Глава семнадцатая – Ураган

Трое суток «Громобой» мотало по волнам, которые, обгоняя корвет, тяжело обрушивались на корму. Каждая третья из них оказывалась такой огромной, что ее гребень падал на высоко стоящую палубу юта, и вода стремительно неслась вниз на нижестоящую палубу, проверяя на прочность веревки, которыми мы принайтовали пушки. Дождь лил из разверзшихся небесных хлябей, так что с кормы едва виднелась грот-мачта.

Единственный возможный способ передвижения по палубе был короткими перебежками в промежутках между волнами. А во время волны, достигавшей на палубе до середины груди, морякам приходилось изо всех сил держаться за те самые брюки, опутавшие пушки, чтобы не оказаться смытыми за борт.

К утру четвертого дня мы оказались в полосе штиля, а фор-брамсель повис мокрой тряпкой.

– Ураган догнал нас, – сказал Старый, поглядывая на небо. – Видишь, Борис, все вокруг черным затянуто, а над нами небольшое голубое пятно.

– Да, и это удивительно. Если это центр урагана, то нас, по идее, должно мотать сильнее всего.

– Эх, еще помотает. А пока над нами «глаз» урагана, мы можем передохнуть, это не продлится долго. Уже через пару часов нас догонит другой край непогоды. И еще трое суток нам терпеть трепку, пока второй край нас не обгонит.

– Пойду прилягу, пока можно спать без болтанки, – сказал я. – А то ни сна, ни отдыха.

– Кок вон бросился суп и кашу варить, а то ребята на сухом пайке сидят. В принципе может успеть, – произнес Старый.

Три часа продолжался кайф, а после стена тьмы снова надвинулась на нас. Голубой клочок неба затянуло тьмой, ветер начал набирать силу. Штормовой парус захлопал, издавая звуки похожие на пушечные выстрелы, а «Громобой» медленно стал уваливаться под ветер.

Кок кинулся кормить экипаж слегка не доваренным супом, но парни все понимали правильно и нахваливали его. Кок успел как раз вовремя: уже через полчаса в корму бились волны; гребни начали окатывать рулевого с помощниками, которые спешно привязывались к штурвалу. А вот и первый, пока еще не самый большой гребень волны, на который корвет выполз с трудом, зато вниз ухнул, почти в свободном падении. Наверное, наблюдатель со стороны сравнил бы его с гигантской доской для сёрфинга, летящей вниз по водяной горе.

Еще полчаса, и ураган навалился на нас с прежней силой. Надеюсь, что через три дня болтанка закончится.

***

«Богатырь» попал в ту же бурю. Фрегат шел ей навстречу, пытаясь догнать, предположительно, пиратский корвет, на котором мог находиться, по мнению Натальи, разыскиваемый ими Борис. Завидев темное небо впереди, капитан Клавдий развил бурную деятельность. Людей на «Богатыре» хватало и поэтому он успел подготовиться гораздо быстрее. Так что в последний момент фрегат положили под ветер, и он стал отхватывать так же, как и пиратский корвет. Вот только корма у фрегата шире и выше, а потому удары волн в нее оказывались ощутимее, а гребни их только изредка заливали палубу юта. Однако выяснилось, что грот-мачта подозрительно скрипит.

– Слышите, это тягучее скрипенье, госпожа, – тревожным голосом проорал Клавдий прямо в ухо Наталье, перекрывая звуки ветра и волн.

– Да, а что?

– Мачта у нас составная. Боюсь, это скрипят веревки, стягивающие ее половинки. Там образовалась слабина и теперь под порывами ветра они перетираются. Не сегодня завтра верхушка бизани рухнет на палубу или туда, куда ее забросит ветер.

– И что теперь?

– Мы ничего не можем сделать, особенно во время урагана. Матросов сдует в море, если послать их на мачту. Обычно такие работы стараются делать в порту и пользуются портовым краном. В море можно немного подтянуть тросы, но исправить проблему удастся только в порту.

– Значит, катастрофа?

– Ну, госпожа, все не так уж и плохо. Скорее всего верхушку мачты сдует за борт, и нашим молодцам придется поработать топорами, ведь ванты не дадут ей отойти от корабля, а мы не можем себе позволить, чтобы такое бревно било нам в борт. Это будет та еще работенка.

