Проделки Праздного Дракона: Двадцать пять повестей XVI-XVII веков

Повесть о Белой Змейке[315]

Кто не знает, каковы окрестности озера Сиху! И реки и горы там исполнены прелести и прохлады. В годы Сяньхэ[316] — Ровной Гармонии династии Цзинь вода в реках сильно поднялась, и вот уже неистовый поток рвется к Западным воротам Ханчжоу. Вдруг среди волн мелькнула голова буйвола. Всех поразила его масть: шерсть буйвола была золотая. И тут же вода начала спадать, и многие видели, как этот буйвол двинулся к Северным горам и исчез.

Происшествие это сильно взбудоражило весь город. Горожане решили, что в образе буйвола им явилось божество; они построили кумирню и назвали ее храмом Золотого Буйвола. А у Западных ворот — тех, что сейчас, как знает каждый, зовутся воротами Кипящего Золота, — воздвигли храм Златоцветного Полководца. Как-то в этом краю появился пришлый монах по имени Хунь Шоуло. Долго любовался он убегающими вдаль рядами гор, а потом вдруг воскликнул:

— Когда-то в горах Волшебного Орла исчезла одна вершина. Оказывается, вот куда она перелетела!

Те, кто услыхал эти слова, не поверили монаху.

— Нет, это правда,— настаивал он.— Помнится, в тех горах была пещера, а в пещере жила белая обезьяна. Хотите, я ее сейчас кликну?

И он крикнул, и на его зов выбежала белая обезьяна.

Внизу, у воды, стояла еще беседка Студеного Источника, а прямо из озера поднималась Гушань — Одинокая гора. В далекие времена там жил отшельник Линь Хэцин. По его наказу жители города и окрестных селений наносили глины и камней и возвели дамбу; на востоке она соединялась с Оборванным мостом[317], а на западе дошла до подошвы горы Приют Вечерней Зари. Дамба эта получила название Пути к Одинокой Горе.

Во времена династии Тан поэт Бо Цзюйи[318], служивший в Ханчжоу начальником округа, возвел на озере еще одну дамбу — от Изумрудных гор до Приюта Вечерней Зари. Ее назвали дамбой Бо Цзюйи. Несколько раз ее размывало, и хотя горожане усердно восстанавливали разрушенное, все же при династии Сун, когда в город приехал Су Дунпо[319], получивший должность правителя области, он увидел, что обе дамбы почти начисто снесены водой. Новый правитель купил строительного леса и камня, собрал людей и взялся за дело. На шести мостах выросли ярко-красные перила, а вдоль дамбы были посажены ивы и персики... В теплые весенние дни вид озера, окруженного горами, был несказанно хорош — оно так и просилось на картину.

Прошло много лет, и постепенно дамба стала называться дамбою Су Дунпо. Путь к Одинокой Горе украсился еще двумя каменными мостами: Оборванным мостом и мостом Сининцяо; они словно бы рассекли и перерезали озерную гладь.

Мы поведали вам о красотах озера Сиху и о древних достопримечательностях, запечатленных именами великих людей. А теперь послушайте, как один красивый юноша повстречался на берегу озера с двумя женщинами и что из этого вышло. История его сделалась широко известна во многих городах империи и породила великую сумятицу на цветочных улицах и в ивовых переулках. К тому же она заключает мудрое в себе назидание и далеко не случайно стала предметом нашего рассказа.

Однако ж прежде чем узнать, кто был этот юноша, как его звали, с кем он повстречался и к чему привело случайное его знакомство, послушайте стихи, которые как бы предваряют все дальнейшее:

Рассказывают, что в годы Шаосин, в ту пору, когда император Гаоцзун перенес свою резиденцию на юг, жил в городе Ханчжоу в переулке Черного Жемчуга, что у моста Ратников, чиновник по имени Ли Жэнь. Он исполнял должность казначея при военном складе и служил под началом у тайвэя Шао. В доме Ли Жэня жил младший брат его жены Сюй Сюань, двадцати двух лет от роду. Сюй рано лишился родителей, и пришлось ему поступить в аптеку дяди Ли; когда-то отец Сюя сам держал аптеку. Аптека Ли стояла у входа в переулок Чиновников.

Как-то раз, когда Сюй, по обыкновению, стоял за прилавком, на пороге появился буддийский монах. Он поклонился, поздоровался и сказал так:

— Я бедный монах из обители Баошута. Помните, однажды я приносил вам пампушки маньтоу из храма? Скоро праздник Поминовения Усопших, и надо бы вам отслужить заупокойный молебен по родителям. Вы, конечно, придете к нам возжечь благовонные курения? Приходите непременно.

— Да-да, непременно,— пообещал Сюй Сюань.

Монах ушел, а юноша, проторговав до вечера, отправился домой.

— Сегодня был в аптеке монах из Баошута,— сказал он сестре,— в напомнил, что надо принести жертву душам умерших. Я хочу завтра пойти в храм.

На другой день он купил бумажные фигурки священных животных, свечи, билетики с заклинаниями и бумажные деньги, завязал все в платок, потом поел на дорогу и оделся в праздничное платье. Сперва он решил завернуть в аптеку к дяде Ли. Дядя удивился.

— Куда это ты собрался? — спросил он.

— Иду в обитель Баошута, хочу помянуть родителей, принести жертвы их душам. Пожалуйста, дядя, отпустите меня на сегодня.

— Иди, но только возвращайся поскорее,— разрешил дядя.

Выйдя из лавки, юноша оказался в торговых рядах Долголетия и Спокойствия. Потом он прошел по Цветочной улице, перешел через мост Цзингин и вышел к воротам Цяньтанмынь, что в конце улицы Чистой Реки. Вот остались позади мост Каменных Письмен и арка Возрождения к Жизни, а вот он уже и перед обителью Баошута. Первым делом он разыскал монаха, который заходил к нему в аптеку. Монах отслужил заупокойный молебен и сжег бумажные деньги. Отстояв службу, Сюй отправился в молельню и слушал, как монахи читали сутры. Под конец он отведал монашеской пищи, простился со знакомым монахом и не торопясь пошел к обители Четырех Мудрецов. Он постоял у могилы отшельника Линь Хэцина, побродил у источника Шести Единиц[321], как вдруг откуда ни возьмись набежали тучи, упал туман, и заморосил дождь. Он становился все чаще: в праздник Поминовения Усопших Владыка Небес всегда посылает на землю весенний дождь, тонкий, как шелковые нити. Быстро появились первые лужи, и Сюй, подумав, что надо бы поберечь новые туфли, разулся. Он спустился к воде в надежде найти лодку, но гладь озера была пустынной. Сюй совсем было растерялся, но тут показалась джонка.

— Эй, Чжан! — радостно крикнул Сюй, узнав старика с шестом, который стоял на корме.— Возьми меня в лодку!

Старик услыхал зов и причалил.

— А, молодой господин! — сказал он, узнав Сюя.— Что, под дождь попали? Куда вас отвезти?

— Высади меня у ворот Кипящего Золота.

Старик подал Сюю руку и оттолкнулся от берега.

Они проплыли с десяток чжанов, и с берега послышался новый зов:

— Эй, старичок, плыви сюда!

Звала женщина. Ее черные как смоль волосы, уложенные в простую и словно бы траурную прическу, были заколоты белым гребнем. Одета она была в белую шелковую кофту и тонкую полотняную юбку. Рядом стояла служанка в темном платье. Волосы служанки были собраны в два пучка, похожие на рожки, перевязанные алой лентой и унизанные разными украшениями. В руках она держала узел.

— Знаешь, как говорится: «Под ветром огонь развести — труд невелик»,— промолвил Чжан.— Может, захватим их? Нам все равно по пути.

— Пусть садятся,— согласился Сюй.

Старик снова причалил, и обе женщины вошли в лодку. Та, что была в белом, обратилась к юноше с приветствием, и он увидел, как между алыми ее губами блеснули два ряда белоснежных зубов. Сюй поспешно привстал и ответил низким поклоном. Незнакомки уселись под навесом, в тесной каюте. Женщина в белом все время поглядывала на молодого человека, и глаза ее были прекрасны, словно осенняя волна. Сердце простодушного Сюй Сюаня радостно забилось. Ну еще бы! Ведь перед ним была красавица, похожая на драгоценный нефрит или же на цветок, а рядом с нею — миловидная служанка.

— Могу ли я осведомиться у молодого господина о его высоком имени? — спросила красавица.

— Мое ничтожное имя Сюй Сюань. Я в семье старший сын.

— А где вы живете?

— Мое убогое жилище — в переулке Черного Жемчуга, что у моста Ратников. Я торгую в аптеке.

Красавица умолкла. «А почему бы и мне не обратиться к ней с вопросом?» — подумал Сюй.

— Осмелюсь спросить — а вас как зовут? И где вы живете? — сказал он, почтительно привстав со своего места.

— Я младшая сестра придворного служителя Бая. Меня выдали замуж за господина Чжана, но супруг мой, увы, скончался, и его похоронили вот здесь, у Громовой горы. Мы со служанкой пришли прибрать могилу — ведь скоро праздник Поминовения Усопших. И вот пожалуйста — какой дождь! Если бы не вы, мы бы просто не знали, что и делать!

Она говорила не умолкая, пока лодка не причалила к берегу.

— Ох, мы уходили второпях и забыли деньги,— спохватилась молодая вдова.— Не одолжите ли вы мне несколько монет — заплатить за лодку? Если, разумеется, это вам не в обузу.

— Не тревожьтесь, госпожа. Я расплачусь сам, это ведь мелочь!

И Сюй Сюань протянул лодочнику деньги.

А дождь между тем лил не переставая. Сюй помог женщине выйти из лодки.

— Я живу в Чайном переулке у моста Лучников,— сообщила красавица.— Если вы теперь свободны, может быть, зайдете ко мне выпить чашку чаю? Заодно я и долг свой вернула бы.

— О, госпожа Бай, забудьте об этом! — воскликнул юноша.— Я с удовольствием зайду к вам в другой раз, но сегодня уже поздно.

И они простились.

Сюй Сюань вошел в городские ворота. Прячась от дождя под навесами домов, он добрался до улицы Трех Мостов, где стояла аптека младшего брата его хозяина. У дверей Сюй увидел хозяина аптеки — брата господина Ли.

— Сюй, откуда так поздно? — спросил он.

— Ходил в обитель Баошута приносить жертвы душам родителей. И вот попал под дождь. Не одолжите ли мне зонтик?

— Эй, Чэнь! — крикнул молодой Ли своему приказчику.— Принеси зонт для господина Сюя.

Через некоторое время появился приказчик Чэнь.

