Оглушительные аплодисменты были слышны даже тогда, когда стекло вновь стало непрозрачным.
Но я ни о чем не жалела, слыша наполненный гордостью голос Севастьяна:
— Мои сны стали явью. Мне никогда не следует сомневаться, что ты знаешь свои желания. — Он осторожно высвободился, застёгивая ширинку и обходя меня, чтобы встать лицом к лицу.
Он убрал налипшую над моей бровью прядку волос, его лицо приобретало, попеременно, то властное, то восхищённое выражение.
Но когда я вздрогнула, он тут же по-деловому засуетился. Быстро отвязал поднятое колено и отстегнул оковы на лодыжках, затем протянул руку к груди и зажимам.
Он открутил болт, ослабив металл с одной стороны.
— Будет больно, любимая, — пробормотал он, освобождая левый сосок.
В сосок на место зажима хлынула кровь. Я едва сдержала вскрик.
Он обхватил губами пульсирующий сосок, лаская языком, чтобы сгладить боль. С правым было ещё хуже, потому что теперь я знала, чего ожидать. Как только правый сосок освободился, он сразу же занялся им.
— Шшш, любимая, — приговаривал он, не отрываясь, — ну вот, уже почти всё…
Когда меня снова бросило в дрожь, он отошёл и вернулся с белым махровым халатом, переброшенным через сгиб руки. Он держал его наготове, отстёгивая наручники от цепи на потолке. Я упала в его объятья, уткнувшись в халат, как в подушку.
Меня трясло, пока он снимал с запястий браслеты и целовал под ними влажную кожу.
— Теперь ты свободна.
Такие многозначительные слова; я уже была свободна. Он называл это «падением». Но всё оказалось наоборот. С этим мужчиной — я взлетела. Воспарила. В каком-то смысле подчиниться означало… подняться.
Может, я всё ещё летела? Всё казалось приглушённым и мягким, свет — более тусклым.
— Как ты себя чувствуешь?
— Немного кружится голова, — хрипло ответила я. — Что теперь?
Я ещё успею посомневаться в содеянном. Но сегодня я намеревалась с этим жить.
— Я увезу тебя домой. — Он помог продеть в рукава халата мои обмякшие руки. — Хочу, чтобы ты расслабилась и ни о чём не думала, пока я буду ухаживать за тобой.
Это я могу.
Он поднял меня на руки, прижав к груди, и вынес из комнаты.
Нам придётся увидеть этих людей? Придётся пройти сквозь бальную залу? Когда я напряглась, он сказал:
— Мы выйдем с другого выхода, любимая. Машина ждёт.
Даже когда мы устроились на заднем сидении лимузина и уже направлялись домой, Севастьян не выпустил меня из объятий, удерживая на коленях. Он снял наши маски, потом протянулся к холодильнику за бутылкой апельсинового сока.
— Пей. — Он поднёс её к моим губам.
Я изогнула бровь.
— А тёплого молока нет?
— Ты даже не представляешь, как сильно потрудилось сегодня твоё тело. Я хочу, чтобы ты мягко успокоилась.
Я отпила глоток сока — ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Я изо всех сил пыталась не пить взахлёб, как студент-первокурсник кружку пива.
— Что значит "успокоилась"?
Он наклонился, чтобы слизнуть с моих губ каплю сока, отчего мои веки стали совсем тяжёлыми.
— Твоя кровь полна эндорфинов. Поэтому ты чувствуешь себя…
— Под кайфом?
— Именно. Но возбуждение должно пойти на убыль.
— Ты подхватишь меня, когда я упаду?
Он приподнял мой подбородок.
— Vsegda.
Сегодня мы выяснили одну вещь. Препятствия, определённо, устранены. Теперь мы пойдём рука об руку.
Я поцеловала горбинку его носа, затем спрятала лицо у него на груди. Пальцами зарылась в густые волосы, сжав пряди и притягивая этого огромного храброго мужчину ближе. Я ещё никогда не чувствовала себя настолько окружённой заботой. Настолько защищённой.
Он был моим ангелом-хранителем, моим другом, любовником.
Александр Севастьян был всем.
Всем.
Он отклонил меня назад, чтобы встретиться со мной взглядом, его глаза под отяжелевшими веками напоминали золотые монеты.
- Удивлена?
— Одержима. — Прошептала я в ответ.
