Проклятие дракона

— Мама говорила, что такое однажды случится. Она говорила, что за нами придут те, что заперли нас, и они будут спрашивать… и она сказала не отвечать им.

Аргон ожидал от таких слов, что он развернется и пойдет в другую комнату. Но он этого не сделал. Он застыл на месте.

— Прости, дитя. Ты провел много времени среди магов, чтобы понять, какие мы любопытные.

Девин вздохнул через миг.

— Знаю.

— Позволишь последний вопрос?

Он хмурился, размышляя. Белые точки в голубых глазах будто медленно плавали.

— Я доверяю вам больше, чем Его величеству. Один вопрос.

Аргон задумался. Он часами ходил в том дворе по приказу короля, искал других среди развалин, искал мать Девина, о которой он говорил. Но, хотя он проверял чарами на жизнь и свет, оставался лишь Девин.

— Что случилось с… остальными? С твоей семьей?

Он пожал плечами.

— Умерли. Мама говорила, что все ее дети были полевыми цветами: красиво цвели, но мало. Я уже прожил половину жизни.

Невозможно. Девин еще и бороды не получил.

— Прости, если ошибаюсь. Если вы так мало живете, вы давно вымерли бы.

Девин ухмыльнулся.

— Вы не знали мою мать, — спокойствие забурлило в его глазах. — Отец забрал у меня вещь моего отца, только это у меня было от него. Я обещал матери, что сохраню предмет. Я хочу его вернуть.

Аргон не сразу понял, о чем он говорит.

— Я не могу помочь, дитя.

— Почему? У вас есть магия.

Аргон вздохнул.

— Мои запястья скованы, ты просто этого не видишь.

На его лице не было эмоций. Ни гнева, ни раздражения, ни страха. Девин просто ушел.

Он подошел к окну и прижал ладони к засову. Он прислонил голову к стеклу и прижался, словно хотел выпасть в мир снаружи. Он смотрел на двор.

Солдаты собрались вокруг телег. Они носили мешки и укладывали туда. Они готовились к путешествию короля на болота, еда и припасы должны были защитить от влажного воздуха.

— Путь короткий, — сказал Аргон из-за плеча Девина. — Король много раз это делал.

Он старался успокоить. Было бы плохо говорить, что путь простой, что Девин вернется. Он хотел бы изменить будущее мальчика, но Судьба пристально следила за Королевством. Воды в его чаше оставались черными и неподвижными.

— Я вас еще увижу?

Аргон не ожидал такого вопроса, он не был готов к ответу.

— Не знаю, дитя. Будущее смутно… — он кашлянул. — Надеюсь, увидишь.

— И я надеюсь, — тихо сказал Девин. — Вы были добры ко мне.

После этого дни летели быстро. Юные маги продолжали экспериментировать на Девине, не зная, что его у них скоро заберут. Аргон слушал их болтовню, когда мог. Когда занавески загорелись, он ругал не так сильно, как должен был.

Когда солнце поднялось тем жутким утром, юные маги еще спали в комнатах. Аргон проснулся от стука в дверь и открыл с неохотой. Пара солдат прошла мимо и схватила Девина за руку.

— Сначала я попрощаюсь, — спокойно сказал Аргон, но выражение его лица заставило солдат передумать. Они отпустили Девина и хмуро ждали у двери. — Прощай, дитя.

Он не ответил. Но он и не должен был: глубокие глаза мальчика пронзали сердце Аргона. Он ощущал неуверенность в каждой белой искре, печаль была в глубинах. Там отражались все цепи, что сковывали их обоих, что заставляли делать то, чего они не хотели.

После безмолвного мгновения Девин без страха прошел к солдатам. Один из них грубо схватил его. Но мальчик не боролся, а впился в руку солдата, как ребенок цеплялся за мать.

— Будьте с ним добрее, — сказал Аргон, когда солдат удивленно поднял голову.

Он не знал, было дело в его голосе или взгляде Девина, но солдаты уводили его осторожнее.

Аргон смотрел на караван короля из окна. Он нахмурился, когда Девина забросили в телегу. Караван уезжал со двора, руки Аргона вдруг сжались в кулаки. Он видел, как король увозил так многих, он не страдал от этого, знал, что злость его сердцу не поможет. Все решала Судьба. У нее были задумки для всех живых.

Но, пока караван пропадал за вратами, он начинал ощущать то, чего не было долгое время. Эмоция, которую он предпочитал подавлять, думая, что все задумано Судьбой.

Спокойствие пропало, сменилось темным пылающим сомнением. Аргону не нравилось позволять жребию падать. Он впервые надеялся, что Судьба знала, что делала.

Глава 42

Удивительные друзья

Килэй… Килэй!

Лед треснул. Пузырьки закрывали обзор, что-то маячило за ними. Они шипели и рассеивались, открывая пальцы протянутой руки.

Килэй поплыла к руке, боролась с яростью реки. Если она сможет ухватиться, она спасена. Она пыталась заставить себя двигаться, вытянуть руку, достать. Но холод был слишком сильным. Она не ощущала мышцы так, чтобы двигать ими.

Она боролась, и рука пропала.

Только это ей и снилось, вспышка цвета в вечной тьме, этот шанс вытащить ее душу. Каждый раз она промазывала и снова погружалась во тьму. Не было звуков или силуэтов, чтобы за них ухватиться. Она погружалась в глубины часами, ожидая сон.

Прошла вечность, она услышала рев воды. На нос и губы давило. Ее глаза открылись миру из оттенков синего и зеленого.

Тени мелькали над ней, спешные шаги по льду. Она услышала тихий зов, свое имя, тень гремела над головой, и она… последовала туда.

Это было новым. Она не дожидалась, пока река нападет, она боролась сама. Она смотрела, как тени замерли над ней. Она знала, что рука в любой миг появится в воде, и в этот раз она была готова.

Ее пальцы двигались, разбивая ледяной панцирь на коже. Разум ощущался острее, она уже не была предметом в мире света и тьмы, пленником клетки.

Она сбежит. Вытащит душу из глубин.

Сила этой мысли принесла тепло. Жар давил на ее ладони, кружил, растекаясь по пальцам. Она двигала ладонью, потом рукой. Она слышала, как трещит лед, как брызжет вода. Ее губы приоткрылись, пузырьки полетели, она поднимала себя.

Через миг, когда она подняла руку, мир потемнел… но она сделает это. Должна. Даже во тьме она ощущала руки в своих ладонях. Сначала они были онемевшими, не принадлежали ей. Когда пальцы задели ее ладонь, она поняла.

К ней медленно возвращались чувства. До ушей Килэй донеслась песня, издалека, но становилась все четче, пока она слушала. Странные слова знакомым голосом. Они проникали в сон, дразнили ее танцующими нотами. Она следовала за голосом к краю тьмы, пока печать на ее легких не сломалась.

Они развернулись, вдыхая воздух с запахом и вкусом. Первый вдох удивил ее. Второй пробудил ее конечности.

Тело Килэй дрожало от холода. Ее окружало тепло по бокам. Оно топило ее по краям. Ее легкие вбирали воздух, полный жара. От него с кровью растекалось тепло, топило лед в ее груди.

Огонь рос в ней, пока не коснулся теплых комков по бокам. Пальцы медленно кружили по ее ладоням. Прикосновения были маленькими, подходили странной песне. Килэй показалось, что она снова уснула. И потому она сжала ладони на руках, притянула их ближе…

Песня прекратилась от вопля.

Килэй застонала, тепло вдруг пропало. Холодный ветер ударил по ней, заставляя открыть глаза.

Темные пряди выбились из серебряной заколки, но не закрывали искры в ее глазах. Надин обвила шею Килэй руками, склонив ее голову, чтобы ей было слышно биение ее маленького сердца.

— Она проснулась! — закричала Надин.

— Слава Судьбе. Я умирала от жары, — тепло отодвинулось от Килэй. Рука похлопала по плечу. — Я рада, что ты не умерла.

— И я, Элена, — сказала Килэй. Ее голос был хриплым ото сна и крепких объятий Надин. Ее запах был сильнее, чем раньше. Она поняла, что ее ухо прижато к голой коже. — Надин, ты… обнажена?

Она отодвинула Килэй и подняла меховое одеяло до подбородка.

— Нам нужно было согреть тебя.

— Ох, я плохо на тебя повлияла, — пошутила Килэй. — Теперь ты нарушаешь все правила.

Надин нахмурилась от ее улыбки.

— Это не считается. Они сказали, что лед проник в твои кости, а тепло других тел не давало замерзнуть твоей крови…

— Я польщена, — Килэй справилась с холодом, чтобы обхватить плечо Надин. — Правда. За все мои годы я ничего такого не сделала, чтобы заслужить таких прекрасных друзей, — она закрыла глаза от оранжевого света. — А теперь… объясните, как вы попали в Беспощадные горы?

Оказалось, у них было дикое путешествие. Сердце Килэй сжалось, когда она услышала о бедах людей Поляны, но воспрянуло от боя с бандитами. Она рассмеялась, когда Элена рассказала ей, как Джейк нечаянно сжег весь Вороний крест.

— Он долго злился на меня за это, — проворчала она, глядя на каменный потолок. Руки были за ее головой, шкура накрывала грудь. Тьма в ее глазах смягчилась, пока она говорила. — Думаю, он понял потом… смерть — часть жизни, да? Чем больше зла мы уберем, тем больше счастья будет в жизни. Это подарит спокойствие.

Они говорили еще немного, обменивались историями, пока Килэй пыталась вспомнить, как использовать конечности. Но стук в дверь вызвал у подруг панику.

Элена накрыла Килэй с головой и прижимала к себе, пока Надин кричала:

— Быстро заходите! Дверь не держите открытой.

Скрип, порыв ледяного воздуха. Килэй поняла, что ее тело еще не пришло в себя. Суставы помнили боль холода, их свело судорогой, хоть Элена и прикрывала ее.

К счастью, дверь быстро закрылась. Знакомые шаги сказали ей, что это Гвен.

— Ужин. Подмерз по пути. Я его погрею на углях, но…

Элена убрала шкуру с лица Килэй, котелок выпал из рук Гвен. Он ударился о каменный пол со звоном, бульон разлился.

На миг было видно белки ее глаз, выделяющиеся на фоне черной краски. А потом нахмурилась.

— Страшно подумать, сколько прялок Судьба испортила о твой гобелен, паразитка.

— Я тоже скучала, милая, — улыбнулась Килэй.

Удивительно, но Гвен ухмыльнулась в ответ.

— Да, кстати о… гобеленах, — сказала она, произнося слово так, что Килэй нахмурилась. — Болван захочет знать, что ты проснулась. Я схожу к нему.

— Нет, я схожу.

Элена отбросила одеяла. Судя по тому, как быстро Надин прикрыла глаза, она была почти без одежды.

Гвен издала недовольный звук.

— Сколько раз мне клясться могилами предков, что ваши товарищи в безопасности?

Скрежет брони, щелчок, Элена пристегнула кинжалы.

— Я не доверяю тебе, когда ты рядом с моим магом… магом. Тем магом… — ее слова оборвались ругательствами, она бросилась прочь.

— Это еще происходит? — прошептала Килэй.

Надин улыбнулась из-за ладоней.

Гвен подняла котелок и поставила на угли.

— Ладно. Тогда я хотя бы сообщу своим дикарям, что ты проснулась, — проворчала она.

Пыль посыпалась с потолка, когда Элена постучала в дверь. Когда она открылась, Килэй не стала прятать голову под одеяла.

Издалека дверь казалась цельным куском дерева. Она смотрела, как дверь откатывается, как занавеска, Гвен и Элена выскользнули в узкий проем. Она увидела, как разрисованные руки мастеров вернули дверь на место и запечатали ее от холода.

— Это была пещера с проемом. Но Каэл и его люди — эти дикари — сделали так, что осталась только та дыра.

Надин указала на потолок, где брешь размером с торс мужчины выделялась среди камней. Посередине пола пещеры пылали угли. Дым поднимался оттуда к дыре.

— Они запечатали дверь в камне, чтобы холод не пробрался. Эта магия потрясает. А теперь прикрой глаза, пока я оденусь. Не хотелось бы выкалывать их, — сказала она с насмешливость строгостью.

Килэй вздохнула, но послушалась.

Как только Надин оделась, наступил сложный момент. Холод не только заморозил Килэй, ее мышцы были слабыми, суставы стонали от малейших движений. Она словно лежала на земле годами. Но она хотела встать.

Как только она встала на ноги, Надин укутала ее в меха, надев столько зверей, что Килэй не могла разобрать все запахи. Ее колени согнулись от добавленного веса, она тяжело села, пытаясь перевести дыхание.

Хотя Надин была против, Килэй снова встала на ноги. Она прислонилась к стене для равновесия. Надин добавила слой шкур. Она укутывала ее плечи, когда за дверью раздался дикий хор воя.

— Гвен сказала своим. Скоро тут будет Каэл, — Надин сжала руки Килэй и серьезно заговорила. — Знаю, ты ему благодарна, но не делай… резких движений.

Килэй не сразу поняла тревогу за ее глазами.

— Погоди, я не должна обрезать волосы и просить его жениться на мне?

— Твоя наглость не знает границ! — сказала Надин. Она улыбалась на пути к двери. — Я рада снова тебя видеть.

— И я рада тебя видеть, Надин.

Дверь открылась, и ее подруга из пустыни пропала с порывом холода. Как только она ушла, ее перестали отвлекать, и Килэй чуть не рухнула у стены.

Две реки бушевали в ее груди, воюя. Одна была глубокой и спокойной, дракон в ней знал, что сделал Каэл, и принимал это с любовью. Но человек считал иначе.

Килэй не привыкла быть спасенной. Ей не нравилось ощущать себя слабой, не нравилось видеть жалость других. Эта река была бурной. Волны с белой пеной бились об острые камни, нахлестывали на берега. Она не поддавалась, не сворачивала ни для кого.

«Но эта река мелкая», — сказал дракон в ней. Воды были яростными, но мелкими, больше пены, чем глубины.

Половина ее слышала мудрость, половина все еще переживала. Она хотела поспевать за Каэлом. Не хотела замедлять его. Теперь он будет считать ее слабой?

Из-за этого ревела река?

Треск дерева в проеме пещеры отвлек ее. Она смотрела, как входит Каэл, осторожно двигает руками, запечатывая дверь за собой. Она смотрела на его высоко поднятые брови, когда он повернулся. Она боялась того, что увидит в его глазах. Она отвлеклась от рева реки и глубоко вдохнула.

— Каэл, я хочу поблагодарить…

Ее слова застряли в горле. Его руки обвивали ее талию. Их сердца столкнулись, он прижал ее грудь к своей. Его хватка была сильнее, чем раньше, но не сдавливала. Килэй прижалась лицом к его шее и замерла, готовясь к тому, что бушевало в его венах.

