Профессионал

Глава 30

— Восхитительно, — выдохнула я, разглядывая Париж с крытого балкона городского дома Севастьяна. Его "надёжная квартира" оказалась четырёхэтажным особняком начала века с завораживающим видом на Эйфелеву башню — вершину моих туристических мечтаний. Она уходила ввысь, теряясь в низких дождевых облаках.

— Рад, что тебе нравится, — отозвался он из просторной гостиной. Если Берёзка была верхом богатства, то это место было почти таким же роскошным, но с более современным интерьером. Стоя у камина, он налил мне бокал красного вина.

Я не удержалась от восхищённого вздоха: на Севастьяне был превосходный чёрный костюм-тройка. И я обрадовалась, что сама сегодня приоделась. Утром он сообщил, что мы всего в нескольких часах езды от Парижа, так что я променяла свою удобную одежду на чулки, шпильки, узкую юбку и приталенную блузку тёмно-пурпурного цвета.

Последние пять дней мы ехали в направлении Парижа, и с пассажирского сидения я могла осматривать пейзажи юга России, Польши, Германии и северной Франции.

На ночь мы останавливались в дорогих отелях, занимаясь любовью половину отведённого на сон времени. Он брал меня снова и снова, по-прежнему обращаясь со мной, как с хрупким фарфором.

За эти дни я вновь убедилась, что он — человек контрастов. Он много знал о винах, заказывая для меня редкие винтажные сорта, но сам никогда не пил. Когда мы ужинали в дорогих ресторанах, он вёл себя как джентльмен с превосходными манерами, хотя я знала, что под пиджаком у него всегда находилась кобура с вовсе неджентльменским пистолетом.

Кроме русского, английского и итальянского он бегло говорил на французском и мог неплохо изъясняться на немецком — однако вовлечь его в хоть сколько-нибудь серьёзный разговор со мной я не могла.

Он отказывался открываться. С каждым новым километром между нами и Россией увеличивалось расстояние между Севастьяном и мной. Я стала понимать, что Пахан был прав: в Севастьяне было что-то сломано.

Наша общая потеря не сблизила нас, наоборот, мы избегали любых упоминаний о Пахане и Берёзке…

Он присоединился ко мне на балконе, и, взяв бокал с вином, я спросила:

— Это правда твой дом?

— Я купил его у принца из Саудовской Аравии. — Это объясняло высокий уровень безопасности и отдельный вход. В доме уже находился охранник и прислуга.

— Видимо, дорогая покупка.

Севастьян удивился.

— У меня есть деньги, milaya. — В первый день пути он объяснил, что когда всё уляжется, нам нужно будет обсудить моё наследство, но с этим я совершенно не торопилась. С того дня и до настоящего момента ни расходы, ни деньги мы не обсуждали.

Он встал рядом со мной, и это напомнило мне, как я впервые разглядывала окрестности с балкона в Берёзке. Правда, сегодня Севастьян не был так холоден, как тогда.

Он притянул меня спиной к себе, обвив талию горячими руками. Его подбородок покоился у меня на макушке, руки крепко прижимали моё тело к груди.

— Когда ты его купил? — спросила я

— Не так давно.

Очередной неопределённый ответ в его копилку. Я прикусила язык. Порой я прикусывала его до крови.

После той ночи на лодке в эмоциональном плане не было никакого прогресса — впрочем, как и в интимном.

Он брал меня вновь и вновь, превознося, даря ни с чем несравнимое удовольствие. И каждый раз он позволял мне исследовать его тело так же тщательно, как он исследовал моё. Ночи бесконечных открытий. Я проваливалась в сон, а руки по-прежнему его ласкали.

Но он никогда не обращался со мной так, как, очевидно, ему было нужно. Я ловила его взгляд на моих запястьях — потому что он хотел их связать. Он тыкался носом в мои соски, сосал их, но больше не касался их зубами и ни разу не ущипнул на грани боли.

Вчера на заправке в Германии он (опять) висел на телефоне, так что я забрела в местный магазинчик и кое-что прикупила: БДСМ-журнальчик (он спокойно стоял на полке с другими журналами сразу после моторных масел!)

