рассказал ей о доносе Чэн Ваньли.

— Неужели это правда? — обратилась хозяйка к молодой женщине.— Я пожалела тебя, полюбила за сметливость, нашла тебе хорошего мужа. А ты подбиваешь его против хозяина? Мне не надо бы вмешиваться и заступаться, но ты совершила проступок впервые, и я попрошу господина простить тебя. Только смотри, чтобы это случилось в первый и в последний раз!

Юйнян ничего не отвечала и продолжала плакать.

— Господин мой! — сказал хозяйка мужу.— Юйнян совершила ошибку по молодости и неопытности, поэтому я прошу простить ее — хотя бы ради меня.

— Если за нее просит сама госпожа, я, так и быть, прощаю эту подлую рабу. Но помни: в другой раз ты получишь вдвое!

Юйнян, глотая слезы, поблагодарила хозяина и вышла.

— Ты человек преданный,— похвалил хозяин Чэн Ваньли,— и я этого не забуду.

Чэн Ваньли рассыпался в благодарностях.

Когда он вышел от хозяина, его снова охватили сомнения. «Нет, все-таки они хотели устроить мне ловушку. Иначе почему он отменил наказание, едва только хозяйка раскрыла рот и попросила помиловать Юйнян? И как быстро хозяйка пришла ей на помощь! Она ведь была во внутренних комнатах. Как же она узнала о случившемся и почему прибежала так скоро? Хорошо, что я вчера не проболтался».

Вечером, когда Юйнян пришла домой, муж заметил на ее лице следы огорчения, но никаких признаков обиды или же гнева не обнаружил. «Наверняка они меня проверяли!» — подумал он и наказал себе впредь проявлять еще большую осторожность.

Прошло еще три дня. Вечером супруги сидели вдвоем. Время от времени Юйнян пристально всматривалась в мужа, порываясь что-то сказать. Наконец она не выдержала:

— Я ведь от чистого сердца дала тебе совет, а ты донес на меня хозяину и едва не погубил. Счастье, что хозяйка вступилась! Истинно говорю тебе: ты со своими дарованиями заслуживаешь лучшей участи. Надо думать о будущем. Ведь если ты будешь медлить и колебаться, то останешься рабом на всю жизнь и уже никогда не поднимешься на ноги!

Настоятельные уговоры жены внушили Чэн Ваньли новые и еще более упорные подозрения. «Ей пригрозили двойною карою, а она не боится и по-прежнему убеждает меня бежать! Наверняка ее снова подослал хозяин». Ничего не сказав жене в ответ, Чэн Ваньли улегся спать.

На другое утро он доложил хозяину о новом разговоре с женой. Чжан пришел в неистовство.

— Подлая тварь! Немедленно приведите ее сюда и забейте насмерть у меня на глазах! — крикнул он слугам громовым голосом.

Слуги, не посмев ослушаться, бросились во внутренние комнаты и принялись звать Юйнян. Хозяйка, услышав их крики и сообразив, что служанка снова провинилась, решила не отпускать ее от себя. Непослушание жены распалило Чжана еще пуще, но ссориться с нею он все-таки не захотел. «Если эта подлая раба задумала бежать, я должен от нее избавиться,— иначе она собьет с пути честного малого!» — подумал Чжан и сказал Чэн Ваньли:

— Раз она дважды подбивала тебя на побег, значит, сама неотступно об этом думает. Ясное дело, она тебя погубит. Нынче вечером, как только она выйдет от жены, ее схватят, а завтра мы ее продадим. Тебе ж я подыщу другую жену.

Тут только Чэн Ваньли понял, что Юйнян и не думала его испытывать или предавать.

— Уважаемый господин,— сказал он, раскаиваясь во всем, что произошло,— вы уже дважды строго предупредили ее, и я думаю, она больше не осмелится ни на что подобное. А если она все-таки снова заговорит со мною об этом, я ее и слушать не стану! Пожалуйста, не продавайте ее, не то меня обвинят в жестокости. Скажут: прожил с женою всего шесть дней — и уже продал ее.

— Это я ее продам, а не ты! Тебя никто не посмеет осуждать! — отрезал хозяин и направился во внутренние покои.

Там его встретила жена. С первого взгляда она поняла, что гнев мужа еще не остыл. Боясь, что на Юйнян обрушится жесточайшее наказание, она поспешно приказала ей отойти в сторону и поднялась навстречу супругу. Спросить его о чем бы то ни было она не решилась. Промолчал о своем намерении и муж, зная, что жена не захочет по доброй воле расстаться с любимою служанкой.