Она ощущала облегчение, песнь дождя на сухой земле, вспышку солнца из-за туч. Его радость поднималась под ней, наполняла ее так, что уже не умещалась.

— Почему ты плачешь? Это я должен плакать! — выдохнул Каэл со смешком.

— Должен, но ты слишком упрямый, — парировала Килэй. — Кто-то должен плакать. И я плачу за нас обоих!

Он прижал рукав к ее щеке, вытирая ее слезы. Снежинки были на его одежде.

— Снег идет?

Он кивнул.

— Начался час назад. Дикари утром устроили церемонию с барабанами и песнями, все было очень серьезно. Они собирались плакать весь день, ведь Судьба оставила землю и дала зиме победить, — Каэл покачал головой. Его губы напряглись в улыбке, и она знала, что он подавлял смех. — А потом вмешался Джонатан. Теперь они поют о пиратском гроге и беззубых женщинах. Неприличное, конечно.

— Естественно, — улыбнулась Килэй. — Как же иначе скорбеть?

Каэл застонал и покачал головой, но его улыбка не увяла. Он опустил ее на землю, что потрясало, потому что она не догадывалась, что он приподнял ее.

— Тебе нужно отдохнуть.

Этого она не хотела.

— Я лежала днями. Почему бы не… — она кашлянула, отгоняя мудрость дракона ради пары беспечных слов. — Вряд ли ты со мной немного посидишь, да?

Он посмотрел на дверь.

— Не знаю… мне могут разбить голову.

Искры вспыхивали в его глазах, он игриво ухмылялся. Снова дразнил ее. Ох, ей это не нравилось. От этого ей хотелось схватить его за волосы и стереть улыбку своими губами.

Но она не могла. Это ее… расстраивало.

— Я разберусь с Надин, — она похлопала по полу рядом с собой. — Садись, шептун.

Он сел. Они поговорили немного, их разговор был легким, как дым. Но потом слова стали серьезными.

Килэй сжала кулаки на коленях, когда Каэл рассказал, что нашел в домике в паре миль от их лагеря. Он рассказал, как был ранен, как скатился с горы, и ее кулаки сжались крепче.

— Если бы я не поскользнулся, я бы шел дальше. Было не так плохо, как звучит, — добавил он, увидев ее хмурое лицо.

Она знала, что было намного хуже, чем звучало. Шептуны так легко рушились от гнили ума. Если бы его тело не было сильным, Каэл мог перестать двигаться. Зима заморозила бы его.

Ее сердце слабо билось, он продолжал рассказ. Когда на них побежали гончие, его глаза потускнели. Ее сердце сжалось, когда он рассказал про Морриса.

— Ты… знала? — прошептал Каэл, глядя на угли.

Она знала немного, но не все. Почему-то ее воспоминания останавливались на ее нападении на Кревана. Она слышала фрагменты от шептунов и аристократов годами. Обломки того, что она знала и слышала, сделали правду смутной.

Но одно она знала точно:

— Моррис всегда сожалело своей роли в ловушке для шептунов. Он был хорошим. Я не принесла бы тебя к нему, если бы не доверяла. Но он жил с этим сожалением годами. Думаю, то, что он тебя учил, дало ему шанс… извиниться.

— Надеюсь, — Каэл крепко впился в ноги и добавил. — Я ему поверил.

— Знаю. Это правильно.

Каэл медленно кивнул, глядя вдаль. Его рука нырнула в карман и вытащила черный камешек, двурогий кристалл, который Килэй нашла среди развалин замка барона Сахара.

— Это было у тебя в кармане. Я хранил при себе, пока ты спала. Ты всегда у меня забирала вещи, и я подумал, что ты не будешь против, — сказал он, возвращая камешек. — Он важный.

— Это звездный оникс, — тихо сказала она. Несколько звезд заглядывало в дыру на крыше. Килэй подняла камень, и его черная поверхность начала искриться от их света. — Я думала, что это умная штучка.

— Да, — согласился он. Его рот приоткрылся, он склонился посмотреть сквозь камень, его плечо задело ее. — Сезеран оставил мне письмо.

Она так сосредотачивалась на том, чтобы не придвинуться к нему ближе, что не сразу поняла, что он сказал.

— И… о чем он написал?

— Не знаю. Я его не открывал, — Каэл вытащил маленькое сложенное письмо из другого кармана. Она ощутила старый запах, увидела, сколько цвета потеряла печать. — Он спрятал его в «Атласе».

Каэл странно держал письмо. Оно лежало на середине ладони, а не между пальцев.

— Ты не хочешь его читать.

Он строго сжал губы.

— Да.

— Почему? — прошло мгновение, а он лишь смотрел на письмо. Килэй коснулась его руки. — Что бы ты ни думал о нем, он все еще твой отец.

Каэл покачал головой.

— Сезеран унес меня в горы и оставил. Это не отец. Отец остается, годами учит всему, что знает. И тогда я не рос без отца. У меня были два отца. Их зовут Амос и Роланд, и я хочу увидеть их снова. Я благодарен за то, что сделал для меня Сезеран. За то, что он дал мне шанс, и он всегда будет моим любимым героем. Но я не могу прочесть это, — его пальцы сжались на письме. — Он был на каждой развилке, подгонял меня. Не знаю, делал ли я хоть шаг сам…

— Ты знаешь, что это не так, Каэл, — недовольно сказала она. — Он помог тебе немного, но ты выбирал свои пути.

Его взгляд стал только мрачнее.

— А если это сила шепота? А если он говорил мне отвернуться от всего и уйти? Я ему не доверяю. Если он хотел умереть за меня, он сделал бы, что угодно. Может, даже погиб в горах. Моррис рассказал мне правду, — сказал он, когда она застыла рядом с ним.

Он смотрел на огонь, пронзая взглядом. Килэй поняла, что стоит быть настойчивее. Может, не стоило избегать этих вопросов так долго.

— Я бы тебе рассказала, — прошептала она, коснувшись его руки. — Я хотела тебе рассказать. Когда я показала тебе Амелию, я думала, ты спросишь, почему она не… почему ты не…

— Знал ее? — Каэл вздохнул. Он нахмурился, брови сдвинулись к носу. — Лучше бы я не смотрел.

— Каэл…

— Правда, лучше бы я не смотрел. Понимал ведь, что ничего хорошего не выйдет, стоило послушаться инстинкта. А теперь все это… нет, не важно, — Каэл сел прямее, он провел рукой по волосам, его глаза блестели. — Важно, как закончить начатое. Что бы он ни делал для меня, я не могу рисковать из-за очередной уловки Сезерана. Я не могу это прочесть.

Его ладонь разжалась, казалось, Каэл все же хотел прочитать письмо. Большой палец провел по краю пергамента. А потом он бросил письмо в угли.

Огонь окутал его. От языков пламени почернели края. Воск пузырился, издавал хлопки. Через пару мгновений слова Сезерана стали пеплом.

Килэй прислонилась к стене. В голове смешивалось многое… она хотела навести там порядок, но от усталости это было сложно сделать.

Плечо Каэла удерживало ее в реальности. Он был рядом с ней, прижимался плотно. Его шея не касалась стены. Его взгляд был сосредоточенным. Свет танцевал во тьме его глаз среди бури мыслей.

Килэй невольно улыбнулась.

— Мне даже жаль Титуса.

— Правильно, — прорычал Каэл. — У меня есть план.

Она взяла его за руку и крепко держалась. Она хотела не спать еще хоть миг.

— Надеюсь, у тебя будет счастливый день рождения, Каэл, — прошептала она.

Он обхватил ее ладонь: теплый, но не жаркий, не требовательно, но крепко. Он держал ее. Его прикосновение не менялось, потому что он должен был спасти ее. Он не ощущал долга между ними. Они были связаны, так было всегда.

Килэй поняла, что зря переживала.

Глава 43

Плетеное дерево

На северо-восточной стороне Великого леса земля менялась. Большие деревья уступили травам, земля стала опасным болотом.

Вода собралась лужами между узкими участками травы. Глубокие ямы грязи голодно ждали по сторонам, их вершины были скрыты мхом, их легко можно было принять за прочную землю. Один из скаутов Кревана быстро это обнаружил, шагнув не туда и провалившись.

Его крики предупредили остальной караван.

Черные лужи были ранами между деревьев. Вода была неподвижной, отражала болезненный пейзаж как зеркало. Порой отражения разрушала рябь, когда чешуйчатые звери под водой уходили от шума каравана.

Креван ненавидел топи. Это место было бесполезным, тут лишь водились насекомые, большие кровососущие паразиты, что сводили с ума жалами. Они оставляли болезненные следы на шее Кревана и его спине днем и ночью.

Хуже того, воздух пах как дыхание мертвеца. Запах был таким густым, что Креван начал думать, что воздуха нет. Может, их легкие наполнял запах гниющих путников.

Дороги через топи не было. Земля была в постоянном состоянии распада, гнила, и тропы тут мгновенно пропали бы. Люди Кревана шли по узким тропам твердой земли.

Грязь и слизь падали с тонкой травы от их шагов. Болото хлюпало под их ногами, впивалось в колеса телег, пытаясь затянуть их на медленную смерть. Креван и его солдаты были рады, когда выбрались из северных морей.

Большая река, что перерезала королевство, разделялась в моря на два потока меньше. Они обрамляли остров, пропадая в ледяной синеве.

Графиня Д’Мер ждала его в лагере у северного берега. Она была в темно-зеленой тунике и узких черных штанах. Ее сапоги доходили до колен. Креван был встревожен, увидев, что они в грязи.

— Стоил взять лошадь, графиня, — сказал он, спешившись. Он похлопал по теплой шее существа и улыбнулся. — Если болота начнут вас затягивать, жертва зверя даст шанс сбежать.

— Хитро, Ваше величество. Я об этом не подумала.

Графиня резко улыбнулась. Ее губы могли очаровать как глаза змеи, Креван это знал. И он обещал, что, если она использует уловки на нем, он отсечет ей голову.

— Где шаман?

— Тут, Ваше величество, — прохрипел Черноклюв. На его кривом лице были раны, многих перьев не хватало. — Плохой! Плохой случай был, Ваше величество, — объяснил он.

Креван был уверен, что получил он по заслугам. Он выглядел как монстр, но вороний шаман был умным, его глаза многое видели. Было опасно пускать его в крепость Средин. И Креван оставил его графине.

Черноклюв пришел от реки, его окружали юноши в одежде в стиле графини. Оба стража были с мечами на бедрах, золотой извивающийся дуб Великого леса был на их груди. Креван взглянул на их лица, а потом посмотрел еще раз.

От темных глаз до сжатых губ юноши были идентичными. У обоих были коротко острижены волосы. У них даже была одинаковая горбинка на носах, словно обоим носы сломали, а потом криво исцелили.

— Надеюсь, вы в порядке, Ваше величество, — сказала Д’Мер, глядя на него.

Креван покачал головой.

— Я больше переживаю за вас, графиня. Мне стоило понять, что Титус использует договор с канцлером, чтобы заманить вас. Он знал, что я отправлю вас вместо себя в море. Не знаю, что я делал бы, если бы вас постигла участь моего отряда.

Она напряженно улыбнулась в ответ.

— Рада служить, Ваше величество. Я хочу отплатить Титусу.

— Как и я, графиня, — ухмыльнулся Креван и махнул за спину. — Веди мальчишку, Ульрик.

Многих магов устраивало использовать магию для простых заданий, редкие, кому хватало таланта для боя, оказывались не трусами. Но Ульрик хотел величия.

Как только корона опустилась на голову Кревана, он предложил Срединам дар верности: чары, что заставлял любое существо с магией в крови слушаться Кревана. Ульрик привязал и себя, просил служить Срединам, как в древние времена, как маги, служившие прежним королям.

И Креван с радостью даровал ему титул архимага.

— Рад вас видеть, графиня, — Ульрик прошел вперед. Архимаг был человеком пустыни. Его голова была лысой, он был в золотой мантии с вышитым драконом Средин на груди. Его голос очаровывал.

А лицо — нет.

Глаза Ульрика были глубоко в его голове, были темными и блестящими. Он всегда улыбался с открытым ртом, было видно острые зубы. Его уши были вдвое больше нормального размера: кожа была натянута так, что казалась прозрачной. Тонкие голубые вены вились под кожей ушей.

Кревану казалось, что его уши отросли, потому что он слушал много голосов его магов и зверей.

Годами Ульрик сидел, скрестив ноги, в покоях, слушал вопли рабов королевства. Он слышал их каждый вскрик и мольбу, каждую отчаянную мысль, что проносилась в их головах. Он выбирал важные фрагменты и передавал их Кревану. Много раз уши Ульрика спасали его трон.

Но, хотя его магия была почти самой сильной из всей, что Креван видел, одна слабость архимага привязывала его к короне. Любовь к жестокости.

Он всегда пытался создать новые способы для страданий своих жертв, всегда изобретал много чар, приносящих боль. Мысли позволяли Ульрику знать о страхах зверей… и Креван давал ему возможность ломать каждого.

Д’Мер застыла под взглядом Ульрика.

— Архимаг, — кивнула она. — Начнем? Не хочу задерживать Его величество.

Ульрик повернулся и вытянул руку за собой. На ней был серебряный импульс: цепь обвивала запястье несколько раз, была из дюжин маленьких звеньев, каждое было привязано к определенному магу или зверю. Импульс засиял, Ульрик поманил пальцем, и лесной мальчик вышел из кареты.

Его звали Девин, он напоминал об этом каждый раз, когда солдаты называли его щенком или личинкой, как-то еще, но не его именем. Он вопил, пока Ульрик не закрыл ему рот.

Взмахом руки Ульрик отпустил его. Оковы упали с запястий Девина, он пошатнулся, когда ему вернулась власть над ногами. Он потирал мышцы челюсти, смотрел на всех своими голубыми глазами.

— Он слишком глуп, чтобы бежать, — сказал Ульрик в ответ на вопрос на лице Д’Мер.

Она окинула его ледяным взглядом.

— Что… он такое?

Глаза Девина расширились, когда он увидел ее, но он не говорил. Он вытянул шею, глядя на ее стражей. Его взгляд метался между ними, он помрачнел.

— Вы же братья?

Они не ответили. Они даже не моргали.

— Вы слишком похожи, так что точно братья, — продолжил Девин, словно тут были только близнецы. — Хотел бы я успеть узнать своих братьев. Наверное, они бы понравились мне, — он посмотрел на Черноклюва большими глазами. Он не отпрянул, а шагнул вперед. — Ты человек или птица?

— Да, — каркнул он и повернулся к Ульрику. — Удивлен! Удивлен, что у него еще есть язык.