***

Мачта рухнула ночью, к концу третьих суток. Ее сдуло за левый борт. Боцман по авралу собрал двадцать человек для зачистки палубы. Десять из них вооружились топорами, а оставшиеся должны были помогать стоять им на ногах. Это оказалось совсем не так просто, когда продольный крен судна составляет градусов тридцать, а мокрая палуба больше походит на ледяной каток. Перед тем как выйти на палубу, младший офицер проинструктировал матросов.

Все благополучно добрались до вант левого борта. Там помощники обхватили топорщиков за широкие матросские пояса[1] и уперлись головами в их спины между лопаток. Таким образом каждая пара превратилась в этакого четвероногого зверя, стоявшего на палубе гораздо увереннее. Топоры взлетели вверх и обрушились на толстенные канаты в том месте, где они соприкасались с фальшбортом. Матросы знали, что лучше всего рубить веревку на твердой деревянной опоре.

Удары сыпались градом, каждый действовал в собственном ритме, сообразно силе и ловкости. Фрегат покатился с водяной горы вниз, зарываясь низким носом в воду. Но некоторые смельчаки продолжали рубить. Осталось только два каната, когда судно врезалось в следующую волну, и все, включая усиленно державшихся, полетели с ног.

«Богатырь» снова полез на водяную гору. Боцман кричал команды, но услышать его было проблематично. Все и так знали, зачем они здесь. Еще несколько ударов и два последних каната оказались перерубленными. Вода очередной раз рванула обломок мачты и все обрубленные ванты потянулись следом за ней. Одной из пар не повезло, и выбленка прихватила ноги, а толстый обрубленный канат хлестанул по ним свободным концом. Миг, и они оказались в море в полукабельтовом по левому борту.

Все бросились смотреть. Но помочь оглушенным, а возможно, и искалеченным товарищам они не могли. Не дай боги оказаться за бортом в такой шторм. Боцман опять начал командовать, сопровождая их жестами, для лучшей передачи информации. И народ взялся за багры. Оставшиеся ванты крепились к внешней стороне борта и не давали обломку мачты свободы перемещения. Багром орудовали втроем, цепляя крюком провисающий канат и втаскивая его на фальшборт.

По мере подъема толстой тяжелой петли на помощь приходило еще два моряка, большему количеству просто не за что было взяться. Тут же двое начинали рубить канат, и обрубленный он улетал в воду. Последний, восьмой по счету, оставался натянутым все время, и все попытки подтянуть его на фальшборт привели только к тому, что обломок мачты, рванув канат в очередной раз, вырвал багор из рук, и тот ушел камнем в воду, увлекаемый тяжелым стальным наконечником.

«Тут надо иначе», – догадался боцман и знаками велел привязать себя, и крепко держать веревки. Потом вынул длинный обоюдоострый кинжал и попросил, чтобы его примотали к руке, так чтобы обе ладони оставались свободны. Матросы исполнили все то, что хотел боцман, и он, выбрав подходящий момент между волнами, полез за борт, а шестеро молодцов держали свободные концы веревок.

Добравшись, боцман с трудом обрел равновесие на скользком выступе борта и, с трудом, дотянувшись до троса, стал пилить его кинжалом. Острый как бритва кинжал при каждом взмахе перерезал несколько пеньковых ниток, составлявших трос. Судно уже почти взобралось на очередную волну, а боцман все еще пилил канат. Фрегат свалился в водяную пропасть и понесся, набирая скорость. И боцман, наконец, перерезал последние нитки.

Моряки дружно потянули его на палубу и за пару секунд до столкновения с низиной между волнами, боцман оказался наверху. Удар снова сбил всех с ног. Но больше никто не вылетел за борт. Ругаясь самыми солеными морскими словечками, которые только угадывались по шевелящимся губам, моряки, хватаясь за все, что только могло служить опорой, побрели обратно в сторону люка, ведущего в кубрик, предвкушая сухую одежду, горячий чай и крепкий ром.

Только спустившись в кубрик, боцман обнаружил приличный порез на руке. Док, сидевший за общим столом с моряками, перевязал его.

– Боцман у нас герой, – сказал один из матросов, – сам полез канат пилить.

– За боцмана! – рявкнул кто-то, поднимая кружку с ромом.

– За боцмана! – поддержали его остальные.

Потом выпили за упокой душ погибших товарищей, за храбрецов и морскую удачу. Постепенно перешли на чай, и многие пошли в свои гамаки.