Когда мы снова тронулись в путь, он рассеянно спросил:

— Что там у тебя?

И я раскрыла журнал на странице, которую заранее отметила, пока его ждала. Страница была с фотографиями, вызвавшими мой повышенный интерес: голая женщина была привязана за лодыжки и запястья к конструкции, напоминающей обтянутые тканью козлы для распилки дров.

На ней были эти крутые зажимы для сосков: будто сверху и снизу соски зажали между двух дирижёрских палочек, стянув по краям болтами. Вспомнив, как сильно Севастьян ущипнул мои соски в бане — и как мне это понравилось — я тут же захотела опробовать что-то подобное на себе. От одной мысли об этом мои соски напряглись.

Как только Севастьян понял, что я ему показываю, его ноздри раздулись, костяшки, сжимающие руль, побелели.

— Ты этого хочешь? — хрипло спросил он.

Я кивнула.

— В таких делах у тебя большой опыт, разве нет?

— Достаточный для нас обоих, поэтому больше мы до такого не опустимся.

Не опустимся?

— Тебе стоит знать — раз ты, очевидно, мой единственный мужчина — что я хочу попробовать всё сразу. Этого требует моё любопытство.

Он сильно сглотнул.

— Что, например?

Самым небрежным тоном, какой только смогла изобразить, я ответила:

— Мне понравилось, как ты высек меня веником. — Когда боль превратилась в жар, а жар — в блаженство. — Может, поднимем планку до паддлов или (я продемонстрировала ему рекламу флогеров) чего-то такого?

Над верхней губой моего холодного Сибиряка выступили капельки пота.

— Или такого. — На другой картинке голая женщина с кляпом во рту была прикована к позорному столбу. Сзади стоял полностью одетый мужчина и хлестал её между ног плёткой, напоминавшей кожаную закладку для книг, расширявшуюся с одного конца. — Наверное, от этого… просто током бьёт.

Выругавшись, Севастьян вырвал у меня журнал и бросил его на заднее сиденье.

Я не сомневалась, что он готов был остановить машину, чтобы овладеть мной прямо на обочине. Но ничего не произошло. Он даже не стал это обсуждать.

В общем, мои эмоциональные отношения с Севастьяном не развивались и явно приближались к сексуальному разочарованию. Два больших препятствия…

Теперь, когда в отдалении поблёскивали парижские огни, он развернул меня в своих объятьях.

— О чём ты думаешь?

— О дороге сюда. О журнале.

Разжав объятья, он отпустил меня, облокотившись о перила.

— Я не собираюсь это обсуждать.

Раздражённая и разочарованная, я прищурилась. Но вспомнив его побелевшие костяшки в ответ на мой выбор чтива, я поняла, что могу одержать верх.

Конечно, придётся за это заплатить. Готова ли я вступить с этим мужчиной в БДСМ-отношения? Часть меня этого желала хотя бы потому, что это будет означать хоть какую-то определённость.

Но сейчас всё повисло в воздухе, безо всякой стабильности. А я поняла, что люблю стабильность. Было здорово прожить всё детство на одной ферме с простыми и понятными родителями. Было здорово учиться в одной школе.

Конечно, у Севастьяна, учитывая его тяжёлое детство, мнение могло быть иным. Но мне хотелось большего…

— Выбери другую тему, Натали, или мы вообще прекратим разговор.

— Ладно. Поговорим о другом. Например, как ты заработал столько денег? — Я и не подозревала, насколько он богат, хотя это неудивительно, учитывая, что он сам был вором в законе. Я поняла, что в Берёзке он жил по собственному выбору, чтобы находиться рядом с Паханом. Эта мысль запала мне в сердце.

— Я… дрался. — Он замолчал. Наверное, понял, что должен ещё что-то добавить, поэтому заговорил вновь. — Начав подростком, и потом где-то до тридцати лет я принимал участие в подпольных боях. Это было очень прибыльно.