— Его величество хотел, чтобы он прибыл… неиспорченным, — проворчал Ульрик.

Д’Мер вскинула брови. Она посмотрела на телегу за ним.

— Всего один, Ваше величество?

— Да. Я искал остальных… но там остался лишь один. Хватит разговоров, — прорычал Креван, не дав ей задать вопрос. — За работу, шаман.

Ошейник на его пернатой шее вспыхнул красным от приказа, и Черноклюв поспешил исполнять.

Две руки сжались на крыльях шамана. Девин застыл, когда одна рука схватила его за запястье. В другой был маленький кинжал. Его голубые глаза следили за путем кинжала, не мигая. Черноклюв переложил оружие в другую руку. Странные тихие слова катал серый язык шамана, они вылетали из его клюва. Деревянный талисман на его груди тускло сиял, пока он говорил.

Девин вскрикнул, когда Черноклюв провел лезвием по его ладони.

— Почему ты ранишь меня? — охнул он. — Что я…?

Медленно его взгляд стал рассеянным. Он смотрел на талисман Черноклюва, следил, как угасало сияние. Рот Девина приоткрылся, его взгляд метнулся на остров вдали, словно он что-то искал.

— С дороги, — прошипел Креван.

Черноклюв отскочил в сторону.

Без слов Девин зашагал. Он тянулся раненой рукой, пока шел к острову между реками.

Креван затаил дыхание.

* * *

Голос манил его к реке. Женский голос, сильный и… добрый. Шепот напоминал Девину о матери.

Она пела те же песни, что и его мама, говорила с ревом реки и свистом ветра. Земля дрожала, когда она говорила, словно он стоял на ее связках.

«Ближе, дитя. Ты должен подойти ближе».

Ее голоса манил к каменистому берегу. Волны били о берег, но он был уверен, что женщина не навредит ему. Воды были не такими злыми, как выглядели. Он глубоко вдохнул и опустил ноги в воду.

Река была из пены, что виднелась на волнах: в потоке не было силы. Он не пытался утащить Девина на дно. Вода безвредно окружала его, пока Девин шел дальше.

На середине реки он начал бояться. Пена и вода доходили до шеи. Если он зайдет глубже, не сможет дышать.

«Подними голову, дитя. Мой свет тебя направит».

Девин отвел взгляд от воды и посмотрел на женщину, сидящую на другом берегу. Она ждала его. Он не видел ее лица, но рука была вытянута. Он отчаянно хотел обхватить ее руку.

Глубоко вдохнув, он пошел по реке и поднялся по камням берега. Он не понимал, как путь утомил его, пока не рухнул на руку и колено.

«Ближе, дитя. Ближе».

Он был почти там, ее рука была близко. Свежий порез на его ладони болел, он полз по каменистому берегу. Его кожа пылала, множество камешков впивалось в его кожу. Из последних сил он вытянулся и схватил ее за руку.

Когда он поднял взгляд, он понял, что его звала не женщина. Это было дерево. Ствол был из двух деревьев меньше, они сплетались между собой и тянулись к небу. Их ветви образовывали одну большую крону.

Страх сдавил горло Девина. Он вырвался из его рта воплем паники. Плетеное дерево! Мама пела ему об этом месте. Показывала картинку на талисмане отца.

Нет. Он не мог быть тут. Не должен был. Дрэгам нельзя! Он пытался отойти от Дерева, но рука не слушалась. Казалось, его пальцы растаяли на корнях.

«Тише, дитя. Тише».

Дерево начало пульсировать ярким светом. Он медленно становился из ослепительного тусклым. Девин вдыхал в такт, ощущал что-то холодное в голове. Но его спокойствие длилось не долго.

Его рука онемела, ладонь жгло. Дерево выкачало много крови через его порез. Свет в центре стал ярче, таким ярким, что Девину пришлось закрыть глаза.

— Пусти! — закричал он.

Женский голос пропал. Новый звук донесся из Дерева, похожий на топот шагов по деревянному мосту. Он становился быстрее, пока Девин вырывался.

— Пусти! — сказал он снова. — Я не должен быть здесь. Я не хочу быть здесь!

Бам, бам, бам, бам, бам.

— Прошу, пусти!

Он вопил, он кричал. Он бил по корням кулаком. Он пытался другой рукой оторвать ладонь, высвободиться. Прошло несколько отчаянных минут, и он понял, что это бесполезно. Он попал в ловушку.

Бам, бам… бам, бам… бам, бам…

Стук утих, и Девин сдался, и ритм уже не так сильно его пугал. Он лежал и слушал, понял, что стук из Дерева совпадал с шумом из груди.

«Он слышит тебя, дитя. Он принимает твой вызов».

— Нет! Прошу, я не хотел! Не хотел… — но Девин не смог закончить. Он рухнул, все силы кончились.

Жаркие слезы заполняли его глаза, он понял, что наделал. Он клялся никогда этого не делать, он нарушил клятву, которую защищал каждый дрэга. Он обещал маме, обещал ей, что будет держаться подальше от этого места. Что сохранит клятву дрэги.

Это была ее последняя просьба. Он прошептал ей обещание, когда она отправилась в Великий сон… когда она ушла к его отцу и братьям с сестрами на зеленые луга у реки.

И теперь… он подвел ее.

— Прошу… я просто… хочу домой.

«Ритуал почти завершен, — прошептало ему Дерево. — Теперь ты должен встретиться с ним на Арене душ… будь смелым, дитя. Победителя ждет две жизни, а проигравшего — пустота»

* * *

Девин поднял голову. Дерева не было. Небо пропало. Остров и реки пропали. Он стоял на коленях в странном месте.

Напоминало дом: открытое пространство, окруженное обломками. Но тут не было деревьев. Он не ощущал ветер или запах цветов. Все было смесью серого и тени. Весь мир мерцал, как воздух над огнем.

Песня заставила его посмотреть в другую сторону. Рокот грозовых туч, сильный и низкий. Музыка ветра, шепот деревьев. Такую песню пела его мама. Девин знал, что за существо ждало его, раньше, чем успел посмотреть.

Изогнутые рога и длинный хвост с шипами, большие крылья горло развернуты по бокам — размытый, как и все в этом мире, но достаточно очерченный. Черный дракон смотрел на него с другого конца Арены.

Девин медленно встал на ноги. В мире снаружи дракон возвышался бы над ним. Но в этом мире они были одного роста.

— Прости, — сказал он. Слова не вылетели изо рта. Он не ощущал рот. Он коснулся и понял, что рта у него нет. Лицо было пустым, как у дракона.

Тихий стон вырвался из глубин драконьей груди. Он стал чуть громче под конец, но не выбрался из глубин. Песня не стала выше. Не должна была. Голос дракона остался низким, как печальные истории, что пела ему мама и плакала в конце.

Девин не понимал слов дракона, но понимал значение: только один из них покинет это место живым. Они пришли сражаться.

Мальчик и дракон бросились друг на друга, врезались. Дракон терзал когтями грудь Девина. Черные ручейки вырывались из его раны на дракона. К его ужасу, зверь стал крупнее. Земля стала ближе, Девин уменьшился.

Он охнул, когда челюсть дракона впилась в его руку. Больше черного вытекло. Он пытался бежать, но был слишком маленьким: дракон выгнул шею и укусил его, не делая ни шагу. Чем больше он поглощал, чем больше становился. Вскоре он стал размером с холм, а Девин напоминал ребенка по высоте. Еще укус, и ему конец.

У победителя две жизни, а у проигравшего — ни одной.

Девин знал, что произойдет. Его мать пела о старых днях, когда дрэги и драконы жили единым целым, но то время прошло. Это было слишком опасно, слишком жестоко. Они давно поклялись, что человек и дракон больше никогда не объединятся.

Теперь клятва была нарушена. Победит Девин или дракон, но клятва все равно будет нарушена. Если отдать жизнь, ничего не изменится. Он не сдавался.

Он будет бороться.

Голова дракона опустилась, Девин откатился в сторону. Он схватился за рог зверя обоими руками и запрыгнул на мрачную шею.

Дракон взревел и попытался сбросить его, но Девин крепко держался. Он обвил руками горло дракона и с силой сжимал. Тьма текла в Девина, дракон терял дыхание. Вскоре они снова были одного роста.

Дракон вырвался из его хватки и погрузил зубы в его шею. Девин вонзил руку в грудь дракона. Они вместе рухнули на землю с такой силой, что она задрожала. Колонны падали, воздух опасно трепетал. Они катались, терзая друг друга, а земля рассыпалась от их ударов.

Мир не мог выдерживать их бой. Земля разбилась под ними, и Девин с драконом провалились во тьму.

* * *

Креван расхаживал неподалеку от каменистого берега. Он смотрел на сжавшееся тело мальчика под деревом, но не переживал. Они это делали всегда, теряли сознание у Плетеного дерева, а потом приходили в себя.

Но прошел почти час, а Девин не двигался.

— Почему так долго? — прорычал Креван.

— Может, малявка мертв? — Ульрик посмотрел на небо над островом. — Видите? Уже собираются падальщики.

Губы Д’Мер были сжаты, она прижимала скрещенные руки к груди. Она едва смотрела, куда указал Ульрик.

— То сокол.

Черноклюв, проверяющий лысые места между перьев, вдруг вскочил на когтистые ноги.

— Сокол? Сокол! Убейте ее! Сбейте с неба!

Ульрик тут же поднял руку, но Креван остановил его.

— Нет! Ты можешь задеть мальчишку.

Черноклюв прыгал, сотрясал воздух отчаянными хлопками крыльев.

— Но, Ваше величество, она не та! Это одна из великих шаманов! Убейте ее, убейте…!

Громогласный рев заглушил его слова, черный медведь вышел из леса. Он стоял на задних лапах, скалил большие зубы. Люди Кревана опустили копья, окружив его. Стражи Д’Мер подняли мечи. Ульрик вытянул руку, опасный красный свет вспыхнул на его импульсе.

Крик с острова остановил их всех.

Девин пробудился. Он корчился на земле, грудь вздымалась от силы в его теле. Его спина выгнулась, сжались кулаки. Его конечности опасно дрожали, и Креван знал, что будет дальше.

Он схватил Ульрика за мантию и швырнул к солдатам, бросившись к реке. Они добрались до берега, когда тело Девина изменилось.

Его кожа разорвалась, черные точки вылетели из ран, соединяясь, пока не покрыли его. Его крик заглушили огромные клыки. Его голос стал ниже, сотрясал все внутри Кревана. Он смотрел, как рога появляются из его волос, а лопатки превращаются в крылья. Наконец, изменение было завершено.

Девин обмяк на земле в теле большого черного дракона.

— Схватить его, Ульрик! Цепи! — проревел Креван.

Архимаг побелел от силы голоса Девина, но приказ Кревана жарко обжигал. Чары почти слетели с руки Ульрика. когда Девин попытался встать с земли. Его крылья создали сильный порыв ветра, сбивший всех.

Ульрик перевернулся, Креван стукнулся о землю. Он вырвал охапку травы, пытаясь встать на ноги. Он смог лишь перекатиться, когда раздался голос:

— Время пришло, Черноклюв. Шаманы очистят землю от твоей Мерзости!

Худой мужчина с осунувшимся лицом появился из болота. Он стоял между мужчиной с далеко посаженными глазами и женщиной, чьи глаза были опасными и желтыми. Медведь побежал к ним, став по пути волосатым мужчиной. Когда они объединились, они подняли талисманы с груди.

— Пора тебе ответить, Черноклюв, — сказал тощий мужчина. — Пора очистить твою мерзкую душу.

Черноклюв взлетел с карканьем и дождем перьев, но свет их талисманов сбил его. Он корчился под их чарами, свет его талисмана отчаянно пульсировал от атаки шаманов. Он просил о помощи, но Креван не отвечал.

Он смотрел на Девина.

Большой черный дракон рухнул на остров. Он был больше Драконши: каждая чешуйка на его груди была с ладонь человека, его крылья растянулись до концов острова. Даже издалека Креван ощущал жар его дыхания, и этот жар опалял кожу его лба и носа.

Пока он смотрел, сокол спустился с неба и принял облик женщины. Она схватила Девина за рога и встряхнула.

— Лети! Ты должен лететь, небесный охотник!

Его голубые глаза открылись, посмотрели на нее. Шаманка подняла руки, Девин взмахнул крыльями, и Креван издал рев. Он вскочил на ноги и поднял Ульрика с земли.

— Свяжи его, бесполезный маг! Останови!

Девин взмахнул могучими крыльями и взмыл в небо. Его лапы поджались под ним, он повернулся к северным морям. Еще пара мгновений, и он будет свободен. Но тут напал Ульрик.

Красная полоска света вырвалась из его руки, архимаг отлетел от удара крыльев Девина. Чары пролетели по небу и ударили его в чешуйчатое горло. Его громкий голос сотрясал землю. Его крылья трепетали, он пытался лететь.

— Я твой хозяин, зверь, — кричал Креван. — Преклонись предо мной!

Ошейник раскалился от силы приказал Кревана. Девин боролся с обжигающим заклинанием. Он ревел, размахивал головой. Он повернулся к ним, зажмурился, скрывая голубые глаза. Когда они открылись, Креван испуганно отпрянул.

Холодная голубизна пропала, ее заменил жуткий желтый огонь. Черный узкий зрачок пересекал каждый глаз, его охраняли стены огня. Эти глаза посмотрели на Кревана без страха. Огонь пылал с вызовом. Левин заревел, и его голос сотряс деревья и реку.

Он вырвался из хватки Ульрика. Его крылья перестали дрожать и понесли его к северным морям.

— Останови его! Спусти!

Ульрик, казалось, держал Девина за нить. Его рука жутко дрожала, лицо побагровело. Слова слетали с его губ безумным криком, Девин летел к морю. Импульс трепетал на его руке и сжимался, пытаясь управлять зверем.

Креван не слышал яростные слова, что вылетали из его горла. Его жизнь, его королевство — все, что у него было, зависело от когтей этого дракона. Если Девин сбежит, все было зря. Он прорычал Ульрику прекращать борьбу, тащить его за рога.

От этого зависели их судьбы.

Ошейник на шее Девина вспыхнул. Он ревел и извивался от боли, но Ульрик схватил его. Архимаг улыбнулся и направил руку на берег. Девин беспомощно следовал за его рукой, словно был привязан веревкой.

Чары опустили его в болота. Его тело замерло, и большая рогатая голова застыла недалеко от сапог Кревана.

— Ваше величество… шаман! — охнула Д’Мер.

Креван поднял голову и увидел, что чужаки сдались. Они вернулись в облики зверей и скрылись за деревьями, чтобы не попасться стражам-близнецам графини.