— Господин Сюй,— сказал он, раскрывая зонт.— Этот зонт сделал знаменитый мастер Шу. Вот видите — восемьдесят четыре распорки и ручка фиолетового бамбука. Он совсем целый, так смотрите же не сломайте его. Будьте осторожны!

— Не беспокойтесь! — воскликнул Сюй и взял зонт.

Он простился с хозяином и приказчиком и двинулся дальше. Когда он подошел к кварталу Дальний Торг, его вдруг окликнули:

— Господин Сюй!

Юноша обернулся — на углу, под навесом маленькой чайной, стояла его недавняя попутчица.

— О, госпожа Бай, как вы сюда попали?! — воскликнул Сюй.

— Дождь все льет и льет, и у меня промокли ноги. Я и послала Цинцин домой за другими туфлями и за зонтом... А тем временем уже стемнело. Может, вы меня проводите?

Прикрываясь одним зонтом, они подошли к дамбе.

— Вам куда, госпожа? — спросил Сюй.

— К мосту Лучников.

— А мне к мосту Ратников. Это совсем рядом. Вы можете взять зонт, а завтра я за ним приду.

— Большое вам спасибо за вашу любезность, хотя, наверное, не надо бы ее принимать — неловко это...

Сюй Сюань повернул домой, прижимаясь к стенам и прячась под карнизами. У ворот дома он увидел слугу Ван Аня. Зять посылал его навстречу Сюю с зонтом и туфлями на толстой подошве, а тот проблуждал по улицам немалое время, так и не встретив молодого господина.

Сюй поужинал и отправился спать, однако же всю ночь не мог сомкнуть глаз и без конца ворочался. Красавица стояла перед ним неотступно, и ему казалось, будто она отвечает благосклонно на глубокую его страсть. Но запели петухи, и юноша опомнился: это были лишь грезы, сны наяву, подобные сну правителя области Нанькэ. Вот уж поистине верно говорится:

Когда же наконец рассвело, Сюй Сюань умылся, расчесал волосы, позавтракал и пошел в аптеку. Чувства его были вразброде, мысли разбегались. Наступил полдень, и Сюй подумал: «Как бы получить обратно зонт? Ничего не поделаешь, придется обмануть господина Ли». Он несмело приблизился к аптекарю, сидевшему за прилавком.

— Зять просил вернуться пораньше обычного — надо отнести подарки друзьям. Пожалуйста, отпустите меня.

— Ступай, но завтра приходи тоже раньше обычного,— сказал аптекарь.

Юноша поблагодарил хозяина и не мешкая зашагал к мосту Лучников, подле которого жила красавица Бай. Однако никто из прохожих не знал, где ее дом, и даже не слышал про госпожу Бай. Сюй остановился в растерянности, как вдруг увидел служанку Цинцин.

— Сестрица, где же это ваш дом? Я хочу забрать свой зонт.

— Рядом, молодой господин. Идите за мною, — сказала Цинцин.

И в самом деле, через несколько шагов служанка объявила:

— Вот он.

Сюй Сюань огляделся. Он стоял перед огромными воротами, за которыми виднелось высокое строение. Напротив возвышались палаты князя Сювана. В воротах была калитка, а в ней — смотровое оконце, задернутое красным занавесом тонкой работы. Служанка отворила калитку и вошла. Сюй Сюань успел разглядеть с дюжину черных лакированных кресел, а на стенах — четыре отличные старинные картины, изображавшие горы и реки.

— Пожалуйста, подождите здесь, господин,— проговорила служанка через занавес.

Сюй Сюань тоже вошел. Служанки уже не было, но Сюй Сюань слышал, как она доложила вполголоса:

— Госпожа, к вам господин Сюй.

— Проси и подай гостю чаю,— сказала хозяйка.

Служанке несколько раз пришлось повторить приглашение, прежде чем смущенный Сюй отважился переступить порог хозяйкиных покоев. Окно было забрано деревянной решеткой. За откинутым пологом из синей ткани — ложе для отдыха, на столе — чаша с благовонным аиром, волоски которого напоминали усы тигра. На стенах четыре картины — красавицы одна лучше другой — и пятая с изображением святого. В комнате стоял столик, на котором гость заметил древнюю медную курильницу и вазу с цветами.

Когда Сюй появился в дверях, хозяйка низко поклонилась и промолвила:

— Вчера господин был так внимателен ко мне. Как я вам благодарна! Ведь мы даже не знакомы!

— Ну что вы, стоит ли об этом говорить.

— Пожалуйста, садитесь, выпейте чаю.

Они опорожнили свои чашки, и хозяйка предложила:

— А теперь прошу вас, выпейте чарку вина. Оно совсем слабое. Я хочу хоть как-то выразить свою признательность и расположение к вам.

Сюй выпил и уже готов был отдать прощальный поклон, но на столе появились фрукты, овощи и всякие прочие яства. Расторопная служанка ставила на стол блюдо за блюдом.

— Большое спасибо за прекрасное угощение. Мне, право же, неловко — сколько хлопот я вам доставил!

Вместе они выпили еще несколько чарок. Наконец Сюй поднялся:

— Время позднее, а дорога длинная. Простите меня, я должен идти.

— Да, знаете, ваш зонт взял вчера один мой родственник,— спохватилась госпожа Бай.— Выпейте еще вина, а я пока пошлю за зонтом служанку.

— Нет, уже поздно, мне пора идти.

— Ну хоть еще одну чарку!

— Нет, благодарю вас, больше не могу.

— Ну, если вы так спешите, тогда я смогу вернуть вам зонт только завтра.

Сюй Сюань попрощался и пошел домой. На другой день он снова под каким-то предлогом отпросился у хозяина и около того же часа, что накануне, снова был у красавицы, а госпожа Бай снова предложила юноше вино и всевозможные яства.

— Нет, госпожа, я не смею вас больше беспокоить. Верните мне зонт, и я пойду,— сказал Сюй.

— А может быть, все-таки выпьете на дорогу, ведь угощение уже на столе? — попросила хозяйка.

Гость сел. Молодая вдова налила чарку вина и протянула Сюю. Ее алые, как вишня, губы приоткрылись, блеснули белые, словно гранатовые косточки, зубы, и все лицо госпожи Бай пылало весенним чувством — любовью.

— Молодой господин,— нежно проговорила она, и голос ее журчал, как ручеек.— Я скажу вам всю правду — перед честными и благородными хитрить не годится. Мой муж умер как раз оттого, по-моему, что моя судьба изначала была связана с вашей. Мы полюбили друг друга с первого взгляда. Пожалуйста, найдите сваху, и мы навсегда соединимся в любви и согласии.

Юноша задумался: «С какой стороны ни взглянуть, невеста завидная! Лучше не найдешь! Я бы с радостью взял ее в жены. Одна помеха — ничтожное мое положение. С утра до вечера я в аптеке, а ночую в доме зятя. Кое-какие деньги у меня, правда, есть, но их едва достанет на то, чтобы самому одеться к свадьбе. Где же я возьму на все остальное?» Сюй не отвечал, погруженный в свои мысли и сомнения.

— Почему вы молчите, господин? — спросила госпожа Бай.

— Я до крайности тронут вашими чувствами и словами, но принять предложение не могу. Не скрою от вас: все дело в деньгах, я очень беден.

— О, это мы уладим без труда! Денег у меня много! Цинцин! — кликнула она служанку.— Принеси слиток серебра!

Цинцин, крепко держась за перила, поднялась наверх. Спустя немного она сошла по лестнице вниз и отдала хозяйке какой-то сверток.

— Вот деньги, и тратьте их как вздумается. Эти выйдут — возьмете еще,— сказала Бай и протянула сверток Сюю.

Юноша развернул его и увидел слиток белоснежного серебра весом в пятьдесят лянов. Он положил деньги в рукав халата, поднялся и отдал поклон. Цинцин протянула ему зонт. Вернувшись домой, Сюй Сюань сейчас же спрятал серебро в надежном месте.

Назавтра Сюй Сюань побывал в переулке Чиновников и возвратил зонт молодому Ли. Потом он купил жареного гуся, свежей рыбы, мяса, молодую курицу, фруктов, не забыл прихватить и бутыль вина. Все эти припасы он отдал служанке и няньке и просил приготовить разные кушанья.

В этот день зять Сюя был дома. Когда кушанья поспели, Сюй пригласил его и свою сестру к себе в комнату — откушать и выпить вина. Зять очень удивился.

— Что с тобой? Обычно ты к чарке не притронешься, а тут смотри как разгулялся! Прямо удивительно!

Втроем они сели за стол — каждый занял место по старшинству — и принялись за еду. После двух или трех чарок зять спросил:

— Ну, шурин, признавайся, что ты затеял. К чему такие расходы и хлопоты?

— Я все расскажу, только не нужно надо мною смеяться. Вы с сестрою долго заботились обо мне, и я перед вами в неоплатном долгу. Но вы ведь знаете, что один гость не должен донимать сразу двух хозяев. Теперь я возмужал, и вот что меня тревожит: когда придет старость, я останусь один на свете, некому будет обо мне позаботиться. Я хочу посоветоваться с вами насчет женитьбы. Пусть ваше мудрое решение определит дальнейшую мою жизнь.

Супруги переглянулись и ни слова не ответили. Слова Сюй Сюаня повергли их в немалое смущение. «Обычно из мальчишки, как говорится, перышка не вырвешь, а нынче вон сколько денег истратил! Не иначе как надеется, что женить его будем мы».

Угощение кончилось, и Сюй Сюань вернулся в свою аптеку. Прошло и два и три дня, а сестра все молчит. Юноша забеспокоился. «Почему она не отвечает?» — думал он с тревогою и наконец решился спросить напрямик:

— Ты говорила с зятем насчет моей женитьбы?

— Нет.

— Отчего же?

— Это дело не простое, за него надо браться с умом. Вдобавок все эти дни муж чем-то озабочен и, по-моему, даже расстроен. Я и не посмела ему докучать.

— Ну как же так! А может, ты просто-напросто боишься, что я введу твоего мужа в расходы?

Сюй Сюань быстро поднялся к себе в комнату. Он открыл шкатулку, вынул серебро, которое дала ему госпожа Бай, и показал сестре.

— Пожалуйста, замолви словечко перед зятем, ведь мне ничего не надо, кроме его согласия.

— Ого, сколько ты накопил, пока работал у дяди в аптеке! Значит, жениться решил? Ну ладно, я все устрою.

Вскоре явился домой и хозяин.

— Муженек! — обратилась к нему жена.— Знаешь, оказывается, не с пустыми руками надумал брат жениться. Он накопил много денег и сегодня дал мне серебра на расходы. Давай поможем ему со свадьбой.

— Ах вот оно что. Деньги — это хорошо. А ну-ка, покажи мне серебро.