В городском доме он не выпустил меня, поднявшись вверх по лестнице в ванную. Свет был приглушён, джакузи уже работала.
Когда он раздел меня и опустил в воду, мне захотелось вылезть обратно в его объятья. Но, казалось, расстояние между нами тоже его не радовало, поэтому он быстро разделся и присоединился ко мне. Усевшись на низкую скамеечку, он притянул меня к себе на колени, так что мои плечи оказались у него на груди.
— Я могу к этому привыкнуть, — вздохнула я. О ласках после всяких забав я читала и знала, насколько это важно, но даже не представляла, как я буду в этом нуждаться. Я чувствовала, будто меня разобрали по кусочкам до самого примитивного уровня, и теперь мне снова нужно заново ко всему привыкать.
Я словно оставалась где-то на границе наркотического кайфа, вызванного самым чистым наркотиком из всех возможных.
Он начал разминать мои плечи.
— Я рассчитываю, что ты к этому привыкнешь. Сегодня я о тебе позабочусь.
Я почувствовала, как там, внизу, его член напрягся, и улыбнулась самой себе — снова? А, этот массаж! Он продолжал разминать мои мышцы… Как. Же. Прекрасно.
Как только его большие руки превратили меня в блаженную массу, он принялся намыливать шампунем мои волосы, массируя кожу головы, пока я уже второй раз за вечер чуть не начала пускать слюни.
Ополоснув волосы под душем, он нанёс сверху кондиционер. Я повернула голову, чтобы через плечо понаблюдать за ним. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он поглощён процессом и правда намерен сделать всё так, как надо: выкупать меня, позаботиться обо мне. Это растопило моё сердце.
Он заметил, что я, словно дурочка, пялюсь на него.
— Наслаждаешься процессом?
— Нет, ненавижу.
Он фыркнул. Я в самом деле его рассмешила? Его губы изгибались. Не настоящая улыбка, но близко.
Его беззаботность так много для меня значила, что будущее представилось ещё в более оптимистичном свете.
— Ты ведь не думал, что я пройду через это, правда?
— Признаю. — Покончив с волосами, он перекинул копну вперёд и нанёс масло для душа на мою ноющую спину.
— Ни о чём не жалеешь?
— Я решил, что если ты согласилась пройти через это — впервые по-настоящему — значит, действительно этого хочешь. — Под моей попкой снова запульсировал член — Севастьян вспоминал эти сцены? — Я привёл тебя в место, которое считал грязным. А ты увидела там красоту и почувствовала надежду. Может быть, клуб является таким, как ты его воспринимаешь? Тем, что ты туда приносишь.
- Верю, особенно сейчас.
— Я действительно имел в виду то, что сказал тебе раньше. Ты знаешь, чего хочешь. А я всё время об этом забываю.
— В смысле?
Приподняв мою руку, он намылил её от кончиков пальцев до плеча, прежде чем перейти к моим чувствительным к щекотке подмышкам.
— В Небраске я увидел твою целеустремлённость, если ты принимала какое-то решение. Я видел, как упорно ты работала; чего бы это не касалось, ты, чёрт побери, очень упорно трудилась. — Он занялся моей второй рукой. — Мне хотелось знать, как ты с этим справляешься, не имея никаких гарантий на результат.
— Но спросить ты не мог.
— Мог только издалека за тобой наблюдать. — Протянув руку к моей груди, он провёл по соску подушечкой большого пальца. — Болит?
Когда он гладил меня, я едва умудрялась держать глаза открытыми.
— Немножко. Но мне, скорее, нравится. Напоминает о том, чем мы занимались.
Он издал одобрительный звук.
— Мы установили, что в тебе течёт горячая кровь — и ты знаешь, чего хочешь. Но всё равно ты оставалась девственницей?
Когда он занялся другой грудью, мои веки сомкнулись.
— У меня был плохой опыт.
Уронив руки, он вдруг напрягся, выдавив из себя одно слово:
— Имя.
Мои глаза распахнулись.
- Нет-нет, всё не так! Просто был один неловкий момент.
— Не понял.
В общем, я рассказала ему про парня, кончившего в презик.
— Потом он сбежал, и я больше о нём не слышала. А ведь потратила на него несколько недель.
— Зная теперь, к чему он был близок, я могу его лишь пожалеть.
Уххх.
— Я встречалась с другим парнем пару месяцев, но уверена, что он относился к Нижним. Ну, и было несколько других, о которых даже упоминать не стоит.