Черноклюв — то, что от него осталось, — лежал кучей кожи и перьев на земле.

Креван рассмеялся.

— А что шаман? Он сделал свое дело. Мне он уже не нужен, это последний зверь, что мне нужен.

Графиня осторожно подошла к нему. Ее дыхание было сдержанным, лед в ее взгляде таял при виде огромного задыхающегося тела Девина на земле.

Креван ухмыльнулся. Д’Мер редко лишалась дара речи.

— Что думаешь о моем новом рабе?

— Судьба, спаси нас, — прошептала она.

Он поднес губы к ее уху и прорычал:

— Уже, графиня. Она уже спасла.

Глава 44

Под звездами

Наконец, солнце озарило день, которого Каэл ждал. День, когда его армия пойдет на вершину.

Гвен сказала, что до Тэнхолда осталось три дня пути.

— Хотя может растянуться на неделю из-за снега, — хмуро добавила она.

Зима уже началась, горы постоянно засыпало снегом. Когда они ушли с замерзшей земли, снег доставал до колен. На следующий день он поднялся до их поясов. Каэл знал, что, если они хотели добраться до вершины, ему нужно придумать, как упростить путь.

Он сказал мастерам жаром печи топить снег. Он показывал им, как представлять огонь на коже, как удерживать картинку раскаленной плоти в головах. А потом он забрался в сугроб, и снег с шипением растаял.

Проблемой было то, что снег становился водой, и вода быстро замерзала. Каэл оглядывался, пока они шли, и стонал, видя, как великаны беспомощно скользят в конце. Они теряли равновесие и не останавливались: несколькие впивались косами, но большая часть съезжала в большой сугроб в конце.

Дикари громко смеялись.

— Лучше бы нам помогли, — вопил Деклан. Он смог зацепиться косой меж двух камней, остановил себя от падения на дно. Но древко оружия скрипело от его веса.

Гвен прошла к краю ледяного склона с большой охапкой снега в руках.

— И как долго ты так продержишься, великан?

— Тебя ударить успею, — мрачно сказал он.

Она толкнула снег, и он скатился к его руке.

— А теперь?

— Хватит, разрисованная…

Еще один шар закатился ему в рот. Он пытался выплюнуть снег, но чуть не потерял хватку. Вскоре Гвен так засыпала Деклана снегом, что было сложно увидеть его лицо. Древко стонало, но он не двигался. Она совершила ошибку, решив столкнуть снег ногой, и он схватил ее за лодыжку и утащил за собой.

Гвен выла по пути вниз. Она ехала на спине, тормозила пятками. Она вскочила на ноги внизу склона и перемахнула с сальто через гору великанов в сугроб.

Через миг она вырвалась из снега, вскинув руки. Она победоносно взвыла, и воины ответили, все быстро погрузилось в хаос.

Воины столпились на ледяном склоне. Они скатывались на спинах и груди, пытались понять, кто быстрее. Они сбивали великанов с ног и попадали в кучу тел на дне, где Каэл ожидал обнаружить не меньше дюжины переломов. Но их не было, пока Джонатан не решил скатиться на щите дикарей.

И переломов стало четыре.

— Видишь, к чему этот бред привел? — ворчал Каэл, латая ребра Джонатана.

Гвен пожала плечами.

— Я его не заставляла.

— Хочу еще! — сказал Джонатан, взмахнув кулаком.

Каэл погрузил его в сон. А потом он схватил скрипача и передал Гвен.

— Вот. Неси его.

Она скривилась.

— Почему?

— Потому что я злюсь на тебя. Может, это тебя научит, что не все в нашей армии крепкие, как дикари. Некоторые хрупкие… нет! — рявкнул он, увидев группу воинов на вершине склона. — Хватит. Если съедете еще раз, я вас выброшу с обрыва!

Они отходили, громко ворча по пути.

Они ушли, и он повернулся к Гвен.

— Неси его, пока он не проснется, и думай о поведении, Тэн.

Ее улыбка была опасной, она забрала Джонатана.

— Хорошо… болван.

Звучание ее слов ему не понравилось. Еще меньше понравилась ее улыбка. Но не было времени переживать из-за Гвен. У него были проблемы важнее.

Чтобы не давать склонам замерзать за ними, он разделил мастеров на три группы. Они шли отдельно: один в начале, другой посередине и третий в конце. Жар их кожи топил снег, не давал льду появиться.

Когда они остановились на ночлег вечером, Каэл додумал план. Он собрал мастеров в круг, и они показали ему все, что помнили о крепости.

С их воспоминаниями он видел и Тэнхолд с каменными домиками вокруг него. Он пытался увидеть это место глазами Титуса, пытался понять, как граф использует преимущество Он представлял бой в голове, проверял все возможные сценарии, понимая, что граф быстро подстроится под то, что будут делать дикари.

Пока он думал, в голове звенели слова Морриса: «Титуса нужно одолеть быстро… раньше, чем он одолеет тебя».

Каэл понял, что с Титусом они днями биться не будут. У него мог быть лишь один шанс ударить. Ему нужно было осторожно продумать шаги, он не мог сдерживаться. Он создаст меч, что идеально подойдет к шее Титуса… и первый удар его убьет.

Каэл продумал план и прошел к товарищам.

Он ожидал сопротивление от пиратов, но Лисандр только серьезно кивнул.

— Мы сделаем все, что попросишь, сэр Райт.

Глаза капитана были мрачными после смерти Морриса. Он все больше времени ходил, сжав рукоять сабли. Его привычная улыбка пропала.

Каэлу было больно видеть его таким.

— Вы не должны вести пиратов в бой. Я не…

— Нет. Я обещал, я слово держу, — его волнистые волосы топорщились, когда он провел рукой. — Я скучаю по Аэрилин. И все.

— Уверен?

Он тяжко вздохнул.

— Наверное… я скучаю и по Моррису. Дядя Мартин говорил скрывать его от королевства, но не упускать из виду. Он не доверял Моррису. Но у Морриса был шанс убить меня, он этого не сделал. Он был верен мне, даже когда я был проклят, — Лисандр слабо улыбнулся, глядя вдаль. — Он доказал себя за эти годы. Я забыл, что должен был следить за ним. Думаю, Моррис следил за мной. Я скучаю по нему, как по всем остальным пиратам… но мы должны идти дальше, ведь так?

Каэл выдавил улыбку.

— Айе, капитан.

Улыбка вернулась на лицо Лисандра.

Хотя пираты собирались выполнить роль, Деклан был не так рад роли великанов.

— Я привез армию сражаться, а не топать и шуметь!

Каэл старался сохранять терпение.

— Если все пройдет хорошо, биться толком и не потребуется. Нужно лишь отвлечь Титуса от мастеров. Ты же можешь не… сходить с ума? Там это будет опасно. Тебя убьют, если ты сорвешься.

Деклан медленно кивнул.

— Ага. Думаю, я понял, как не терять голову. Но для этого нужен пиратский грог.

— Конечно, — пробормотал Каэл.

Он повернулся, но Деклан опустил руку на его плечо.

— Я хочу, чтобы песочная кроха была на моей стороне.

Каэл вместе с Декланом посмотрел на лагерь. Надин и Элена поменялись оружием и сражались у костра. Надин неловко размахивала черными кинжалами, а Элена пыталась выбить их из ее рук тупой стороной копья.

Джейк, смазавший мантию новой дозой масла скунса, пытался описать их атаки в дневнике:

— Учитывая, что рукоять весит больше, какова вероятность. Что кинжал упадет лезвием вниз? — сказал он.

Элена ответила, выбив один из кинжалов из руки Надин. Она стукнула по нему древком копья, кинжал отлетел в Джейку, вонзился лезвием в шкуру рядом с ним.

Он раскрыл рот, а потом записал:

— Вполне… вероятно…

Каэл не удивился, узнав, что Элена — шептун. У нее была сила воина, она пропадала, когда хотела. Дикарям так нравилась ее способность скрываться в тени, что она начала учить их некоторым трюкам.

Кэл после этого предполагал, что все темные пятка в лагере были дикарями, ждущими в засаде для нападения на него.

Нет, он понимал, что Элена была шептуном. Он не мог понять, почему Деклан так улыбался Надин.

Он даже не понимал, что делает это. Рот великана искривлялся под таким углом, сто Каэл ощущал, как его строгий друг пропадает, его заменяет тот, кто никогда не хмурился.

Деклан быстро скрыл улыбку, поймав взгляд Каэла.

— Она — кошмар. Ее не уговорить. Она навредит себе, если за ней не приглядывать.

— Это проблема?

Деклан схватил его за рубаху.

— Да, если хочешь знать.

Каэл подавил улыбку, когда Деклан пошел прочь.

Пираты и великаны были готовы к бою, пора было поговорить с Джейком. Каэл был в нескольких ярдах, но уже ощущал запах скунса. Запах вызывал еще и вкус, словно миновал нос и сразу попадал в рот.

— Я уже привык, — сказал Джейк, увидев, как Каэл кашляет. — Нос — поразительная штука, он может привыкать даже к ужасающему запаху за короткое время.

Каэл предпочел бы, чтобы его нос отвалился.

— Мне нужно поговорить о нападении на Титуса.

Джейк тяжко вздохнул.

— Да, я подумал и понял, что могу лишь скрывать магию.

— Никаких чар, — согласился Каэл. — Ничего схожего. Будет сложно уговорить дикарей делать так, как я задумал. Нам не нужно, чтобы запах магии свел их с ума. Думаю, тебе лучше остаться с Декланом.

Элена нахмурилась, когда Каэл повернулся к ней.

— Я останусь с магом. Это решено.

Он отпрянул, она чуть не ударила его древком копья по челюсти.

— Я не собирался это опровергать.

— Да?

— Да. Так что не нужно в меня тыкать, — он отодвинул копье. Риск был таковым, что его вероятнее могли убить в лагере, чем от рук армии Титуса.

Он рассказал Надин о ее роли, она топнула ножкой.

— Это все ты наделал, великан! — вопила она на Деклана. — Я не буду сидеть, пока мои друзья в бою.

— Ты сделаешь то, что я скажу, кроха.

— Мот!

Каэл уже сходил с ума, а ему еще нужно было поговорить с Гвен.

Они ночевали под утесом той ночью. Мастера провели вечер, строя укрытия в камне: они гнули камень в пещеры и накрывали проемы большими шкурами.

Каэл гордился тем, как хорошо они соединяли меховые края с камнем. Мастера днями строили укрытия без его помощи, улучшая качество и скорость. Он не сомневался, что дикари проживут долго, одолев Титуса, даже если решат жить на вершине горы.

Костры горели вокруг укрытий. Килэй и Сайлас сидели у самого большого, поглощали оленя.

— Чертово дыхание гор, все оно портит! — шипел Сайлас. Он безуспешно терзал кусок красной плоти на ноге оленя. Судя по скрежету его зубов, мясо замерзло.

Килэй подержала свою порцию над огнем, сосредоточенно хмурясь.

— Будешь проще откусить, если ты его согреешь.

— Я не грею еду, драконесса. У меня сильные челюсти.

— Как хочешь, — Килэй вытащила мясо из огня и откусила большой кусок, улыбаясь, пока жевала.

Сайлас сдался. Он сунул мясо в огонь и с фырканьем вытащил.

— Не работает, — ворчал он, тыкая пальцем. — Почему не работает?

— Нужно немного подождать, глупый кот. Нет, смотри…

Она схватила его за запястье и заставила склонить руку с мясом к огню. Он вытянул шею и ерзал, пока Килэй удерживала его руку.

— Уже, драконесса?

— Нет еще.

— Но…

— Терпение, — прорычала она.

Она отпустила. Сайлас прижал ногу к губам.

— Ай! Горячо! — он сунул горсть снега в рот и попытался снова укусить.

Килэй закатила глаза. Она заметила проходящего Каэла и отклонилась.

— Куда ты?

Он тяжко вздохнул.

— Бороться с силами иного мира и зимой.

Она улыбнулась.

— Передавай ей мою любовь.

Каэл дернул ее за хвостик, проходя мимо.

Гвен была в отдельном укрытии в центре лагеря дикарей. Проем закрывали шкуры медведя и волка. Голова медведя была над входом, словно рычала, пока он приближался, скаля зубы.

Свет одной из самодельных ламп мастеров сиял из-за двери из шкур.

— Гвен? Можем поговорить?

— Ладно, — прорычала она.

— Насчет завтра. Я хотел убедиться, что ты помнишь, что должна… — он замолчал. Он так сосредоточился на шкурах на проходе, что не сразу понял, на что смотрит.

Гвен стояла спиной к нему, на ней были лишь штаны. Все мышцы на ее спине было видно, они напряглись, когда она склонилась за туникой. Он видел, где узоры с ее рук заканчиваются на шее, дальше шла бледная и чуть веснушчатая кожа.

Кольцо шрамов на ее правой лопатке выглядело как натянутый лук. Каждый был идеально круглым, размером с большой зуб.

— Килэй тебя на самом деле укусила, — сказал он, с трудом веря в это.

— Она могла отправить меня в иной мир ревом и вспышкой огня. Но она забросила меня на выступ скалы, — проворчала Гвен, надевая тунику. Мягкий материал скрыл ее шрамы. — Я час выбиралась из-под камней и снега, отец запер меня в замке до конца зимы, пока раны исцелялись… но могло быть хуже.

Она ухмыльнулась и развернулась. Она закатала рукава туники до локтей, глядя на него.

— Наверное, только ты во всем королевстве зашел бы к женщине без туники и спросил бы ее про шрамы.

Жар опалил лицо Каэла.

— Я… ты сказала, что я могу зайти.

— Да.

Он не понимал, почему она ухмылялась, почему ее глаза так яростно сияли. Но требовалось много смелости, чтобы не выбежать наружу.

— Я хотел поговорить с тобой о…

— Мне не нравится твой план, болван, — сказала она, скрестив руки. — Я не вижу смысла так готовиться к бою, в котором мы легко победим.

Он уже не помнил, сколько раз ей это объяснял.

— Дело не в победе, а в безопасности нашего народа.

— Нашего?

— Да. Твои дикари, может, переживут полеты через врата, но мои друзья не так сильны. Я не буду рисковать ими, когда есть вариант лучше.

Она вскинула бровь.

— Уничтожить замок — лучше?

— Замки можно отстроить, — сказал он сухо.

— И тела.

— Это не… — он дернул себя за волосы, но раздражение все равно вырвалось рычанием. — Я делаю как лучше. Ты можешь хоть раз мне довериться?

— Не думаю. Меня нужно убедить.

У него заканчивалось терпение, гнев бурлил на дне. Он пытался держаться.

— Не нужно. Тебе нужно замолчать и делать, как я скажу. А потом ты мне еще спасибо скажешь.