Жена протянула ему слиток. Муж осмотрел его со всех сторон и вдруг, увидев выбитый номер, закричал:

— Беда! Все мы погибли!

— Чего ты испугался? — всполошилась жена.

— Несколько дней назад из казны тайвэя Шао исчезли пятьдесят слитков серебра. Печати на дверях не тронуты, замок не доломан, и подкопа никакого не обнаружили. Приказано разыскать грабителей немедленно. По всей нашей области хватают подозрительных людей, и многие уже задержаны, но пока все без толку. В объявлениях о розыске названы и номера слитков. «Всякий, кто задержит похитителей серебра, получит вознаграждение в пятьдесят лянов. Тот же, кто скрывает воров или хотя бы знает, где они укрылись, но молчит, будет наказан самым строгим образом, а семья его будет сослана на поселение к отдаленным границам» — вот что написано в приказе. Видишь номер слитка? Он совпадает с одним из объявленных! Наверняка деньги украдены из казны господина Шао. Надо сейчас же заявить властям. Сама знаешь: «Коли вспыхнул пожар, спасайся сам, а родню забудь». А ну как завтра эта история откроется? Нам тогда не оправдаться. Сам он похитил деньги или получил у кого — не наше дело: наше дело донести, а его — держать ответ.

Жена словно язык проглотила. Выпучив от страха глаза, она смотрела на мужа и не могла произнести ни звука. А муж схвати слиток и опрометью кинулся в ямынь — управу Линьаньскои области. Правитель области, узнав о доносе военного казначея, потерял покой и сон. Едва только забрезжил рассвет, он дослал судейского Хэ Ли с целым отрядом отборных стражников арестовать грабителя Сюй Сюаня. Мигом добравшись до переулка Чиновников, где стояла аптека Ля, стражники с оглушительным криком ворвались в лавку, связали юношу и под грохот гонгов и барабанов потащили его в управление области. Правитель области господин Хань тем временем удое открыл присутствие. Стражники ввели арестованного в зал суда и бросили его на колени. Правитель распорядился бить вора батогами.

— Уважаемый господин правитель, не бейте меня! — взмолился Сюй.— Я даже не знаю, в чем меня обвиняют.

— Злодей и наглец! — вскричал правитель.— Значит, ты не знаешь за собой никакой вины? Тогда слушай: у господина тайвэя Шао похищены пятьдесят слитков серебра, хотя запоры и печати на дверях остались в целости. Один из похищенных слитков Ли нашел у тебя? Остальные сорок девять слитков тоже наверняка украл ты. Подумать только, печати целые, а серебро исчезло? Погоди, погоди, да уж не оборотень ли ты? Стойте? — приказал он служителям, прилежно махавшим батогами.— Сейчас испытаем его нечистую кровь!

— Я не оборотень! — простонал Сюй Сюань, понявший наконец, в чем дело.— Я все расскажу...

— Говори, откуда у тебя это серебро?

И Сюй Сюань, ничего не пропуская, рассказал правителю про зонт, который он взял у аптекаря Ли и отдал женщине.

— Кто она такая, эта госпожа Бай, и где живет? — спросил Хань.

— Она младшая сестра придворного служителя Бая — так она сказала,— живет возле моста Лучников в Чайном переулке, против палат князя Сювана.

Правитель велел судейскому Хэ Ли арестовать женщину, а Сюй Сюаню — указывать дорогу. Выслушав приказ, Хэ Ли со стражниками немедленно направился в Чайный переулок, где стояли палаты Сювана. Знакомые Сюй Сюаню ворота с оконцем были заложены снаружи бамбуковым шестом, а высокие ступени перед воротами завалены мусором. Хэ Ли растерялся и решил сперва расспросить соседей. Стражники привели цветочника Цюда и кожевника Суня. Но у кожевника от страха свело живот, и он грохнулся на землю, а у цветочника отнялся язык. На счастье, подошли другие соседи.

— Никакая госпожа Бай здесь никогда не жила,— сказали они.— Лет пять, не то шесть назад этот дом занимал окружной ревизор Мао, а потом его и всю его семью унесла какая-то болезнь. А недавно тут завелся черт. Иной раз он показывается даже днем,— видно, за покупками выходит. В этом доме никто жить не хочет. Правда, не так давно мы заметили у ворот какого-то помешанного: он словно бы здоровался с кем-то.

Хэ Ли приказал вынуть засов. Ворота распахнулись. На дворе было пусто. Вдруг поднялся ветерок и на людей дохнуло зловонием. Все в испуге отпрянули назад. Сюй Сюань оцепенел и не мог произнести ни звука. Нашелся, однако же, между стражниками смельчак по имени Ван, большой охотник до выпивки. За такое пристрастие прозвали его Ван Винолюб.

— А ну-ка, вперед! За мной! — заорал Винолюб.

Подбадривая себя и друг друга, все устремились за ним. В доме сохранились и дощатые перегородки, и всякая утварь. У лестницы, которая вела во второй этаж, Винолюба вытолкнули вперед. Остальные полезли за ним. Перила и ступени были покрыты пылью вершка на три. Стражники оказались перед дверью. Дверь открыли — видят комнату, в комнате кровать под пологом, вокруг кровати плетеные коробки, ящики, а на постели сидит красавица, вся в белом, прелестная, как цветок или яшма.

— Женщина, кто ты, дух или черт? — спросили стражники, не решаясь переступить порог.— Правитель Линьаньской области велел нам привести тебя в суд по делу Сюй Сюаня.

Женщина не шевельнулась.

— Да вы что, боитесь к ней подойти? — воскликнул Ван Винолюб. — Подайте-ка сюда бутыль вина! Выпью — и собственными руками стащу ее к судье!

Несколько человек бросились вниз за вином. Принесли бутыль. Винолюб тут же откупорил ее и выпил до дна.

— Ну, теперь мне все нипочем! — И он запустил пустой бутылью в полог.

Если бы не это, может быть, всей нашей истории скоро настал бы конец. Но едва он бросил бутыль, раздался грохот, словно высоко в небе грянул гром. Со страха все попадали на пол, а когда собрались с духом и подняли головы, то увидели, что красавица исчезла, а на кровати — груда серебряных слитков.

— Вот это да! — воскликнули все в один голос и принялись считать деньги — оказалось ровно сорок девять слитков.

Забрав серебро, Хэ Ли явился к правителю Ханю и доложил о случившемся.

— Это было злое наваждение, вот что я вам скажу,— решил правитель.— Ну ладно, все кончилось благополучно. За соседями вины нет, отпустите их с миром.

Пятьдесят слитков отправили господину Шао и подробно сообщили ему обо всех событиях. Что же касается Сюй Сюаня, то от битья батогами и клеймения лба он был избавлен, но «за преступление границ дозволенного» приговорен к ссылке в военное поселение при сучжоуской управе; по окончании срока каторжных работ он мог вернуться на родину.

Теперь, когда Сюй Сюань был осужден, его зятя-доносчика стала мучить совесть, а потому пятьдесят лянов серебра, полученных в награду от господина Шао, он отдал молодому человеку, чтобы облегчить ему тягость дальнего путешествия. Аптекарь Ли вручил Сюй Сюаню два письма: одно — тюремному надзирателю Фаню, второе — господину Вану, хозяину гостиницы в Сучжоу, у моста Удачи. Заливаясь слезами, Сюй простился с родственниками, потом, в сопровождении стражников, вышел с кангою на шее из города и у Восточного моста сел в лодку.

Много дней миновало, прежде чем лодка подошла к Сучжоу. Сюй Сюань передал рекомендательные письма надзирателю Фаню и господину Вану — хозяину гостиницы. Ван сумел подкупить и задобрить местное начальство, так что стражникам, сопровождавшим осужденного, была без промедления выдана бумага, подтверждающая благополучную доставку преступника, и они возвратились восвояси.

Фань и Ван взяли юношу на поруки. Так вместо тюрьмы Сюй поселился у Вана — в домике у ворот гостиницы, однако печаль юноши не проходила, и однажды он начертал на стене своей комнаты такие стихи:

Время летит словно стрела, дни и месяцы бегут словно ткацкий челнок. Сюй прожил в доме Вана уже более полугода. Была на исходе последняя неделя девятой луны. Однажды Ван стоял веред воротами своей гостиницы и от нечего делать разглядывал прохожих. Вдруг вдали показался паланкин, рядом с паланкином шагала служанка. Паланкин приблизился к воротам.

— Позвольте спросить, это дом господина Вана? — обратилась служанка к хозяину гостиницы.

— Совершенно верно,— ответил Ван.— А кого вам надо?

— Мы ищем господина Сюя из Линьани.

— Подождите немного, я сейчас его позову.

Ван вошел в дом.

— Брат Сюй! Тебя здесь спрашивают,— позвал он.

Сюй Сюань быстро откликнулся на зов хозяина, и вместе они появились в воротах. Перед ним была... служанка Цинцин, а в паланкине сидела сама красавица Бай.

— Негодная! — вскричал Сюй.— Ты дала мне краденое серебро! Сколько несчастий навлекла ты на мою голову! Сколько обид и унижений я перенес! Посмотри, до какого жалкого состояния я докатился,— и все из-за тебя! Зачем же ты меня разыскала? Неужели тебе не совестно глядеть мне в глаза?

— О, господин, не кори меня,— проговорила Бай.— Я приехала нарочно затем, чтобы все тебе объяснить. Но пойдем лучше в дом, там поговорим.

Госпожа Бай велела служанке вынуть из паланкина поклажу.

— Ты — злое наважденье? Не смей входить в дом! — закричал юноша и загородил вход.

— Хозяин, рассудите нас, разве я похожа на оборотня? — сказала женщина, кланяясь Вану.— Посмотрите, платье у меня со швами, когда стою против солнца, от меня падает тень. Бедная я, бедная! С тех пор как овдовела, сколько оскорблений приходится терпеть от людей! А в твоих несчастьях я неповинна, всему виною покойный мой супруг. Я приехала, чтобы все тебе объяснить, но, если ты не хочешь меня выслушать, я уйду...

— Нет-нет, госпожа, входите, мы все обсудим,— вмешался хозяин.

— Давай войдем,— сказала Бай юноше.— Мы поговорим в присутствии хозяина и его матери.

Они вошли в дом... Толпа зевак, которая успела собраться тем временем, рассеялась.

— Из-за нее меня обвинили в краже серебра из казны,— сказал Сюй, обращаясь к Вану и его матери.— Меня судили и сослали. И вот она явилась снова! Нечего ее и слушать.

— Да ведь эти деньги остались мне в наследство от мужа! Я понятия не имела, откуда они взялись! — возразила госпожа Бай.

— А почему стражники нашли перед воротами груду мусора, как будто дом нежилой? Почему грянул гром и ты вдруг исчезла?