Между тем мысль о скорой разлуке с женою приводила Чэн Ваньли в отчаяние. Вечером Юйнян возвратилась домой и, рыдая, сказала:

— Я открыла тебе все, что было у меня на сердце, как и полагается доброй супруге, а ты заподозрил меня в коварстве и рассказал обо всем хозяину! Ты ведь знаешь, он человек жестокий и мстительный! Теперь мне грозит смерть, и, может быть, самая злая! Но я не боюсь смерти, и одно мне больно — что ты, при всех своих высоких достоинствах, охотно несешь бремя раба и даже не думаешь о возвращении на родину!

Чэн Ваньли заплакал навзрыд.

— О моя мудрая супруга, ты открыла мне глаза! Как я ненавижу себя за свою ошибку! Я был уверен, что тебя подослал хозяин, и потому сам все ему рассказал. А выходит, что я погубил тебя!

— Я счастлива, что ты наконец поверил, внял моим словам! Даже если мне придется умереть, я не буду тебя винить!

Искренность, с какою говорила Юйнян, растрогала Чэн Ваньли до глубины души, но еще более глубока была его скорбь при мысли, что завтра они расстанутся навсегда. Он ничего не сказал ей о решении хозяина и чуть не плача направился к постели. Наступила уже четвертая стража, а он все не мог сомкнуть глаз.

— Отчего ты так грустишь? — спросила его Юйнян, видя, что муж еле сдерживает слезы, и догадываясь, что у этой грусти есть какая-то неведомая ей причина.— Наверное, хозяин решил расправиться со мною? Расскажи мне все!

— Ах я глупец! Я тебя погубил! Завтра утром хозяин тебя продаст, и его решения уже никакими силами не изменишь! Вот что меня гнетет! — воскликнул Чэн Ваньли.

Услышав это, Юйнян заплакала. Супруги прижались друг к другу, и оба тихо плакали, не смея выразить свое горе вслух. Еще не забрезжил рассвет, а они уже встали и оделись. Юйнян протянула Чэну вышитую ею туфельку и попросила дать ей одну из его туфель.

— Пусть эти разные туфли напомнят нам о нашей любви, если мы когда-нибудь свидимся вновь. А если мы расстаемся навеки, я велю положить их с собою в могилу, и мне будет казаться, что мы с тобою рядом.

Супруги обнялись, и каждый, проливая слезы, спрятал памятные туфли.

Утром Чжан Свирепый велел привести Юйнян в залу. Вместе с ней, глотая слезы, пришел и Чэн Ваньли.

— Подлая раба! Я вырастил тебя и воспитал! Ты не видела от меня ничего, кроме добра, почему же ты дважды пыталась восстановить против меня своего мужа? Тебе следовало бы отрубить голову, но из уважения к моей супруге я дарую тебе жизнь. Мы найдем тебе новое место и новую службу! — Чжан обернулся к слугам.— Сведите ее на базар, к сводне, и пусть сводня пристроит ее у кого-нибудь из самого низкого звания! Да не вздумайте торговаться из-за этой неблагодарной твари, которая не понимает и не ценит доброты и ласки!

Юйнян хотела попрощаться с хозяйкой, но Чжан не позволил. Тогда она дважды поклонилась хозяину, пожелала счастья мужу, и они вышли. Сердце у Чэн Ваньли готово было разорваться от боли, но сделать он ничего не мог. Он проводил жену до ворот и вернулся к себе. Поистине верно сказано в стихах:

Когда госпожа Чжан услыхала о случившемся, Юйнян уже не было в доме. Зная нрав мужа, госпожа Чжан боялась за жизнь молодой женщины и даже обрадовалась тому, что Юйнян благополучно выскользнула из самой пасти тигра.

Между тем двое слуг привели Юйнян на базар, в дом сводни. В этот же день к ней заглянул человек, которому требовалась служанка. Ему приглянулась ладная девушка, а низкая цена, которую за нее просили, решила дело. Он тут же отсчитал деньги и повел Юйнян к себе. Но об этом мы пока рассказывать не будем, а вернемся снова к Чэн Ваньли.

Чэн Ваньли был постоянно погружен в печаль, переходившую порою в муки раскаяния. Каждый вечер, как только он возвращался в свою комнату, его сердце пронзала острая боль. Он доставал туфельку жены и любовался ею при свете лампы, пока глаза его не застилали слезы. Вскорости он узнал, что Юйнян продали на базаре какому-то простолюдину. Неоднократно порывался он сходить к сводне и узнать о жене, но страх, как бы кто его не увидел и не донес хозяину, всякий раз удерживал его от этого шага: он опасался, что опрометчивый поступок разрушит все его надежды. Хозяин же, зная, что юноша ни словом не заикается о жене, решил, что его смирение искренне. Он начал поручать ему различные важные дела и больше не принимал никаких предосторожностей. А Чэн Ваньли к любому поручению относился с сугубою внимательностью, не забывая, что надо быть начеку. Довольный его поведением, хозяин надумал снова женить юношу, но тот отказался.