Она подошла ближе.

— Почему это?

— Потому что Титус будет мертв, и тебе не придется меня больше видеть. Мы пожмем руки и разойдемся, твой народ пойдет за своими выдуманными врагами вершин.

— Почему я не могу поблагодарить тебя сейчас?

— Вряд ли ты…

Каэл не мог дышать. Он не сразу понял, почему. Он быстро получил ответ, когда попробовал вдохнуть, и губы Гвен крепче прижались к его губам. Они были сильными, как и она, двигались грубо, как ее хватка. Ее пальцы впились в его рубаху на груди, зубы задели его губу.

А потом она оттолкнула его.

— Что за…? Зачем? — охнул он.

Она пожала плечами.

— Я тобой восхищаюсь.

— Это не причина просто… просто… Я не люблю тебя, Гвен!

Она посмотрела на него как на глупца.

— Я тоже тебя не люблю. Любовь тут ни при чем.

— При чем вообще?

Она скрестила руки на груди. Ее глаза смотрели в его.

— Куда ты пойдешь, закончив тут?

Он еще не думал об этом. Лучше было остаться в Тиннарке, раз графиня знала о нем. Но мог ли он остаться в Тиннарке? Он видел столько оттенков королевства. Мог ли он вернуться в серо-коричневую местность? Что он будет делать с Амосом и Роландом? И Килэй ненавидела горы, он не мог просить ее остаться с ним в Тиннарке.

— У тебя есть дом среди дикарей, если хочешь, — Гвен смотрела на его лицо и легко замечала его сомнения. — Мой народ тебя слушает. Брат тебя любит. Если останешься, сможешь научить его править как Тэн…

— Чтобы тебе не пришлось? Чтобы ты днями убивала зверей и вешала их головы на стену? Нет, спасибо, — твердо сказал Каэл. — Я не буду давать тебе повод пропасть.

— Я не пропаду, — ухмыльнулась она. — Я буду возвращаться… порой.

— О чем ты?

Ее шея покраснела, она пожала плечами.

— Мы с тобой — хорошая пара. То, что мы не любим друг друга, не значит, что мы не можем… работать вместе.

Каэл не сразу понял, о чем она. А потом не смог в это поверить.

— Я не буду на тебе жениться, Гвен. Я не хочу править дикарями или жить в замерзшем замке. И я не хочу проводить остаток жизни на вершине.

— Тогда чего ты хочешь?

— Килэй, — ее имя сорвалось с его губ искрами от углей. Она всегда была там, всегда горела в его сердце. Он не пожалел, что упомянул ее, даже когда Гвен рассмеялась.

— Паразитка? — она откинула голову и рассмеялась, показывая голубые вены на горле. — Ох, бедный дурак.

Каэл сжал кулаки, чтобы не ударить ее.

— Я не дурак. Я полюбил ее.

— Ты не можешь любить ее, — выдавила Гвен, смеясь. Увидев выражение его лица, она замолкла. Ее голос посерьезнел. — Паразитка красивая, да. Но она — не человек. Она не может дать тебе то, что я готова дать: жену, с которой состаришься, детей с твоим именем…

— Меня не волнуют дети, — резко сказал Каэл. Он вспомнил о Сезеране и Амелии, о том, как они расстроились, увидев в его глазах символ Райта.

Он не хотел такой жизни своим детям. Не хотел, чтобы они несли тот же вес, что давил на его плечи даже теперь, от вины нога была холодной под его ногами.

Лучше им и не рождаться.

Но Гвен не успокаивалась.

— А что ты будешь делать, когда твоя кожа начнет морщиться, а паразитка останется прекрасной? Она будет с тобой до конца? Будет вливать бульон в твой беззубый рот?

— Шептун может жить долго, — сказал Каэл, вспомнив историю, что Бейрд рассказал ему о целителе. — Я могу говорить сердцу биться.

— Тебе нужна причина, мастер. Ты — болван, который не мог повалить дерево, потому что думал, что его корни слишком глубоко, — Гвен ухмыльнулась. — Как ты убедишь свое сердце биться вечно?

Он не был уверен. Но одно знал точно:

— Я найду.

— Конечно.

Он уже не мог терпеть эту ухмылку. Еще немного, и он ее ударит.

— Веселись с паразиткой, — бросила она вслед, когда он отодвинул шкуры. — А, когда придешь в себя, приходи. Мое предложение будет в силе.

Каэл вырвался на снег, пытаясь отогнать ее слова. Он глубоко дышал, снежинки таяли от гнева, кипящего под его кожей. Его гнев так слепил его, что он не увидел Сайласа, пока не стало поздно.

Он врезался плечом в Каэла.

— С дороги, человек, — прошипел он, проходя.

Каэл был в ярости и не обращал внимания. Он сел на землю рядом с Килэй и даже не замечал, как снег начал пропитывать его штаны.

— Если в королевстве есть женщина еще невыносимее, то я сдаюсь. Я лучше спрыгну гор, чем встречусь с ней.

Килэй молчала.

И он продолжал:

— Как она это делает? Как можно было испортить приятный вечер? Она ужасна. В том-то и дело. Она абсолютно…

— Права, — тихо сказала Килэй. — Она права, ты знаешь. Насчет меня, насчет…всего.

Он потрясенно смотрел, как она бросила кости оленя в огонь, встала и поправила черную кольчугу, словно ничего страшного не произошло.

— О чем ты? Думаешь, мне нужно быть с Гвен?

— Тебе стоит это обдумать, — коротко сказала она. Килэй закрыла свой рюкзак и отодвинула его в сторону. Она обвила руками его шею. — Мы всегда будем друзьями, Каэл… больше всего под звездами я хочу тебе счастья.

Глава 45

Стыд Судьбы

Килэй ушла.

Ушла до того, как он смог ответить, понять, что она сказала. Ушла раньше, чем он сказал, что она ошибалась. Килэй ушла в холодную тьму, оставив Каэла со словами, пылающими на губах.

Он не сразу понял, почему не заговорил раньше. То были не слова. Они пылали, могли стать словами, но оставались сырыми. Они были сияющими углями без формы, весом в груди. Он не знал, что ними делать.

На миг он был уверен… думал, что она… думал, что она полюбила его. Думал, что, если будет терпелив и не будет давить на нее, она признается в этом. Он ожидал, что будет бороться с ней годами для этого.

Но он не ожидал, что она пожмет плечами и уйдут.

Странное ощущение в крови чуть не сковало его. Оно сокрушало пустотой. Но, опуская голову, он заметил краем глаза рюкзак Килэй.

Он был плохо закрыт, не все содержимое было скрыто. Каэлу не нужно было сильно склоняться, чтобы увидеть сверху красный корешок знакомой книги: «История чешуи: полный каталог драконов».

Он понял, что эту копию она украла у Бейрда. Она забрала все книги о драконах из библиотеки Лисандра, и он был уверен, что это она забрала первую копию «Чешуи» у него. Это заставило его задуматься…

Что Килэй скрывала? Если он был ей безразличен… почему она так старалась помешать ему прочитать именно эти книги? Каэл знал, что другого шанса узнать может и не быть.

Он оглянулся, чтобы понять, что она не стоит за спиной, а потом схватил книгу. Его руки дрожали, он открыл книгу и дошел до абзаца, на котором остановился год назад:

«Давно люди воевали с драконом, завидовали ему. Хотя король носит его изображение на груди, он не знает силы дракона. Он — первое дитя Судьбы, самый древний зверь. Его жизнь тянется на тысячи лет, ни меч, ни стрела не могут пробить его кожу. Огонь в его брюхе страшнее любого другого огня.

Но даже дыхание дракона бледнеет на фоне ярости его любви. Она горит в его сердце, зажигает каждую каплю крови. Дракон любит яростно, только избранная им может выдерживать его внутренний огонь. Он защищает избранную всеми силами, каждой частичкой души. Он несет ее боль как свою. Он с радостью страдает от ее ран.

Глаза дракона могут видеть много лет, но его сердце любит лишь раз…»

* * *

К рассвету Килэй набралась храбрости вернуться в лагерь.

Дозорные сонно приветствовали ее. Из пещер-укрытий почти не доносилось звуков. Огни потушил толстый слой снега. Она так долго сидела под звездами, что ей пришлось стряхнуть несколько дюймов снега с колен и капюшона. Теперь ей придется выкапывать рюкзак из сугроба.

Она думала, что поймет, когда Гвен вышла из пещеры. Дикарка потянула руки над головой и хитро улыбнулась Килэй.

— Хорошо провела ночь, паразитка? — крикнула она, пока шагала к дозорным.

Килэй не ощущала запаха других тел из ее укрытия.

— Где Каэл?

— Откуда мне знать, куда он убежал? Я видела, как он убегал, ругаясь и клянясь отомстить.

Это радовало. Она злилась ночью. Не на Каэла, даже не на Гвен, а на себя. Не стоило слушать себя. Не стоило давать человеку в ней повод ослабить хватку. Когда она увидела, как Каэл уходит с черной краской на губах… Гвен повезло, что Килэй злилась на себя сильнее.

Из-за гнева она толкнула Каэла к Гвен. Ночь прошла, светало, и она поняла, что Гвен не сделает его счастливым. Будет лучше, если он дождется человека, что даст ему всю любовь, что он заслуживает.

Килэй хотела найти его и сказать ему это. Она хотела извиниться за свое поведение. Но сначала ей нужно было найти рюкзак.

Как только она смогла выкопать его из снега, Вечерокрыл поприветствовал ее сверху. Холодный утренний ветер шелестел в его перьях цвета пасмурного неба, пока он кружил над головой.

Он хотел что-то ей показать, и показать сейчас.

Она видела восторг в его поворотах, она не могла ему отказать.

— Ладно.

Он полетел с радостным криком.

Они спустились по склону. Килэй двигалась по скользким тропам, обходила сугробы высотой по колено, краем глаза она смотрела на кружащую тень сверху.

Вечерокрыл привел ее к огромному камню. Он торчал из земли, как клык, пронзивший почву. Узкий выступ торчал из основания камня, там можно было пройти. Килэй уловила запах открытого воздуха и широких небес, пока двигалась по выступу.

— Привел меня посмотреть на рассвет? — крикнула она. — Отсюда он красив, да? Горы, небо, королевство…

Она застыла.

Солнце поднималось. Румянец растекался по облакам между вершин, пятная каждый их выступ скромными оттенками красного. В паре шагов впереди мир просто заканчивался. Он обрывался среди облаков у вершины, заточенной в гнев зимы. Она не знала, где была, но казалось, что она на острове между мирами.

Но, хотя небо было красивым, она остановилась из-за другого. Каэл стоял на краю земли и улыбался так, как она еще никогда не видела.

Ее следующие шаги были запинающимися, испуганными. Улыбка, о существовании которой она знала, которая скрывалась в его глазах, вдруг открылась миру. Это поражало, от этого Килэй казалось, что она упала с неба.

Она увидела красную книгу в его руках, и ее сердце упало. Все тепло пропало из ее кожи. Она прошептала:

— Где ты это взял?

— Украл из твоей сумки, невыносимая драконесса. Почему ты не сказала? — он поднял книгу с обвиняющим тоном. — Почему не сказала, что любила меня?

Ее сердце трепетало, желудок сжался в узел.

— Я не могу тебя любить. Это Мерзость.

Он рассмеялся.

— Я серьезно, Каэл, — если бы она не злилась из-за его смеха, она бы уже плакала. Этого момента она боялась с часа, когда поняла, что любит его. В этот миг все прекратится. — Я не могу любить тебя. Это один из законов моего народа: связь с чужим — Мерзость. А на Мерзость Судьба спустит Смерть».

Каэл не выглядел обеспокоено. Он закатил глаза.

— Думаю, Смерти будет сложно меня поймать. Судьба меня не видит.

Килэй нахмурилась.

— Ты веришь, что Судьба забыла тебя из-за дня, в который родился?

— Ты веришь, что не можешь любить меня, потому что некая великая старуха в небе назвала это Мерзостью? — парировал он с ухмылкой.

Ее сердце забилось там, где упало. Она не могла поверить, что он не слушал. Почему? Почему он мог обо всем размышлять долго, но к Смерти серьезно не относился?

— Если бы я тебя любила…

— Судя по этому, уже любишь, — сказал он, помахав книгой. — Потому твоя кровь меня не обжигает, потому ты можешь исцелять меня. Ты забрала мою боль как свою, потому что любишь меня. Так любит дракон, да? Потому ты так старалась спрятать эти книги. Хватит, Килэй, — он улыбнулся. — Теперь я знаю твой секрет.

Три шага и яростный взмах, она выбила книгу из его рук.

Его рот раскрылся, он смотрел, как книга улетает в бездну.

— Бейрд не обрадуется этому.

— Плевать. Я не могу тебя любить, закончили на этом. Потому что иначе… — она хмурилась, чтобы глаза не щипало. — Если мои чувства — Мерзость, то ты умрешь.

— Если? Как это вообще возможно…? — его слова быстро угасли. Он смотрел на нее, словно только заметил слезы в ее глазах, боль на лице. Каэл тяжко вздохнул. — Порой вопрос не дает подняться, а не высота.

Он сказал так тихо, что она знала, что не должна была это услышать. Но она не успела обдумать слова, Каэл продолжил:

— Знаю, ты переживаешь, что мы не… подходим. Рыбы узнают друг друга по чешуе, а птицы по крыльям. У всех существ в королевстве есть пара, — он провел рукой по волосам. Огни сверкали в его глазах. — Если так смотреть, то нам не суждено быть вместе. На звездах не написано, что мы принадлежим друг другу, нет никакого пророчества. Во многом мы не совпадаем. Но, несмотря на все, что против нас, — его улыбка вернулась, он шагнул к Килэй, — к стыду Судьбы и Смерти и всей силы между, против всех законов зверей и людей… мы любим друг друга. И я считаю, что любовь может быть пророчеством.

Пока он говорил, она не слышала свое сердце. А потом он обхватил ее руки, и она уловила биение сердца снова.

— Я не позволю тебе умереть.

Он пожал плечами.

— Какая разница, Килэй? Дикари победят. Титус падет. Амос и Роланд снова будут свободны. Буду я жить или нет, королевство это не изменит. Мы можем провести остаток жизней, глядя друг на друга на расстоянии… или быть смелыми.

Тепло накалялось между ними, вечность вплелась в их пальцы, и его глаза сияли все ярче. Он предлагал ей свет, предлагал вечность.

Каэл оставлял ей выбор.

— Если мы умрем сегодня, я хочу, чтобы это было из-за поражения. Я не позволю вопросу удержать нас от подъема. Будь смелой со мной, Килэй, — прошептал он.