— Когда я узнала про твой арест и про то, что деньги краденые, я испугалась, как бы ты меня не выдал. А если бы меня тоже схватили, я бы такого позора не перенесла! Думала я, думала и наконец решила спрятаться у тетки, которая живет подле храма Хуацзансы — Хранилища Цветов. А соседей упросила набросать перед воротами мусору и наплести стражникам всякого вздору. И серебро на кровать тоже соседи положили.

— Значит, сама убежала, а меня бросила на произвол судьбы!

— Я думала, что все обойдется, раз деньги нашлись. Кто мог подумать, что с тобою поступят так жестоко? Когда же я узнала, что тебя сослали, собрала все, что у меня было, и поехала следом за тобою. Вот и все. А теперь я уйду. Видно, не суждено нам стать мужем и женою.

— Как? Сразу же и уедете? Ведь вы проделали такой долгий путь! — воскликнул Ван.— Поживите у нас несколько дней, глядишь, все и образуется,

— И правда, госпожа, поживем денек-другой, раз хозяин приглашает. Да и господину Сюю вы не чужая — как-никак помолвлены были.

— Ну, зачем об этом вспоминать,— остановила служанку госпожа Бай.— Я только затем приехала, чтобы объяснить, как все произошло!

— Но если вы помолвлены, — сказал Ван, — тем более нельзя вам сразу уезжать. Нет-нет, пожалуйста, погостите у нас, госпожа.

И Ван отпустил паланкин.

Прошло несколько дней. Все это время красавица Бай изо всех сил старалась угодить матери хозяина, и та уговорила Вана быть сватом. Для свадьбы выбрали счастливый день — одиннадцатое число одиннадцатой луны,— чтобы супруги прожили в согласии до глубокой старости. Время промелькнуло незаметно, быстро настал назначенный срок. Красавица Бай дала Вану денег и попросила его устроить свадебный пир. После пира молодожены удалились под свадебный полог. Сюй был вне себя от счастья. Ему казалось, что рядом с ним не женщина, а одна из небожительниц, и он досадовал лишь на то, что не узнал ее раньше. Не успели они насладиться друг другом, как вот уже трижды пропел петух и небо на востоке стало светлеть. Да, верно сказано:

Молодые супруги были неразлучны, как рыбы неразлучны с водою. Они пребывали в сладком забытьи, радостном упоении, в беспробудных грезах. Но дни сменялись днями и месяцы месяцами, и вот уже миновало полгода. Повеяло мягким запахом весны, все вокруг оделось парчою цветов, по дорогам засновали повозки, на улицах и в торговых рядах царило оживление. Однажды Сюй Сюань спросил хозяина:

— Отчего в городе сегодня так шумно, куда это все спешат?

— Сегодня середина второй луны, и все хотят взглянуть на Спящего Будду. Тебе бы тоже следовало посетить храм Чэнтяньсы.

— Да, ты прав. Пойду скажу жене.

Сюй Сюань поднялся наверх.

— Сегодня середина второй луны, все идут посмотреть на Спящего Будду. Я тоже хочу взглянуть. Если кто будет меня спрашивать, отвечай, что меня нет, но сама из дому не выходи.

— Вот еще, нашел себе занятие! Нечего тебе там делать и смотреть не на что! Разве худо тебе со мною, дома?

— Ничего, ничего, я скоро вернусь. А прогулка, во всяком случае, будет мне на пользу.

Выйдя из гостиницы, Сюй Сюань встретил знакомых, и вместе они направились в храм Чэнтяньсы. Сюй прошел по открытым галереям, заглянул в самый храм и направился к выходу. У ворот сидел даосский монах в халате, подвязанном желтым шнуром. На голове у монаха был платок, на ногах — плетеные туфли из конопли. Он продавал целебные снадобья, талисманы и освященную воду. Сюй Сюань остановился.

— Я бедный монах с Южных гор. Я брожу с места на место, подобно облаку, торгую талисманами и освященной водой, избавляя людей от недугов и отвращая беды. Ко мне, страдающие и удрученные! — выкликал монах.

Вдруг взгляд его задержался на молодом человеке в толпе. Это был Сюй Сюань. Над его головою монах заметил черное облачко.

— Эй, юноша, скорее подойди сюда, ты заворожен и околдован злою силой! — вскричал монах.— Тебе грозит великая опасность. Вот два чудесных талисмана, они спасут тебя от гибели. Один сожжешь в третью стражу, другой спрячешь у себя в волосах.

Сюй Сюань взял талисманы и с благодарностью поклонился монаху. «Я и сам подозревал, что жена моя — оборотень, оказывается, так оно и есть»,— уныло размышлял он по пути домой. Поздним вечером, когда госпожа Бай и служанка Цинцин уснули, Сюй Сюань поднялся с постели. «Наверняка третья стража уже наступила»,— сказал он себе. Спрятав один талисман в волосах, он приготовился сжечь второй, как вдруг услыхал голос жены.

— Сколько времени мы с тобою вместе, а ты мне не доверяешь! — промолвила она.— Прислушиваешься ко всяким злым наговорам. Вот и сегодня: надумал сжечь эту бумажонку, чтобы от меня отделаться! Ну что же, давай жги свой талисман, посмотрим, что из этого выйдет.

Сюй оторопел, а она вырвала талисман у него из рук и подожгла.

— Ну как? И дальше будешь меня подозревать или наконец успокоишься? — спросила она, когда бумажный талисман догорел.

— Прости меня, я не виноват. Перед храмом Спящего Будды я повстречал бродячего монаха, и он сказал, что ты оборотень,— принялся оправдываться Сюй.

— Завтра пойдем туда вместе. Хочу поглядеть па этого монаха.

Как только наступило утро, красавица Бай причесалась, заколола волосы, оделась в белое платье, руки украсила запястьями. Она велела служанке присматривать за домом и вместе с мужем направилась к храму Спящего Будды. Вокруг монаха, продававшего освященную воду и талисманы, уже толпился народ.

— Негодяй! — закричала Бай, метнув злобный взгляд на монаха.— Как ты смел солгать моему мужу, будто я — оборотень? Да еще талисман ему дал, чтобы меня истребить!

— Надежнее моих заклятий на свете нет,— возразил монах.— Если только оборотень проглотит мой талисман, он сразу примет свой настоящий вид.

— Ладно, пиши свое заклятье! Я проглочу его здесь, при всех,— воскликнула госпожа Бай.

Монах написал на талисмане заклятье. Госпожа Бай схватила полоску бумаги и мгновенно ее проглотила. Зрители затаили дыхание и широко раскрыли глаза, но все осталось по-прежнему.

— Это самая обыкновенная женщина. За что ты обозвал ее оборотнем? — крикнул кто-то в толпе, и тут же на монаха полилась яростная брань и проклятия.

Монах не отвечал ни слова. Он был в полной растерянности и только водил глазами из стороны в сторону.

— Вы сами видели, что этот монах ничего не смог со мною сделать,— сказала госпожа Бай.— Теперь моя очередь. Я с детства немного знакома с волшебством.

Бай что-то забормотала, слов, однако же, никто не разобрал, и вдруг монах съежился, словно кто-то схватил его за шиворот, сжался в комок и... поднялся над землей. Все удивленно зашумели, и только Сюй Сюань молчал, точно набрал в рот воды,— так он был изумлен и подавлен.

— Если бы не вы, уважаемые господа, он бы у меня провисел в воздухе целый год,— сказала госпожа Бай и дунула на монаха.

Монах снова коснулся ногами земли и бросился наутек, жалея лишь об одном — что родители не наградили его крыльями. Толпа разошлась, отправились восвояси и супруги.

На том пока дело и кончилось. Молодые продолжали жить счастливо и в полном согласии.

При этом — надобно вам знать — деньги на расходы всякий раз давала красавица Бай.

Время летит словно стрела, и вот незаметно подступило восьмое число четвертой луны — день рождения Будды Сакья-Муни[322]. На улицах раздавали щедрую милостыню, повсюду виднелись лики будд в кипарисовых рамках.

— Здесь у нас точь-в-точь как в Ханчжоу,— заметил Сюй Сюань хозяину гостиницы.

Слова эти услыхал соседский малый, по прозвищу Железный Лоб, и тотчас вмешался в разговор:

— Господин Сюй, а сегодня в храме Чэнтяньсы праздник Омовения Будды. Вы пойдете?

Сюй Сюань поднялся к себе.

— Нынче в храме Чэнтяньсы праздник Омовения Будды, надо бы сходить,— сказал он жене.

— Не ходи, ничего любопытного там не увидишь,— сказала Бай.

— Нет, я, пожалуй, схожу, все-таки немного развлекусь.

— Ну, если ты непременно решил идти, надо хотя бы одеться понаряднее. Ведь на тебе все старое, поношенное.

Госпожа Бай распорядилась, и служанка Цинцин принесла новый, с иголочки, наряд. Темный, прямого покроя халат был как будто нарочно шит на Сюй Сюаня и сидел превосходно. Голову молодого человека покрыла черная шелковая шляпа с двумя яшмовыми кольцами на затылке, ноги обулись в черные туфли. Наряд этот дополнил тонкой работы веер с изображением красавиц; к рукоятке веера была привязана коралловая подвеска.

— Возвращайся пораньше, чтобы мне не беспокоиться,— нежно напутствовала Сюя жена.

Сюй Сюань кликнул соседского малого, по прозвищу Железный Лоб, и они весело зашагали к храму. По дороге Сюй Сюань то и дело слышал восхищенные похвалы своей наружности и платью. Услыхал он от прохожих и о том, что накануне у закладчика Чжоу пропали четыре или пять тысяч связок монет, дорогие каменья и другие ценные вещи.

— Сегодня Чжоу донес об этом начальству и подал опись украденного. Нарядили следствие, начали розыски, но пока ничего не нашли,— рассказывали прохожие.

Сюй Сюань пропустил эти разговоры мимо ушей. Вместе с попутчиком они вошли в храм. Здесь было людно и оживленно. Во всех направлениях сновали богомольцы, воскурявшие благовония перед святыми.

— Жена велела мне возвратиться пораньше. Пора домой,— сказал Сюй Железному Лбу.

Никто не ответил, и, обернувшись, Сюй увидел, что сосед куда-то исчез. Сюй решил не терять времени и направился к выходу. У ворот стояли пять или шесть стражников; у каждого к поясу был пристегнут служебный знак. Заметив Сюя, один из них закричал:

— Смотрите! Этот молодчик одет примерно так, как описано в бумаге, и веер как будто такой же!

— Господин Сюй! — сказал другой стражник, который был знаком с Сюем.— Позвольте-ка мне ваш веер.