— Думаю, ты часто выигрывал.

— Не проиграл ни одного боя, — вместо гордости в его голосе звучало почти… сожаление. Он добавил чуть тише, — я идеально создан для боя, так было всегда.

— Каким образом? — Необычная прочность костей? Высокий болевой порог? Я вспомнила, Пахан говорил, что не видел никого, кто дрался бы так, как Севастьян, которому в тот момент было тринадцать лет.

Проигнорировав мой вопрос, Севастьян продолжал:

— Несколько лет назад я понял, что не смогу драться вечно. У меня возникла мысль, как зарабатывать деньги, и я пришёл с этим к Пахану. Он убедил меня построить всю схему на собственные сбережения.

— Какую схему?

— Контрабанда дешёвой водки.

— Разве Россия — не родина дешёвой водки?

— Гораздо дешевле покупать водку в Штатах, но наши пошлины делают импорт невыгодным. Так что я придумал, как обмануть таможню.

— Как? — зачарованно спросила я.

— Я подкрашивал её голубым пищевым красителем. Потом мы маркировали цистерны "жидкость для стеклоомывателя". Когда товар прибывал в Россию, мы избавлялись от красителя.

Я улыбнулась.

— Это гениально.

Он пожал плечами, но было видно, что ему приятна моя похвала.

— Это принесло миллионы, и приносит до сих пор, — вновь без капли гордости констатировал он. Потом выдохнул, устремив взгляд в никуда. — Я поставлял в страну дешёвый алкоголь. Какая ирония.

— Почему ирония?

— Хватит вопросов, — он вновь посмотрел на меня.

Я склонила голову на бок. Маленькая победа — за один раз он рассказал о себе больше, чем за всё предыдущее время. Не пора ли снять его с крючка?

Я уже решила, что так и сделаю, когда в его глазах зажёгся этот страстный взгляд, взгляд, который я узнавала и принимала, затаив дыхание.

— Хочу тебе кое-что показать. — Он повёл меня вверх по лестнице, потом по коридору в богато обставленную спальню.

Внутри уже стояли наши сумки.

— Это наша комната? — Останавливаться в отелях с попутчиком — это одно. Но сейчас меня вдруг осенило, что я буду жить с мужчиной.

В его доме.

— Тебе не нравится?

Комната была выполнена в приглушённых тонах — кремовых и тёмно-синих. Массивная кровать была покрыта роскошной, но очень изящной тканью, обои на стенах тоже были подобраны со вкусом.

Предметы мебели представляли собой взаимодополняющее сочетание мужественности и женственности. Изящный туалетный столик служил для хранения косметики и драгоценностей (которых у меня больше не было), рядом находилась антикварная кожаная кушетка, которая выглядела так, словно её украли из спальни какого-нибудь герцога. Но всё вместе прекрасно сочеталось.

— Разве что-нибудь здесь может не нравиться? Ты это мне хотел показать?

Он покачал головой, и повёл меня сквозь массивную дверь в примыкающий кабинет. Внутри располагались стол, раскладушка, шкаф и несколько мониторов, воспроизводящих потоковое видео.

— Это комната-убежище?

— Точно.

На мониторах отображались все помещения дома.

— Здесь всё просматривается?

— Ещё одна скрытая камера расположена снаружи. — Она показывала идущих по улице парижан, большинство из них смотрели прямо в скрытый объектив. — Информацию с любой камеры я могу просматривать на своём телефоне. — Севастьян достал мобильник, запустил приложение и показал мне. — Так что, даже отлучившись, я смогу за тобой наблюдать.

Всегда за мной наблюдает.

- А записи ведутся? — невинно спросила я, но он понял направление моих мыслей.

— Если пожелаем. Или ты можешь просматривать трансляцию. — Он вернулся в спальню и взял дистанционный пульт. За сдвинувшейся в сторону панелью оказался огромный встроенный в стену телевизор.

Очередное нажатие кнопки, и на телевизоре появилось чёткое изображение всей спальни. Камера, наверное, была спрятана за лепниной на противоположной стене.