— Пожалуйста, повременим немного,— сказал он.— Я хочу быть достойным своего господина. Вот отправлюсь с вами на границу, отличусь в боях — тогда вы найдете мне подходящую жену из хорошей семьи.

Время летело быстро, и незаметно промелькнуло более года. Уланхатай, который в эту пору командовал гарнизоном в Эчжоу, готовился отпраздновать пятидесятый день рождения. Чжан Свирепый, помня прошлую свою службу под знаменами монгольского полководца, стал готовить дорогие подарки. Он решил отправить смышленого гонца с поздравлениями к своему бывшему начальнику, но никак не мог выбрать, кого именно послать. Чэн Ваньли проведал о планах хозяина и, в свою очередь, решил не упускать счастливого случая.

— Уважаемый господин,— сказал он хозяину,— я слышал, что вы собираетесь послать подарки полководцу Уланхатаю, но еще не назначили нарочного. Все ваши слуги и подчиненные заняты, их нельзя отрывать от дела. А у меня никаких особенных дел нет, и я с радостью выполнил бы ваше поручение.

— Ну что же, ты человек надежный. Боюсь только, ты не привычен к таким долгим путешествиям, дорожные тяготы будут тебе не по силам.

— Тем более мне надо ехать — я должен испытать все трудности, как говорится, хлебнуть ветра и отведать инея, а то я слишком изнежился от домашней жизни! Случись надобность идти с вами в поход — и я действительно не перенесу испытаний!

Доводы Чэн Ваньли были настолько убедительны, что Чжан согласился, отбросив свои сомнения. Он написал полководцу поздравление и выдал Чэн Ваньли охранную грамоту, чтобы избавить его от ненужных задержек и расспросов в пути. Приготовления закончились, был назначен день отъезда. Чэн Ваньли собрал вещи, не забыв спрятать меж ними туфлю Юйнян.

Утром, перед самым отправлением, Чжан вынес подарки, передал их юноше и обстоятельно объяснил, как он должен себя вести. В провожатые ему хозяин назначил еще одного слугу — Чжан Цзиня; оба получили десять лянов серебра на дорожные расходы. Нежданный попутчик огорчил Чэн Ваньли. Он хотел было сказать хозяину, что обойдется без попутчика, но сдержался, боясь вызвать ненужные подозрения. Простившись с хозяином, гонцы навьючили лошадей и тронулись в путь. Ехали они долго, останавливаясь на почтовых станциях и получая там еду и корм для лошадей. Так, без особых приключений, они добрались до Эчжоу и расположились в гостинице. На другой день они взяли подарки и поздравительное письмо и направились в ямынь Уланхатая, чтобы доложить о своем приезде.

Полководец Уланхатай был человек знаменитый. Не удивительно, что из разных мест к нему съехалось с поздравлениями великое множество гонцов и перед воротами собралась целая толпа. Но вот трижды прозвучали трубы, и ворота распахнулись,— начался прием. Сперва вошли известные военачальники и крупные чиновники, затем ввели гонцов с письмами и подарками.

Уланхатай внимательно осмотрел все подарки и велел своим приближенным написать ответные письма. Но это к нашему рассказу уже не относится; продолжим же его без отступлений.

После вручения подарков Чэн Ваньли еще раз обдумал план побега. Все стало гораздо сложнее из-за спутника, который был при нем неотлучно. Ваньли казалось даже, что все погибло, но судьба сжалилась над ним: Чжан Цзинь заболел от утомления, да к тому же еще и простудился в дороге. Чэн Ваньли обрадовался и хотел немедленно бежать, но задумался. «Человек разумный должен все предусмотреть и взвесить»,— сказал он себе и решил дождаться ответного письма от Уланхатая.

Получив в ямыне ответ, он пришел в гостиницу. Болезнь Чжан Цзиня до того обострилась, что он впал в беспамятство. Ваньли написал короткую записку и вместе с посланием Уланхатая вложил ее в сумку Чжан Цзиня. Оставалось решить, что делать с серебром, которое дал им на дорогу хозяин,— желая задобрить Чжан Цзиня, Чэн Ваньли отдал деньги ему, чтобы тот вез их среди своих вещей. Теперь Ваньли решил, что деньги нужнее ему, чем его больному попутчику. Он вынул серебро из сумки Чжан Цзиня и положил в свою котомку. Покончив со всеми приготовлениями, Ваньли позвал хозяина гостиницы.

— Я и мой попутчик — гонцы темника Чжана. Мы были в Эчжоу с поздравлениями полководцу Уланхатаю по случаю дня его рождения. Отсюда мы должны ехать по служебному делу в Шаньдун, к наместнику Ши. На беду, мой товарищ не выдержал тягот путешествия и захворал. Ехать со мною он не может, а ждать, пока он выздоровеет, никак нельзя. Придется ему несколько дней полежать здесь, потом я вернусь, и мы вместе поедем домой.— С этими словами Чэн вынул пять цяней серебра и протянул хозяину.— Это тебе за труды и беспокойство. Очень прошу тебя, ухаживай за ним как можно заботливее, чтобы он скорее поправился. Когда вернусь, получишь еще.