Сюй, ничего не подозревая, протянул ему веер.

— Ну да, вот и подвеска в точности такая же, какая в описи указана!

— Вяжи его! — в один голос закричали стражники, и Сюй тут же был связан.

— Это ошибка, я ни в чем не виноват! — кричал Сюй.

— Виноват или не виноват, потом разберутся, а пока мы отведем тебя в управу. Пусть Чжоу сам поглядит. У него из закладной лавки пропало золота, жемчуга и всяких других драгоценностей на целых пять тысяч связок. Среди украденного были два белых яшмовых кольца и тончайшей работы веер с коралловой подвеской. А ты еще отпираешься — «не виноват, не виноват!». Грабитель ты и вор и к тому же еще наглец! Нечего с тобою и разговаривать. Смотри, ведь на тебе с головы до пят все краденое! Подумать только, какова наглость! Вырядился и пошел, ничего не побоялся!

Сюй Сюань растерянно смотрел на стражников и молчал. Наконец он собрался с мыслями и промолвил:

— Так вот оно что... Ну ладно, не беда. Я знаю, кто украл...

— Идем в управу, там разберутся!

На другой день, едва правитель Сучжоуской области открыл присутствие, к нему привели Сюя.

— Где золото, жемчуг и остальные драгоценности, которые ты украл у закладчика Чжоу? — приступил к допросу правитель.— Если не будешь запираться, избежишь пыток.

— Высокочтимый господин правитель,— отвечал Сюй,— все, что на мне надето, я получил из рук моей супруги Бай. Где она это раздобыла, я не знаю. Но мудрая прозорливость господина правителя, несомненно, раскроет и обнаружит всю правду.

— А где же твоя жена?

— Вы найдете ее в доме Вана, у моста Удачи.

Правитель приказал стражнику Юань Цзымину идти вместе с обвиняемым к мосту Удачи и немедленно разыскать женщину. Увидев Сюя в сопровождении стражника, хозяин гостиницы изумился и испугался.

— Что случилось? — вскричал он.

— Жена наверху? — спросил в свою очередь Сюй, не ответив на вопрос хозяина.

— Вскоре после того, как вы с Железным Лбом ушли в храм, госпожа Бай сказала мне: «Муж отправился в храм развлекаться, а мне со служанкой велел сторожить дом и до сих пор не вернулся. Мы с Цинцин выйдем ему навстречу,— может быть, случилось что-нибудь неладное. Прошу вас, присмотрите за нашими комнатами». И вот со вчерашнего вечера ее нет. Я думал было, что вы вместе с родственниками уехали.

Видя, что женщины нет и найти ее невозможно, стражник арестовал Вана и потащил к правителю области.

— Где эта женщина Бай? — спросил правитель.

Хозяин гостиницы повторил свой рассказ во всех подробностях и добавил:

— Она оборотень, верьте моему слову.

Допрос был окончен, и правитель распорядился:

— Сюй Сюаня — в тюрьму!

Однако же хозяин гостиницы Ван упросил отпустить арестованного на поруки и немедленно внес денежный залог.

А в это самое время закладчик Чжоу сидел напротив ямыня в чайной. Вдруг к нему подбегает слуга.

— Хозяин! Хозяин! Драгоценности нашлись! Они, оказывается, лежали в пустом сундуке в кладовой!

Чжоу помчался домой. Прибежал, глянул — и в самом деле, все на месте. Не было только шляпы с яшмовыми кольцами да веера с коралловой подвеской.

— Увы! Горе мне! — заголосил Чжоу.— Понапрасну оговорил я Сюй Сюаня, ни за что погубил человека.

И он решил пойти в управу и просить, чтобы с Сюя сняли хотя бы часть вины.

Примерно в те же дни тайвэй Шао послал казначея Ли, зятя Сюй Сюаня, в Сучжоу с каким-то поручением. Ли остановился в гостинице Вана, и хозяин рассказал ему обо всем, что случилось. «Все-таки он мне не чужой. Нельзя бросать его на произвол судьбы»,— подумал Ли. Он перемолвился словечком с одним, с другим из чиновников, а кое-кого и деньгами задобрил.

Настал день суда. Приняв в рассуждение все обстоятельства дела, правитель области виновной в краже и хищении признал госпожу Бай, но и подсудимый Сюй Сюань совершил преступление, скрыв от властей козни оборотня, а посему приговорен к ста ударам палками и ссылке на работы в Чжэньцзянскую область, за триста шестьдесят ли от Сучжоу.

— Хорошо, что в Чжэньцзян,— сказал Ли, выслушав приговор.— Там у меня есть названый дядя, по имени Ли Кэюн. Он держит аптеку у Игольного моста. Я напишу ему письмо, и он тебе поможет, не сомневайся.

Сюй Сюань занял у зятя денег на дорогу. Часть денег пришлось потратить на угощение стражникам. Когда наступило время прощаться, Сюй с благодарностью поклонился зятю и хозяину Вану, сложил свои пожитки и тронулся в путь. Хозяин и зять проводили его немного и вернулись обратно в Сучжоу.

Дорога выдалась нелегкая. Стражники останавливались на ночлег, когда было уже совсем темно, а едва забрезжит рассвет, снова трогались в путь. Прошло много дней, прежде чем они наконец достигли Чжэньцзяна. Первым делом Сюй решил разыскать Ли Кэюна. В сопровождении стражников он двинулся прямо к Игольному мосту. Перед аптекой сидел приказчик с лотком, на котором были разложены лекарства. Сюй попросил вызвать хозяина. Когда на пороге показался Ли Кэюн, оба стражника и Сюй Сюань приветствовали его поклоном.

— Я шурин казначея Ли из Ханчжоу,— сказал Сюй Сюань.— Вот вам письмо от него.

Приказчик принял письмо и передал хозяину. Аптекарь распечатал его и прочел.

— Так это вы Сюй Сюань?

— Да, это я, ничтожный,— ответил Сюй.

Ли Кэюн пригласил Сюя и обоих стражников к столу, а после обеда велел приказчику проводить их в управу. Стражники сдали бумагу, которую везли из Сучжоу, а приказчик от имени хозяина внес залог и взял заключенного на поруки. Стражники с ответною бумагой тронулись в обратный путь. Сюй Сюань и приказчик вернулись домой. Юноша горячо поблагодарил аптекаря и его старую мать.

— Оказывается, ты торговал в аптеке? — спросил Кэюн, еще раз перечтя письмо.

И он взял Сюя к себе приказчиком, а поселил его у торговца бобовым сыром Вана в переулке Пяти Ветвей.

Сюй Сюань выполнял свою работу с необыкновенным старанием, и хозяин не мог им нахвалиться. В аптеке Ли Кэюна служили еще два приказчика. Один, Чжао, был человек честный и добрый, другой, Чжан, отличался коварным и злобным нравом. Он был уже в летах и всегда грубо помыкал всяким, кто уступал ему возрастом. Появление Сюй Сюаня, разумеется, его не обрадовало. Опасаясь, как бы его не уволили, Чжан принялся строить Сюю всякие козни и каверзы.

Приходит однажды хозяин.

— Ну, как новичок?

«Ага, попался!» — сказал про себя Чжан, а вслух ответил:

— Да, в общем, ничего, только вот...

— Что такое? Говори прямо!

— Он любит, когда покупают сразу помногу, и только с такими покупателями предупредителен и любезен, а кто берет мало, на тех и внимания не обращает. Люди недовольны. Я уже сколько раз ему говорил, да он не слушает.

— Ну, это еще беда невелика. Я сам с ним поговорю. Пусть попробует не послушать! — сказал Ли Кэюн.

Весь этот разговор слышал другой приказчик, Чжао. Когда хозяин ушел, он заметил Чжану:

— Нам нельзя враждовать. Сюй Сюань — новичок, и мы должны помогать ему. Если он в чем и ошибается, надо сказать прямо, а не наговаривать хозяину у него за спиной. Сюй может подумать, будто мы завидуем ему.

— Много ты понимаешь, молокосос! — огрызнулся Чжан.

Вечером аптека закрылась, и приказчики разошлись; Чжао явился к Сюй Сюаню в переулок Пяти Ветвей.

— Чжан клевещет на тебя хозяину,— сказал он Сюю.— Ты должен теперь особенно стараться. Будь одинаково внимателен со всяким, сколько бы товару он ни брал.

— Большое тебе спасибо за добрый совет! Не выпить ли нам по чарке вина? — предложил Сюй.

Они пошли в харчевню. Слуга подал вина, они выпили.

— Наш хозяин человек крутой, возражений и пререканий не терпит. Никогда с ним не спорь. Торговлю веди так, как он велит,— наставлял его Чжао.

— Спасибо за твою заботу, брат! Много тебе обязан!

Они выпили еще по две чарки. Тем временем на дворе совсем смерилось.

— В такую темень, пожалуй, и дорогу-то не найдешь. Ну, прощай, до завтра,— сказал Чжао.

Сюй расплатился, и они отправились по домам. Боясь налететь спьяну на встречного, Сюй решил держаться поближе к стенам. Медленно, нетвердой поступью подвигался он вперед, как вдруг в каком-то доме распахнулось во втором этаже окно и на голову хмельному Сюю посыпалась зола из утюга.

— Кто это так безобразничает? Ослепли, что ли, или совести у вас нет? — бранился Сюй.

Из дому поспешно выбежала женщина.

— О, господин, не бранитесь. Я виновата. Простите меня!

Голос показался Сюю знакомым. Он всмотрелся пристальнее — перед ним стояла госпожа Бай. В сердце молодого человека мигом вспыхнула и запылала ярость.

— Ах, это ты, проклятая воровка, оборотень! Сколько бед вынес я из-за тебя! Дважды подвела ты меня под суд! — закричал он.

Правильно говорит пословица: мало в тебе гнева — не настоящий ты муж, вовсе нет гнева — ты не мужчина. А еще есть такие слова:

— Опять ты появилась у меня на пути, злое наваждение! — кричал Сюй. Он бросился к жене и схватил ее за шиворот.— Ну что, пусть власти нас рассудят или сами с тобой сочтемся?

— Муженек, вспомни-ка пословицу: одна брачная ночь приводит за собою сто счастливых дней! — как ни в чем не бывало улыбнулась госпожа Бай.— Обо всем разве расскажешь? Я хочу, чтобы ты знал только одно: тот наряд достался мне от покойного мужа. Я подарила его тебе в знак и в доказательство своей любви, и вот что из этого вышло: за любовь ты платишь мне ненавистью. Мы с тобою стали словно царства У и Юэ.

— Я искал тебя, но ты исчезла бесследно. Хозяин сказал, что вы с Цинцин ушли мне навстречу. Как же ты очутилась здесь?