Он снял пиджак, затем сел на кровать, спиной к изголовью.

— Разденься для меня. — Щелчок кнопкой пульта, и экран разделился пополам, теперь он показывал одновременно и спальню, и улицу. Как будто незнакомые прохожие заглядывали прямо в комнату. Его взгляд потемнел, — Разденься для них.

О, игра началась. Это был первый отдалённый намёк на что-то необычное с тех пор, как мы занялись сексом.

Я расстегнула заколку, и волосы рассыпались по плечам; его взгляд, казалось, провожал каждый локон.

Я неторопливо расстегнула блузку; рукой он начал растирать выступающий из брюк огромный бугор.

Сняв топ, я повернулась к нему спиной, расстёгивая молнию юбки. Мне аккомпанировал звук его молнии. Я могла наблюдать за ним в телевизоре: зажав член в кулаке, он не сводил взгляд с моей попки.

Боже, этот человек возбуждал меня сверх всякой меры. Мелькнула мысль, что он может всё это записывать. И я лишь сильнее возбудилась. Вся стеснительность, которая во мне ещё оставалось, сгорела во время наших ночей, когда мы занимались любовью, под его пылающим взглядом, под его благоговейными ласками.

Этот мужчина любил моё тело и не скрывал этого. Так чего стесняться?

— Ты бы хотела, чтобы они тебя такой увидели? — спросил он, когда я выскользнула из юбки.

— Возможно. — Я сняла лифчик.

— Моя маленькая эксгибиционистка. — Всего лишь его хриплый голос — а мои соски уже напряглись. — Может, ты ещё и вуайеристка?

Учитывая мою тягу к порно, пришлось ответить:

— Бывают и такие совпадения.

— Оставь каблуки и чулки — я трахну тебя прямо так.

Я вздрогнула, потянувшись к стрингам — последнему предмету одежды, который он позволил снять.

— Повернись, чтобы я мог посмотреть на то, что принадлежит мне, — приказал он.

Как обычно, любой намёк на доминирование с его стороны повергал меня в трепет. Я медленно повернулась. Хотя он был полностью одет, я качнула перед ним голыми прелестями.

Казалось, зрелище его полностью захватило, брови крепко сошлись на переносице, губы приоткрылись. Смакуя его очевидное удовольствие, я выпрямила плечи и выпятила бедро.

— Нравится вид, Сибиряк?

— И всё это лишь для меня. Подойди.

Нахально усмехнувшись, я продефилировала к постели, и, забравшись туда, на коленях поползла к нему.

— Оседлай меня.

Я встала на колени по обе стороны от его бёдер и упёрлась руками в спинку кровати — таким образом, моя промежность оказалась прямо на уровне его глаз. Наши взгляды встретились. Выражение его лица, когда он наклонился, чтобы лизнуть, заставило меня отвести взгляд. Я ахнула от того, как сильно его язык коснулся клитора.

Он вновь это сделал, глубже зарывшись лицом, и не скрывая того, что вдыхает мой запах. Я запустила пальцы в его густые чёрные волосы, толкнув бёдра вперёд к его чувственному рту.

Он лизал меня, пока мой бугорок болезненно не распух. Его рычание объединилось с моими стонами: он вкушал меня — влажно, громко — скользя языком и посасывая, так что между ног у меня промокло абсолютно всё.

Я чувствовала, как капелька моей влаги стекла по внутренней стороне бедра прямо на кружевную резинку чулка. Севастьян, издав рык, слизнул её, отправив меня тем самым в водоворот возбуждения.

Потом он вновь откинулся назад, приказав:

— Поиграй с сосками. Покатай их между пальцев.

Я занялась ими, а он раскрыл меня шире, начав ласкать капюшон клитора так, что у меня ноги задрожали, а в туфлях подвернулись пальцы ног.

— О, Боже, Севастьян, я близко.

Когда я была уже на вершине, он резко отстранился, запечатлев сладкий поцелуй. Я растерянно смотрела вниз.

— Но… ты не можешь остановиться.