— Я день и ночь буду ходить за вашим уважаемым попутчиком, но все равно возвращайтесь побыстрее,— отвечал ничего не подозревающий хозяин гостиницы. (Деньги он, разумеется, принял.)

— Ну конечно,— заверил его Чэн Ваньли.

Он велел хозяину принести еды и сытно поел. Затем он попрощался, вскинул на спину котомку и размашисто зашагал прочь. Верно сказано в стихах:

Чэн Ваньли направился к Цзянькану. С охранною грамотой в руках он шел без всяких задержек. К этому времени огромная область к востоку от реки Хуай[185] уже находилась под властью монголов, и это наполняло душу юноши печалью. Добравшись наконец до владений сунского двора, Чэн Ваньли двинулся в город Линьань. Здесь жил Чжоу Хань, помощник начальника военного совета, прежде служивший под началом у его отца. Чэн Ваньли остановился в его доме. При дворе шла раздача должностей. Чжоу Хань оказал Ваньли необходимое содействие, и юноша получил назначение в Фуцинский уезд провинции Фуцзянь. Он нанял слугу по имени Чэн Хуэй и выехал на юг, к месту службы. Но об этом мы пока рассказывать не станем.

Вернемся теперь к Чжан Цзиню, который остался в гостинице в Эчжоу. Он болел тяжело и довольно долго был без памяти, но в конце концов болезнь отступила, и он пришел в себя.

— А где же Чэн? — спросил он у хозяина гостиницы.— Почему его не видно?

— Дней десять назад господин Чэн отправился по делам к наместнику Ши в провинцию Шаньдун. Вы в это время были совсем плохи, и он поехал один. Он сказал, что, как только вернется, тут же поедет вместе с вами домой.

— Но у нас не было никаких дел в Шаньдуне! Этот злодей просто-напросто удрал, воспользовавшись моей болезнью! — вскричал перепуганный Чжан.

— Зачем же ему бежать? — изумился хозяин.

Тут Чжан со всеми подробностями рассказал ему историю Чэн Ваньли. Хозяин только сокрушенно качал головой. Внезапно Чжан вспомнил о своих вещах. Не ограбил ли его беглец, не оставил ли голым и босым в чужом городе? Он велел хозяину заглянуть в дорожную сумку. Там лежала записка и ответное письмо Уланхатая. Охранной грамоты и денег не оказалось, но одежда была в неприкосновенности.

— Разбойник с волчьей душою! — воскликнул Чжан.— Хозяин так к нему благоволил, а он, оказывается, только и думал что о побеге на юг. Теперь понятно, почему он избавился от жены!

Прошло еще несколько дней, прежде чем Чжан смог тронуться в обратный путь. Он доложил о случившемся Уланхатаю, получил деньги на дорогу и новую охранную грамоту. В ямыне полководца составили бумагу о розыске беглого Чэн Ваньли. Чжан расплатился с хозяином гостиницы и двинулся домой.

Приехал он поздним вечером, но тотчас явился к хозяину. Он передал темнику Чжану письмо Уланхатая и сообщил о бегстве Чэн Ваньли. В записке, оставленной беглецом, Чжан Свирепый прочитал следующее:

«Письмо недостойного слуги Чэн Ваньли, почтительно направленное всемилостивейшему господину хозяину:

Ваньли помнит о той доброте, которую вы проявили, когда сперва спасли его от смерти, а после взяли в услужение и сделали близким доверенным. Человек — не бездушная трава и не дерево, подобные благодеяния не могут оставить его равнодушным. Но известно, что южные птицы садятся на ветви, обращенные к югу, а когда подыхает лисица, голова ее обращена в сторону ее норы. Могилы моих предков на юге. Днем и ночью я с тоскою вспоминал родину, и в чужих краях пища мне казалась горькой. Я хотел поведать о своих муках всемилостивейшему хозяину и молить его, чтобы он отпустил меня на родину, но боялся встретить суровый отказ. И вот я осмеливаюсь уйти без разрешения. Что значит бегство одного человека, если у хозяина слуг больше, чем на небе туч! Ведь для вас дать мне волю — все равно что выпустить одного голубя из голубятни.

Я не успел отплатить вам за ваши милости, но долг благодарности я заключаю в своем сердце навсегда и непременно его исполню, подобно старику со связками травы[186] или птице, которая принесла кольца из яшмы».

— Этот негодяй обманул меня! — заревел Чжан и затопал в ярости ногами,— Пусть только попадется мне в руки — я изрублю его на десять тысяч кусков!