***

После окончания бури я сделал новые астрономические замеры и заново проложил курс к Кошачьим островам. Корабль оказался в сносном состоянии, и я разрешил команде отдыхать, а сам принял на себя роль вахтенного. Компанию мне составлял рулевой. Погода была тихой и наш единственный парус едва тянул судно. Ничего, пусть ребята поспят хотя бы четыре часа, тогда и вахтенных поставим, а завтра начнем ставить паруса.

Лазурное небо соприкасалось с таким же лазурным морем, по которому все еще ходили остаточные волны, напоминавшие о шторме. Время тянулось медленно, но все же настал момент, когда я разбудил экипаж. Передал командование Старому, а сам отправился в свою каюту. Это было самое большое помещение на корабле, не считая трюма.

С недавних пор Рыжий заделался заправским художником и по подсказкам Старого малевал на большом куске ткани флаг Кошачьего братства. По старой пиратской традиции он малевал кота, похожего на льва, с поднятой правой передней лапой и голым черепом вместо головы. Старый хотел, чтобы мы сошли за своих, когда доберемся к островам. Надо признать, что у Рыжего выходило довольно неплохо, для любителя, конечно.

Команда, немного передохнув, после шторма, принялась за работу. Несмотря на принятые перед ураганом меры, он все же натворил бед, и на корвете обнаружилось множество поломок. Во многом это была проблема плотника, но и остальным работы хватало. Серый взял себе в помощь двоих и методично осматривал судно, исправляя мелкие поломки. Рыжий решил, что стоит заново обтянуть такелаж, который, по его мнению, вытянулся после шторма. Для экипажа такой численности эта работа могла затянуться минимум на месяц. Ребята тихо ворчали себе под нос. Однако Рыжий заметил недовольство и всех построил на шканцах[2].

– Джентльмены! Мы пережили сильнейший шторм и этим обязаны самим себе и кораблю. Хотите пережить и следующий ураган? – и он обвел их тяжелым взглядом.

– Да, боцман, – ответили моряки.

– Тогда отставить ворчание и недовольство и вперед за работу. Будет не слишком весело, если следующий ураган сорвет реи или сломает мачту. Надеюсь, я объяснил понятно?

– Да, боцман.

Таким образом недовольство утихло. Старый похвалил Рыжего за то, что правильно настроил экипаж.

– Когда человек понимает смысл происходящего, он действует лучше и работа вызывает удовлетворение, – сказал он.

***

«Громобой» шел к Кошачьим островам. Команда трудилась, приводя судно в идеальное состояние. Стояла отличная погода. Мы по плавной дуге обходили Маратанские острова, помеченные на моей карте странным значком. Я постарался расспросить Старого, но он объяснял очень туманно, так если бы сам не понимал, что там такое. Из его слов выходило, что эти острова полны какой-то заразы, оставшейся после великой войны.

– Предки знали и умели больше, чем мы, – говорил он. – По рассказам одна из сторон имела на этих островах мощную базу, которая контролировала все Фолатанское море. Не спрашивай каким образом, я все равно не знаю. Видишь, Борис, острова находятся в самом центре моря. Я бы сам устроил тут пиратскую базу, если бы там не было заразы.

– А известно, что за зараза на этих островах и передается ли она другим людям?

– Как говорили последние инженеры, уже из новых, выучившихся у довоенных, эта зараза не передается другим людям. Зато те, кто рискнул зайти вглубь одного из островов, испытывают впоследствии рвоту и кишечное расстройство. Волосы у них выпадают, а кожа покрывается язвами. Те, кто ходил недалеко, живут несколько лет, но сильно болеют, а те, кто ходил в самую середину острова, умирают за две-три недели, причем мучения их гораздо страшнее.

– Я знаю, что это такое, Старый и, возможно, мы туда однажды отправимся.

– Ты хочешь поскорее умереть? – удивился Старый.

– Нет, я знаю способ не заболеть. А на тех островах может найтись много чего интересного, а больше всего мне интересно оружие. Довоенное оружие, Старый.

– Заманчиво, но ты не найдешь никого, кто согласится пойти туда по доброй воле. Ведь эти рассказы о неминуемой смерти знают все, и люди в них верят.

– Я сам туда пойду, но только после того, как подготовлюсь как следует.

– Отчаянный ты парень, Кровавый Кашалот.

Между тем мы почти вплотную приблизились к Кошачьим островам. На карте до них оставалось миллиметра три. Утром солнце взошло над лазурным морем, корвет шел, слегка покачиваясь на небольшой волне. Пробило три склянки утренней вахты[3] – время завтрака, как вдруг вахтенный с марса[4] закричал:

– Впереди туман и сквозь него контуры гор.