— Только что остановился, зверёк. — Он уложил меня на спину, и я начала было протестовать… но тут же замолчала, когда он начал раздеваться. С одеждой он быстро расправился, не желая терять ни секунды.

Я смотрела на него, неотрывно следя за тем, как двигалось его тело — воплощение беспощадной твёрдости. Каждая впадинка и бугорок познали прикосновения моих губ. Рана от пули на руки практически зажила, превратившись в новый храбро заслуженный шрам.

Новая отметинка для моих поцелуев.

Вернувшись на кровать, он расположился у меня между ног, направляя зажатый в кулаке член в самую серединку влажных завитков. Он брал меня уже столько раз, но всё равно в момент проникновения я широко распахивала глаза. Он всегда помнил о своих размерах, но мой опыт составлял всего-то несколько дней.

— Ещё протесты? — спросил он, погружаясь в меня.

Я выгнулась, вздохнув:

— Теперь всё отлично.

Он начал двигаться, а я схватилась за спинку кровати. Его взгляд метнулся к моим рукам, потом к глазам, потом вновь вернулся к рукам. Когда я вытянула руки за головой, скрестив запястья, его веки отяжелели, и я почувствовала, как запульсировал внутри член.

— Не сдерживайся, Севастьян.

— Не сдерживаюсь.

— Разве ты не хочешь меня придавить? Перестань дарить мне удовольствие, отказывая в нём себе.

Он посмотрел на меня так, словно я лишилась ума.

— Думаешь, мне это не приносит удовольствие? Я едва сдерживаюсь, чтобы не кончить.

— Так прижми меня как следует — потому что это то, что мне нужно.

— Ты не знаешь, чего просишь, — он наклонился, чтобы меня поцеловать, угощая собственным вкусом. Он гладил и гладил мои соски, затем проведя пальцами ниже к лобку. Его большой палец занялся моим клитором, пока я не застонала ему в рот.

Когда он, наконец, оторвался, чтобы вдохнуть, моя голова откинулась, взгляд был устремлён на экран телевизора. Я смотрела на него сверху, любуясь видом сильного тела, которое трудилось, чтобы усладить моё. Его спина блестела от пота, мышцы ягодиц двигались, когда он погружался в меня. Мне было видно, как его член исчезает в моей киске, как туго натягивается кожа мошонки.

Его грудь скользнула по моим соскам, и вдоль промежности потекла новая порция влаги. Обеими руками он обхватил половинки моей попки, удерживая на месте.

Только я подумала, чувствует ли и он эту влагу, как он сказал:

— Такая влажная. Моя женщина хочет, чтобы её оттрахали?

Я заметила, что он был склонен к разговорам во время секса и любил, когда я их поддерживала.

— Я хотела этого с того самого утра в машине. Не могла перестать думать, что ты сделаешь, если я нагнусь и отсосу тебе.

Его пальцы впились глубже, средний оказался в опасной близости от моей задней дырочки. Но это было приятно. Можно с лёгкостью использовать собственную смазку и проникнуть внутрь. Он сжал ладони сильнее, раскрывая меня, подступая ближе.

Когда я представила, как он осторожно исследует мою задницу, в то время, как его член орудует в моей киске, я выгнулась, чтобы там оказались его пальцы.

— Не надо, зверёк. Ты наводишь меня на определённые мысли.

В порно, которое я смотрела, анальные игры всегда выглядели возбуждающе. Только представив, как он меня подготавливает….

— Я уже говорила, что собираюсь когда-нибудь попробовать всё.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя в задницу? — прошипел он.

Когда он так об этом говорит? С таким вожделением в голосе?

— Давай!

— Это не для тебя, красавица. Я сделаю тебе больно.

Раньше я была грязной девчонкой. Или жадной девчонкой. А теперь та нежность, с которой он со мной обращался, просто сводила меня с ума.

Мне это надоело! Разочарование уничтожило остатки границ, которых, вообще-то, никогда и не было.

— Тогда я просто помечтаю, как ты нагибаешь меня на краю кровати… разводишь мои ноги и заставляешь приподнять попку, чтобы нанести смазку.