Но желанию Чжана Свирепого не суждено было сбыться. Власти уличили его в лихоимстве и лишили всех богатств. Супруги Чжан не смогли перенести этого удара и один за другим скончались. Впрочем, это случилось много спустя.

А теперь обратимся снова к нашему Чэн Ваньли. Вступив в должность, он, дни и ночи не переставая думать о верности и доброте Юйнян, гнал прочь мысль о новой женитьбе. Но разыскать Юйнян он не мог: северная половина страны была по-прежнему оторвана от южной. Быстро летело время, месяцы и годы проносились подобно стремительному потоку, и вот уже миновало больше двадцати лет. За честность и усердие Чэн Ваньли был назначен начальником военного округа в провинции Фуцзянь. В эту пору дни Сунской империи были уже сочтены. Монгольский хан Шицзу[187] двинулся на юг, не встречая никакого сопротивления. Последний сунский император бежал в Гуандун и укрылся на острове Яйшань. Лишь провинция Фуцзянь еще не была ввергнута в огонь войны. Но разве этот жалкий клочок земли мог остановить натиск врага? Власти провинции, желая избавить жителей от новых бедствий, приняли решение перейти на сторону монгольского государя. Хан повысил всех чиновников провинции в звании на три ступени, и Чэн Ваньли получил новое назначение — на должность советника при наместнике провинции Шэньси. Прибыв к месту службы, Чэн Ваньли узнал, что Синъюань, где он когда-то жил в плену, находится в его власти и подчинении. Он послал туда своего слугу по имени Чэн Хуэй, чтобы разузнать о жене, и передал ему подарок Юйнян — туфельку, вышитую ее руками.

А теперь наш рассказ возвращается к Юйнян. Вышло так, что на рынке, у сводни, ее купил зажиточный трактирщик по имени Гу. Трактирщику и его жене было уже под сорок, но детей у них не было. Жена Гу, урожденная Хэ, много раз советовала мужу взять служанку, которая народила бы им детей. Вначале трактирщик не соглашался, считая, что жена просто шутит, но тогда госпожа Хэ сама обратилась к сводне, и муж обещал исполнить ее желание. Именно в это время Чжан продал свою служанку.

Итак, Гу купил Юйнян и привел ее домой. Красивая и покладистая молодая женщина понравилась трактирщице с первого взгляда. Она постелила ей в комнате, а вечером сама приготовила ужин. Юйнян сразу разгадала намерения хозяйки, однако ж сделала вид, будто ничего не поняла, и осталась сидеть в кухне.

— Ты чего здесь сидишь? Ведь ужин в комнате,— сказала ей госпожа Хэ, входя в кухню.

— Мое место здесь, тут я и поем,— ответила Юйнян.

— Мы люди маленькие, живем без господских тонкостей,— возразила трактирщица.— Будь только прилежна и старательна. Мы будем называть друг друга просто сестрами.

— Я ничтожная рабыня и не осмелюсь равнять себя с госпожою. Если меня не будут бранить за всякие промахи и провинности — и того предостаточно.

— Не бойся и знай, что я нисколько не ревную. Наоборот, это я придумала взять тебя в дом. Мы уже в летах, а детей все нет, вот я и посоветовала хозяину взять наложницу. Если родишь мальчика или даже девчонку, будешь и правда со мною ровня. Не стесняйся, пойдем выпьем по чарке на счастье.

— Я очень благодарна госпоже за ее милость, но я была замужем, и, когда муж меня оставил, я поклялась не вступать в новый брак. А если меня насильно принудят к позору, я наложу на себя руки.

— Значит, ты хочешь остаться в служанках. Ну, гляди! Тяжело тебе будет, не вынесешь! — сказала трактирщица с угрозою в голосе.

— Я исполню любое приказание госпожи, а если в чем оплошаю, наказывайте меня со всею строгостью.

— Ну, гляди! Пока ступай к столу, будешь нам прислуживать!

И Юйнян последовала за новой своею хозяйкой.

Трактирщик Гу и его жена сели друг против друга, а Юйнян встала подле и принялась разливать вино. Госпожа Хэ то и дело старалась поддеть и уколоть служанку. Супруги сидели за столом до полуночи, и трактирщик сильно захмелел. Не раздеваясь, он повалился на свою постель и захрапел. Юйнян прибрала в комнате, закусила тем, что нашла на кухне, постелила себе и тоже легла, не сняв одежды.

Наутро хозяйка велела ей сучить пряжу и сроку дала ровно день. До самого вечера Юйнян, не поднимая головы от работы, выполняла урок. Трактирщица удивилась и дала ей работы на ночь — Юйнян просидела до самого рассвета. Так она трудилась несколько дней подряд, не выказывая ни признаков, ни даже следов усталости.