Оглядываясь назад, я понимала, что всегда ждала настоящего мужика — более опытного, властного и обладающего жёсткой и опасной стороной.
— Их потеря — моя удача.
Я провела ногтями вдоль его предплечья.
— Я не хотела оставаться девственницей. Знаешь, каково это — жить в студенческом городке, быть прогрессивной, хотеть секса — и оставаться девственницей? В моём возрасте? Типа, грязный маленький секрет.
Он мрачно прокомментировал:
— Рад, что смог решить твою проблему.
Улыбаясь, я развернулась к нему лицом, расположив ноги с внутренней стороны его бедра.
— А твоя история?
— История? — Казалось, такой поворот привёл его в замешательство.
— В этом месте мы рассказываем друг другу свои истории о свиданиях.
Он одарил меня взглядом "мне нечего сказать ”.
- Помимо секса ты немного времени с женщинами проводил, верно?
— Нисколько. — Он принялся массировать мои стопы, втирая масло в ноющие лодыжки.
— И как ты искал себе, ну, партнёрш на ночь? Не думаю, что в бандах у вас были сводницы.
Он приподнял брови.
— Я приходил в бар или клуб и ждал, когда ко мне подойдёт женщина, — сообщил он безо всякого бахвальства, просто констатируя факт. — По прошествии времени, равного употреблению нескольких напитков, ситуация либо разрешалась, либо нет.
Моё лицо вспыхнуло, когда я поняла, что была одной из них.
— Значит, когда я подошла к тебе тем вечером в баре, ты приравнял меня к тем женщинам?
Он пожал плечами.
— Ты не встречался с теми, с кем спал? Не ходил в кино или в кафе на чашку кофе? — Не могла себе представить его в такой ситуации.
— Никогда.
— Не считая наших ужинов в дороге, сегодня было твоё первое настоящее свидание?
— Да. — Я пыталась скрыть удивление, и он добавил, — как я справился?
Сердце у меня затрепетало.
— Все судьи десять баллов.
Он нахмурился.
— Не следовало мне в этом признаваться, наверное.
— Нет, следовало. Я люблю, — всё, что узнаю о тебе, — узнавать о тебе что-то новое.
— Моё первое свидание, твоя первая порка, — удивлённо произнёс он.
— Я в восторге от того, что ты со мной делал.
— Сегодня я понял, что могу и мучить тебя и боготворить. С тобой это означает одно и то же. — Его руки заскользили по моим ногам вниз. — И тебе ещё столько предстоит узнать.
Дыхание моё участилось.
— Хочу узнать обо всём.
— Завтра доставят всё необходимое. Мы не будем торопиться, но приготовься ко всему.
— Ты действительно умеешь обращаться с этими штуками. — Я приглашающе развела бёдра, но он лишь дразнил меня лёгкими прикосновениями. — Как долго ты этим занимаешься?
— Некоторое время.
Что-то скрывает?
— Ну, теперь-то ты мне расскажешь о своих особенных интересах? — Когда двигались его пальцы, я с трудом могла концентрироваться. — Когда ты их распознал?
Он открыл было рот для ответа, но потом снова его закрыл.
— Пожалуйста, расскажи. Мне хочется знать, раз уж от этих интересов я столько выиграла.
— Расскажу, когда-нибудь. Сейчас я не хочу возвращаться мыслями так далеко. — Насколько далеко? — Просто знай: до тебя я делал это, но сейчас воспринимаю эти случаи тем, чем они являются на самом деле.
— Чем?
Он в упор на меня посмотрел.
— Тренировкой.
— Для меня?
— Для тебя.
Против воли мои губы медленно растянулись в улыбке.
Его взгляд потемнел, остановившись на них.
— Будут правила, Натали. — Наконец-то его рука уверенным движением опустилась на мою промежность. — Это — принадлежит мне. Только я могу тебя там ласкать. И собираюсь держать тебя полностью удовлетворённой, но если тебе захочется кончить, придётся дождаться меня — или моего приказа.
— Значит, мне нельзя будет пошалить для тебя перед камерой? — Я поёрзала на его стояке, заставив резко вздохнуть.
— Я прикажу тебе проделать это снова — тогда, когда смогу по достоинству насладиться процессом. В тот день у меня была встреча, и я решил лишь на секунду взглянуть на тебя. — Он продолжал, уткнувшись в мою мокрую шею. — У меня просто колом встало, пришлось срочно покинуть здание. Всю обратную дорогу телефон дрожал в руке.
От этих слов по мне мурашки пробежали.
— Тогда я буду ждать приказаний.
— И моего разрешения. Ты не должна испытывать оргазм, пока не попросишь — и не получишь — моего разрешения.
— С этим я справлюсь. Ещё есть правила?
— Да, одно. — Он ущипнул меня за подбородок. — Никогда не смотри с вожделением на другого мужчину, если не хочешь его смерти.
Я знала, что он говорит буквально.
— Ты принадлежишь только мне. То чувство обладания, которое я испытываю к тебе, превзойти невозможно. — Его глаза меня завораживали, будто были способны проникнуть в душу. Сейчас я чувствовала себя куда более уязвимой, чем тогда, перед публикой. — Ты меня понимаешь?
Глядя на него снизу вверх, я кивнула.
— Horosho. Думаю, это заслуживает награды. — Он усадил меня на утопленную в воде скамеечку — и оставил.
Не успела я запротестовать, как он поднялся из воды.
Капли воды стекали по его великолепным мускулам, по завораживающим татуировкам. От одного вида его тела мои ноющие соски напряглись, а киска сжалась.
Расстелив другой махровый халат на мраморном полу рядом с ванной, он поднял меня на ноги.
— Встань на халате на четвереньки. — Он помог мне выйти из джакузи.
Даже выбравшись из воды, я чувствовала себя расслабленной и размякшей, позволив усадить себя в желаемую позу, целиком открывшую меня его взору.
— Теперь ляг щекой на пол и вытяни руки вдоль тела. Вот так. Раздвинь ноги. — Больше обзора? — Хорошо. Оставайся так. — Он встал за мной. — Просто расслабься и принимай всё, что я буду с тобой делать.
А делать он будет вот что…
Он провёл головкой члена прямо между двух половинок попки.
Я ахнула. Он же не будет делать это?
— Такая чувственная. — Он повторил своё движение. — Хотя чему я удивляюсь?
Но когда я уже почти смирилась со всем, что для меня приготовлено, он наклонился вперёд, покрывая поцелуями одну половинку попки — лёгкие покусывания и касания языка там, где он меня высек.
— Здесь тоже будет болеть. — Другая половинка попки удостоилась такого же внимания. — Ты была так совершенна с этими ярко-розовыми следами от плетей на бледной коже. — Лицом он потёрся о бёдра. — Я представлял, как ты ощущаешь каждый удар, и едва не кончил от этой картины.
Его голова двинулась между моих ног, склоняясь к киске. Он будет целовать меня с этой стороны? Так эротично…
От первого же прикосновения его языка я не смогла сдержать стон.
— Ты удивлена? — Он подразнил мою дырочку кончиком языка, затем произнёс, — ты ведь не думаешь, что я закончу день, не попробовав тебя здесь? Поэтому я и называю тебя sladkaya moya. День без этого ритуала — и я буду несносен. — Он поцеловал меня французским поцелуем, словно перед ним был мой рот, его язык скользил и искал между моими губами.
Я застонала, чувствуя, что уже близко. Я хотела, чтобы он продолжал — но с ума сходила от желания ощутить его внутри.
— Севастьян, пожалуйста, трахни меня опять.
— Не могу. Ты, наверное, там очень чувствительна. Не хочу сделать тебе больно. — Раздвинув большими пальцами складочки, он продолжал своё занятие с возросшим аппетитом.
Я задыхалась:
— Я… я выдержу.
Он переместился чуть ниже, к моему клитору.
— Разве этого недостаточно?
— О, Боже! — Ладони у меня сжались в кулаки.
Своей плотью я ощутила его тёмный смешок.
— Расслабься и прими. — Он продолжал лизать и сосать, пока я не оказалась между двух огней: я не хотела кончать без разрешения, но уже находилась на пике.
— Севастьян, можно…
— Нет.
— Пожалуйста, дай мне кончить!
— Как? — рявкнул он.
— Ч-что?
— Как ты хочешь кончить? Когда умоляешь меня, будь точнее. И не двигайся, если тебе нужен мой рот.
Я заставила своё тело расслабиться.
— Пожалуйста, продолжай делать то, что делаешь. Сильнее. — От страсти мой голос сделался хриплым.
— Где? Точнее. — Он был таким властным, что уже в сотый раз за ночь мои мысли путались.
— Пожалуйста… лижи мой клитор… пока не заставишь меня кончить.
— Ммм. Уже лучше. — Он упивался своей властью в сексе надо мной, и я не знала, кому из нас это нравилось больше.
Склонившись ниже, чтобы удобнее дотягиваться языком до моего бугорка, он раздвинул половинки попки, и его пальцы оказались прямо рядом с анусом.
Я не могла поверить, что скажу такое…
— И… и одновременно трогай меня там.
Сама невинность, он произнёс:
— Где, милая? — и его напряжённый язык проскользнул в мою киску.
От досады я шлёпнула ступнями по полу.
— Ты знаешь, о чём я!
— А, да, об этом. — Он наградил меня очередным досадно-прекрасным движением языка.
Почти обезумев, я прошептала:
— Пожалуйста, лижи клитор, одновременно трогая мою попку.
— Тогда лучше замри, — насмешливо произнёс он.
Я смутно осознавала, что мой неутомимый боец, забавляясь, просто играет со мной, наслаждаясь сам! И мне это нравилось.
Он втянул мой клитор в рот.
— О, Боже, о, Боже…
Подушечкой большого пальца нашёл мою сердцевинку…
Я взорвалась, напугав саму себя пронзительным криком.
— Севастьян!
Давление вокруг пульсирующего клитора рождало во мне волну за волной, а он продолжал сосать и играть…
Заполучив от моей разрядки всё до последней капли, он встал за мной, прохрипев:
— Жадина. Кончила без разрешения? Завтра будешь наказана. Сегодня тебе повезло, потому что ты меня очень порадовала.
Я задыхалась:
— Ну а теперь-то ты меня трахнешь?
— Сегодня нельзя. — Он гладил себя? — Кроме того, ты выглядишь так, что… я долго не продержусь.
— Правда?
— Если бы я надел резинку, то точно бы в неё кончил.
Даже в таком положении я не смогла сдержать смех. Сводящий с ума, потрясающий мужчина!
Упёршись лбом в пол, я повернула голову, чтобы на него посмотреть. Татуировки будто двигались по его рукам, пока эти руки скользили по толстому члену.
— Если бы ты знала, о чём я сейчас думаю, красавица… — выдавил он.
От того, как он это произнёс, от его взгляда у меня подвернулись пальцы ног.
— Хочешь, чтобы я отметил тебя своей спермой? — Он ещё крепче сжал кулак, чтобы сдержать прилив крови.
В ответ я выгнула спину, полностью раскрывшись…
Он издал долго сдерживаемый крик. И мгновенье спустя на мою задницу опустилась горячая лента. Бёдра двигались, он трахал свой кулак, покрывая семенем мою плоть.
Каждая тяжёлая струя обжигала меня почти также, как и его кнут раньше. Вопль наслаждения длился и длился… пока мужчина окончательно не иссяк.
Тяжело дыша, он произнёс:
— Только посмотрите на мою женщину.
Я вспыхнула. Можно было лишь догадываться, какую картину я собой представляла: выставленная напоказ, беззащитная, с заляпанным красным задом.
— Эта зрелище навсегда останется в моей памяти.
Гулко стучало сердце; он не сводил с меня взгляд, пока я не поёжилась.
— Севастьян…
Потом мы вновь оказались в воде, и он снова вымыл меня с головы до ног, оставляя повсюду на мне поцелуи, которые я впитывала, словно уплетающий сметану котёнок.
Он поднялся, обтёрся полотенцем, затем поднял меня из воды, словно я ничего не весила.
По-прежнему находясь в оцепенении, я позволила ему вытереть себя и отнести в кровать. Он лёг на спину под одеяло, притянув меня к себе. Когда я свернулась у него под боком, он издал длинный выдох — подлинное мужское удовлетворение.
Прижавшись ухом к его груди там, где находилась сердце, я прислушивалась к убаюкивающему биению. Я не могла вспомнить, когда последний раз чувствовала себя такой расслабленной, такой… умиротворённой.
Я никогда не чувствовала себя настолько влюблённой.
Прижав меня к себе крепче, он прошептал в волосы:
— Ты очень порадовала меня сегодня. Не знал, что буду так горд.
Засыпая, я улыбалась. Сегодня мы разрушили возведённую между нами стену.
Завтра всё изменится.