— А! — Он вдавил в меня бёдра, дёрнувшись всем телом ещё сильнее.

Такой несдержанный отклик меня просто потряс. Боже, как же сильно ему хотелось проделать всё это со мной — как же сильно и я этого хотела! Я уже решила, что заставлю его уступить. Как далеко я смогу зайти?

Грудным голосом я произнесла:

— Руки будут связаны у меня за спиной, рот заткнут. Ты прикажешь мне не шевелиться и расслабиться. — Теперь слова сами лились из меня. — Ты проникнешь в мою попку одним пальцем, расширяя меня для второго.

— Чёрт побери, женщина! — Новый резкий толчок. Мои слова заставляли нас обоих терять голову. Неужели этот боец, наконец-то, попался?

— Потом ты нанесёшь смазку на свой пульсирующий член, на эту толстую головку, не оставляя мне никакого выбора, кроме подчинения.

Он тяжело дышал, вращая бёдрами.

— Внутри ты будешь охуенно тугой и очень горячей.

Обрадовавшись его ответу, я продолжала:

— Я буду нервничать, даже попытаюсь увернуться…

— И тогда я стану пороть эти идеальные округлости, пока ты не сдашься. Потому что ничто не удержит меня от погружения между них по самые яйца.

Я застонала, оказавшись так близко к оргазму, но не желая ничего прекращать.

— Ты начнёшь внутри меня двигаться… Я буду вне себя… потому что ты овладеешь мною всецело.

— Твои прекрасные стоны будут заглушены кляпом.

— О, Боже, о, Боже. — Его мокрые от пота бёдра тёрлись о внутреннюю сторону моих бёдер, волосы на его ногах касались моих икр, добавляя новых ощущений.

Я задыхалась, балансируя на краю, когда он сказал:

— Я закачаю в тебя свою горячую сперму, наполню тебя до краёв… чтобы ты никогда не забывала, кому принадлежишь…

Я взорвалась, выгибаясь на кровати. Вдавливаясь в него грудью, я впала в экстаз, сотрясаясь в конвульсиях.

Я всё ещё кончала, когда он выгнул спину, грудью возвышаясь надо мной. Мышцы на выпрямленных руках натянулись.

Вены на шее вздулись, а он продолжал так же толкаться бёдрами. Мощь его тела поражала, но он продолжал её сдерживать ради меня.

Кончая, он закричал:

— Наталья!

Его толстый член пульсировал, извергая в меня потоки спермы, наполняя до краёв.

Чтобы я никогда не забывала, кому принадлежу.

Упав на меня сверху, его тело продолжало сотрясаться — а меня будто снова перезагрузили.

Я едва могла шевелиться, думать. Так что просто водила кончиками пальцев вдоль его спины, пока он целовал мою шею.

Не знаю, сколько мы так лежали. Когда я вновь обрела способность мыслить, осознав, что произошло, то задумалась, как долго потребности Севастьяна смогут оставаться в узде? И если он не реализует свои самые тёмные желания со мной, то не уйдёт ли, в конечном итоге, к другой?

А я?

Я никогда не подозревала, что, испытав оргазм такой силы, буду разочарована. В ту первую ночь в самолёте Севастьян сказал мне "Ты не должна была быть такой".

Но я была.

У меня тоже были "особенные интересы". И сейчас мне было очевидно, насколько хорошо мы подходили друг другу. Когда-то он был мужчиной моей мечты, который хотел открыть мне глаза.

Сейчас он больше был похож на мираж…

Некоторое время спустя мы с Севастьяном лежали на боку лицом к лицу в полумраке комнаты. Сквозь открытую балконную дверь до нас доносились звуки пробуждающегося ночного Парижа. Местный повар приготовил изысканный ужин, который мы съели, не вылезая из постели — между занятиями любовью.

Я потянулась, чтобы обвести татуировку на его груди.

— Севастьян, почему ты так со мной нежен?

Он пожал плечами.

— Мне нужен словесный ответ.

