Лунный свет освещал его красивое суровое лицо, отчего мое сердце билось неровно.
— Севастьян?
Он лежал рядом, подперев голову рукой — поза, не соответствующая исходящему от него напряжению.
Он был без рубашки. От вида его голой мускулистой груди я почти застонала. Гладкая кожа была покрыта зловещими татуировками. В верхней части груди находились большие восьмиконечные звезды, раскрашенные странным образом. Два русских купола украшали одну загорелую руку, на бицепс другой была нанесена круговая татуировка.
Эти отметки и скрытая сила его тела меня завораживали.
— Что ты делаешь в моей кровати? — И почему я по-прежнему тебя не боюсь?
Его дыхание участилось. Он напоминал натянутую до предела струну, готовую разорваться.
— Я услышал твои стоны, — прохрипел он. — Зашёл, увидел, как ты вращаешь бедрами под одеялом.
Я вспыхнула, отводя взгляд, который упал на его плоский живот и темную полоску волос, начинающуюся ниже пупка. Меня охватило безумное желание уткнуться туда носом.
— Только я подумал, какая ты бесстыжая, как твои щеки покраснели.
Я заставила себя поднять к нему лицо.
— Ты рассказал, что делала я. А какого черта тут делал ты?
— Смотрел на тебя, и член у меня встал в мгновенье ока. — Он прижал бедра к моему боку, давая ощутить напряженную эрекцию.
Я ахнула, а мое тело, ощутив этот жар, сразу стало податливым.
Нет-нет, этот человек тот еще мудак! Я вспомнила его перепады настроения.
— Ты уже можешь уйти. — Я была горда тем, как решительно это прозвучало. — Я постараюсь более тебя не беспокоить.
Словно не слыша меня, он произнес:
— Ты издавала… ты издавала такие звуки. Твои всхлипывания, стоны. Когда я их слышу, мысли из моей головы улетучиваются.
— Ты пил.
— Chut . Я вспоминал, как увидел тебя в ванне, как ты ласкала себя этими пальчиками. — Он отцепил мою правую руку от одеяла, за которое я держалась, как за поручень на американских горках, затем прижал кончики пальцев к своему лицу. — Хотел бы я, чтобы ты в тот момент довела себя до конца.
Я бы тоже этого хотела! Ведь тогда я не была бы переполнена вожделением, всё сильнее подпадая под его чары.
Его взгляд под отяжелевшими веками скользнул по моему лицу, затем опустился ниже.
— Что же тебе приснилось такого, отчего они так затвердели?
Я проследила за его взглядом. Мои набухшие соски торчали сквозь ткань рубашки.
— Скажи, зверек, почему ты была готова кончить во сне?
Я не могла сопротивляться ему раньше; сейчас же, на этой постели, слыша его хриплый соблазнительный голос, я была беззащитна. Нет! Держись, Нэт!
- Почему ты продолжаешь звать меня "зверек"?
— Может, потому, что при виде тебя любой мужчина захочет надеть на тебя ошейник и держать на привязи.
— Точно. — Я знала, что он острит, но сама мысль об этом заставила меня вздрогнуть.
— Расскажи мне про твой сон.
— С чего бы? В ответ ты обольешь меня презрением и вновь превратишься в ледяную статую.
— В ледяную статую? Сейчас я чувствую нечто совершенно противоположное.
Я сглотнула, когда он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, растягивая половинки, чтобы слегка обнажить мою грудь.
— Что ты делаешь? — возмутилась я. Но мне хотелось, чтобы грудь обнажилась, хотелось, чтобы он увидел её и захотел меня.
Я ведь в отпуске от привычной жизни, так? Почему бы этому мужчине не стать моим "курортным романом"?
Жестким краем рубашки он потер мой левый сосок. О, Господи, мама дорогая…
- Я едва успел увидеть твои соски, когда ты сидела в ванне. Знаешь, как мне хочется их пососать? — Он хотел прикоснуться к ним ртом. Эта картина спутала мои мысли.
Рубашка снова потерлась о сосок.
— Т-ты должен прекратить это. — Я не подозревала, что эти вершинки могут стать тверже. Они сжались почти до боли.
— Да, прикажи мне остановиться и оставить тебя в покое. — Поглаживание. — Скажи, что я пугаю тебя, и что я не должен тебя касаться. — И снова…
Я подавила стон.