Видя, что Юйнян дни и ночи сучит пряжу и не обращает на него внимания, трактирщик решил, что причиною этому ревность его жены. Он ходил мрачный и недовольный, но поговорить с женою начистоту не смел. Несколько раз пытался он тайком полюбезничать со служанкою, но всякий раз встречал решительный отпор. И даже о своих неудачах не отважился он рассказать жене, опасаясь, что та поднимет его на смех. Прошло еще несколько дней, и наконец Гу не выдержал:

— Я взял служанку по твоему настоянию, и что же? День и ночь она у тебя за работой, когда же ей сойтись со мною поближе?

— Я тут ни при чем,— возразила жена.— В первый же вечер я пыталась ее уговаривать, но она уперлась и ни в какую. Вот я и допекаю ее, чтобы образумить. Все ради тебя стараюсь, а ты еще меня укоряешь!

Трактирщик, однако ж, не поверил.

— Вот что,— сказал он,— освободи-ка ее нынче от всякой работы и вели, чтобы она ложилась спать пораньше. Посмотрим, как она мне откажет.

Жена не стала спорить. Вечером, принимая от Юйнян очередной урок, трактирщица сказала ей:

— Ты трудилась много дней подряд. Сегодня можешь отдохнуть, а завтра снова возьмешься за дело.

Юйнян больше десяти ночей не смыкала глаз и очень утомилась. Когда после ужина хозяева отправились на покой, она прибрала дом и легла. Едва только ее голова коснулась подушки, она заснула мертвым сном. Трактирщик неслышно подкрался к ее постели и осторожно скользнул под одеяло. Рука его стала шарить по телу девушки, но оказалось, что та спит одетая. Хозяин попробовал было ее раздеть, но платье на Юйнян было туго стянуто кушаком, а узел трактирщик никак не мог развязать. Он начал нетерпеливо дергать и теребить кушак и в конце концов разорвал его. Тут молодая женщина проснулась и, насмерть перепуганная, попыталась подняться на ноги, однако трактирщик крепко обнял ее и не дал встать. Юйнян стала звать на помощь, но трактирщица прикинулась спящей и не произносила ни звука.

— Зря кричишь — ты ведь у меня в доме. Теперь будешь моя!

Видя, что спасения ждать неоткуда, Юйнян решилась на хитрость.

— Хозяин,— сказала она,— если вы меня опозорите, я завтра же лишу себя жизни. Жена господина Чжана очень меня любит, и вам несдобровать, когда она обо всем узнает. Она пустит вас по миру, а может быть, и в живых не оставит. Смотрите, как бы вам не раскаяться слишком поздно!

Трактирщик струсил, разжал руки и отправился на свою постель. Юйнян больше уже не смыкала глаз и не ложилась до рассвета. Но трактирщица, видя такую решимость и упорство, прониклась уважением к этой верной супруге. Мало-помалу Юйнян успокоилась, но спать по-прежнему ложилась всегда одетой.

Прошло около года. Дни и ночи Юйнян сучила шерсть. Она подсчитала, что стоимость пряжи, которую она спряла, раза в три выше той цены, что отдал господин Гу, покупая служанку. Юйнян решила попроситься на волю и уйти в монахини. Трактирщица не стала препятствовать и согласилась признать сделанную работу за выкуп. Супруги Гу вручили будущей монахине подношения и проводили ее в обитель Таньхуа[188] — Цветов Смоковницы.

Не прошло и трех месяцев, как понятливая Юйнян уже выучила все сутры и буддийские правила, но тайные ее думы, как и прежде, были с мужем: она тревожилась лишь об одном — удалось ли ему бежать. Юйнян сшила мешочек, вложила туда туфлю Чэн Ваньли и повесила под одеждою рядом с сердцем. Когда настоятельница отлучалась из монастыря, Юйнян доставала мешочек, и глаза ее застилались слезами. Позже она попросила старую настоятельницу разузнать о муже. Оказалось, что он благополучно бежал, и душа Юйнян наполнилась радостью. Утром и вечером, читая сутры, она молила небо защитить Чэн Ваньли. Часто, склонившись перед изваянием Будды, она благодарила трактирщика Гу и его жену за их доброту. Дошли до нее вести и о разорении и смерти Чжана Свирепого и его жены. Вспомнив, как добра была к ней госпожа Чжан в далекие годы, Юйнян заплакала и дала себе слово справить заупокойную службу но усопшим. Вот что сказано о ее чувствах в стихах:

А что же Чэн Хуэй, которому хозяин поручил отыскать следы Юйнян? Поздней ночью, добравшись до Синъюаня, он переночевал на постоялом дворе, а утром отправился к трактирщику Гу. Трактирщику и его жене было уже лет по семьдесят, оба совсем поседели. Трактир они закрыли и целыми днями читали буддийские сутры, часто постились. Соседи звали старика Гу Праведным. Когда Чэн Хуэй подошел к дверям, старый Гу подметал пол. Чэн Хуэй поклонился и сказал:

— Почтенный старец, я хочу задать тебе один вопрос.