Его губы четко выговаривали эти слова, он смотрел на нее так уверенно. Они стояли не только на краю этого мира, но и на краю следующего. И она поняла, видя огонь в его глазах, что, в каком бы мире они не оказались, она будет любить его одинаково. Она не перестанет любить его.

И она решила быть смелой.

Время остановилось. Горы притихли. Килэй обхватила его лицо, притянула его губы к своим. Она ощутила, как Каэл обвил ее руками, прижимая ее к себе. Он крепко удерживал ее, готовясь к падению…

Но этого не случилось.

И время снова шло. Что-то ревело в венах Каэла, она ощущала этот запал в том, как двигались его губы. Ее тело падало с неба. Ветер трепал ее плоть, страх падения наполнил ее сердце криком.

Огонь в крови Каэла встретил ее. Эта сила поглощала ее, ревя, бушуя. Огни подняли ее из пропасти. Они удерживали ее у края мира, обхватили ее душу. Она не замечала небо, землю. Сердце колотилось у ее груди, руки крепко обвивали ее талию.

Были только эти губы, эта буря, порывы ветра, что пели так, как не мог ее голос. Каэл вскоре отстранился.

Она моргала от резкого света восходящего солнца, вздрогнула от шепота ветра. На миг она испугалась, что он умер. А потом губы Каэла оказались у ее уха. Его голос тоже был там. Она впилась пальцами в его волосы, а он прорычал:

— Кто бы мог подумать? Думаю, Судьба занята делами важнее, чем карать нас.

Он снова ее дразнил. Ох, он за это заплатит.

— Что тут происходит? — раздался голос за ней.

Пока они были в объятиях друг друга, Элена вышла из-за камня. Теперь она стояла, скрестив руки, спустив маску на подбородок, глядя на них с улыбкой, от которой Килэй хотелось ее стукнуть. Она сделала бы это, если бы Джейка не было рядом.

Каэл отодвинулся.

— Могу задать тот же вопрос, — сказал он с недовольным взглядом, но в голосе звучало веселье.

Джейк так спешил поправить очки на носу, что чуть не выколол глаз.

— Ах… мы, кхм… пришли посмотреть на рассвет.

— Разве?

— Если маг так сказал, — заявила Элена, — то этим мы и занимались.

Смех привлек их взгляды к камням, где сидел Вечерокрыл-мальчик. Он прижимал колени к груди и улыбался так широко, что они невольно улыбнулись в ответ.

* * *

— Готов, болван? — сказала Гвен, расхаживая.

Каэл был готов. Ледяной воздух проникал в его легкие, броня замерзала. Зверь в нем трепетал, тот гнев, что он так долго прятал. Скоро зверь вырвется из клетки…

Скоро Титус познает гнев гор.

Они стояли меньше, чем в миле от Тэнхолда, приземистого замка на вершине голубого камня, одинокий признак людей в море льда и снега. Замок словно поднимался из гор. Стены терзали воющие ветра, толстые башни были покрыты льдом.

Справа была вершина. Форма вершин напоминала огромные волны: Тэнхолд стоял на вершине одной, едва цепляясь за край, а другая вершина возвышалась над крепостью, готовая обрушиться на нее.

Поверхность гор тут была слишком плотной для деревьев, плоть была слишком холодной для зверей. Это был знак, признак беспощадного духа горы. Белую вершину не могли пробить даже челюсти зимы. Казалось, гора скрестила руки на груди. Ветры выли и визжали, но горы стояли прочно.

Каэл знал, что Титус их видит. Вокруг не было ничего, кроме дикарей и их армии. Великаны с их тяжелой броней и сияющими косами стояли как высокие камни. Лисандр и его пираты размахивали саблями по умелым дугам, глядя на крепость.

Джонатан был так впечатлен стуком мастеров, что научил их делать барабаны. Теперь они стояли в центре, барабаны свисали на лямках с их шей. Выглядели они грубо, сделанные из дерева и кожи зверей. Но гремели гулко под руками мастеров. Музыка сама была монстром, который обещал Титусу смерть. Его намерения гремели эхом в каждом ударе.

Джонатан ходил перед барабанщиками. Его скрипка пронзительно пела поверх их грохота. Его улыбка растягивала губы. Если бы у его песни были слова, Каэл их повторять постеснялся бы.

Один из воинов передал ему плоскую миску из глины. Она была доверху наполнена густой черной краской дикарей. У всех его товарищей были разрисованы лица. Даже у Надин, идущей среди великанов. Ее брови были сдвинуты, а на щеках Элена нарисовала ей тонкие узоры.

Каэл не был против присоединиться.

— Вот, — он повернулся к Килэй. Она терпеливо стояла, пока он рисовал узоры вокруг ее глаз, придавая зелени яркости. Он рисовал линию на ее подбородке большим пальцем, когда она улыбнулась. — Хватит вздрагивать.

— Не могу.

— Ты испортишь рисунок.

Она схватила его за рубаху и поцеловала в губы посреди толпы. Когда она отпустила его, Каэл едва слышал радостные вопли пиратов за ревом пламени.

— Еще раз отругаешь, и я сделаю то, из-за чего ты покраснеешь, — предупредила она.

Он поверил ей. Он стоял неподвижно, пока ее ладони скользили по ее лицу, рисуя линии и завитки. Она закончила, и Сайлас задергал ее за край туники.

— Теперь я! Хочу выглядеть угрожающе.

Она послушала, но почему-то Килэй подавляла улыбку, пока работала. Когда она закончила, Сайлас радостно развернулся.

— Ну как? Угрожающе?

Подозрительно напоминало нос и длинные усы с завитками. Каэл решил вслух это не говорить.

— Ты выглядишь как пугающий зверь, Сайлас.

Он сверкнул зубами в улыбке.

Солдаты собрались на стенах крепости, блеск их брони приглушал падающий снег. Снежинки падали достаточно разрежено, чтобы Каэл мог видеть, как они встревожено расхаживают вдали. Когда песня мастеров закончилась, воцарилась зловещая тишина.

Друзья Каэла собрались вокруг него. Лисандр и Деклан, Килэй и Гвен. Они были главами четырех отрядов армии, челюстей их атаки. Каэл и мастера будут выбивать ноги Титуса из-под него.

— Помните о заданиях, — сказал он, когда они собрались. — Он попробует вас разделить, но не…

Его слова затихли от странного звука. Звон цепи, стон дерева. Каэл повернулся и увидел, чего не ожидал, хоть планировал атаку много часов: Титус открывал дверь крепости.

Единственный вход Тэнхолда. Чудовищные врата приоткрылись тонкой полоской, ледяной камень вел к замку как мост. Врата открылись чуть шире, чтобы могли выйти несколько человек. Во главе был сам граф Титус.

На его голове был железный шлем, но Каэл видел его спутанную бороду. Он тащил другого человека, прижимая кинжал к знакомой хрупкой спине.

Желудок Каэла рухнул к земле. Он слышал, как Килэй резко вдохнула рядом с ним, она обхватила его руку.

— Ты не можешь…

— Я должен, — твердо сказал он. Каэл это знал. Взглянув на кинжал Титуса, Каэл знал, что выбора нет. — Я проберусь чуть быстрее.

— Он тебя убьет, — возразила Килэй, глаза пылали.

Каэл не боялся.

— Пусть попробует.

— Дай хотя бы мне пойти с тобой.

— Нет, — он убрал ее ладони со своей руки, прижал их к губам. Он держал ее так, пытаясь прогнать все, что он ощущал, из взгляда. Она понимала, что Титус только что перерезал себе горло. — Помни о задании. Делай все, что мы планировали, и я клянусь, что вернусь к тебе. Титус в отчаянии. Это все, что у него осталось… я разверну это против него.

Она сдалась. Он быстро поцеловал ее. Огонь не успел угаснуть, он пошел один к крепости.

— Куда ты идешь, болван? — закричала ему вслед Гвен.

— Спасать деда, — вздохнул он.

Глава 46

Армия Райта

Граф Титус нетерпеливо смотрел, как Райт взбирался по тропе к вратам замка. Он заметил сбивчивые шаги, то, как он задевал носками землю. Он наслаждался тем, как белело его лицо при взгляде на деда.

Амос, старый ворон, был мудрым. Титус обещал, что, если он не будет молчать, он вырежет ему язык. Он видел предупреждение в глубинах темных глаз Амоса. Он почти кричал взглядом, чтобы Райт возвращался к армии.

Может, стоило выколоть ему глаза… но сначала он посмотрит на труп внуку.

Узкий мост из голубого камня вел от замерзшей пустоши к дверям замка. Райт поднимался медленно, словно ожидал атаки. Он не зря переживал. За ним беззвучно смотрели разрисованные лица его армии. Великаны, несколько людей моря и дикари с вершины горы. Титус видеть пустоту их взглядов издалека. Без лидера они будут бессильны.

Даже Драконша падет от его меча. Он улыбался при виде ее мрачного вида и думал:

«Я для тебя кое-что приберег. О, да. Раскрывай крылья, попробуй полететь».

Наконец, тяжелые шаги перед ним остановились. Титус перевел взгляд от пылающих глаз Драконши в глубины глаз Райта.

Он вытянул руки, показывая Титусу ладони.

— Не нужно его ранить. Пусть узники с гор уйдут, и я прикажу армии отступить, — громко сказал он.

Титус рассмеялся.

Пар вылетел из ноздрей Райта от недовольного выдоха.

— Я вел себя довольно благоразумно.

Благоразумно? О, это вряд ли. Титус сосредоточился на хмуром лице Райта, чтобы не крутить кинжал, потому что, глядя в его глаза, он вспоминал, как проиграл.

Годами он чах в армии Банагера, был среди последних. Он был обычным пехотинцем Средин, человеком, которого затмили шептуны.

Его не слушали, его предложения никому не нравились. Он мог лишь салютовать, поднимать меч и бежать в бой. Ему было суждено рисковать жизнью ради тех, кто его вел… ради славы шептунов.

Креван годами настраивал Банагера против шептунов, Титус внедрял идеи мятежа в ряды солдат. Шептуны были изгнаны, мятежники собирались, и королевство, наконец, слушало. Средины стали местом, где люди праздновали победу, а не терпели притеснения тех, кто был талантливее, и там теперь мог подняться любой солдат.

Титус так и сделал.

Креван оставался военачальником только на словах: Титус был истинным командиром армии Средин. Под его началом они подавили мятежников. Лже-Райт сам не выдержал. Титус спас Средины. Но, когда он собирался запечатать судьбу королевства, вернулся Сезеран.

В последнем бою Титус поймал Лже-Райта. Слава почти была у него, самый сильный из шептунов вот-вот погиб бы от его меча. А потом Сезеран и его питомец все у него украли. Он забрал почести Титуса и одним движением испортил все годы борьбы.

Никто не помнил, чем пожертвовали люди для королевства. Они пели о Сезеране Райте.

Теперь плоть и кровь Сезерана стояла перед ним. Сомнений не было. Каждая линия его черт идеально совпадала с воспоминаниями. Сезеран сделал последний ход из могилы.

Но он проиграет.

Дикари падут от яда Титуса, вершину окропит их кровь. Никто в королевстве и не вспомнит, что шептуны существовали. Сын Сезерана увидит, как погибнут его товарищи, будет смотреть, как угасает свет в их глазах, услышит их испуганные крики… и поймет, что сам привел их к смерти.

А потом Титус изгонит кровь Сезерана с земли. Огни поглотят каждую алую каплю, он развеет прах Райта над северными морями.

Да… час пришел.

Титус улыбнулся. Он толкнул Амоса вперед, в руки солдат.

— Хорошо, шептун. Забирай своего деда, а потом вы оставите мои горы и не вернетесь.

Солдаты медленно шли к нему. Глаза Райта были так сосредоточены на Амосе, что он не видел ловушку, пока не стало поздно. Лучник встал на стене. Он прицелился по едва заметному кивку Титуса и выстрелил.

Райт услышал тетиву. Он пытался уйти от стрелы, но она пронзила его руку. Титус жадно смотрел, как кровь растекается на его тунике. Рука Райта дрожала, пока он зажимал рану. Его глаза расширились от потрясения, гниль ума лишала его сил.

— Хватайте его, — сказал Титус, и два солдата подхватили его тело. Он направил палец на Амоса. — Слушай, он должен жить. Я хочу, чтобы Райт увидел, как я уничтожу его армию, — Титус прошел в крепость, посмотрел на стены и крикнул. — Закройте врата, готовьте катапульты. Скальте зубы, волки. Пейте кровь врагов!

* * *

Каэл старался свисать как можно правдоподобнее, пока солдаты тащили его. Они прошли врата и попали в проем короткой широкой башни у стен.

Башня пересекала стену и выступала в сторону каменной деревни. Прибежал ряд людей со смолой в горшках. Каэл делал вид, что корчился от боли, а сам смотрел, как они ставили горшки у стены крепости рядом с сотней остальных.

Граф защищал единственный вход в Тэнхолд огненными бомбами, чтобы растопить лед. Вход в деревню и врата были закрыты, башня стала большим горшком со смолой. Одна искра, и она взорвется так, что погребет всех рядом…

И он понял, что это Титус и задумал.

Он смотрел краем глаза, как граф уходит на этаж выше, откуда был выход на стену. Титус будет ждать, пока башню загрузят, а потом заманит к ней дикарей.

План был опасным, но мог сработать. Меньшего от того, кто поставил королевство на колени, он и не ждал.

Солдаты быстро пронесли его через каменную деревню. Приземистые домики стали бараками для армии Титуса. Крики звенели со всех сторон, люди графа готовились к бою. Каэл свисал, когда солдаты втащили его в крепость, смотрел, как извивались проходы, пытался запомнить путь.

Солдаты втащили его по узкой лестнице в комнату в задней части крепости.

— Заприте их, — прошипел один из солдат, бросив Каэла внутрь. Амос выругался, когда его толкнули следующим. — Не открывайте дверь без приказа графа.

Дверь захлопнулась, Каэл слушал, как солдаты спорили на другой стороне:

— …плохое у меня предчувствие. Нужно просто убить его.

— Граф хочет его живым, чтобы он смотрел…

Тишина, стражи ушли дальше. Каэл вздрогнул, когда Амос схватился за его рану. Его морщинистые руки дрожали, пока он ощупывал тонкий порез на руке Каэла.

— Выступить против! Чем ты думал? Я не стою смерти. И я не стою того, что хочет сделать Титус…

— Я в порядке, дед, — сказал Каэл.

Он осторожно выбрался из хватки Амоса и встал на ноги. Дверь комнаты была из прочного дерева. Он лег на живот и увидел тени двух ног в щель. Он очень тихо раздавил петли, чтобы дверь не открылась.

Он развернулся, Амос потрясенно смотрел на него.

— Ты не отравлен?

— С чего бы? Это был сок ночных пальцев.

Каэл невольно улыбнулся, вспомнив, что сделал, как вылил гниль ума в очаг в домике, позволив огню поглотить яд, а потом Моррис держал флакон между обрубков, а Кэл давил туда яркий сок ночных пальцев… маленький подарок ребенка стал оружием, что поможет подавить графа Беспощадных гор.

Он тут же понял, что в долгу перед Гриффитом.

— Ты в порядке?

— Я жив и цел, если ты об этом, — Амос окинул Каэла взглядом, он поджал губы. — Я надеялся, что ты не придешь сюда.

— Я пришел. Я не собираюсь бросать тебя гнить.

— Я старый! Мне только сгнить и осталось. Ты должен был уйти и жить. Оставить весь этот бардак позади.

— Я так и сделаю, — пообещал Каэл, подходя к задней стене. — Как только разберусь с Титусом, я пойду по нашему пути.

Он не слушал ворчание Амоса, а сосредоточился на стене. Она гнулась под его руками, пока не ворвалась зима. Он прищурился от резкого ветра и хлестания снега, расширил дыру для человека. Он склонился, чтобы оглядеться и чуть не столкнулся с мастером.

— Ха! Я же говорил, что его сунули в кладовую, — радостно крикнул он за спину.

Хор голосов был ответом, и Каэл увидел ряд мастеров на склоне. Задняя часть замка выходила к обрыву, пропасти в море, от выступа была лишь узкая полоска. Она была неровной, человек по такой не забрался бы. А руки мастеров превратили ее в гладкий скат.

Мастера забрались в дыру, что сделал Каэл. Их разрисованные лица были в инее, дыхание вырывалось резко, но улыбки были очень широкими.

— Ты был прав, — выдохнул один из них — Человек волков смотрел на стены. Он не подумал оглянуться.

Он не подумал, потому что был уверен, что дикари не могут думать сами. Титус все еще считал их детьми, он ожидал, что они бросятся на врата без стратегии. И Каэл дал ему то, что он ожидал.

Он хотел отдать приказ наступать, когда Элена вышла из-за ряда мастеров.

— Джейк сказал, что тебе нужен тот, кто умеет двигаться тихо, — сказала она, разглядывая комнату. — Я здесь.

Он подвел ее к Амосу, а тот хмуро смотрел на мастеров.

— Поверить не могу, что ты привел так много. Что ты заставил их прийти за тобой!

Каэл не успевал объяснить. Если мастера уже были здесь, пора было действовать.

— Ты знаешь, где Титус держит других пленников?

Амос указал:

— Двумя комнатами ниже, — он потрясенно смотрел, как мастера начали делать дыру в стене.

Каэл соединил морщинистые пальцы Амоса и руку Элены.

— Отведи его к Джейку. Не выпускай из виду. Я приду, как только смогу.

Амос хотел возразить, но низкий стон донесся из-за задней стены. Пол дрожал, пыль сыпалась с потолка.

— Что это такое? — пролепетал Амос.

Каэл улыбнулся, зверь голодно рос в его груди.

— Это песня моих мастеров.

* * *

Титус поднимался по обветренным ступеням башни, отдавая приказы. Узкие окна окружали вершину. Отсюда он мог видеть поле боя. Он шел вдоль окон, отмечал двери на валы стен по бокам.

Бедные дикари суетились, они не сделали выводов из прошлого боя. Их силы бесполезно бились о стены, тратили дыхание на глупую атаку.

Люди моря напали на востоке, а великаны — на западе. Главная сила стояла перед вратами, их вела Драконша и дикарка с двусторонним топором. Он помнил, как она просила отозвать атаку.

Она не получила пощады в первый раз, не получит и во второй.

Титус закрыл глаза и коснулся ошейника, чтобы открылись окна его ястребов. Они кружили над полем боя, смотрели на армию Райта немигающими глазами.

Люди морей были отвлечением. Они стояли далеко от лучников Титуса, их стрелы просто стучали по стенам замка, их сбивал ветер. Его ястреб посмотрел на основание стены, несколько дикарей пользовались прикрытием пиратов и пытались забраться по цементу.

— Восточная стена, залп по краю! — приказал Титус. Он смотрел, как его солдаты склонились и отправили стены вниз.

Дикари уклонились и отбежали к пиратам со страхом в глазах.

Несколько ударов катапульты отогнали великанов. Глупые боровы вопили и разбегались, когда падали бомбы. Они убегали подальше. Один из них, лидер, судя по тому, как он кричал, был на пару голов ниже остальных. Он выглядел пьяно.

Титус смотрел на неловкие движения лидера великанов с косой и чуть не закатил глаза, как просто это было. Великаны держались подальше от зоны попадания катапульты, но их толстые руки не дадут им убежать от зверей. Они будут разорваны на куски к вечеру.

Да, две части армии Райта станут легкой добычей для волков Титуса. Проблема была только по центру.

В центре был отряд с Драконшей во главе. Ее дикари смотрели на врата. Он следил интересом, как некоторые хватали голубой камень с выступа. Они лепили его, словно снег, и бросали во врата Титуса.

Он улыбнулся, глядя, как падали куски дерева. Дикари быстро справятся с вратами. Они пробьются за час. Он думал, что жаль, что он не мог очаровать шептунов. Он мог бы достичь все, что угодно, если бы мог управлять ими так легко, как своими зверями.

Драконша ходила со своим белым мечом, вопила приказы мастерам, а женщина с двусторонним топором направляла воинов.

Ее взгляд был прикован к Титусу. Было странно смотреть сверху, видеть ярость ее взгляда, себя в окне, спокойного и закрывшего глаза.

Было просто сломить ее до этого. Как только она увидела, как гибнут ее люди, она сдалась. Он ожидал, что теперь она будет осторожнее. Ее воины были далеко от ворот. Она была осторожна.

Но как только врата разобьются, соблазн будет слишком велик. Ничто не будет стоять на ее пути, ничто не остановит ярость, пылающую в ее глазах. Она следовала за своим гневом, следовала к башне.

Титус пропустит ее… но дикарям за ней так не повезет.

Когда она увидит армию в огне, она будет сломлена. Она будет потрясенно смотреть на их почерневшие искаженные тела, рассеянные вокруг. Она потеряет голос, и остатки дикарей лишатся лидера.

Его звери вселят в них ужас. Они проглотят великанов и людей моря. Остальные дикари падут от ядовитых стрел. Оставшиеся останутся на морозе, зима поглотит их. Титус победит одним просчитанным ударом.

Вопль раздался высоко над ним. Титус посмотрел в окно одного из ястребов. Он кружил над задней частью крепости. Пока он смотрел на великанов, группа дикарей выбежала из-за их больших плеч.

Они неслись между замерзших камней, пока не добрались до задней стены. Они начали забираться по синему камню под крепостью. Их руки работали с жуткой скоростью: ровняли острые выступы, копали путь по склону.

— Умные дикари, — пробормотал Титус, глядя на них. Он переключился на другое окно, оттуда открывался вид на маленькую армию во дворе. Он увидел глаза, что были выше остальных, и передал им приказ. — В кладовую, Марк! Найди крыс и сокруши. Не дай им освободить Райта!

* * *

Крики отражались от стен. Тени за дверью пропали, солдат ушел с поста. Секунды спустя что-то тяжелое ударило в дверь, проверяя прочность раздавленных петель.

Каэл стоял у дыры, ведущей к стене. Справа жители деревни перебирались по склону, спасаясь. Слева большая группа мастеров пропала в камне. Они копали, как волки, терзали куски ледокамня в основании крепости, отбрасывая их в пропасть.

Они двигались по краю, как большой топор: мастера вырезали, расширяли проход между фундаментом крепости и выступом. Вскоре вес крепости начал давить на тонкий слой ледокамня в основании. Вся башня опасно стонала, сломанная вершина дрожала от криков ветра.

Теперь брешь, которую выкопали мастера, стала такой широкой, что куски потолка пошли трещинами. Крепость стонала, раскачиваясь, как дерево. Каэл смотрел, чтобы увидеть, как много им еще копать. Он увидел, как быстро у них заканчивалось время.

Крики пронзали воздух над ним, монстры Титуса перебирались через вершину крепости. Они бежали по стенам на четверенькам, впиваясь когтями-кинжалами. Их мышцы напрягались от притяжения обрыва. Белые ручьи лились из их пастей, они выли, чуя кровь.

Каэл смотрел, как башня шатается и стонет, когда понял, что произойдет, когда монстры доберутся до крепости. Когда их общий вес ускорит ослабление башни.

Нельзя было тратить время.

— Двигайтесь! — проревел он, махая мастерам.

Они выбрались из бреши и бросились по склону. Каэл остался, помогал оставшимся жителям деревни выбраться из крепости. Их лица в панике мелькали мимо него. Он слышал рычание монстров все ближе. Хуже того, кто-то все сильнее бился в дверь, и она держалась на засове и средних петлях.

Как только Каэл вытащил последних жителей за стену, и дверь сломалась. Ворвался Марк.

Каэл пригнулся от его огромных когтей. Монстры Титуса спустились до фундамента. Пол раскачивался, как корабль в шторм. Он слышал панику в воплях зверей, видел, как несколько искаженных тел упало в пропасть, башня пошатнулась. Громкий треск разбил полы пополам. Он видел, как хвост Марка пропал в дыре. Каэл знал, что ему осталось только бежать.

Все картинки из воспоминаний мастеров вспыхивали в его голове от паники. Его ноги гремели под ним. Мышцы двигались, неся его через трещины в полу. Крепость наклонилась.

Полы стали стенами. Стены стали полами. Каэл прыгал через подставки для факелов. Он нырнул в нишу, скрываясь от волны солдат. Они закричали и упали в коридор от веса своей брони. Один пролетел мимо ниши. Каэл услышал звон и хруст, и пропасть забрала тело.

Каэл был в нескольких ярдах от двери, когда крепость накренилась в последний раз, пол вдруг оказался на сто футов ниже него. И ему пришлось карабкаться.

Он неловко держался, впивался руками. Воин в нем успокаивал мастера. Он искал взглядом лучшие места для хватки, его ноги двигались уверенно. Дверь крепости была прямо над ним, брешь света над лестницей.

Каэл подбросил себя вверх. Его руки ухватились. Подтянули его. Крепость дрожала, двигалась к пропасти. Его ноги бросились бежать. Он бежал к внешней стене крепости, к крепостному валу. Стражи на его вершине закричали, разбегаясь.

Мир содрогался, его сапоги коснулись земли, и крепость отделилась, полетела в пропасть. Тело Каэла мчалось вперед, он упал на плечо и перекатился. Как только он вскочил на ноги, стрелы зашипели у его ушей. Он бросился на солдат графа с ревом, облачая себя в доспехи из чешуи дракона.

Его рука пробила грудь первого солдата, остальные бросились прочь с криками:

— Назад! Райт сбежал! К вратам!

Глава 47

Бой с волком

— Бегите! Бегите, дурни! — Титус завопил, как только задрожала крепость. Его руки были прижаты к ошейнику. Золото впивалось в подушечки пальцев, пока он ревел, пытаясь увести зверей в безопасность.

Половина окон показывала зверей, выбравшихся на стену и скалу, они нашли путь к твердой земле. У остальных было видно полотно серого неба. Облака проносились мимо. Умирающие крики гремели в его ушах, звери падали в пропасть. Последним Титус увидел бушующее море. Одно за другим окна пропадали, ледяные волны разбивали его зверей.

Глаза Титуса открылись, он обрадовался своему зрению. Одним ударом Райт лишил его половины армии зверей. Но сделал он еще хуже: почти все припасы армии на зиму теперь лежали в глубинах моря, утонувшие вместе с крепостью.

Задняя часть крепости пропала, бараки были открыты и уязвимы для воющих ветров. Титу ощущал их шипение в окнах и шеей, но держался.

Райт оставил его открытым зиме, но это стоило ему жизни. Он видел глазами Марка, как Райт карабкался в крепости к смерти. Титус заменит припасы армии трофеями боя. Они укроются в каменной деревне. Еще не все потеряно…

— Назад! Райт сбежал! К вратам!

Невозможно.

Титус бросился к западному окну и увидел одинокую фигуру на стене. Он яростно размахивал руками, оставляя арки красного цвета за каждым ударом, он пробивался через солдат Титуса.

Он смотрел, как меч разбился о грудь Райта и выл проклятия. Графиня его обманула. Ее яд не сработал! Теперь Райт был силен, как прежде, он пробивался к башне.

Но его еще можно было остановить.

— Катапульты по валу! Сбейте его!

Они слушались, безумно работали, чтобы опустить цель, пока все больше солдат взбегало по лестницам. Крепость была разрушена, и волки поняли, что выжить можно, только убив Райта.

Они отдадут жизни, чтобы остановить его.

Титу хотел спустить зверей, но знакомый рев, сотрясающий землю, отвлек его от концентрации. Он бросился к северным окнам и увидел, что Драконша развернула крылья. Она поднялась над стенами и извергла пламя во двор, направляясь к катапультам.

Титус оскалился в улыбке. Она дала ему шанс ударить по Райту.

— Лучники!

Кольцо солдат было спрятано на вершине башни у стен, они ждали одного: уничтожить Драконшу.

Их крики звенели, Титус смотрел, как стрелы отлетают от вершины башни. То были стрелы специально для нее — наконечники из проклятия дракона.

Три стрелы попало в крыло Драконши. Ее огонь прекратился недалеко от катапульт, она извивалась в воздухе от боли. Титус смотрел, как хлопают ее крылья, она неуклюже перебралась через стену и рухнула на поле под ним. Он радостно зарычал, услышав вопль Райта:

— Килэй!

Он был теперь сломлен. О, да, его сила иссякнет, как у реки. Он будет рассеянным, уязвимым. И пока его сердце будет разбит, Титус вырвет его из груди.

Дерево затрещало над ним, его лучники прекратили стрелять…

— Ах!

Хруст кости, резкий стук камня прозвучали сверху. Лучники полетели мимо его окна, сломанные и в крови, убитые ледяными камнями. Он слышал, как дикари радостно воют, он услышал, как катапульты выпустили горшки со смолой.

Крики заполнили воздух, оранжево-голубое пламя поглотило крепостной вал, пожирая его солдат с Райтом. Он смотрел на их корчащиеся тела, наслаждался ревом боли Драконши. Титус упивался победой с воем. С Райтом было покончено, и он мог напасть на дикарей.

Титус прошел к двери на стену, когда один из солдат крикнул:

— В-ваше графство!

Он пробежал мимо окон и в ужасе увидел, как пылающие трупы его солдат летят во двор, и отбрасывает их Райт. Его тело было в огне, но он двигался вперед. Он вырвался из окружения трупов и побежал…

— Двигайся! С дороги! — холод сковал конечности Титуса. Он бросился в дверь на другую стену. Он бежал так быстро, как только могли нести его ноги, скрипя зубами, зная, что будет дальше.

Как он ни готовился, а удар сбил его с ног.

Земля задрожала, лед разлетелся волной, башня взорвалась. Камни размером с человека полетели в стороны и по склону. Камень впился в колени Титуса, когда сила взрыва сбила его на землю. Несколько солдат избежали взрыва и рухнули со звоном за ним, вес брони давил на их тела.

Титус оглянулся и вскочил на ноги. Он с ужасом, заморозившим его, смотрел, как пылающее пятно вырывается из останков башни и бежит к нему. Он слышал вопли дикарей. Он смотрел краем глаза, как они перебираются во двор, чтобы одолеть оставшихся зверей. Но взгляд Райта занимал почти все перед его глазами.

Его глаза были темнее огня, пылающего на его коже, черные глаза не трогало пламя. Они смотрели на Титуса, пока он сражался. Головы падали от взмахов его рук. Тела обрушивались у его ног. Огонь разъедал его одежду, но Райт не отводил взгляда.

Наконец, последние солдаты пали от ярости Райта. Титус услышал вой его зверей, они отчаянно боролись с дикарями, и он знал, что победа ушла от него.

Огонь Райта остудила зима. Красная метка на его груди ясно виднелась в выжженной дыре туники. Его руки висели по бокам. Глаза яростно сверкали из-под рыжеватых волос.

Титус попытался защитить себя единственным оставшимся способом: он опустил взгляд… и упал на колени.

— Я могу быть сильным союзником тебе, Райт. Королевство будет наше. С моей помощью корона станет твоей…

— Плевать на корону, — его слова жалили, как зима, голос был беспощаднее камня. — Ты уже забрал королевство, Титус. Пролил его кровь, душил его детей. Ты выжимал слезы из их глаз. Я видел шрамы твоей власти всюду.

Он шагнул вперед, Титус поднял голову и посмотрел ему в глаза. Там должно что-то быть, слабость, которую он проглядел. Он смог найти милосердие в глазах Сезерана… но его не было в глазах его сына.

Там был воин, отточенный до блеска, как сталь. Его ярость была не скрытой во взгляде, ее нельзя было скрыть. Титус знал, что не избежит от смерти сегодня…

Ведь Смерть смотрела ему в глаза.

— Я убью тебя, Титус, — прорычал Райт. — Не ради власти или отмщения… но ради королевства. Просто потому, что с твоей смертью у всего хорошего в королевстве появится шанс.

Титус понял, что проиграл. Он знал, что не сбежит. Райт поднял руку над его головой…

Нет! Нет, Титус отказывался так умирать. Он не умрет на коленях перед шептуном, он встанет. Он будет бороться до последнего вдоха. Он будет бороться за людей!

Его меч зашипел, пока он вытаскивал его из ножен. Лезвие ударило по поднятой руке Райта и разбилось. Рукоять выпала из его руки. Треск раздался в груди, кулак Райта разбил его ребра. Титус ударился спиной о твердую землю.

Боль пронзала с каждым вдохом. Он смотрел на серое небо, моргал от снежинок, что таяли на его коже. Кровь покрывала его язык металлическим привкусом. Агония в груди была такой сильной, что его тело начало неметь, чтобы это не ощущать.

Лицо Райта появилось над ним. Он беспощадно смотрел, как Титус пытался дышать. Его сапог поднялся над грудью Титуса, и он знал, что грядет.

Он пытался молить, но кровь мешала издать звуки.

«Прошу, — яростно думал он. — Прошу, не так. Позволь встать. Позволь взять меч!».

Но Райт его не слышал. Он не дрогнул. И с ударом, сотрясшим вершину горы, Титус ушел к Смерти.

* * *

Каэл смотрел, как потемнели глаза Титуса, а его тело затихло. Нагрудник графа провалился под ногой Каэла, раздавив его внутренности и ребра. Алая лужа растеклась под туникой графа. Она жадно двигалась по камню и цементу, а потом замерзла.

Каэл глубоко дышал мгновение. Раскаленный зверь в его груди остыл и погрузился в глубину его крови. Он улыбнулся, услышав вопли дикарей с поля:

— Волка растоптал! Волка растоптал!

Он поднял кулак, и они завыли громче.

А потом услышал предупреждающий крик Надин:

— Они перебираются через стены!

Титус был мертв, и зверей теперь возглавлял другой лидер. Больше тело Марка пропало за валом, за ним быстро следовали оставшиеся звери. Дикари гнали их, но не могли догнать монстров, перемахнувших через стену.

Над ними яростно визжали ястребы. Первый упал с неба черным снарядом. Его острый клюв раскрылся, когти вытянулись. Его чудовищные глаза были прикованы к жителям деревни.

За миг до попадания по цели Деклан выступил на его пути. Ястреб разделился почти пополам от его поднятой косы.

— Вперед! Защитим крохотных горных крыс!

Великаны обступили жителей деревни, направив косы на предателей крови, так они напоминали пасть зверя.

Килэй бежала к ним с ревом. Желтый огонь вырвался из ее рта и поднялся, превращая ястребов в угольки. Их тела падали с неба, как звезды, разбивались о снег с шипением и паром.

Пираты бежали на помощь к великанам, дикари перепрыгивали развалины врат. Каэл бежал изо всех сил, готовился прыгнуть на спину Марка с жесткой шерстью…

Снег и лед вырвались из поля перед великанами чудовищной волной. Зверь с головой дракона и мохнатым белым телом бросился на Марка. Только паника и длинные ноги позволили Марку отскочить, челюсти зверя сомкнулись вместо него на ласке.

Каэл слышал хруст, видел, как исказилось железо на груди ласки от челюстей монстра, а потом он выплюнул его искореженное тело и проглотил за секунды.

Взрывалось больше снега, вырывалось больше существ. Их спины покрывала ледяная голубая чешуя. Шипы на хвостах били по головам предателей крови. Их когти оставляли алые следы и отсеченные конечности. Один вонзился рогатой головой в землю, как таран, раздавив трех тварей.

Посреди хаоса Марк с трудом бежал прочь. Каэл заметил его красное тело, он бежал к холму. Каэл бросился за ним, но Гвен добралась туда первой.

Двусторонний топор вылетел из ее руки и, свистя, отправился к Марку. Пустой стук, и он застрял между плеч. Его искаженное тело рухнуло на землю. Он выл, бился, пока Гвен шла к нему. Она вырвала топор из его спины и высоко подняла. Каэл отвел взгляд, когда топор опустился.

Крики Марка оборвались. Он услышал еще два стука топора. Он осмелился взглянуть, Гвен держала над головой когти Марка.

— Я убила его! Убила красного дьявола!

Дикари издали радостный вой.

Глаза Гвен быстро потемнели, она пошла к драконоподобным существам. Их бой был завершен: последние звери Титуса были убиты. Теперь существа возвышались над великанами, не угрожали, но были здесь. В их ледяных голубых глазах было предупреждение, а не ярость.

К счастью, Килэй добралась до них раньше, чем Гвен сделала что-то глупое. Каэл напрягся при виде стрел в ее большом крыле. Он перебрался через обломки ворот и прошел к рядам пиратам, слыша их растерянный шепот по пути:

— Ты знал это о ней?

— …всегда знал, что она необычная.

— Да, но это?

Он и забыл, как отчаянно Килэй пыталась скрыть свой второй облик. Теперь он видел лица пиратов и быстро это вспомнил. Они высоко поднимали брови, их рты были раскрыты. Некоторые с опаской сжимали сабли.

— Помните о манерах, псы! — рявкнул Лисандр, двигаясь следом за Каэлом. Капитан в тревоге смотрел на существ перед великанами. — Ох, скажите, что мы не будем сражаться с теми… кем бы они ни были, — его тревога превратилась в смятение. — Что это такое?

— Их зовут виннами, — сказал Каэл, хотя едва мог в это поверить.

Вечерокрыл соколом сидел на плече Лисандра. Он игриво коснулся клювом волос Райта, пока они шли. Почему-то спокойствие полусокола приободрило его.

— Пока Гвен хорошо себя ведет, проблем быть не должно, — сказал Каэл, успокаивая, в первую очередь, себя.

Дикари забрали его в свои ряды, толкали, выли и стучали по своим нагрудникам. Когда он добрался до первого ряда, Гвен схватила его за край пострадавшей туники и бросила к Килэй.

— Смотри, чтобы паразитка нас не обманула, — прорычала она.

Столько тревоги он на ее разрисованном лице еще не видел.

Он подбежал к Килэй, глядя на стрелы в ее крыле. Их головки были из проклятия дракона, были с крючками, так что впились в ее плоть, остальные части стрел были отломаны.

Ее огненная кровь ручьями текла из дыр, кончик крыла волочился по земле. При виде боли в ее глазах Каэл сжал кулаки.

Он хотел убить Титуса во второй раз.

Он тут же потянулся к ранам Килэй, но она отодвинула его.

«Позже», — сказали ее глаза.

Он хмуро посмотрел на нее.

— Клянешься? Я не дам тебе играть в героиню.

Она пообещала, а потом пошла к винам, вскинув рогатую голову так, что приглашала его пойти с ней.

Винны стояли за их лидером. У них были узкие зрачки, пересекали, как острие копья, лед их глаз. Глубокое дыхание рокотало в их мохнатых телах, многие были в свежих пятнах крови.

Каэлу казалось, что он присутствует на древнем, как горы, совете. Они были не младше Килэй. Может, даже старше. Он сжался под их взглядами, а потом его удивил звук: низкий и глубокий напев.

Напев выл как буря, заканчивался ударом барабана. Лидер виннов раздул мохнатую грудь и запел снова. Сердце Каэла вздрогнуло, когда Килэй ответила. Ее голос был легче, но не менее красивым. Ее напев дрожал в поразительной песне винна.

Килэй вдруг посмотрела на него. Ее пылающие глаза глядели в его глаза, ее чешуйчатая лапа придвинулась ближе. Каэл понял, что она хотела, чтобы он коснулся и слушал.

Его сердце билось в горле, он прижал ладони к ее ослепительно-белой чешуе. Ее голос дрожал в его ушах и погружался глубоко. Он услышал эхо значения в душе:

«…и тебе хорошего дня, Бервин», — сказала она.

Каэл потрясенно посмотрел на лидера виннов.

«Бервин? О котором говорила Гвен?».

«Это новое дитя Тэн — хороший противник, — ответил Бервин. Его голос был рычащим и низким. Он становился громче на одних словах и почти затихал на других. Его грудь рокотала, как гром в море. — Я бы хотел сражаться с ней много солнц подряд».

Его голубые глаза посмотрели за плечо Каэла, пока он говорил. Он чуть прищерился, глядя на Гвен.

— Еще шаг, и я отрублю тебе голову с радостью, волосатый ящер, — поклялась она.

Каэл улыбнулся от гудящего ответа Бервина.

— Он заметил, что у тебя нет с собой священного оружия.

— У нас есть магия! — Джейк шел мимо великанов, протискивал свое худое тело в бреши между их большими телами, пока не стал во главе их армии. Его взгляд был уверенным, он поправил очки, решимость пылала в его глазах.

Элена появилась за ним. Она встала, скрестив руки, глядя поверх маски на виннов.

Джейк в предупреждении сжимал ладони в перчатках.

— Поразительные существа. Не хотелось бы взрывать их. Но я это сделаю. Так что… отойдите, ладно?

Ледяной ветер ударил по лицу Каэла. Бервин вздохнул. Лед остался на его носу и бровях, чуть жаля их.

«Винны не могут совладать с гневом магов. Мы позволим людям пройти».

Винны расступились от его слов, Джейк прошел мимо. Темные глаза Элены сияли на миг, она смотрела на его спину, а потом она помрачнела, поймав взгляд Килэй.

Глаза Деклана еще были красными, от него воняло грогом. Его рот раскрылся, он замер перед Килэй.

— Мать долин, теперь ясно, почему люди звали тебя Драконшей. Ты на самом деле девушка-дракон. Ты знала об этом, топчущая песок? — он схватил Надин, не дав ей пройти мимо.

— То, что я знаю, тебя потрясет, — коротко сказала она, а потом ткнула тупой стороной копья. — Шевели ногами, великан!

Деклан лишь смотрел, и Килэй склонилась и ткнула его кончиком носа.

— Она теплая! — воскликнул Деклан, пошатнувшись. — Почти все чешуйчатые с холодной кровью, а она теплая! Ты знала это, топчущая песок?

— Ты знал, что я не против тебя ранить, если ты меня не пропустишь?

— О, ты не против многого! — улыбнулся Деклан. Он подхватил ее на свое плечо и пошел прочь, хохоча, когда она ругалась на своем языке.

По приказу Гвен пираты, великаны и воины ушли за стены крепости, чтобы устроиться на ночлег. Мастера ворчали под нос, лишая зверей Титуса ошейников. Они держали проклятие дракона перед собой, Каэл видел блеск их глаз. Он знал, что они сделают из ошейников хорошее оружие еще дотемна.

Мастера прошли за врата, и Бервин попросил.

— Он хочет поговорить с тобой, Гвен, — сказал Каэл.

Он ощущал кипящий в ней жар, она с неохотой встала рядом.

— Плевать, что он сделал для остальных. Это ничего не меняет.

«Все изменилось, дитя Тэн, — прогудел Бервин. — Ты это знаешь. Ты ощущаешь боль гор, как и я».

Она помрачнела, когда Каэл передал его слова, но не спорила.

Бервин посмотрел в сторону, куда ушли их товарищи. Он окатил их еще одним ледяным дыханием.

«Люди еще так высоко не забирались. Вершина горы принадлежит существам, что понимают ее красоту и могут одолеть опасности».

— Вершина принадлежит дикарям, — прорычала Гвен. — Даже без священного оружия я не позволю прогнать нас.

Ветер трепал длинную шерсть Бервина. Снег запутывался среди бледных прядей.

«Мне нравится бороться с тобой, дитя Тэн. Ты — достойный враг. Но ради гор наша война, боюсь, должна остановиться».

Он затих на миг, другие винны двигались за ним. Они ложились на мохнатые животы, скрещивали большие когти. Каэл ощущал, что они сдаются.

Гвен тоже это ощутила. Топор выскользнул из ее руки и вонзился в землю у ее ног. К удивлению Каэла, она прошипела:

— Знаю.

«Наше убежище ранено, — тяжелым голосом сказал Бервин. — Горе больно от шрама магов. Не бойся, дитя Тэн, она исцелится. Со временем ее раны закроются, она снова будет процветать. Но пока она ранена, она будет слабой».