- Ты не пугаешь меня. И единственная причина, по которой я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался, это то, что ты не пойдешь до конца, а меня сегодня и так достаточно сексуально мучили.
Считая этот раз, я уже трижды была практически на вершине — и все из-за этого мужчины.
Его смех был низким, сексуальным.
— Ты думаешь, я тебя мучил? Может, показать тебе, что такое настоящая мука? — Его тон предостерегал; так почему же моя киска сжалась в предвкушении? — Тогда, возможно, тебе бы не обрадовалась, увидев меня в своей постели.
— Ты этого хочешь?
— Я этого ждал от тебя. Скажи мне уйти, и я уйду.
— Отвечай, Севастьян. Ты этого хочешь?
Он не произнес ни слова; новое прикосновение.
- Аххх! — я облизнула нижнюю губу, с трудом выговаривая слова. — Ты меня выбиваешь из колеи! Раз ты отказываешься со мной говорить, я сама тебе все расскажу. Ты меня крайне привлекаешь. Когда твои глаза, как сейчас — золотые и обжигающие — я просто не могу тебе сопротивляться. Думаю, ты был прав, я подошла к тебе в баре, потому что хотела заняться с тобой сексом.
Его губы приоткрылись. Затем он тяжело покачал головой, словно выбрасывая пришедшую в голову мысль.
— Ты не сделала бы этого, если бы знала меня лучше. Я боевик, наемный убийца, и мне жаль, что тебя влечет к такому, как я.
Мягким голосом я сказала:
— Но ты тоже чувствуешь ко мне влечение. Что же нам теперь делать?
— Если бы ты могла читать мои мысли, то не была бы так податлива. В моей постели тебе не понравится. У меня есть определенные вкусы, и я требую послушания.
— Послушания. — Неужели этот игривый тон — мой? — Типа, делать всё, что ты прикажешь?
Он кивнул, его глаза загорелись.
Почему это звучало так невыносимо эротично? Я терпеть не могла приказы на работе. Но в таком контексте — в постели с властным мужчиной — эта мысль возбуждала.
— Зачем тебе это нужно?
— Не люблю сюрпризы. Когда ты делаешь всё, что я говорю — их не бывает.
Я закусила губу, обдумывая его слова.
— И что у тебя за вкусы?
— С твоим телом я хочу делать грязные вещи, Наталья. И я знаю, что никогда этого сделать не смогу. — Его голос был почти… несчастным.
Грязные? Это дико заводило.
— Почему не сможешь?
— Ты для меня — табу. Больше, чем кто-либо.
Потому что я была дочерью босса? Поэтому его настроение постоянно менялось?
— Мы здесь одни. Никто никогда не узнает о том, что между нами произошло. Может, стоит попробовать изменить систему прежде, чем мы приземлимся?
Казалось, он действительно обдумывает мое предложение.
— Ты когда-нибудь передавала мужчине контроль над своим телом?
Задержав дыхание, я покачала головой. Каково это — когда над тобой доминируют? Этот мужчина мог бы удовлетворить мое любопытство. В этом основное преимущество курортных романов: можно нырнуть в омут с головой, но совершенно без каких-либо последствий.
Верно?
Хватит ли у меня смелости попробовать? Когда мне было двенадцать, я поспорила с соседским мальчишкой, что смогу прыгнуть с железнодорожной эстакады в озеро. Там, наверху, я была просто в ужасе, меня трясло, как птенца. Но я заставила себя сделать шаг с опоры в пустоту.
В свободное падение.
Я вспомнила, что падая, вопила от страха. Затем помню, как, ликуя, вынырнула на поверхность и усмехнулась тому мальчишке: «отсоси»!
Первоначальный ужас того стоил. Будет ли сегодняшняя ночь такой же?
— Сможешь ли ты полностью мне подчиниться, Натали?
"Проверка на вшивость". Смогу ли я снова шагнуть с опоры? Мой честный ответ: "Пока мы не попробуем — я не узнаю". Потянувшись к его груди, я провела рукой по татуировке. От моего прикосновения его мышцы напряглись.
Когда я провела большим пальцем по его плоскому соску, он резко выдохнул.
— Я предупреждал, чего жду, предупреждал, что я за человек. И ты всё равно настаиваешь? Придется дать намек на последствия, после чего ты сбежишь. Это будет вне твоей системы — потому что ты станешь меня бояться…