— Ты, наверное, хочешь спросить дорогу? — сказал старик, кланяясь в свою очередь; по выговору гостя он догадался, что тот из чужих мест.

— Нет, я хочу узнать о служанке, которая пришла к тебе много лет назад из дома Чжана Свирепого. Она все еще здесь?

— Зачем она тебе, путник? И откуда ты?

— Я ее родственник. Мы потеряли друг друга в смутное время, и теперь я стараюсь ее отыскать.

— Трудно мне рассказывать о ней! У нас с женою дети не рождались, и я надумал взять наложницу. Но только никак я не ждал, что, придя ко мне в дом, она будет спать, не снимая одежды. Несколько раз я пытался ее приласкать, но она была непреклонна. А потом я сказал себе: раз она дала зарок хранить верность мужу, не надо ей мешать. С моей старухой они жили как дочь с матерью. Прилежная была, трудолюбивая и часто пряла до самого утра. Не прошло и года, как она своею работой выкупила себя и решила уйти в монахини. Мы не стали ее задерживать — одарили, чем могли, и проводили в монастырь Таньхуа, что стоит к югу от города. И вот уже больше двадцати лет она там безвыходно. Мы с женой часто ее навещаем — она нам стала как родная. Старая настоятельница мне говорила, что и до сих пор она ложится спать одетая. Последнее время я хвораю и не могу ее навестить. А ты можешь с нею повидаться, если ты в самом деле ее родственник. Это недалеко. Увидишь ее — передай привет.

Получив нужные сведения, Чэн Хуэй простился со стариком и направился в обитель. Путь и правда был недолгий, и скоро Чэн Хуэй стоял перед небольшим строением. Он вошел в ворота, повернул налево и оказался перед залою Будды, разгороженной на три части. В зале он увидел монахиню средних лет и приятной наружности. Монахиня читала сутры. «Ты-то мне и нужна!» — подумал Чэн, но в залу не вошел, а присел на пороге. Он достал из рукава туфлю и, любуясь ею, промолвил:

— Хороша туфля, да жаль, маловата!

Монахиня (это была Юйнян), погруженная в чтение, сперва не заметила гостя, а когда он заговорил, подняла голову и увидела в руках незнакомца туфлю в точности такую же, какую хранила сама. Незнакомец, однако ж, не был похож на ее супруга. Удивленная, она поспешно закрыла книгу и, поднявшись, сложила руки в знак приветствия. Гость положил туфлю на порог и поклонился монахине.

— Благодетель, позволь мне взглянуть на эту туфлю,— попросила Юйнян.

Чэн исполнил ее просьбу.

— Откуда она у тебя?

Мне дал ее хозяин, чтобы я разыскал одну женщину.

— А как зовут твоего хозяина? Откуда он родом?

— Его зовут Чэн Ваньли, а родом он из Пэнчэна. Сейчас он при наместнике провинции Шэньси.

Выслушав этот ответ, монахиня достала из заветного мешочка такую же точно туфлю и залилась слезами.

— Господин велел найти вас,— сказал Чэн и низко поклонился. — Я спросил про вас у старого Гу, и он мне все рассказал. И вот я здесь.

— Как же господину удалось сделаться таким важным чиновником?

Чэн Хуэй поведал ей историю ее супруга — как он получил должность в Фуцзяни и как его повысили, когда провинция признала власть монголов.

— Хозяин приказал привезти вас к нему, если только я вас разыщу. Складывайте ваши вещи, госпожа, а я пока найму паланкин.

— Я уже и не надеялась, что эти разрозненные туфли вновь соединятся. Но теперь моя мечта исполнилась. Возьми их и отвези господину и его супруге. Передай им привет. Скажи хозяину, чтобы он служил усердно и честно, хранил верность государю и не притеснял мелкий люд. А я уже более двадцати лет в монахинях, и мое сердце давно отреклось от мирской суеты. Пусть же и он от меня отречется.

— Но мой господин, почитая высокие достоинства своей супруги, дал обет не вступать в новый брак! Не упорствуйте, госпожа, не отказывайтесь! — воскликнул Чэн Хуэй, но Юйнян не стала слушать и удалилась.

Чэн обратился к старой настоятельнице, и та от его имени несколько раз просила Юйнян выйти к гостю, но всякий раз монахиня отвечала отказом.