– Поздравляю всех, – громко крикнул Старый, – это Кошачьи острова, джентльмены!

***

«Богатырь» снесло ураганом далеко в сторону от первоначального курса. Так уж вышло, что он очутился недалеко от побережья Фолатанской империи, и самым ближним портом оказался знаменитый и таинственный город Лис.

– Госпожа, нам лучше всего зайти для починки в Лис, – объявил капитан Клавдий.

– Делайте, как считаете правильным, капитан, – согласилась Наталья.

И «Богатырь» взял курс на Лис, куда прибыл через три дня. В двенадцатикратный бинокль Наталья из далека могла разглядеть огромные купола храмов, ослепительно блестевшие серебром. Центр города, застроенный великолепными дворцами, манил путника прогуляться. Перед ратушей она смогла рассмотреть голубую статую мраморной лисицы с ребенком, находившегося под брюхом. При этом, лиса выглядела как живая. Наталья оторвала глаз от бинокля и восхитилась увиденным.

– Госпожа, а вы знаете, почему там стоит лисица?

– Нет, капитан. Я чужестранка, откуда мне знать.

– По старинной легенде, лет шестьсот назад, разбойники напали на благородное семейство неподалеку от этих мест. Они захватили карету и убили всех взрослых. Лишь маленький мальчик смог спрятаться в кустах и спастись. Когда разбойники ушли, он долго блуждал по лесу и вышел к этой бухте. Мальчик очень сильно хотел кушать и тут на него набрела лиса, у которой охотники выловили всех детенышей. У нее было полно молока и от этого она страдала. Каким-то чудом они нашли друг друга, и лиса стала кормить малыша два-три раза в день. Малыш рос и к тому времени, когда он сам смог заботиться о себе, лисица стала совсем ручной. Молодой человек построил первую хижину на этом месте и стал заниматься хозяйством. Имя себе он взял Лис. Потом он построил таверну и место приобрело большую известность у путников, как «Таверна Лиса». Понемногу вокруг стали селиться люди. Так и появился небольшой городок, на который перешло имя основателя. И город стали именовать Лис. С тех пор прошли столетия, город разросся и стал важным портом на побережье. Такова легенда о городе Лисе.

– Красивая легенда. Удивительно, но в моих краях тоже имеется подобная легенда. Только в ней говорится о двух мальчиках, а выкормила их волчица.

Капитан не забывал отдавать команды и фрегат благополучно пришвартовался к пристани.

– Госпожа, я возьму десяток вооруженных людей и отправлюсь на поиски верфи, где можно починить наше судно.

Он кликнул людей и спустился по трапу.

***

Ремонт занял две недели. Фрегат пришлось переставить к причалу, принадлежащего верфи, и там из огромного бревна мастера изготовили утраченную часть мачты. Затем краном подняли ее на верх и по всем правилам морского искусства прикрепили к нижней уцелевшей части мачты. Установили недостающие реи и такелаж. Два верхних паруса пришлось изготовить заново. Стало все это в кругленькую сумму. Когда ее озвучили, казначей поморщился, но заплатил. На следующее утро, вместе с приливом, фрегат вышел в море.

Прошло больше трех недель и ни Наталья, ни капитан Клавдий уже не представляли куда им плыть дальше, чтобы разыскать Бориса.

– Капитан, нам придется заново собирать сведения об известном корвете. Может нам повезет и это не займет слишком много времени.

[1] Моряки носили широкие пояса, особенно широки они были сзади, на уровне поясницы. Эти ремни предохраняли позвонки от смещения, когда приходилось тянуть тросы и фалы изо всех сил.

[2] Шканцы – самый верхний помост или палуба в кормовой части парусного судна, где находились вахтенные офицеры и устанавливались компасы. Позднее шканцами называли часть верхней палубы военного корабля между грот- и бизань-мачтами. Шканцы считались почетным местом на корабле: там зачитывались перед строем манифесты, приказы, приговоры. На шканцах запрещалось садиться и курить всем, кроме командира (капитана) корабля и флагмана.

[3] Три склянки утренней вахты – склянки – удары рынды, корабельного колокола. Время начинали отмерять заново при начале каждой новой вахты. Мерили при помощи больших песочных часов.

[4] Марс – марсовая площадка, расположенная на мачте. Наблюдателя обычно ставили на марсовой площадке передней фок-мачты.

Загрузка...