Что-то в моём голосе сказало ему, что я не шучу.

— Женщинам нравится, когда мужчины их холят и лелеют, разве нет?

— Ты уходишь от ответа.

— Ну, ладно. Ты не хочешь, чтобы я тебя баловал?

— В определённой степени. Но не постоянно. — Я поджала губы. — Это сложно объяснить. Я хочу, чтобы ты вёл себя так, как в первые три раза, когда мы были вместе. Я хочу, чтобы ты был самим собой.

— Что если настоящий я — такой, как сейчас?

— Я в это не верю, особенно теперь.

— Любовники фантазируют и говорят о том, что никогда не произойдёт наяву.

Чёрт, он ускользал.

— Зачем фантазировать, когда мы можем это осуществить?

Он пристально на меня посмотрел.

— Я никогда не сделаю тебе больно. А теперь сменим тему.

Меня накрыло волной разочарования — но потом я поняла, что он только что предоставил мне доступ.

— Новой темой будешь ты.

Он вздохнул.

— Я уже говорил, что мне сложно говорить о себе.

— Может быть потому, что ты никогда этого не делал. Я хочу тебя узнать, Севастьян. Так же, как и ты хочешь узнать меня. Разве я многого прошу, учитывая обстоятельства?

Он сглотнул. Этот человек кинулся под пули ради спасения моей жизни. Он бросился на Глеба и обеспечил наш побег. И при всём при этом его пугала перспектива мне открыться?

Как заставить его понять, что я не стану его осуждать, не убегу прочь, роняя тапки?

— Я — девушка широких взглядов, если ты не заметил. И мне бы хотелось, чтобы ты со мной поговорил, доверился бы мне.

— Зачем?

— Потому что у нас отношения. Их фундамент будет лишь упрочняться с каждым общим секретом. Давай начнём с безобидных вопросов. Если не захочешь отвечать, всегда можешь сказать "пас".

— Спрашивай, — мрачно согласился он.

— Какой у тебя любимый цвет?

— Раньше был синий. — Он намотал на палец мой локон. — Теперь — рыжий.

— Что ты любишь читать?

Не сводя глаз с намотанного локона, он ответил:

— Исторические материалы. Про женщин и межполовые отношения.

Умно.

— Ты сидел в тюрьме?

— Дважды. Оба раза короткое время. Пахан достаточно быстро меня вытаскивал. — На его лице мелькнула тень утраты.

Я заставила себя продолжать.

— Эти татуировки на коленях… ты сам вор в законе? — Он отпустил мой локон.

— Да. — Без объяснений.

— Теперь ты глава синдиката Пахана?

— Зависит от… У меня недостаточно информации, чтобы ответить на этот вопрос. — Он вновь начал закрываться.

— У тебя есть братья или сёстры?

— Нет.

— Другие оставшиеся в живых члены семьи? — спросила я.

— Нет.

— Какими были твои родители?

— Пас.

— Хоть о чём-то из прошлого ты можешь мне рассказать? Слушай, меня не интересует то, что ты делал по работе, но мне хочется узнать о твоём детстве.

— Почему это для тебя так важно?

— Я историк, Севастьян — и хочу узнать твою историю. — Я перешла к другому вопросу. — Когда ты узнал о своих особенных интересах?

Он снова пожал плечами.

— К нам это не относится.

— Не говори так, — пробормотала я. — Ты открыл для меня новый мир… — при этих словах он, почему-то, поморщился, — …и я жажду узнать много нового. Я не могу отменить произошедшее, Севастьян.

— Поскольку ты будешь только со мной, тебе придётся.

Его стены сдвигались.

— Не отгораживайся от меня.

С невыразимой нежностью он приподнял пальцем мой подбородок:

— Я не могу отгородиться, если ещё ни разу не открылся.

Когда он встал, чтобы одеться, я поняла горькую правду: для Севастьяна открыть душу другому было равносильно восхождению на эшафот.

А это значило, что я влюблялась в человека, который никогда не будет эмоционально мне близок.

Угол, познакомься с Натали.