Настаивать дольше Чэн Хуэй не посмел и, забрав обе туфельки, возвратился на постоялый двор. Он связал свою котомку и поехал обратно. Увидев Чэн Ваньли, он отдал ему туфли, подробно пересказал разговор с бывшим трактирщиком Гу и наконец сообщил, что Юйнян туфлю признала, но ехать отказалась. Это известие очень огорчило Чэна, и после долгих размышлений он решил написать начальнику провинции, с которым он когда-то служил в Фуцзяни и был связан узами дружбы. Прочитав письмо Ваньли, наместник пришел в великое изумление и тут же отдал распоряжение властям Сянъюаньской области забрать Юйнян из монастыря, соблюдая при этом все правила вежливости. Они тут же приготовили торжественные одежды для госпожи, собрали подарки, наняли коляски из благовонного дерева и красивые повозки. Следом за повозками шли музыканты с флейтами, свирелями и барабанами, две служанки и многочисленные слуги из ямыня. Пышная процессия направилась к монашеской обители. Удивительная новость уже разнеслась по городу, и все жителя от мала до велика высыпали на улицы, чтобы увидеть это зрелище. Когда шествие приблизилось к монастырю, правитель области и его подчиненные соскочили с коней. Оставив слуг у входа, правитель области вошел. Его встретила старая настоятельница. Чиновник объяснил, зачем он приехал, и велел передать госпоже Чэн, что коляска ждет ее. Настоятельница передала слова правителя Юйнян. Юйнян не посмела ответить отказом на просьбу самого правителя области и многочисленных чиновников и вышла к гостям.

— Власти провинции получили приказ советника Чэна, нам доверено усадить госпожу в экипаж и препроводить в главный город нашей провинции, к ее уважаемому супругу. Экипаж уже подан. Госпожа может переодеться и ехать,— сказал правитель области и приказал служанкам поднести госпоже подарки — одежду и украшения,

Юйнян поблагодарила знатных чиновников и попросила настоятельницу принять дары. Половину она отдала старой монахине, чтобы та спокойно дожила остаток своих дней, а другую половину — местным чиновникам и попросила их заново предать погребению останки Чжана и его жены: она хотела отблагодарить усопших за их доброту. Настоятельнице она поручила семь дней и семь ночей править заупокойную службу по всем ее родичам, погибшим в смутное время.

Когда с делами было покончено, служанки поднесли ей нарядные одежды. Юйнян переоделась, четырежды склонилась перед статуей Будды, простилась с настоятельницей и пошла к коляске. За нею последовали чиновники из уезда и области. По дороге Бай Юйнян велела, чтобы ее отвезли к старикам Гу,— она хотела проститься я с ними. Под грохот барабанов процессия приблизилась к воротам дома Гу. Бывший трактирщик и его жена уже шли навстречу с поздравлениями. Юйнян вошла в дом, поклонилась старикам и дала им богатые подарки — в благодарность за доброту, которую они выказали к ней в давние годы. Старики приняли подарки и, проводив гостью до дверей, зарыдали, не в силах с нею расстаться. Едва сдерживала слезы и Юйнян; с большою болью в душе села она в экипаж.

Они проехали десять ли. У почтовой станции чиновники должны были расстаться с Юйнян, но правитель области назначил ей в провожатые своего подчиненного Ли Кэфу и с ним триста солдат для охраны. Где бы ни появлялся экипаж с верною супругой, навстречу выходили местные чиновники и подносили Юйнян подарки.

И вот наконец экипаж приблизился к главному городу провинции. За десять ли до городских ворот стояли в почтительном ожидании военные и гражданские чиновники. В воздухе реяли флаги. Под грохот барабанов и пронзительный свист флейт появился советник Чэн, выехавший навстречу жене. Улицы города, разукрашенные гирляндами цветов и разноцветными фонарями, были полны народу. Процессия остановилась у жилых зданий позади ямыня. Чэн Ваньли, распорядившись, чтобы в этот день его не тревожили, вошел с супругою в дом. Двери за ними закрылись, и они остались вдвоем. Четырежды поклонились они друг другу, обнялись и заплакали. Осушив слезы, они принялись рассказывать друг другу обо всем, что произошло за время разлуки. Но вот раздался стук в дверь — это слуги извещали, что уже готов праздничный стол. Супруги пировали до второй стражи, а потом удалились в спальню. Эта встреча казалась им сном, призрачным видением. Ну да, ведь более двадцати лет они были в разлуке, прожив вместе всего шесть дней.

Наутро, едва советник Чэн поднялся в присутственную залу, к нему устремились чиновники с подношениями. Чэн Ваньли был со всеми ласков и благосклонен и устроил пир, который длился три дня, и все это время неумолчно звучала музыка. Надо ли говорить, что подчиненные Чэна из разных ямыней, узнав о радостном событии, прислали гонцов с поздравлениями?

В управлении домом своего супруга Бай Юйнян обнаружила высокую справедливость, и все домочадцы очень ее уважали. Из-за пожилых лет она уже не могла иметь детей, и потому Чэн взял наложницу, которая родила ему двух сыновей; оба впоследствии достигли громкой известности. Вскоре Чэн Ваньли получил звание старшего советника и титул гуна; почетное звание получила и Бай Юйнян.

В заключение послушайте стихи, сложенные неведомым поэтом: