Проделки Праздного Дракона: Двадцать пять повестей XVI-XVII веков

Поле алых цветов[385]

Во времена Сунскон династии Сун Яньчжань, правитель Саньцюй, отвечая чжуанъюаню[386] Лю Мэнъяню, писал примерно так:

«Когда-то слышал я от одного почтенного старца поучительную историю. В давние времена один ученый человек из наших мест получил при дворе звание фэн-чана — устроителя церемоний и возвращался на родину. Вдоль дороги, которою он ехал, стояли толпы встречающих с флагами, барабанами и подарками. Едва он вошел в дом, как к нему пришли с поздравлениями его родичи, друзья и знакомые. Даже враги и те, подавив стыд и досаду, явились поздравить высокого вельможу. И только один сосед заперся у себя, словно хотел избежать встречи с лютым врагом. Мой знакомец, весьма удивленный, спросил этого соседа, в чем причина его странного поведения, и тот с горечью отвечал: «Обладатели высоких должностей, следуя высокому нравственному закону, должны оказывать покровительство своим родным местам. Ныне же все по-иному. Получив должность и достигнув ученой степени, они с утра до ночи думают лишь о том, как бы разбогатеть и возвыситься еще больше. Чем громче их имя и важнее звание, тем сильнее они безумствуют. Многие чинят несправедливый суд, мироволят злодеям и насильникам, держат в горсти весь уезд или даже целый округ. Они окружены почетом, а родным местам от них одно только горе, и жизнь соседей становится с каждым днем все тяжелее. Поэтому я готов уйти в горные дебри, в непролазную лесную чащобу, лишь бы не встречаться с этим человеком. Могу ли я идти к нему с поздравлениями, когда впору нам сокрушаться и плакать?!»

Это письмо мы находим в книге «Смелые речи местности Ци», созданной в династию Сун. Речь идет вот о чем. До того как сделаться чиновником и высоко вознестись но службе, человек влачил жалкое, ничтожное существование. Его родичи, друзья и односельчане тешили себя надеждой, что он преуспеет и тогда осветит всех лучами своей славы. И наконец удача улыбнулась ему, и вот он уже, как говорится, воспрянул из пыли. Но, надев нарядную шляпу и платье, он день-деньской размышляет лишь о служебных успехах, гонится за богатством и чинами, за выгодой и славой, начисто забыв о бедности, в которой он некогда находился. Он перестает замечать прежних друзей — бедняки уже не занимают его. Он не испытывает ни малейшего желания ни помочь им, ни хотя бы посочувствовать. Он смотрит на них невидящими глазами, лишая надежды даже на самую ничтожную помощь с его стороны. Недаром говорится, что у чиновника память тонкая, точно листик бумаги. Какая была глупость — возлагать упования на такого человека.

Если чиновник только жесток и бессердечен, но хотя бы не злоупотребляет своим положением,— это еще полбеды. Ему не одолеть стойких и мужественных, которые не лебезят перед ним, не просят помощи и поддержки. Вред от него не так уж велик. Есть, однако же, люди с ухватками и повадками волка. Они строят свое благополучие на несчастиях собственной семьи и родного края. Они обманывают родственников, захватывают имущество односельчан, не брезгуют подкупом, покрывают мошенников и грабителей. Они разденут и голого. От их лиходейства перестает расти трава, а люди трепещут в ужасе, и даже животные полны тревоги. Все замерли и затаили дыхание, опасаясь попасться в сети к злодею. А сами злодеи, подозрительные, как злые духи, без устали строят все новые ковы — в страхе, как бы кто не поживился на их счет. Разве может царить спокойствие в тех местах, где правят подобные негодяи? Вот почему Сун Яньчжань и написал Лю Мэнъяню, когда тот получил степень чжуанъюаня: он хотел предостеречь его от ошибок и с самого начала наставить на правильный путь. Письмо проникнуто чувством глубочайшего возмущения, и каждое слово в нем — правда о недуге, которым страдает и наше время.

Если же тем не менее оно не убеждает тебя, уважаемый читатель, я расскажу историю об одном злодее чиновнике, который совершил немало злых дел, а под конец столкнулся со справедливым и мудрым судьею, который раскрыл все его преступления и наказал злодея. Этот рассказ должен служить предостережением для многих.

Сперва послушайте такие стихи:

А теперь приступим к рассказу.

Жил в уезде Синьду, в провинции Сычуань, отставной чиновник по фамилии Ян, который имел ученое звание цзиньши. Имени его мы называть не станем, потому что, как уже упомянуто, кончил он плохо. Он был богат, но алчен до крайности, жесток и совершенно бессердечен — надо ли говорить, что он сделался настоящим бичом для всей округи? Прежде он служил в провинции Юньнань и исполнял должность окружного судьи. Под началом у него состоял некий Чжан Инь, сын тамошнего богача. Отец его имел жену и наложницу. Чжан Инь родился от жены; у наложницы тоже был сын, Чжан Бинь, в ту пору еще младенец. Мать Чжан Иня рано умерла, и он остался с отцом, который со временем поручил ему вести всю торговлю. Чжан Инь преуспел в науках и всякий раз на экзаменах был первым. Мало-помалу о нем заговорили, и он смог завести тесное знакомство с чиновниками своего уезда. Нрав у Чжан Иня был, однако же, злой и коварный. Видя жестокость и корыстолюбие сына, отец часто убеждал его не гнаться за наживою.

— Мы люди состоятельные, достаточные,— говорил он,— всего нажитого не только детям, но и внукам, и даже правнукам не истратить. А ты оказываешь успехи в учении, тебя вскорости ожидает завидная и почетная должность. Зачем же тебе трястись над каждой монеткой?

Но Чжан Инь не слушал отца. Мало того, его увещания рождали в душе сына черные мысли. «Вернее всего, старик надежно припрятал изрядное состояние, вот он и стал равнодушен к богатству, а меня корит алчностью. А ведь моя мать умерла, и у отца есть любимая наложница с сыном — им все и достанется. Много ли получу я? Только то, что у всех на виду, да еще половину придется отдать Чжан Биню». Без устали строил Чжан Инь всевозможные планы и приобретал все новые знакомства среди чиновников. Он ждал смерти отца, мечтая, что сумеет провести единокровного брата и его мать и приберет к рукам их часть наследства.

И вот отец умер. Стараясь отсрочить раздел имущества, Чжан Инь первым делом потребовал, чтобы наложница указала спрятанные сокровища.

— Нету их,— отвечала наложница.

Чжан перерыл все сундуки и короба, но ничего не нашел. Он решил, что наложница зарыла деньги и драгоценности в землю или же схоронила у знакомых. Чжан Инь терялся в догадках и не находил себе места. Наконец настал день, когда наложница потребовала долю наследства для сына. Чжан объявил, что не отдаст ни пушинки.

— Раз ты так и не показала мне, где спрятаны сокровища, твой сын не получит ничего,— отрезал он.

Родичи разошлись во мнениях: одни поддерживали старшего брата, другие — младшего. Пошли распри, ссоры, раздоры, и дело поступило в суд. У Чжан Иня было два сына — оба изучали науки и имели ученое звание сюцаев. Он владел немалым имуществом и пользовался влиянием среди земляков. Кроме того, он до тонкостей знал все ходы и выходы в ямынях. Что же касается вдовы-наложницы и ее сына, то они знать не знали, кому лучше всего подать жалобу, и отдали бумаги в руки Яну — теперь он был окружным судьей.

Когда Чжан Инь узнал, что Ян принял жалобу, он очень встревожился. Вы спросите почему? А потому, что Ян всегда действовал как вздумается, ни с кем и ни с чем не считаясь. Если встать ему поперек дороги, пусть даже случайно, он непременно отомстит, и непременно тайком, исподтишка. Но это еще не все: он был алчен до исступления. Ничто на свете не доставляло ему радости, кроме денег. Не удивительно, что он получил прозвище Бешеного, которое всех предупреждало, что с этим человеком лучше не связываться.

Итак, Чжана взяла тревога. «Тяжбы о наследстве решаются в уезде и области. Люди у меня здесь свои, все должно пойти как по маслу. Одно неладно — то, что жалоба попала к Бешеному, и, ежели его не задобрить, могут выйти осложнения. А если наследство разделят по справедливости, я лишусь половины состояния. Дело слишком важное». Как человек сведущий в тяжбах, Чжан отыскал близкого к судье человека, который мог передать взятку. Ублаготворив посредника некоторой суммой, Чжан просил сказать Яну, что готов выложить пятьсот лянов серебра, если дело будет решено в его пользу. Ян согласился, но потребовал деньги вперед, а в случае неудачи обещал вернуть все до последнего вэня. Чжан отсчитал триста лянов серебра, а вместо остальных двухсот дал залог — золотую чашу, убранную драгоценными камнями, и головные украшения очень тонкой работы. Чжан надеялся со временем выкупить и то и другое и потребовал расписку с обязательством вернуть заклад после уплаты двухсот лянов.

Теперь можно было спокойно ждать решения областных и уездных властей. Судья, конечно, примет его сторону! Тогда он оставит младшего брата ни с чем. А если все-таки случится так, что судья откажет ему в иске, тогда и драгоценности и деньги возвратятся обратно.

Посредник просил Чжан Иня надеть простое платье и повел его в ямынь, где они должны были договориться с Яном о сделке с глазу на глаз. Оставшись наедине, мошенники пристально посмотрели друг на друга, и этого было достаточно. Оба радовались и ликовали, в особенности — Чжан Инь. Еще бы! Он отделался сущей безделицей — пятьюстами лянами серебра! Что это значит для такого богача, каким ему предстоит сделаться в скором будущем? Все равно что от девяти буйволов взять один волосок. Это ли не выгодная сделка?!

Читатель! Ты скажешь, что это мерзость, и ты прав. Если бы Чжан Инь смог обуздать свою алчность, он не только согласился бы поделить отцовское наследство поровну, но еще и от себя прибавил бы младшему брату пятьсот лянов. Ведь он дал бы деньги своему близкому родичу, а брат со своею матерью из благодарности стали бы его вернейшими друзьями! Но корыстолюбие душило и ослепляло Чжан Иня. От жадности он, как говорится, был готов пожрать свои же нечистоты, а драгоценности, с давних пор принадлежавшие их семье, отдал незнакомому человеку. Как он только уродился, этот корыстолюбец с ослиным сердцем и собачьими легкими! О его поступке уместно сказать стихами:

Таков был расчет Чжан Иня, и, если бы все совершилось, как он рассчитывал, мы могли бы сказать, что Небо слепо. Однако жизнь наша подобна плывущему облачку: никто не знает, какие очертания примет оно в следующую минуту. Получив взятку, Ян мигом дал делу ход, и никто из остальных чиновников даже не успел его просмотреть. Как раз в эту пору приближался большой праздник — день рождения императора, и две палаты[387] снаряжали ко двору своего посланца с подарками и поздравлениями. Очередь ехать была Яну, никаких причин для отказа у него не было, и он стал собираться в путь. Чжан Инь забеспокоился. Он бросился к посреднику узнать о своем деле, и Ян велел передать Чжану:

— Не пройдет и года, как я буду обратно. За это время уездные или областные власти ничего не решат. А когда я вернусь, то все устрою.

И Чжану пришлось снова давать взятку в ямыне, чтобы дело отложили в сторону до возвращения судьи. Но веления Неба неподвластны желаниям людей. Приехав ко двору, Ян побывал на приеме у императора по случаю дня его рождения, а потом отправился в столичное ведомство, которое проверяло его работу. Слухи о его лихоимстве были такие громкие, что проверяющие решили и записали: «Бдения не проявляет» — и лишили Яна чиновничьей шляпы и пояса. Повергнутый в уныние, Ян покинул столичный город. Он отправил человека в Юньнань за своею семьей, а сам поехал на родину.

Когда семья Яна принялась собираться в дорогу, Чжан Инь снова разыскал посредника и потребовал назад деньги и драгоценности.

— Ничем не могу вам помочь,— ответил ему посредник.— Если хотите вернуть свое, поезжайте к господину судье сами. С него и требуйте, а мое дело сторона.

Делать было нечего, пришлось отступиться. Чжан понял, что, как говорится, бросил свое добро на дно Восточного океана. Ничего удивительного. Как ни хитер был Чжан, сколько усердия ни прилагал к своей затее, сама затея отличалась большой глупостью.

Если бы он не стал требовать денег и залога обратно, возможно, на этом все бы и кончилось. Но мы уже знаем, что Чжан Инь был одержим жадностью и корыстолюбием. Мог ли он смириться с потерей пятисот лянов серебра? «У меня есть расписка! — думал он.— Раз дело не сладилось, он обязан вернуть все обратно! Сейчас он в отставке и, значит, повредить мне никак не может. Поеду-ка я к нему. Скажу, что обстоятельства мои плохи,— может быть, он что-нибудь мне вернет. Пусть даже не деньги, а только ценности — и то ладно. И потом, путь в столицу лежит через Сычуань. От Синьду, где живет Ян, до Чэнду всего пятьдесят ли, проделать путь в оба конца труд невелик, а в этом году у меня экзамены при дворе,— так или иначе, придется быть в Чэнду. Почему бы не заехать к Яну и не взыскать с него денег на дорожные расходы?»

Сказано — сделано. Свои планы, однако же, Чжан не открыл ни жене, ни сыновьям: он спрятал свое решение в самом дальнем тайнике сердца. Дело о наследстве все еще оставалось нерешенным, а тут как раз главный экзаменатор устроил отбор достойных. Внеся положенные налоги, Чжан Инь в радостном расположении духа вышел из ворот училища и вернулся домой. Несколько дней он принимал поздравления и потчевал гостей, но вместе с тем готовился к долгому путешествию. Тяжба о наследстве на время оставила его мысли.

С собою ученый муж взял четырех слуг: Чжана Дракона, Чжана Тигра, Чжана Веселого и Чжана Богатого. В пути они, как говорится, спали под дождем и обедали на ветру. Наконец они добрались до Чэнду и расположились на ночлег в городской гостинице. Чжан Инь подумал: «Отсюда поеду в Синьду за деньгами. Все вещи тащить туда ни к чему, а оставлять их в гостинице не совсем удобно. Пойду-ка я к певичкам. Дорогою я соскучился по женским ласкам, а здесь можно рассеяться. Если красотка мне приглянется, я проведу у нее ночку-другую, а кстати, и вещи у нее сложу. Потом поеду, а когда получу свой долг, вернусь и заберу все пожитки». И он кликнул слуг и тотчас рассказал, что надумал. Слуги — народ продувной, они сразу сообразили, что, если хозяин хочет развлечься с певичками, будет праздник и у них. Они радостно одобрили намерение хозяина и, окружив гуншэна[388], направились вместе с ним в квартал синих заведений.

Итак, гуншэн Чжан явился в квартал веселых заведений и стал прогуливаться взад-вперед. Что же он увидал?

Эти нарумяненные лица и напомаженные волосы запестрели в глазах у Чжана, точно цветы. Которую из них выбрать? Опытного спутника и провожатого рядом не было, и Чжан растерялся. Вдруг он заметил человека, который непринужденной походкою шагал ему навстречу. Видя, что Чжан и его слуги растерянно озираются, он сразу понял, что почтенный гость хочет повеселиться с певичками, но пришел он без провожатого и теперь не знает, что делать. Незнакомец подошел к Чжану и сказал:

— Уважаемый господин, несомненно, принадлежит к высокому роду. Что привело его в это низменное место?

— Я здесь проездом,— отвечал Чжан с поклоном.— Дел у меня никаких нет, вот я и решил немного повеселиться.

— Осмелюсь заметить, что веселиться одними глазами — удовольствие не из лучших,— засмеялся незнакомец.

— А с чего вы взяли, что я удовольствуюсь одними взглядами? — засмеялся в свою очередь Чжан.

Незнакомец с улыбкою поклонился и промолвил:

— Если вы хотите повеселиться, я готов быть вашим проводником.

Чжан решил не упускать удачного случая.

— Как ваша высокая фамилия и драгоценное прозвище? — осведомился он.

— Меня зовут Ю Шоу, по прозвищу Ветреник. Здешние места мне хорошо знакомы. А вы откуда родом, уважаемый господин, как ваша фамилия?

— Я из провинции Юньнань.

— Вот как! Из Юньнани! — воскликнул Ю.

— Хозяин получил в этом году звание гуншэна и сейчас едет в столицу на дворцовые экзамены,— вмешался один из слуг.

— О, простите мою бесцеремонность! — вскричал Ю Шоу.— Для меня это счастливая встреча! Я охотно разделю с вами ваше веселье и, если не возражаете, приму на себя заботы хозяина.

— Прекрасно! А какие из ваших певичек самые умелые?

Ветреник принялся перечислять, загибая пальцы:

— Лю Золотая, Чжан Соперница, Го Наставница, Ван Потерянная... Все еще молоденькие, но уже весьма опытные.

— А кто же все-таки самая опытная?

— Самая опытная? Никому из них не сравниться с Тан Сингэ. Это самая нежная и мягкая, да, пожалуй, и самая горячая. Прежде она была очень знаменита, но теперь постарела — ей уже около тридцати. Впрочем, и теперь познакомиться с нею было бы весьма любопытно.

— Я тоже не первой молодости и девчонок не люблю. Лучше постарше.

— Ну, если так, и думать нечего! Идем прямо к ней.

И они пошли к певичке Тан.

Певичка понравилась Чжан Иню с первого взгляда. Хотя и немолодая, она сохраняла редкую красоту и держалась с большим достоинством. После чая она спросила, как зовут гостя, и Ю Ветреник его представил. Он видел, что гуншэн остался доволен, и спросил у слуг Чжана денег, чтобы устроить угощение.

В этот вечер Ю Ветреник и Чжан Инь пили вместе; Чжан и всегда был выпить не прочь, а тут, находясь в наилучшем расположении духа, да к тому же вдали от дома, он, как говорится, распахнул утробу навстречу наслаждению. Не отставал и Ветреник — он вполне мог бы сойти за винный кувшин. Тан Сингэ тоже чувствовала себя прекрасно. Она не пьянея пила чару за чарой и не ошибалась в застольных тостах. Так они и пили вплоть до третьей стражи. Потом Ветреник отправился домой, а Чжан остался у певички. Тан Сингэ всю ночь нежно ласкала гостя и показывала ему свое искусство. Чжан Инь был очень ею доволен. Когда настало утро, он приказал своим людям принести все вещи из гостиницы и сложить в доме Сингэ.

Чжан прожил у певички несколько дней и издержал немалые деньги. Прелести и таланты Тан Сингэ совершенно покорили гуншэна. Его охватила страсть, и он никак не мог расстаться с возлюбленной. Но деньги таяли, и Чжан забеспокоился. «Денег остается в обрез, нельзя больше тратить не считая. Ничего не поделаешь, надо ехать в Синьду за долгом. Тогда можно будет еще потратиться на певичку». Посоветовавшись со слугами, Чжан велел оседлать лошадей. Он рассчитывал вернуться в тот же день. Так он и сказал Тан Сингэ:

— У меня в Синьду есть деньги, и я хочу их взять. Езды туда всего полдня. Получу долги — и сразу вернусь. Тогда мы с тобою сможем повеселиться еще немного.

— А почему бы не послать за долгом слуг? Ты бы пока пожил здесь, со мной.

— Нет, я должен получить деньги сам. Слугам их не отдадут.

— Велики ли деньги?

— Пятьсот лянов.

— Да, деньги слишком большие, чтобы тебя удерживать. Только смотри, уедешь — да и пропадешь. Бросишь меня, забудешь, и буду я попусту тебя дожидаться.

— Я даже вещей своих не беру, все оставлю у тебя. Возьму только постель да кое-какие мелочи в подарок тамошнему знакомцу. Самое большее задержусь дня на два. Если ты в дружбе с удачею, жди дорогих гостинцев.

— Разве в этом дело! — улыбнулась певичка.— Главное — поскорее возвращайся.

И, поклявшись друг другу в верности, они расстались.

Читатель! Если бы в тот миг какой-нибудь прозорливец сказал Чжану так: «Эти деньги ты предназначил для подкупа и коварного обмана, ты отдал их сам, по доброй воле, чего же теперь жаловаться? Ведь ты знал: попадут деньги в руки Яну — уж он их ни за что не выпустит. Требовать у него долг — все равно что тащить кость из глотки у тигра или рвать бивень из пасти слона. С такими людьми шутки плохи. А если ты и вернешь свое, ты все равно истратишь деньги на певичку, а певичка — это бездонный колодец. Зачем же зря ломать голову и мучить себя заботой? Не лучше ли смириться с потерей и забыть о ней?» И если бы Чжан внял этим словам и одумался, великим благом было бы для него такое решение. Но, к несчастью, в тот миг не оказалось подле юньнаньского гуншэна доброго советчика. А впрочем, не помог бы и советчик — едва ли Чжан стал бы его слушать.

Итак, он уехал, и вскоре произошло событие, о котором можно сказать такими назидательными стихами:

Да, поистине верно гласят стихи:

Но оставим пока Чжан Иня и вернемся с судье Яну, который, лишившись должности, уехал на родину. Он понимал, что на службу ему не вернуться, и дал полную волю всем дурным страстям. Он жил в достатке и изобилии, но алчность его не знала границ. Целыми днями он размышлял и придумывал, как бы разбогатеть еще больше, и ради наживы шел на любое злодеяние. Был у него младший брат, тоже человек зажиточный. Он был доволен своим положением и в чужие дела старался не вмешиваться, но преступления брата не давали ему покоя, и при каждой встрече он кроткими уговорами старался смягчить Старшего Яна. На все его увещания бывший судья обычно отвечал так:

— Не забывай, что достатком своим и положением ты обязан мне! А уж коли нажился, прячась за моею спиной, так хотя бы молчи! Не тебе меня учить!

Таким образом, слова Младшего Яна не достигали цели. Хорошо зная корыстолюбие и жестокость брата, он не сомневался, что настанет час, когда бывший судья попытается проглотить и его добро, а потому держал в доме дюжих караульных и был все время настороже. Но в один недобрый день он заболел и уже не поднялся с постели. Перед смертью он позвал жену и восьмилетнего сына и сказал:

— Я оставлю после себя единственного сына, плоть мою и кровь. Моего старшего брата остерегайтесь. Он смотрит на наше добро, как тигр на мясо. Смотрите не попадитесь в его сети, иначе я не найду себе утешения за гробом.

«Что, если извести их какой-нибудь отравою? — говорил себе Ян.— Нет, все сразу догадаются, что это моих рук дело. Главное, не торопиться — не то все потеряешь. Так-так... А что, если подослать разбойников, чтобы они вломились в дом и прикончили, мальчишку? Тогда я всех проведу — скажу несколько трогательных слов, пролью две или три слезинки и всю вину свалю на разбойников. Кто сможет меня заподозрить? Впрочем, можно мальчишку и не убивать. Пусть только ограбят их до нитки — уже хорошо!»

Ян давно втайне содержал около трех десятков лютых грабителей. Они жили на дальнем хуторе, ожидая распоряжений хозяина, а все награбленное делили поровну. Если же они попадались, Ян тут же спешил на помощь и заступался за них перед властями.

Власти знали о его злодействах, но боялись бывшего судью и не смели с ним бороться. Находились, конечно, люди, громко возмущавшиеся поступками Яна. Они во всеуслышание заявляли, что награбленное добро возят на хутор и хозяин исправно получает свою долю. Но Ян настолько привык к полной безнаказанности, что просто не замечал этих возмущенных речей. Теперь он дожидался удобного стечения обстоятельств, чтобы прикончить племянника. Но слуги младшего брата день и ночь караулили дом, а по двору бегали сторожевые псы, злые, словно волки. Охрана была такая надежная, что приходилось охотиться за добычею в иных местах. Неоднократно пытался Ян проникнуть в дом младшего брата, но всякий раз многочисленные препятствия не давали ему исполнить коварный замысел.

Однажды, в самый разгар неудачных этих попыток и бесплодных усилий, привратник подал Яну карточку, на которой было начертано: «Гуншэн Чжан Инь, служивший под вашим началом в Юньнани, почтительно кланяется». Яну стало не по себе. «Я принял от него взятку,— вспомнил бывший судья,— пятьсот лянов серебра, а дела так и не сделал в связи с моей отставкой и отъездом на родину — как раз тогда меня отставили от должности, и я вернулся сюда. Конечно, надо было ждать, что этот Чжан потребует свои деньги назад, но я никак не думал, что он приедет ко мне сам. По справедливости, нужно бы возвратить взятку, раз обещание не выполнено, но до чего же обидно! Неужто придется отрыгнуть то, что уже давно проглочено? А если не возвращать? Нет, как-никак он гуншэн, а у этих книжных червей хитрости хоть отбавляй. Он ни перед чем не остановится, пока не получит денег, может и к властям пойти с жалобой. Правда, птица он не ахти какая важная, но связываться с ним ни к чему. Надо встретить его с почетом. Он человек многоопытный, искушенный,— может быть, и вообще об этих деньгах упоминать не станет. Тогда я щедро дам ему на дорогу и провожу его с миром. Но если он будет требовать и настаивать — дело другое».

Придя к такому решению, Ян неторопливо вышел из залы и распорядился:

— Просите господина гуншэна сюда!

Чжан Инь оправил на себе платье и появился перед хозяином дома. Помня о том, что перед ним бывший начальник, он отдал поклон по всем правилам и поднес Яну гостинцы. Ян принял подношения. Они сели за стол, хозяин предложил гостю чаю. Разговор начал Ян:

— Когда я служил в вашей провинции, я допустил много упущений. Пришлось оставить должность и вернуться на родину. С тех пор мне никак не удается побывать в ваших драгоценных местах, и сейчас, при встрече с вами, мне неловко и даже совестно.

— О нет, уважаемый господин Ян был чересчур честен, а нынче это такая редкость! По сей день в наших местах все с почтением вспоминают о ваших добродетелях, господин Ян.

— О! Такая похвала даже пугает меня! — вскричал Ян и, сложив руки в знак благодарности, продолжал: — Поздравляю вас, вы на пути к высокому званию.

— Это не моя заслуга, просто настала моя очередь.

— А куда вы держите путь? Где остановились?

— Я еду в столицу на экзамены и проездом оказался в вашей провинции. И вот решил нарочно заехать к вам — впитать свет, который вы излучаете.

— О! Вы проехали от Чэнду целых пятьдесят ли, чтобы со мною повидаться! Поистине небывалое внимание к немощному старцу!

Убедившись, что от разговора о деньгах хозяин уклоняется, Чжан Инь отважился начать его сам:

— В свое время у меня с вами было небольшое дельце — я передал уважаемому господину на сохранение кое-какие ценности. Однако, как известно, ничто из задуманного не исполнилось: вскорости господин уехал в столицу, а прямо оттуда возвратился на родину. Я не посмел бы вам докучать, если бы, отправляясь в столицу, я не оказался в стесненных обстоятельствах. Прошу господина вернуть мое добро и тем самым оказать мне поддержку в путешествии. Ради этого как раз я к вам и прибыл.

Услышав такие речи, Ян даже в лице переменился.

— В вашей провинции я жил впроголодь и пил одну воду, а вы толкуете о каких-то грязных взятках! Это наглая клевета! Вас, уважаемый, видимо, кто-то обманул!

Чжан Инь понял, что бессовестный судья решил присвоить его деньги. Будь он умнее и дальновиднее, он не стал бы настаивать на своем, но всеми чувствами и мыслями гуншэна правила жадность. В сильном волнении он закричал:

— Но я собственными руками отдал вам в ямыне деньги и ценности, у меня даже расписка осталась! Неужели вы все забыли? Быть того не может!

Услыхав о расписке, Ян переменил тон. Возмущение сменилась напускной любезностью:

— Ах, простите, пожалуйста, простите, я действительно забыл. Видите ли, брат моей жены собирался ехать на службу, и я должен был ему помочь, а мои дела находились тогда в плачевном состоянии, вот и пришлось прибегнуть к вашей помощи, чтобы его отправить. Потом внезапно начались неприятности, и я не мог возвратить долг. Конечно, я обязан вернуть вам эти деньги. Правда, истратил их шурин, а долг мне придется возмещать самому. Но подождите денек-другой, мы непременно что-нибудь придумаем.

После таких заверений Чжан несколько успокоился, но тут же его стала мучить мысль о чаше и головных украшениях.

— Кроме денег там были еще две золотые вещи — наши семейные ценности. Я прошу вернуть их в целости и сохранности.

— Ах, семейные ценности... — усмехнулся Ян.— Как же вы столь легкомысленно с ними расстались? Впрочем, будьте спокойны, мы все решим завтра, а пока прошу вас закусить со мною.

Он поднялся и предложил гостю немного подождать в кабинете, пока он распорядится насчет угощения.

Когда Чжан вышел, судья задумался. Сперва вообще отрицая долг, он рассчитывал, что Чжан поймет его намек. Ян собирался устроить гостю богатые проводы и дать деньги на дорогу. В этом случае они могли бы разойтись мирно. Но Чжан оказался слишком требователен, он проявил непочтительность, посмел говорить резко и опрометчиво. И все-таки половину долга Ян согласился бы возвратить — лишь бы заткнуть Чжану его алчную пасть. Но что до золотой чаши и украшений, Ян очень их полюбил, часто ими любовался и не раз хвастался перед родичами. Легко ли ему было потерять эти ценности, как по-вашему? А ведь Чжан Инь ясно дал понять, что хочет получить их обратно. Бывший судья прикидывал и так и этак, и наконец в голову ему стали приходить недобрые мысли. Вдруг, словно решившись, он воскликнул про себя: «Начал, так уж не останавливайся на полпути! Он из Юньнани, у нас оказался проездом. Прикончить его — никто и не узнает! Главное, чтобы не нашли тело».

И он велел слугам предупредить разбойников, чтобы вечером они ждали его распоряжений. Отдав такой приказ, Ян позвал Чжан Иня к столу. За едой хозяин был необыкновенно внимателен к гостю. Они говорили о разных разностях, толковали о дворцовых новостях. Красивый мальчик-слуга без устали обносил их вином. Видя приветливость и щедрость хозяина, Чжан Инь не чинился, не отказывался от угощения. Если уж Ян выказывает столько гостеприимства, он, конечно, вернет и деньги, и ценности. Совершенно успокоившись, он пил и пил и вскорости захмелел. А мальчик все продолжал подливать. Чжан Инь уже ничего не соображал.

— Люди Чжана пили вино? — спросил Ян своих слуг.

Оказалось, что слуги по очереди подсаживались к гостям и обильно их потчевали. Люди Чжана, эти подлые твари, увидев хорошее вино и дорогие яства, чуть ума не лишились от радости. Ни о чем не задумываясь, они жадно набросились на угощение. Вскоре все четверо бессмысленно таращили глаза, никого вокруг не узнавая. Слуги Яна доложили хозяину.

— Отвезите всех на поле алых цветов и убейте,— распорядился Ян.

У Яна был хутор, где на громадном поле, больше тысячи му величиной, росли цветы сафлора. Каждый год продажа цветов приносила Яну восемьсот, а то и девятьсот лянов. У края поля стояли многочисленные постройки; там останавливались гости, там же прятались разбойники. Именно сюда хозяин и отправил на ночлег Чжан Иня и его спутников, которые уже ничего не помнили. Все пятеро настолько опьянели, что, едва увидев постель, рухнули как подкошенные и оглушительно захрапели. Тут же раздались удары гонга, и появилось несколько свирепых разбойников, вооруженных ножами,— большие знатоки своего дела. Если бы каждый гость был о трех головах и о шести руках, разбойники все равно управились бы с ними в мгновение ока. Что же говорить о каком-то гуншэне и его глупых слугах, у которых было всего по одной голове! Разбойники вырыли яму я дальнем углу поля, свалили в нее трупы и забросали землей.

Ах, незадачливый Чжан Инь! По глупости мечтал он получить долг, по глупости надеялся свидеться снова с красоткою из Чэнду! Знал ли он, что ему встретится коварный, как волк, злодей и что он погибнет злою смертью! Верно сказано об этом в стихах:

Прошло больше года с той поры, как Чжан отправился в столицу, а его сыновья так и не получили от него ни единой вести, ни единого слова. Они расспрашивали всех приезжавших из столичного города, но никто не видел их отца и ничего о нем не знал. Посоветовавшись меж собою, братья решили ехать в Сычуань.

— Провинция Юньнань находится на краю Вселенной. Не удивительно, что вести из столицы сюда не доходят. Поедем-ка в Сычуань. Оттуда есть постоянная связь с Пекином,— предложил старший.

Братья собрали денег на дорогу и отправились в Чэнду. Проведя ночь в гостинице, они на другой день вышли на улицу в надежде встретить кого-нибудь из знакомых, но надежда эта не оправдалась. Так миновало дней десять, и братья затосковали. Тут один из них и говорит:

— В Чэнду много знаменитых певичек. Выберем по одной и рассеемся хоть немного.

Обращаться к помощи местных бездельников молодые люди не стали и сами нашли себе подружек — Тун Сяоу и Гу Аду. Они привели певичек в гостиницу, чтобы никто и ничто не помешало им наслаждаться любовными утехами. В забавах и веселье пролетело несколько дней. Братья совсем забыли об отце.

Но вот старшему брату пришло на ум, что пора переменить подружек. Зная, что братья из Юньнани, певички стали смеяться над ними:

— Говорят, что юньнаньцы любят только старушек, наверное, поэтому мы вам и прискучили так быстро. Всего несколько дней мы вместе, а вы уже надумали пристать к другому берегу.

— Откуда вы взяли, что юньнаньцы любят старух? — удивились оба сюцая.

— Я слыхала от дядюшки Ю,— ответила Тун Сяоу.— В прошлом году залетел к нам какой-то господин из Юньнани. Он попросил дядюшку Ю найти ему певичку, да только постарше. Дядюшка свел его с Тан Сингэ, а она нам в матери годится. Этот юньнанец так и загорелся — немало серебра на нее истратил. Потом он уехал. Говорил, будто за какими-то большими деньгами едет, обещал Сингэ вернуться, а сам исчез. Вот мы и считаем, что юньнаньцы любят старушек.

— А как он выглядел, этот юньнанец? Может, вы и фамилию его знаете? — спросили братья.

— На что нам его фамилия? — засмеялись певички, всплеснув руками.— Чжан он был или Ли — нам-то какое дело? Мы его и не видали никогда. Это дядюшка Ю рассказывал, а мы просто подразнить вас хотели.

— А кто этот дядюшка Ю? Где он живет? Это уж вы наверняка знаете!

Певички снова всплеснули руками:

— Подумать только! Ходят к певичкам, а с дядюшкой Ю не знакомы!

Братья продолжали расспрашивать веселых подружек.

— О! Дядюшка Ю — это столикий человек. Если встретитесь с ним, сами увидите. А если станете искать, то, пожалуй, никогда не разыщете! — сказала Тун Сяоу.— Если хотите послушать про вашего земляка, идите прямо к Тан Сингэ.

— Верно,— согласились братья.

Младший остался с обеими певичками, а старший отправился на поиски Тан.

Больше года миновало с того дня, как Чжан Инь простился с Тан Сингэ. Он сказал, что едет всего за пятьдесят ли и скоро вернется. Но прошло уже столько времени, а о нем никаких известий. Одежду и прочие пожитки он оставил у певички, и до сих пор никто за ними не приходил. Правда, Тан Сингэ это особенно не беспокоило.

Однажды она сидела весь вечер одна. Гости так и не явились, и она заперла дверь и уснула. И снится ей сон, будто входит Чжан и говорит: «Я вернулся с деньгами!» Только хотела она спросить, почему его не было так долго, как раздался настойчивый стук в дверь. Тан Сингэ проснулась в испуге. «Что это мне вдруг приснился такой сон? — подумала она.— Ведь я даже не вспоминала об этом человеке. Может быть, пришли с письмом от него, за вещами?» Стук повторился. Сингэ привела в порядок свое платье и велела служанке открыть дверь.

— Пожаловал гость! — закричала служанка.

Едва Старший Чжан переступил через порог, певичка с изумлением сказала про себя:

— Вылитый господин Чжан! Но почему он так сильно помолодел?

Она попросила гостя сесть, осведомилась, откуда он родом, как его зовут. Услышав, что это действительно господин Чжан из провинции Юньнань, она удивилась еще больше, но сразу пуститься в расспросы не посмела.

— Позвольте узнать у вас одну вещь,— начал Чжан.— Мне говорили, что в прошлом году у вас был один человек из Юньнани. Не могли бы вы описать его наружность и назвать фамилию?

— Это был довольно пожилой господин по фамилии Чжан. Говорил, что он гуншэн и едет в столицу на дворцовые экзамены. Здесь он оказался проездом, пожил несколько дней, а потом поехал за долгом в Синьду. Он сказал, что до Синьду всего полдня пути и что он скоро вернется. Но почему-то не возвратился, а почему — не знаю.

— А он был один или с попутчиками?

— С ним было четверо слуг.

Старший Чжан окончательно убедился, что речь идет о его отце.

— Может быть, он уехал в столицу и потому не вернулся?

— Ну что вы! И одежду, и прочие вещи он оставил у меня, чтобы за ними вернуться, а потом уже продолжать путь.

— В таком случае, отчего он не появляется? Неужели он все еще в Синьду и забыл про столицу?

— Наверное, дело с долгом его задерживает. Но только тогда он написал бы письмо или послал сюда слугу. А то ведь исчез совершенно бесследно! Нет, не знаю, что и думать.

— Вы говорите, он поехал в Синьду за каким-то долгом?

— Ну да! Он говорил о пятистах лянах и о каких-то дорогих вещах. А кто ему должен, не знаю.

— Так-так! — воскликнул сюцай.— Надо искать его в Синьду!

— Кем он вам доводится, что вы собираетесь его искать?

— Не стану обманывать вас — это мой отец.

— О, простите мне мою невежливость! Так вы из одной семьи! Тогда не удивительно, что вы так похожи! — засмеялась Тан и приказала служанке собрать на стол.

— Извините, не могу! — сказал Чжан в ответ на предложение остаться и поужинать.— Меня ждет брат. Все, что вы мне сказали, это правда?

— Чистая правда! У меня ведь лежат его вещи. Взгляните, опознаете вы их или нет.

Она повела Чжана во внутренние комнаты и показала ему оставшиеся вещи. Чжан тотчас узнал их.

— Медлить нельзя, — сказал он, поспешно откланиваясь.— Сегодня же ночью мы уедем с братом в Синьду искать отца. Увидимся потом, когда он найдется.

Тан Сингэ с напускным участием снова предложила гостю остаться, а когда он снова отказался, проводила его до ворот.

Старший Чжан со всех ног помчался в гостиницу и, едва увидав брата, закричал:

— Я все узнал! Оказывается, в прошлом году он действительно жил у певички. Но, судя по ее словам, он до столицы не добрался!

— Где же он, в таком случае? — удивился младший брат.

— Здесь, в Сычуани, в городе Синьду. Надо ехать туда не откладывая!

— На что он ему, этот Синьду?

— Певичка говорит, что он поехал за долгом в пятьсот лянов. Не иначе как к Бешеному Яну!

— Взыскал он долг или не взыскал, не может он там жить до сих пор! Ему надо было ехать в столицу!

— Да, но его вещи остались у певички, я их только что видел. Не мог же он уехать в Пекин без вещей! Ясное дело, он задержался в Синьду. Едем туда поскорее, путь недалекий. Там и узнаем, где он теперь.

Братья заплатили певичкам и отослали их домой, а сами отправились в Синьду.

Остановились они в харчевне. Хозяин понял, что они издалека, и спросил:

— Откуда пожаловали, уважаемые гости?

— Из Юньнани. Разыскиваем одного человека.

— Человека разыскиваете... А может, приехали требовать обратно взятку?

— Что ты говоришь! — растерялись братья.

— Нет, это я так, шучу,— успокоил их хозяин.

Братья посидели за столом еще немного, а потом старший спросил хозяина:

— Не скажешь ли, где у вас живет судья Ян?

— С этим человеком лучше не встречаться,— проговорил хозяин и даже язык высунул от страха.— Вы издалека, навряд ли у вас могут быть к нему важные дела. А если дел нет, даже и не спрашивайте, где он живет.

— Почему не спрашивать? Почему ты его так боишься?

— Ян любого по судам затаскает! Но это еще куда ни шло, хуже то, что он и разбойников подослать может, и они оберут тебя и ограбят. А если кто, особенно из приезжих, встанет ему поперек дороги, его просто прикончат — да и все тут!

— Слыханное ли дело! В мирное время безнаказанно убивать людей.

— А кто пожалуется? Вот, к примеру, в прошлом году приехал к нему какой-то юньнанец, а с ним четверо слуг. Говорят, будто он требовал назад взятку, которую дал этому Яну, когда тот еще служил. Ян всех их ночью и прикончил. И до сих пор никто властям не донес. Вот тебе и наказание! Потому я так и пошутил, когда узнал, что вы тоже из Юньнани.

Когда братья услыхали этот рассказ, душа у них от страха чуть было не рассталась с телом. Они молча глядели друг на друга, не в силах произнести ни единого слова. Прошло долгое время, прежде чем один из них, весь дрожа, осмелился спросить:

— Хозяин, а как звали того человека, ты не знаешь?

— Откуда мне знать?.. У меня частенько бывает Лаосань, управляющий этого Яна. Он-то, скажу не кривя душой, совесть еще не потерял. И вот между чарками он и рассказывает мне о разных злодеяниях своего хозяина. Всякое уже бывало, но убийство этих пяти юньнаньцев — всем злодействам злодейство! Конечно, сразу поползли слухи — Ян особенно не таится, кое-что всегда становится известным. Я сначала сомневался, не решаясь верить, но Лаосань сам сказал, что это правда. Жаль бедняг! Так жестоко погибли, а никто из родичей даже и не знает об их смерти. Я вам, уважаемые гости, наболтал все это потому, что вы спросили про Яна. Но примите еще один совет: не обращайте внимания на мою болтовню. Помните пословицу: «Каждый метет снег у своего порога»?

Великая скорбь объяла братьев, когда они узнали о гибели отца. Им хотелось плакать, но выразить громко свое горе они боялись. Всю ночь они не сомкнули глаз. Наутро они вышли в город, желая услышать хоть какие-нибудь подробности. Во многих местах спрашивали они, и везде им говорили то же самое.

Братья хотели узнать побольше, но страшились попасться в ловушку Яна. На местные власти нечего было и надеяться — что мог поделать синьдуский ямынь с бывшим судьею? После долгих раздумий братья решили возвратиться в Чэнду.

Они подробно рассказали обо всем Тан Сингэ, и певичка даже прослезилась.

— Подайте на него в суд! — сказала Тан Сингэ.

— Непременно! Мы так и сделаем.

Как раз в это время в Чэнду находился судья провинции Ши. Братья забрали у певички вещи отца и среди них нашли бумагу о том, что гуншэн Чжан направлен в столицу на экзамен. Бумага могла быть полезна, и братья приложили ее к жалобе. А жалоба, которую они подали судье, была составлена так:

«Жалоба от сюцаев Чжан Чжэня и Чжан Цюна по делу об умерщвлении пяти человек.

Наш родитель Чжан Инь, носивший ученое звание гуншэна, уехал в Синьду к отставному чиновнику Яну за долгом и исчез бесследно. Чжан Чжэнь с братом отправились в вышеуказанную местность, чтобы разузнать об отце. Они выяснили, что злодей Ян погубил их отца из-за означенного долга, а вместе с ним умертвил четверых слуг. Об этом убийстве со страхом рассказывают повсюду, и многие в Синьду могут подтвердить нашу жалобу. Мертвые тела не обнаружены.

Совершено злодейство, равного коему не знает Поднебесная. Мы обращаемся с настоятельной просьбою рассмотреть нашу жалобу и строго наказать виновных.

Заявитель: Чжан Чжэнь из Юньнани, сюцай».

Судья Ши внимательно прочел жалобу. Он давно слышал о злодействах Яна и давно к нему приглядывался, надеясь в конце концов вырвать зло с корнем. Начать дело, однако же, судья не мог: Ян носил ученое звание цзиньши, выступить против него прямо никто в Синьду не решался, а улик было недостаточно. В том, что преступление действительно было совершено, судья не сомневался ни минуты. Вызвав к себе братьев и оставшись с ними наедине, он сказал:

— То, что вы пишете, для меня не новость. Злодеяния этого человека давно преступили все границы, но разоблачить его трудно. Вам бы я советовал не оставаться здесь, а возвратиться домой, иначе как бы он и вас не погубил, если что-нибудь проведает. Как только начальник уголовной палаты выяснит подробности, а начальник уезда схватит преступника, мы вас вызовем. Пока же держите все в тайне.

Судья сложил прошение и спрятал его в рукав халата. Братья поблагодарили его и удалились. Они поступили в точности, как сказал им судья,— собрали свои пожитки и не мешкая отправились домой, чтобы там, в безопасности, ожидать дальнейших известий.

Судья Ши вызвал к себе чиновников двух палат. После беседы он попросил остаться начальника уголовной палаты Се. Вытащив из рукава жалобу, он протянул ее Се.

— Есть же еще в Поднебесной подобные люди! — начал судья, когда Се ознакомился с содержанием бумаги.— Мы уже давно за ним следим, но сейчас поступила жалоба, и вашей палате надо расследовать дело со всей строгостью.

— Да, сердце у него злое, как у филина или у барса, а нравом он похож на шакала или на волка. Терпеть его злодеяния никак нельзя,— согласился Се.

— Говорят, что у него в доме несколько тысяч слуг, а кроме того, он укрывает и содержит шайку разбойников. Если действовать опрометчиво, без всяких доказательств в руках, боюсь, это может кончиться для нас плохо. Необходима величайшая осторожность!

— Положитесь на меня,— отвечал Се, спрятал бумагу в рукав халата и, поклонившись, вышел.

Надо вам знать, что Се был на редкость умен. Теперь он решил употребить все средства, чтобы исполнить поручение начальства. Под началом у него служили два способных и сообразительных чиновника — Ши Ин и Вэй Нэн. Се постоянно прибегал к их помощи, потому что они понимали его с полуслова. Се пригласил обоих в свой кабинет.

— У меня есть для вас секретное поручение.

Чиновники низко поклонились

— Приказывайте, господин начальник! Располагайте нами, как вам угодно: мы пойдём и в огонь и в воду.

Начальник палаты вынул из рукава жалобу и передал подчиненным.

— Господин судья желает, чтобы мы расследовали дело вот этого человека.— Се указал на фамилию Яна.— Его нельзя взять под стражу до тех пор, пока мы не обнаружим прямых улик — тела этих пяти убитых. Необходимо узнать, где зарыты трупы. Помните, что этот Ян жесток и коварен. Вам будет нелегко. А если Ян почует неладное, все пропало!

— Да, зло, которое он сеет, переполнило всю округу,— сказал один из чиновников.— Узнав, что начато следствие, он, несомненно, примет свои меры, и нам несдобровать. Если в Синьду приедут чиновники ямыня, у него могут возникнуть подозрения, и тогда все расстроится. Поэтому нам следует переодеться и не открывать, кто мы на самом деле. Так мы сможем все разузнать и получить верные сведения.

— Правильно,— сказал Се.— Поскорее обсудите план действий и выезжайте.

Чиновники стали совещаться. Слышались возгласы: «Вот как надо!», «Нет, вот как!». Наконец они доложили начальнику:

— План готов! Не знаем только, удастся он или нет.

— Рассказывайте.

— В Синьду разводят цветы сафлора. Нам известно, что у Яна есть большое поле сафлора, которое приносит тысячу лянов золотом. Мы оденемся купцами и отправимся в те места покупать цветы. Несомненно, мы встретимся и познакомимся со слугами Яна. Мы будем наведываться к ним почаще, завяжем дружбу и тогда сможем, не вызывая подозрений, выведать все как есть. Но для этого нужно время.

— План хорош. Не щадите сил, и, если достигнете успеха, я вас особо отмечу. И не только сам отмечу, но и буду просить господина судью, чтобы вы получили повышение.

— Можем ли мы не проявить усердия, если господин начальник так благосклонен к нам! — воскликнули чиновники.

Оба низко поклонились и вышли за дверь.

Ши Ин и Вэй Нэн были люди семейные и мечтали о повышении. Не удивительно, что, получив задание начальства, они не думали ни о чем ином, кроме дела. Переодевшись купцами и взяв с собою больше ста лянов серебра, они прибыли в Синьду и назвались скупщиками сафлора. Они расспросили горожан и узнали, что цветами ведает у Яна управляющий Цзи, человек честный и справедливый, и что приезжие купцы все дела ведут главным образом с ним. Через него как раз и получает Ян ежегодную прибыль в тысячу лянов. Что же касается самого хозяина, то из-за алчности его и жестокости даже черт не согласился бы иметь с ним дело.

Итак, Ши Ин и Вэй Нэн прежде всего побывали у управляющего Цзи, поднесли ему подарки и сказали, что хотят купить сафлор. Почтенный Цзи выставил на стол вино, чтобы достойно принять гостей. Он весь дышал радушием, и на лице его светилась радостная улыбка. Оба «купца» сразу смекнули, что Цзи может им помочь, и постарались приобрести его расположение. Недаром они уже много лет плавали по чиновному морю. Точно свахи, они без устали плели красивые и сладкие словеса и в конце концов добились своего.

— Брат Ши! — обратился к товарищу Вэй Нэн.— Мы здесь впервые и никого не знаем. А еще в древности говорили: «Человек ищет друга, как птица леса». Но такого друга, какого мы нашли здесь, в доме нашего мудрого хозяина, сыскать чрезвычайно трудно. Давайте же составим гороскопы и станем братьями.

— Прекрасная мысль! — воскликнул Ши Ин.— Но мы только что познакомились и еще не совершили никаких сделок. Кто-нибудь может подумать, будто мы напрашиваемся в побратимы корысти ради. Поэтому мы вернемся к этому чуть позже, когда мы завершим дело.

— Очень благодарен вам за то, что не гнушаетесь стариком,— сказал Цзи.— И правда, подождем до завтра. Вы увидите товар, мы заключим сделку, устроим по этому случаю обед — тогда и поговорим о вашем предложении.

— Отлично! — воскликнули гости в один голос.

В этот вечер почтенный Цзи отвел «торговцев» ночевать в домик для гостей на поле алых цветов. На другой день они осмотрели цветы сафлора, договорились о цене и выложили деньги за купленный товар. И управляющий и «скупщики» наперебой уступали друг другу и были до крайности сговорчивы и любезны. Потом управляющий зарезал курицу и купил мяса для предстоящего обеда, а гости тем временем отправились на рынок. Они вернулись на хутор с бумажными изображениями животных и благовонными свечами. После жертвоприношения духам каждый из троих составил свой гороскоп. Самым старшим был Ши Ин, за ним следовал управляющий Цзи, который оказался на год моложе, и, наконец, Вэй Нэн: он был моложе Цзи тоже на год. Все встали по старшинству, поклонились изображению бога и произнесли клятву побратимства: «С этого дня меж нами не будет обмана. Мы будем поддерживать один другого и помогать друг другу в беде. Как бы далеко мы ни разошлись, ни разъехались, мы никогда не забудем друг о друге. Того, кто нарушит эту клятву, да покарают духи!»

После этого оба гостя назвали Цзи вторым братом, а он их старшим и третьим братом. Весь вечер они пили вино с весельем и радостью и расстались только поздно ночью.

В провинции Сычуань обычай побратимства соблюдался с большою строгостью. Чиновники Ши и Вэй решили не торопиться и познакомиться с управляющим поближе. Говорить с ним о том, что занимало их по-настоящему, они пока не смели. Закупив цветы сафлора, они вернулись в Чэнду и продали товар в лавке с наценкой в два фыня. Затем они снова поехали за цветами. Так за несколько месяцев они совершили пять или шесть поездок в Синьду. Дружба с управляющим Цзи упрочилась и окрепла. Он потчевал гостей, гости — хозяина. Целыми днями они весело распивали вино, забыв о всяких церемониях, точно кровные братья.

Однажды, когда все были уже под хмельком, Ши Ин, непринужденно потянувшись, сказал:

— Какая благодать! С тех пор, что мы повстречались с братцем Цзи, для меня нет большего удовольствия, как ездить в Синьду.

— Да, брат Цзи принимает нас недурно, но все-таки я бы сказал, что в его гостеприимстве есть один изъян,— откликнулся Вэй.

— Чем я вызвал ваше неудовольствие? Скажите прямо, мы ведь как-никак не чужие!

— Мы любим сладко поспать и потому просим уважаемого брата поместить нас в более спокойное место. Здесь мы каждую ночь слышим вопли неприкаянных духов, и сон бежит прочь. Это так неприятно! В выборе места для нашего ночлега второй брат допустил оплошность. Я решил высказаться откровенно только потому, что очень боюсь духов.

— Неужели и впрямь духи кричали? — спросил Цзи.

— Конечно, кричали! Зачем нам лгать? — подтвердил Вэй.

— Удивительно! — воскликнул Ши Ин.— Значит, не только я, но и брат Вэй слышит их вопли!

— Да, было бы странно, если бы они не кричали,— покачал головой Цзи и, обращаясь к слуге, разливавшему вино, добавил: — Как ты думаешь, кто там кричит? Юньнаньцы?

Ши Ин и Вэй Нэн не выразили ни малейшего изумления. Они сделали вид, будто кое-что им уже известно.

— Мы слыхали краем уха об этих юньнаньцах,— промолвил один из «купцов», воспользовавшись тем, что хозяин сам об этом заговорил. — Уж коли они погибли, тебе, второй брат, надо сделать доброе дело — посоветуй хозяину похоронить их трупы. Зачем бросать мертвецов непогребенными, чтобы они каждую ночь жаловались Небу?

— Да, умерли они жестокой смертью,— проговорил Цзи.— Но тела их преданы погребению. Не слушайте досужих вымыслов и сплетен.

— Все кругом говорят, что их бросили так! А если они в самом деле зарыты, как ты говоришь, почему они жалуются и так отчаянно стонут?

— Если братья не верят, пусть сами убедятся. И вот что самое удивительное: в том месте, где их зарыли, не выросло ни одного цветка.

— Пока мы не протрезвели, давайте нальем в чашу теплого вина и окропим могилу убитых. Попросим их не кричать так страшно по ночам. А заодно и сами пропустим на свежем воздухе еще по чарке или по две,— предложил Ши.

Они поднялись из-за стола и вышли. Старый Цзи, ни о чем не подозревая, решил, что гости просто хотят прогуляться. Приказав слуге нести за ними следом вино и короб с закусками, он присоединился к названым братьям и повел их на место погребения.

Управляющий показал рукою:

— Вот видите — ни единая травинка не растет. Здесь они и лежат, все пятеро. А вы говорите — бросили так!

Ши Ин наполнил большую чашу вином и, низко поклонившись, сказал:

— Уважаемые братья из Юньнани, выпейте чару вина. Очень просим вас, не пугайте нас по ночам.

— Я тоже хочу поднести им чарку. Пусть они выпьют еще,— сказал Вэй.

— Видно, этот глоток вина был для них предрешен судьбою,— заметил управляющий.— Если бы не вы, братья, неизвестно, когда бы еще довелось им вкусить вина.

— Такова уж их злая участь,— заметил Ши Ин.

Затем названые братья выбрали место среди цветов, разложили закуски, расставили бутыли с вином и сели на землю. Они сыграли в пальцы[390], и каждый выпил по нескольку больших чарок. Спустились сумерки и положили конец их пирушке. Хорошенько запомнив место, оба чиновника отправились в свои комнаты спать. На другой день Ши Ин сказал управляющему:

— В эту ночь было намного спокойнее. Видно, после этих двух чаш им стало легче.

В тот же день «торговцы» возвращались в Чэнду. Они стали прощаться с управляющим Цзи.

— Второй брат, когда же ты приедешь к нам? — спросил один из них.— Мы хотим в свою очередь принять тебя и угостить, чтобы выразить свои братские чувства. А то получается, что мы тебе все время докучаем, а отблагодарить ничем не можем. Нам неловко перед тобой.

— Что вы говорите, братья! Мне пока нечего делать в Чэнду, но в конце года я приеду по делам и непременно у вас побываю.

Они простились, и чиновники уехали.

Теперь Ши Ин и Вэй Нэн точно знали место, где зарыты тела юньнаньцев. О своем успехе они тут же донесли начальнику уголовной палаты.

— Молодцы! — похвалил их Се.— Сейчас главное, чтобы никто ничего не знал. Как только этот Цзи приедет в Чэнду, немедленно сообщите мне. Дальше я буду действовать сам.

Подчиненные удалились. С этого часа оба с нетерпением дожидались приезда управляющего Цзи.

Старый год подходил к концу. В последних числах двенадцатой луны Цзи действительно приехал в Чэнду за новогодними покупками и тотчас явился к побратимам Ши и Вэю.

— Добрый ветер занес к нам дорогого гостя! — воскликнул обрадованный Ши и, обратившись к Вэй Нэну, добавил: — Вэй, ты посиди со вторым братом, а я побегу на рынок. Надо угостить дорогого гостя.

— Верно! Только возвращайся поскорее,— сказал Вэй.

Ши Ин приказал мальчику-слуге взять корзину и несколько сот монет. Купив на рынке рыбы, мяса и фруктов, он отправил слугу домой готовить угощение, а сам бросился в уголовную палату, чтобы доложить начальству о приезде управляющего. Се велел Ши Ину возвращаться к гостю и не выпускать его из дома. Он вызвал двух стражников и протянул им бумагу, исписанную красными иероглифами, которые Се начертал собственноручно.

— Немедленно задержите управляющего Цзи, который служит у Яна из Синьду, и приведите на допрос. Не теряйте ни минуты! — приказал он, и стражники с бумагой помчались к дому Ши Ина.

Тем временем Ши Ин успел вернуться к себе. На столе появилось вино и праздничные кушанья. Веселье по случаю приезда названого брата было в разгаре, когда раздался громкий стук в дверь. Ши Ин велел слуге узнать, что случилось. Но едва слуга приоткрыл дверь, как в дом ворвались два стражника. Они поздоровались с хозяевами.

— Это управляющий Яна? — спросили они, указав на Цзи.

Управляющего стражники не знали.

— Да, это почтенный дядюшка Цзи, который служит у Яна.

Ши и Вэй сразу смекнули, в чем дело.

— Наш начальник желает его видеть,— сказали стражники, почтительно сложив руки на груди.

— По какому делу? Может быть, вышла ошибка? — испуганно спросил Цзи.

— Никакой ошибки нет. Вот приказ. — Стражники показали бумагу с красными иероглифами.

— Удивительно! — вскричали Ши и Вэй, изобразив на лице изумление и испуг.— Что случилось?

— Господин начальник желает расспросить управляющего о делах, которые творятся у Яна. Он уже давно приказал немедленно его задержать, как только он будет в городе. Сегодня господин Ши, покупая на рынке разную снедь, сказал кому-то, что угощает управляющего Цзи из Синьду. Нашелся болтун, который известил об этом господина начальника, и вот мы здесь.

Цзи долго не мог вымолвить ни слова.

— Удивляюсь, зачем вызывать меня. Ведь я-то никакого преступления не совершил,— сказал он наконец.

— Совершил или не совершил, это еще неизвестно. Увидитесь с начальником — и все сразу поймете! — сказали стражники.

— Второй брат! — воскликнули Ши и Вэй. — Ты ничего плохого не сделал. Можешь быть совершенно спокоен.

— Видно, это из-за хозяина. Других причин нет,— проговорил управляющий.

— Если тебя спросят, что творится у вас в доме, рассказывай все начистоту, ничего не утаивай, и тогда тебе ничего не грозит,— советовали хозяева и обратились к стражникам: — Уж коли вы здесь, посидите за столом, выпейте чарочки по три, а потом пойдете.

— Большое спасибо,— сказали стражники,— только господин начальник приказал возвращаться немедленно. Нам задерживаться нельзя.

Ши и Вэй не теряя времени наполнили вином большие чарки. Каждый опорожнил по нескольку таких чарок. Стражники снова стали торопить управляющего.

— Я вместе со вторым братом пойду в ямынь,— сказал Ши Ин.— А ты, третий брат, оставайся дома, собери на стол, подогрей вино. Мы поговорим с начальником и вернемся, чтобы завершить наш сегодняшний праздник.

— Я плохо знаком с порядками в ямынях, и, если старший брат пойдет со мною вместе, он окажет мне большую услугу,— сказал Цзи.

Стражники не соглашались ждать больше ни минуты, и управляющий двинулся следом за ними в уголовную палату.

Привратники с деревянными колотушками доложили начальнику о приходе стражников. Се велел провести управляющего не в судебный зал, а в свой кабинет.

— Значит, ты служишь у Яна из Синьду? — спросил он.

— Так точно,— ответил Цзи.

— Ты должен в точности знать обо всех злодействах, которые чинит твой хозяин.

— Действительно, на совести хозяина есть несколько черных дел. Но я, его слуга, не могу об этом рассказывать.

— Говори все начистоту, тогда я избавлю тебя от батогов. Но если хоть что-нибудь утаишь, прикажу забить тебя в колодки.

— Каким именно делом интересуется господин? Я все расскажу, но с чего начать — ведь на душе у хозяина много грехов.

— Это ты верно заметил, — усмехнулся Се. Он взглянул на жалобу, которая лежала перед ним на столе.— Отвечай: что произошло с гуншэном Чжаном из Юньнани и его четырьмя слугами? Где они?

— Мне бы не следовало об этом рассказывать. Но преступление моего хозяина нарушает все законы Неба!

— Ну, говори, да как можно подробнее.

И управляющий Цзи обстоятельно рассказал обо всем с начала до конца: как Чжан приехал за долгом, как хозяин его подпоил, как приказал убить и закопать на поле алых цветов.

Се распорядился записать показания.

— Человек ты честный, и я тебя ни в чем не виню. Но пока придется тебе посидеть в тюрьме. Как только преступник будет схвачен, тебя сразу же отпустят.

И он велел отвести Цзи Лаосаня в тюрьму. Ши Ин и Вэй Нэн уже уговорились с тюремщиком, чтобы тот оказывал заключенному всяческое снисхождение. Но это уже к нашему рассказу не относится.

Вникнув во все тонкости дела, Се отправил Ши Ина и Вэй Нэна в Синьдуский уезд с приказом об аресте, который предписывал уездным властям взять под стражу Яна, изобличенного в убийстве пяти человек. В случае бегства преступника вся ответственность возлагалась на начальника уезда. Одновременно было отдано распоряжение вырыть трупы на поле Яна.

Оба чиновника приехали в уезд Синьду как раз в канун Нового года. Они передали уездному начальнику приказ об аресте и прибавили, что он должен быть исполнен без малейшего промедления. Начальник уезда был до того испуган, что не сразу мог сообразить, как ему действовать. Наконец он собрался с мыслями. «Сегодня канун Нового года, старый злодей наверняка дома. Надо воспользоваться случаем и оцепить дом войсками, тогда он не убежит». Уездный вызвал начальника гарнизона и велел ему немедленно собрать солдат. Больше трехсот солдат во главе с самим начальником уезда опоясали дом Яна, словно железным обручем.

Ворота усадьбы были наглухо закрыты, хотя ночь еще не наступила. Ян в кругу своих домочадцев пил праздничное вино. Вместе с ним встречали праздник многочисленные наложницы. Они пели и танцевали. Вдруг одна из наложниц запела на мотив песни «Желтая иволга»:

Когда Ян услышал слово «Юньнань», его точно кольнуло в самое сердце. Он вздрогнул и переменился в лице.

— Кто тебя просил вспоминать о Юньнани? — крикнул он в гневе. Он не знал и не догадывался, что начальник уезда уже стоит у ворот его дома.

Видя, что ворота заперты крепко-накрепко, начальник уезда растерялся. Но тут ему на помощь пришли Ши Ин и Вэй Нэн: они знали здесь каждую дорожку. Взобравшись по лестнице на боковую стену, они спрыгнули во двор и прежде всего отперли и распахнули ворота. Начальник уезда прошел в гостиную залу и приказал доложить о себе хозяину дома.

— Вас дожидается в зале начальник уезда,— сказал Яну слуга.

Хозяин, и без того уже расстроенный словами песни, встревожился еще пуще. «Зачем он пришел в такое время? — подумал Ян. — Это не к добру. Неужели ему доложили о моих старых грехах? Пока спрячусь, а там видно будет»,— решил он наконец в замешательстве и, бросившись в кухню, укрылся за очагом. Тем временем начальник уезда, убедившись, что Ян не подчинился его приказу, испугался, как бы преступник не исчез. Он поспешно прошел во внутреннюю часть дома и велел начинать обыск. Жена и наложницы Яна не успели скрыться. Уездный распорядился подвести к нему одну из женщин.

— Где твой хозяин? — спросил он.

— Его нет дома, он уехал.

— Лжешь! — закричал уездный.— Сегодня канун праздника. Не станет он встречать Новый год под чужим кровом!

И он приказал стражникам ломать женщине пальцы.

— Здесь он, здесь! — закричала женщина, перепугавшись, и показала рукой в сторону кухни.

Начальник уезда с несколькими солдатами бросился обыскивать кухню. Хозяин дома, загнанный в тупик, был вынужден выползти из своего убежища.

— Сегодня канун Нового года,— промолвил он.— Какое неотложное дело привело господина начальника уезда в мои внутренние покои?

— Я тут ни при чем. Вот приказ господина судьи и начальника уголовной палаты. Вас обвиняют в убийстве пятерых человек. Придется вам этой же ночью ехать в город для допроса. В случае вашего отказа или неповиновения я несу полную ответственность перед начальством. Вот почему я вынужден действовать так бесцеремонно.

— Может быть, вы разрешите мне отпраздновать Новый год?

— Нет, вас требуют немедленно. За вами приехали двое нарочных. Едва ли они согласятся ждать. Так что ничего не поделаешь — придется побеспокоить почтенного господина. А я буду вас сопровождать.

Начальник уезда передал арестованного стражникам и приказал не спускать с него глаз. Видя, что никакой отсрочки не получить, Ян последовал за уездным. Начальник уезда не теряя ни минуты написал сопроводительную бумагу, и злодея, не дожидаясь утра, повезли в провинциальный город. Ши и Вэй со стражниками местного ямыня поехали на поле алых цветов, вырыли тела убитых и вернулись в Чэнду. Разбойники на хуторе узнали об аресте хозяина. Сообразив, что дело плохо, они покинули насиженное место.

Начальник уголовной палаты открыл присутствие, несмотря на праздник. В судебной зале появился начальник Синьдуского уезда вместе с арестованным. Преступник, сменивший халат чиновника на простое платье, упал на колени.

— По какому праву меня взяли под стражу, господин начальник? Прислали приказ, схватили, словно какого-нибудь разбойника с большой дороги!

Начальник палаты прочитал жалобу, утвержденную начальником уголовного приказа.

— А какие у вас доказательства? — спросил Ян.

— Так вам нужны доказательства? — сказал Се и велел ввести управляющего Цзи.— Это один из ваших служащих, не правда ли? Он дал точные показания. Чего вам еще?

— И вы его слушаете! Этот раб затаил злобу против хозяина и оклеветал меня!

— Ах, оклеветал? Ну, тогда подождите минутку!

Не успел он это произнести, как возле ворот ямыня появился помощник начальника уезда. За ним везли трупы, вырытые на поле алых цветов. Когда трупы разложили на земле, уездный чиновник вошел в залу с докладом.

— Вы утверждаете, что вас оклеветали? Тогда объясните, как оказались на вашей земле эти пять трупов? — спросил начальник палаты и обратился к уездному чиновнику: — Что показало освидетельствование?

— Я еще вчера освидетельствовал тела и вынес заключение, что смерть наступила вследствие насильственного отделения головы от тела.

— Ну что? — спросил Се у преступника.— Как видите, вещественные доказательства не расходятся с показаниями вашего управляющего. Будете и дальше запираться?

Ян понурил голову.

— Я совершил убийство под хмельным дурманом, в припадке гнева,— сказал он.— Прошу снисхождения в уважение к моему званию и достоинству.

— Совершить такое злодейство в вашем звании! Да вы зверь среди чиновников и шакал среди зверей! Господин Ши давно знал об этом преступлении и принял меры к тайному розыску. И вы еще смеете просить о снисхождении!

Начальник палаты приказал отвести преступника в тюрьму и держать под строгим караулом. После этого он щедро наградил Ши Ина и Вэй Нэна, а управляющего отпустил на свободу.

Два сюцая получили сообщение, что Ян в тюрьме, и тою же ночью выехали в Чэнду. Как мы уже знаем, дело находилось в уголовной палате. Они отправились к начальнику палаты Се, и тот повел их в мертвецкую, чтобы они опознали останки отца и забрали их. Потом братьям показали убийцу. Едва они увидели злодея, как бросились на него и принялись избивать кулаками и ногами.

— Остановитесь! Это не положено! — крикнул им Се.— Раз уж он в наших руках, он получит по заслугам!

К Яну могли применить закон об убийстве трех человек, но он убил пятерых, а за такое злодейство полагалось немедленное четвертование. Кроме того, было необходимо выловить и казнить разбойников, которые действовали по его наущению. Однако Ян был отставным чиновником, а потому Се обратился к начальству и просил ходатайствовать перед двором, чтобы чиновничье звание было с преступника снято и приговор уголовной палаты утвержден.

Тяготы тюрьмы были Яну не по силам. Вдобавок каждую ночь его мучили страшные видения: ему чудилось, будто Чжан со своими четырьмя слугами приходят к нему в темницу и истязают его. Через некоторое время, замученный видениями, он умер в тюрьме.

Детей у Яна не было. Многочисленные наложницы разбежались, дом опустел. Единственным наследником его громадного состояния остался Ян Цин — восьмилетний племянник, сын его брата. Ян надеялся умертвить его — мог ли он предполагать, что после его смерти все богатство достанется племяннику? Из этого видно, сколь безмерна справедливость Неба!

Что же касается Чжана, он погиб в чужих краях лишь потому, что хотел обмануть семью своего брата. К счастью, смерть его была отомщена благодаря справедливости и твердости властей. С разрешения высшего начальства уголовная палата в Чэнду дала делу широкую огласку. Узнав о взятке, которую убитый дал Яну, Чжан Бинь и его мать обратились к властям своего уезда.

— Если бы раздел имущества был незаконным, разве стал бы Чжан Инь подкупать судью Яна? — сказали они.— Он хотел обмануть нас и из-за этого погиб. Теперь, когда оба виновных мертвы, наше дело разрешить нетрудно. Ведь следствие в Чэнду проведено по всем правилам, ошибки быть не может.

Начальнику уезда не оставалось ничего иного, как разделить имущество Чжанов на две равные части. Одна половина досталась Чжан Биню, другая — братьям-сюцаям.

Да, знай гуншэн Чжан заранее обо всех последствиях тяжбы с семьею брата, он отказался бы от своих планов. Из-за собственной жадности потерял он пятьсот лянов, и та же жадность погубила и его самого, и еще четверых. Правильно говорится: нечестный путь — что дом без фундамента. Вот почему мы советуем всем людям блюсти долг и справедливость.