— Подле храма я услыхала, что тебя схватили стражники. Я послала Цинцин разузнать, что и как, но она ничего толком не выведала, наоборот, кто-то ей солгал, будто ты вырвался из-под охраны. Я испугалась, как бы не задержали и меня, и велела служанке тут же нанять лодку до Цзяньканской области: там живет мой дядя по матери. Сюда мы прибыли только вчера. Да, я в самом деле дважды подвела тебя под суд, и мне стыдно смотреть тебе в глаза. Но не надо меня корить. Ведь я не отрицаю своей вины и молю тебя о прощении. Мы жили так мирно и счастливо, зачем же нам расставаться? Моя любовь к тебе велика, как гора Тайшань, а преданность подобна Восточному морю. Я клянусь жить и умереть вместе с тобой! Не гони меня, и мы проведем все наши дни до самой старости в добром согласии, как и подобает супругам.

Сюй Сюань попался на коварную приманку, и гнев его скоро сменился радостью. Он еще повздыхал, поворчал, но любовная страсть уже овладела всем его существом. Домой он не пошел, а остался на ночь у жены.

Рано поутру Сюй явился в переулок Пяти Ветвей, к своему домохозяину торговцу Вану.

— Из Сучжоу приехала моя жена со служанкой. Я хочу перевезти их сюда, мы будем жить вместе.

— Что ж, прекрасно, нечего долго и толковать,— согласился хозяин, и Сюй в тот же день привел жену со служанкой в дом торговца бобовым сыром.

Назавтра он пригласил соседей на чашку чаю, а еще через день соседи пригласили супругов к себе. После пирушки все разошлись по домам, но это уже к нашему рассказу не относится.

Настал четвертый день после новой встречи Сюя и госпожи Бай. Поднявшись ото сна, умывшись и причесавшись, Сюй Сюань сказал жене:

— Я поблагодарю соседей за угощение, а потом пойду в аптеку — пора браться за дело. А ты с Цинцин присматривай за домом и никуда не отлучайся.

Распорядившись таким образом, он ушел. Дни потекли обычною чередой. Сюй уходил рано и возвращался поздно. Время летело без остановки, и дни бежали за днями. Прошел месяц. Как-то раз Сюй сказал жене, что надо бы им побывать в гостях у аптекаря Ли.

— Ну конечно, ведь ты у него служишь, непременно надо к нему сходить. Это будет тебе на пользу,— подхватила госпожа Бай.

На другое утро Сюй нанял паланкин для жены, а Вана попросил нести короб с гостинцами. Следовала за паланкином и верная служанка Цинцин. Когда паланкин остановился у дома аптекаря, госпожа Бай сошла на землю, и гости направились к воротам. Им навстречу уже выходил сам Ли Кэюн. Госпожа Бай дважды низко поклонилась ему и пожелала благополучия. Затем гости отдали поклон старой госпоже и поздоровались со всею остальною родней.

Надо вам знать, что Ли Кэюн, хотя был в летах, питал неодолимую слабость к женской прелести. Увидев госпожу Бай, красота которой, как гласит пословица, могла бы повергнуть в прах целую страну, он уже не в силах был отвести от нее глаз. Поистине верно сказано:

На столе появились всевозможные яства и вина.

— Ну и красавица! — шепнула Ли Кэюну мать.— Лицом хороша, обходительна, приветлива и достоинство свое соблюдает.

— Сразу видно, что родом из Ханчжоу, там все такие,— согласился сын.

Гости стали прощаться, и хозяин сказал себе: «Хорошо бы провести ночку с этой красавицей!» Он наморщил лоб, придумывая, как бы половчее это сделать, и тут же надумал: «Тринадцатого числа шестой луны — день моего рожденья! Главное — не спешить, и она сама попадется мне в руки».

Время летит словно ворон, бежит точно быстроногий заяц[323], и вот уже миновал праздник Середины Лета. В начале шестой луны Ли Кэюн обратился к своей матери с такими словами:

— Матушка, тринадцатого — день моего рождения. Надо позвать гостей. Я хочу угостить родных и приятелей — пусть они веселятся в этот радостный день.

Не откладывая, разослали пригласительные карточки родным, друзьям и приказчикам, и назавтра Кэюн получил благодарственные подарки — свечи, лапшу и платки. Тринадцатого числа собрались мужчины, и пирушка продолжалась до вечера. На другой день утром с поздравлениями пожаловала женская половина гостей, среди них была и красавица Бай. Она оделась особенно нарядно: в синюю затканную золотом кофту и пунцовую шелковую юбку, волосы перевиты нитями жемчуга, украшены золотыми и серебряными булавками. Госпожа Бай и ее служанка Цинцин низко поклонились хозяину и старой госпоже. В восточной комнате в честь гостей был накрыт стол, уставленный всевозможными яствами. По природе своей Ли Кэюн отличался отчаянной скупостью, как говорится — вошкой обедал, ножку на ужин оставлял. Но теперь, ослепленный страстью, решив добиться своего во что бы то ни стало, он не поскупился на угощения. Неотступно потчевал он свою гостью, то и дело подливая ей вина, и красавица Бай захмелела. Вот она поднялась из-за стола, чтобы справить нужду. Дальновидный Ли Кэюн, заранее все рассчитав и предусмотрев, еще накануне приказал няньке:

— Когда госпоже Бай понадобится выйти по нужде, проводи ее в дальнюю комнату.

Сам он должен был незаметно прокрасться туда же и ждать. Словно нарочно про него говорят стихи:

Вначале все шло так, как было задумано. Красавица Бай вышла. Нянька провела ее в дальнюю часть дома. Ли Кэюн, томясь неодолимою похотью, двинулся следом, но сразу же войти в комнату не отважился, а решил сперва заглянуть в щелку. Если бы он этого не сделал, может быть, всей нашей истории скоро настал бы конец. Но едва прильнул он к щели, как его объял великий ужас, он отлетел назад и грохнулся оземь.

А приключилось вот что: Ли Кэюн увидел не красавицу, подобную яшме или цветку, а огромную, с бадью толщиной, белую змею. Чудище извивалось по комнате, его глаза, похожие на две плошки, горели золотым огнем. Ли Кэюн едва не помер от страха, лицо его посинело, губы побелели. С трудом поднявшись на ноги, он бросился прочь. На счастье, хозяина заметили служанки и подхватили его под руки, а там набежали слуги, принесли успокаивающих лекарств, и Ли Кэюн мало-помалу опомнился и пришел в себя.

— Что случилось? Что тебя так напугало? — забеспокоилась мать.

Кэюн не стал объяснять истинную причину.

— Нет-нет, ничего, просто в последние дни я чересчур утомился, а сегодня встал чуть свет. Видно, от усталости голова закружилась.

Хозяина уложили в постель, а гости между тем снова собрались у праздничного стола и выпили еще по нескольку чарок. Наконец пиршество кончилось, и женщины, поблагодарив за угощение, разошлись.

Вернувшись домой, красавица Бай сообразила, что Ли Кэюн может завтра же рассказать Сюй Сюаню о том, что увидел, и что надо любой ценой этому воспрепятствовать. Раздеваясь перед сном, она то и дело охала и вздыхала.

— Ведь ты сегодня была в гостях, веселилась, угощалась, что же ты так тяжело вздыхаешь? — спросил в конце концов Сюй.

— Ох, муженек, лучше не спрашивай! Неспроста этот господин Ли надумал праздновать день рождения, неспроста звал меня к себе. Когда я вышла по нужде, он подстерег меня и пытался обесчестить: сорвал с меня юбку и штаны — чуть было уж на пол не повалил. Я сперва хотела позвать на помощь, да побоялась огласки — ведь в доме гости со всего города. Тогда я его как толкну, он упал и прикинулся, будто потерял сознание,— видно, совесть все-таки заговорила... Я до того обижена, прямо не знаю, как быть...

— Ничего не попишешь, придется смолчать — он ведь мой хозяин, к тому же до беды-то не дошло. Лучше всего забудь об этом.

— Ах вот как! Мало того что ты за меня заступиться не хочешь, еще его оправдываешь! — закричала госпожа Бай.

— Одумайся, что ты говоришь! Ведь мой зять дал мне рекомендательное письмо к Ли Кэюну, и он, на мое счастье, принял меня прекрасно и даже взял приказчиком к себе в аптеку! Как, по-твоему, я должен теперь поступить?

— Какой же ты после этого мужчина? Он меня едва не обесчестил, а ты и дальше готов у него служить!

— Но куда мне деться? Как мы с тобой прокормимся?

— Служба приказчика — низкое занятие. Надо тебе открыть свою аптеку.

— Да, легко тебе давать советы. А деньги где я возьму?

— Не тревожься, об этом позабочусь я. Завтра же достану тебе денег, а ты найми подходящий дом.

Правильно говорит пословица: как исстари повелось, так и поныне осталось — добрые люди всегда найдутся.

Жил неподалеку от супругов некий господин Цзян Хэ, который всю свою жизнь только о том и думал, как бы кому оказать услугу. На другое утро Сюй Сюань получил у жены деньги и тут же попросил соседа Цзян Хэ сходить на пристань, что у Чжэньцзянской переправы, и снять дом по соседству. Потом он обзавелся прилавком и накупил целебных снадобий. К Ли Кэюну Сюй больше не ходил, а перепуганный хозяин его не звал и не посылал за ним.

В десятую луну все было готово, и, выбрав счастливый день, Сюй Сюань открыл свою лавку. Торговля день ото дня шла все бойчее, прибыли росли. Однажды, расположившись со своими товарами перед домом, Сюй заметил буддийского монаха; в руке у монаха была книга пожертвований.

— Я из обители Золотых Гор,— проговорил монах, кланяясь Сюю.— В седьмой день седьмой луны мы празднуем рождество Владыки Драконов. Придет ли господин в храм возжечь свечи и пожертвует ли малую толику денег на благовонные курения?

— У меня есть лучшие благовония, я охотно пожертвую их вашему храму. Но записывать мое имя в книгу не надо.

И с этими словами Сюй выложил на прилавок курительные свечи.

— Я надеюсь, что господин и сам пожалует в храм,— промолвил монах и, поблагодарив, удалился.

Весь этот разговор слышала красавица Бай.

— Глупец! — обрушилась она на мужа.— Отдать этому попрошайке, этому плешивому вымогателю такие прекрасные благовония! Да ведь он выменяет их на вино и на мясо!

— Я сделал пожертвование от чистого сердца, а если он вымогатель и обменяет благочестивый дар на вино — это уже его грех,— ответил Сюй.

Настал седьмой день седьмой луны. Открывая лавку, Сюй увидел, что на улице необычайно людно и оживленно. Вскорости в аптеку вошел Цзян Хэ, большой любитель всяческих торжеств и празднеств.

— Господин, вы недавно сделали пожертвование в обитель Золотых Гор. Не хотите ли сходить сегодня в храм?

— Подожди немного, вот управлюсь с делами — и пойдем вместе.

— Ничтожный с удовольствием составит вам компанию!

Сюй Сюань прибрал товары и пошел к жене.

— Я иду в храм Золотых Гор воскурить благовония, а ты присматривай за домом.

— Зачем тебе туда? Разве не знаешь пословицу: «Попусту перед тремя буддами не появляйся»?

— Во-первых, я никогда не видел этого храма, и мне хочется на него взглянуть. А потом, я ведь сделал пожертвование, и мне надо возжечь свечи.

— Ну, если тебе так уж хочется — иди. Только, пожалуйста, выполни три моих просьбы.

— Какие просьбы?

— Первая — не входи в келью к настоятелю, вторая — не вступай в беседу с монахами, а третья — поскорее возвращайся. Если задержишься, я выйду тебе навстречу.

— Хорошо, я сделаю все, как ты просишь.

Сюй оделся в праздничное платье, спрятал в рукав халата коробочку со свечами и в сопровождении Цзян Хэ спустился к переправе. Они взяли лодку и поплыли к обители Золотых Гор. Зажегши благовонные свечи в зале Владыки Драконов, они стали прогуливаться по обители и через некоторое время оказались перед кельей настоятеля.

Сюй остановился. «Жена запретила мне сюда входить»,— вспомнил он.

— Э, да что там, ведь она нас не видит! Скажешь, что не входил, и дело с концом! — принялся уговаривать его Цзян Хэ.

Они осмотрели келью и направились к выходу. А надо вам знать, что в келье сидел монах. На нем была круглая монашеская шапка и халат прямого покроя, взор его блистал проницательностью и мудростью, и всякому было понятно, что этот человек поистине праведен. Видя, что Сюй удаляется, монах приказал прислужнику:

— Скорее позови этого юношу обратно.

Прислужник выбежал наружу, но кругом сновали тысячи богомольцев, а каков был с виду этот юноша, он не приметил.

— Я его не нашел,— сказал он, вернувшись.

Тогда монах взял посох и сам вышел из кельи.

Он оглянулся по сторонам. Сюя не было видно нигде. Монах спустился к реке. У воды толпилось множество людей. Все ждали, когда спадет ветер, но ветер не утихал, и волна крепчала.

— Ехать никак нельзя! — говорили друг другу богомольцы.

Вдруг посреди реки появился маленький челнок, он быстро летел к берегу. Сюй Сюань, который стоял вместе со всеми на берегу, сказал Цзян Хэ:

— Как быстро плывет эта лодчонка! Странное дело! Под таким ветром, да на такой волне, и в большой-то лодке не выгребешь...

Челнок тем временем причалил, на берег вышли две женщины: одна в белом платье, другая — в темном. Сюй пригляделся: так и есть — жена и ее служанка! Красавица Бай подошла к перепуганному мужу:

— Ну что стоишь? Садись скорее в лодку.

Сюй уже готов был повиноваться, как вдруг позади раздался окрик:

— Что тебе здесь надо, проклятая?

Сюй мигом обернулся.

— Учитель Фа Хай! — раздались голоса.

— Злая сила! Ты снова творишь бесчинства и губишь живую душу! Знай же, что я пришел сюда только из-за тебя!

Едва увидев монаха, красавица Бай оттолкнула лодку от берега, но челнок тут же перевернулся, и обе женщины скрылись в волнах.

— Досточтимый учитель! — взмолился Сюй.— Спаси меня, несчастного.

— Как ты повстречался с этой женщиной? — спросил монах.

Сюй поведал ему всю свою историю.

— Это не госпожа Бай, это оборотень,— сказал монах.— Постарайся вернуться в Ханчжоу, а если она снова попытается тебя опутать, приходи в храм Чистого Милосердия, что на южном берегу озера Сиху. Там ты найдешь меня.

Вот какие стихи сложены по этому случаю:

Сюй Сюань поблагодарил монаха, сел вместе с Цзян Хэ в лодку и, переправившись на другой берег, вернулся домой. Красавица Бай и ее служанка Цинцин исчезли. Теперь Сюй был совершенно уверен, что его жена — оборотень.

Пришел вечер, и Сюй просил Цзян Хэ остаться у него на ночь. Цзян Хэ охотно исполнил его просьбу, однако же юноша не сомкнул глаз ни на миг — такая тоска сдавила ему сердце. Наутро он оставил все того же Цзян Хэ присмотреть за домом, а сам отправился к Игольному мосту — к Ли Кэюну. Когда он сообщил аптекарю о том, что произошло накануне, Ли Кэюн отвечал так:

— Вот что было в день моего рождения. Она вышла из комнаты, я — за ней. И вдруг я увидел такое страшилище, что едва не помер со страха! Я тогда тебе ничего не сказал — просто побоялся. А теперь, раз уже все так обернулось, переезжай ко мне: вместе что-нибудь придумаем.

Сюй поблагодарил бывшего своего хозяина и поселился у него.

Прошло больше двух месяцев. Однажды, стоя у ворот, Сюй увидел старосту, который обходил дом за домом и собирал цветы, хлопушки и курительные свечи для празднества в честь Высочайшего забвения прошлого. Оказалось, что император Гаоцзун принял решение передать престол Сяоцзуну и потому объявил амнистию по всей Поднебесной. Все осужденные, кроме убийц, получали свободу и могли возвратиться по домам. Радости Сюя не было границ, и в голове у него сами собою сложились такие стихи:

Аптекарь Ли задобрил чиновников из ямыня деньгами и подарками, те помогли Сюю увидеться с правителем области, и вскоре дозволение вернуться в Ханчжоу было получено. Настал наконец счастливый день, когда Сюй отдал прощальные поклоны всем соседям и знакомым, не забыв и двух приказчиков из лавки Ли Кэюна. Услужливый Цзян Хэ купил для него всякие безделушки на память о Чжэньцзяне.

Так Сюй Сюань возвратился в родные края. Первым делом он, как и следовало ожидать, явился к сестре и зятю. Увидев Сюя, казначей Ли не обрадовался, а, напротив, разгневался:

— Что же это такое! Я дважды тебе помогал, писал рекомендательные письма, а ты что делаешь? Тайком нашел себе жену и даже не позаботился известить об этом меня! Хорош, нечего сказать! Хороша твоя благодарность!

— Да я не женился! — отвечал Сюй.

— Как так — «не женился»? Третьего дня приходит к нам какая-то женщина со служанкой и объявляет, что она твоя жена. Она сказала, что в седьмой день седьмой луны ты, дескать, отправился в обитель Золотых Гор и не вернулся. Она искала тебя, но не нашла и вдруг спустя долгий срок узнала, что ты возвращаешься в Ханчжоу. Тогда и она пустилась в путь вместе со служанкой и вот уже дня два ждет тебя здесь.

Зять крикнул слугу и велел позвать гостью. И перед Сюем вновь предстали его жена, госпожа Бай, и служанка Цинцин. Глаза у Сюя вылезли на лоб, а язык прилип к нёбу. Но как ни велико было его изумление и негодование, рассказать родичам всю правду он не решился. Зять отвел супругам комнату для гостей, чтобы они отдохнули с дороги. Подошел вечер, страх и беспокойство в душе Сюя достигли предела. Он упал перед женой на колени и взмолился:

— Кто бы ты ни была, злой дух или добрый, сжалься надо мною!

— Что ты говоришь? Какая несправедливость! — воскликнула госпожа Бай.— Разве я хоть раз обидела тебя за все время, что мы жили вместе?

— Обидела! Да ведь с тех пор, как я с тобой познакомился, меня два раза судили! В конце концов меня заслали в Чжэньцзянскую область, но ты и там меня разыскала. А когда я отправился в обитель Золотых Гор и задержался ненадолго, ты со своею Цинцин кинулась меня искать. Но на берегу ты увидела монаха, прыгнула в воду и исчезла. Я думал, ты утонула, а ты, оказывается, жива и уже поджидаешь меня в Ханчжоу! Пощади меня!

— Мой господин, я делала тебе только добро, и вот какая неожиданная и незаслуженная обида! — Глаза госпожи Бай округлились, уголки губ опустились.— Мы с тобою не чужие, лежали, как говорится, на одной подушке, накрывались одним одеялом. Меж нами цвели любовь и согласие. А сейчас, наслушавшись пустых наговоров, ты хочешь разрушить наш союз?! Но скажу тебе прямо: станешь слушаться меня — удача будет сопутствовать тебе во всяком деле, отречешься от меня — берегись: я залью город потоком крови! Понапрасну будете вы простирать руки из волн — все погибнете злою смертью!

Сюй Сюань затрясся от страха и долго не мог вымолвить ни слова. В разговор вступила Цинцин:

— Господин, вы очень хороши собою, очень красивы, и моя госпожа полюбила вас за вашу красоту и доброту. Не отвергайте доброго совета — живите в мире с моею госпожою и гоните прочь дурные мысли.

Но Сюй, уже дважды жестоко поплатившийся за свое легковерие, в ужасе закричал:

— Беда! На помощь!

Этот вопль услыхала его сестра, которая в этот час сидела на дворе, наслаждаясь вечерней прохладой. Решив, что супруги ссорятся, она вбежала в их комнату и вывела брата. Красавица Бай заперлась и легла. Сюй Сюань не мог больше молчать и рассказал сестре обо всех своих мытарствах. Подошел зять и с удивлением спросил, что случилось.

— Они побранились,— схитрила жена.— Сходи взгляни, спит ли госпожа Бай.

Господин Ли приблизился к дверям — в комнате для гостей было темно. Тогда он провертел в бумаге дырку и прильнул к ней глазом. Если бы он этого не сделал, может быть, нашей истории скоро настал бы конец. Но он взглянул — и увидел, что на кровати головою к окну, откуда лился ночной ветерок, вытянулась змея толщиною в хорошую бадью. Чешуя змеи испускала белое сиянье. В ужасе зять бросился обратно.

— Наверное, спит, ничего не слышно,— едва выговорил он.

Рассказывать о том, что он увидел, или расспрашивать о чем бы то ни было шурина господин Ли не стал.

Сюй Сюань забился в комнату сестры и всю ночь дрожал как мышь. Наутро зять вызвал Сюя и отвел в укромный уголок.

— Где ты отыскал эту женщину? Расскажи мне все начистоту, ничего не скрывай! Когда я вчера заглянул в вашу комнату, то увидел огромную белую змею. Я не посмел рассказать об этом при твоей сестре — боялся, что она перепугается насмерть!

Сюй поведал ему всю историю от начала до конца.

— Ну, это еще не беда,— решил Ли.— Перед храмом Белой Лошади сидит заклинатель Дай, он владеет искусством изгонять змей. Я сведу тебя к нему.

Не теряя времени они направились к храму Белой Лошади и у ворот повстречали заклинателя Дая.

— Мы к тебе с нижайшею просьбою, учитель,— сказали они.

— Какая же именно у вас просьба? — спросил заклинатель.

— В доме завелась громадная змея,— сказал Сюй.— Мы хотим, чтобы ты изгнал ее.

— Где вы живете?

— В переулке Черного Жемчуга у моста Ратников. Дом казначея Ли.— Сюй протянул заклинателю лян серебра.— Прими эти деньги, учитель. Я дам тебе вдвое больше, когда ты избавишь нас от оборотня.

— Возвращайся домой, ничтожный не замедлит явиться,— сказал заклинатель, пряча деньги в рукав халата.

Сюй с зятем отправились домой, а заклинатель, наполнив бутыль каким-то желтым снадобьем, пошел к мосту Ратников. У входа в переулок Черного Жемчуга он спросил, где живет казначей Ли. Прохожие сразу указали:

— Вон в том высоком доме.

Заклинатель приблизился к дверям, раздвинул бамбуковый занавес и кашлянул. Никто не отозвался. Он постучал. На стук вышла молодая женщина — это была госпожа Бай.

— Кого тебе нужно?

— Здесь живет господин Ли?

— Здесь.

— Мне сказали, у вас завелась змея: нынче утром приходили два господина и просили ничтожного изгнать ее.

— Какая еще змея? Ты что-то путаешь! — воскликнула женщина.

— Они дали мне лян серебра и посулили вдвое больше, когда я изгоню змею.

— Вздор! Тебя просто-напросто одурачили! — сказала женщина.

— Зачем им было меня дурачить?

Как ни старалась красавица Бай спровадить заклинателя, он не уходил. В конце концов она рассердилась не на шутку:

— Так ты говоришь, что умеешь изгонять змей? Смотри, как бы тебе не осрамиться!

— Все мои предки до седьмого или даже восьмого колена изгоняли и ловили змей. Неужто я осрамлюсь!

— Берегись, сам убежишь со страху!

— Не убегу! Не убегу! — горячился заклинатель.— А если убегу, выложу вам слиток чистого серебра!

— Ну что ж, ступай за мной.

Она провела заклинателя во двор, а сама вошла в дом. Заклинатель поставил бутыль с зельем на землю. Вдруг откуда ни возьмись налетел холодный вихрь, и в том месте, где он взметнул пыль, появилась огромная, толщиной в бадью, змея. Она быстро поползла к Даю. Вот подходящие к случаю стихи:

Рассказывают, что заклинатель, помертвев от страха, отпрянул назад, но запнулся, упал навзничь, и бутыль с желтым снадобьем разбилась. Змея распахнула пасть, в которой блеснули два ряда острых белых зубов. Еще миг — и она проглотила бы заклинателя. Дай поспешно вскочил на ноги и, кляня своих родителей за то, что они дали ему всего две ноги, опрометью вылетел со двора. Одним духом добежал до моста и тут столкнулся с Сюй Сюанем и его зятем Ли.

— Что случилось? — спросил Сюй.

— Сейчас все объясню!

Заклинатель рассказал, какая неудача его постигла, вынул лян серебра и вернул господину Ли.

— Если бы не мои резвые ноги, был бы я уже мертвым! Ищите другого заклинателя, почтенные господа,— закончил Дай и поспешно удалился.

— Что мне делать, зять? — воскликнул Сюй.

— Теперь уже яснее ясного, что она оборотень,— отвечал Ли.— У пристани возле Красной горы живет мой должник Чжан Чэн: я дал ему в долг тысячу связок монет. Сними у него дом. Место это дальнее, уединенное, а оборотень, как узнает, что ты больше у нас не живешь, уберется прочь.

Другого выхода не было, Сюй согласился. Соблюдая все предосторожности, неслышными шагами прокрались Ли и его шурин в свой дом. Зять написал рекомендательное письмо и вложил его в конверт. Вдруг послышался голос красавицы Бай. Она звала мужа.

— Экий ты смельчак! — кричала она.— Заклинателя позвал — пусть выгонит змею! Но повторяю тебе еще раз, и запомни мои слова: будешь ладить со мною — буду и я доброй, вздумаешь мне перечить — весь ваш город погублю, все умрете!

Сюй затрепетал от ужаса и молчал, не смея сказать ни слова. Взяв у зятя конверт, он уныло побрел к пристани. Разыскав Чжан Чэна, он хотел достать из рукава рекомендательное письмо, но вдруг обнаружил, что оно исчезло. Сюй помчался назад, думая, что обронил письмо по дороге, но поиски его были безуспешны. Отчаяние охватило юношу. И тут, подняв глаза, он увидел, что стоит перед храмом Чистого Милосердия. В его ушах вновь зазвучали слова монаха Фа Хая из обители Золотых Гор: «Если она снова попытается тебя опутать, приходи в храм Чистого Милосердия. Там ты найдешь меня». «Надо разыскать учителя, больше медлить нельзя»,— подумал Сюй и поспешил в храм. Он обратился к привратнику:

— Скажи, монах, учитель Фа Хай здесь?

— Нет, еще не вернулся,— отвечал привратник.

Слова монаха повергли Сюя в отчаяние еще более глубокое. Он повернулся и зашагал прочь. Правильно говорят: со злою судьбой не тягайся! «Зачем мне жить?» — подумал он.

Сюй стоял на мосту, смотрел в прозрачную глубь озера и совсем было решился броситься в воду. Но поистине верно гласят стихи:

Итак, когда Сюй решил броситься в озеро, за его спиной вдруг прозвучал голос:

— Юноша, отчего ты не дорожишь жизнью и гонишься за смертью? Если тебя преследуют беды, почему не обратишься ко мне?

Сюй Сюань обернулся — рядом стоял монах Фа Хай с посохом в руке. За спиной у него висело свернутое в узел монашеское платье и патра — чаша для подаяния. Как видно, он только что подошел. Если бы Фа Хай появился минутою позже, Сюя не было бы в живых. Но судьба распорядилась иначе.

— Спасите меня, учитель! — взмолился Сюй и поклонился монаху в ноги.

— Где сейчас этот оборотень?

Сюй рассказал.

— Я сегодня приходил в храм просить у вас помощи, учитель,— добавил он.

Фа Хай достал из рукава чашу для подаяний и протянул Сюй Сюаню.

— Когда вернешься домой, незаметно накрой жене голову этой чашей. И уж тогда не отпускай — держи крепче, не бойся. А теперь иди.

Сюй поблагодарил монаха и отправился домой. Красавица Бай ждала на пороге. Едва завидев мужа, она обрушилась на него с упреками и угрозами:

— Хотела бы я знать, кто это подбивает моего мужа против меня! Только бы дознаться — уж я бы свела с ним счеты!

Но правильно говорят люди: если замысел созрел, остается только выбрать удачный миг. Сюй ни словом не ответил госпоже Бай, с притворным спокойствием зашел ей за спину — и патра опустилась на голову оборотня! Сюй изо всей мочи давил на патру, и мало-помалу женщина скрылась в ней целиком.

— О, жестокий! Сколько лет мы прожили вместе! Освободи меня, дай хоть руку выпростать! — послышалась мольба.

Сюй не успел ничего ответить, как раздался голос зятя:

— Тебя спрашивает какой-то монах. Говорит, пришел ловить оборотня.

Сюй крикнул зятю, чтобы тот поскорее вел гостя в комнату. Монах вошел.

— Помоги своему ученику, отец! — промолвил Сюй, увидев Фа Хая.

Монах что-то прошептал и приподнял патру. И что же? Красавица Бай съежилась и сделалась похожа на куклу. Эта куколка длиной в семь или восемь цуней лежала на полу комнаты. Глаза ее были закрыты.

— Оборотень, злая сила, говори, как и почему ты опутываешь людей?

— О, учитель! По природе своей я змея. Однажды ветер и волны прибили меня вместе с Цинцин к берегу озера Сиху. Тут я внезапно увидела Сюй Сюаня, и в душе у меня разлилось весеннее чувство. Я не смогла сдержаться и нарушила законы Неба. Но я жизни человеческой не губила. Смилуйся надо мною, учитель!

— А кто такая Цинцин?

— Цинцин — это синяя рыбка уклейка. Многие тысячи лет томилась она в озере Сиху под третьим мостом. Я повстречала ее и сделала своею подругой. В жизни своей она не видела ни одного светлого дня, сжалься и над ней, учитель!

— Вот мой приговор: тысячу лет ты будешь нести кару за свой поступок. Я оставляю тебя среди живых, но ты вернешься в истинный свой облик.

Однако же красавица Бай не хотела смириться со справедливым приговором монаха. Тогда учитель в величайшем гневе проговорил вполголоса какие-то таинственные слова, а потом громко крикнул:

— О, Являющий Правду, внемли моей воле! Верни прежний и подлинный вид оборотням — белой змейке и синей рыбке!

Не успел он договорить, как в комнату ворвался страшный вихрь, грянул оглушительный гром, и вдруг откуда-то из-под потолка упала рыбина длиною более чжана. Сперва она билась и высоко подскакивала на полу и вдруг вся сжалась и стала крохотной рыбкою — чуть побольше одного чи. Красавица Бай тоже приняла свой настоящий вид: она обернулась белою змейкой в три чи длиной. Змейка подняла голову и пристально смотрела на Сюй Сюаня. Фа Хай посадил обеих тварей в патру, прикрыл ее полою монашеского халата и направился к храму Громового Пика. Там он поставил патру на землю и приказал сложить над нею башню. Повинуясь его приказу, люди стали сносить к тому месту кирпичи и камни, а впоследствии Сюй Сюань на собранное подаяние воздвиг семиярусную башню, под которой на долгие годы заключили белую змейку и синюю рыбку.

Наказав оборотней, монах Фа Хай изрек следующие стихи:

После этого прорицания Фа Хай произнес еще стихи в назиданье потомкам:

Вот какие стихи произнес учитель Фа Хай, и все разошлись.

Сюй Сюань принял твердое решение удалиться от мирской суеты. Он упросил Фа Хая взять его в ученики, принял постриг и стал монахом в обители Громового Пика. Много лет совершенствовал он свои желания и помыслы, и наконец настал день, когда душа его отлетела. Монахи купили гроб и сожгли тело Сюй Сюаня, а в память о нем поставили невысокую башенку. Перед своей кончиной Сюй Сюань начертал стихи, долженствующие вразумить близких и далеких наших потомков. Вот они, эти стихи: