Третий день перед ноябрьскими идами
Помпония собирала вещи в дорогу, покрикивая на служанок:
— Осторожно с париками, не помните локоны!
— Спешишь уехать, я вижу, — заметил Аврелий.
— Если не унесу ноги, оставлю тут шкуру. Убеждена, что бог Авернского озера за что-то гневается на Плавциев, поэтому мне не терпится вернуться в Рим. Если забыть о ядах и кинжалах, в столице живется куда спокойнее!
— Ладно, не преувеличивай, — усмехнулся сенатор. — Я-то понимаю, отчего ты так торопишься: не терпится узнать последние сплетни про императрицу!
— Ну, кое-что я выяснила и здесь, нельзя же терять навык: Мессалина[54] в близких отношениях с Урбиком, Трогом, врачом Валентом и даже с Латераном!
— Очень интересно, и кто же тебе сообщает все это…
— Фабриций, ясное дело. Кто же еще?
— Твои способности не перестают удивлять меня, Помпония. Как же ты сумела заставить откровенничать такого сурового легионера, как наш Луций Фабриций?
— Пощекотав его тщеславие. Притворилась, будто подозреваю, что он, овеянный воинской славой, тоже в числе любовников Мессалины.
— Боги, но ведь этот же метод ты применяешь и ко мне! — поразился патриций.
— Работает безотказно! Жду не дождусь, когда вернусь в Рим, чтобы все рассказать! Хорошо, что и ты едешь. Я боялась — вдруг ты решишь остаться из-за завещания.
— С ним все в порядке, мне кажется.
— Конечно. Если не считать, что оно пропало, — спокойно сообщила матрона, словно речь шла о каком-то пустяке.
— Что ты сказала? — поднялся Аврелий. — Пропало? Я ничего об этом не знаю.
— Еще бы, — пожала плечами Помпония, — ты слишком долго спал, ну как сурок! Помоги мне лучше надеть эту тунику.
Но сенатор уже не слушал ее. Слишком расстроенный, чтобы возражать, он оставил Помпонию собираться и направился в свою комнату. По пути ему попалась Ксения — девушка, ничуть не стесняясь, демонстрировала его пропавшую пряжку из оникса.
«Какой же я дурак, — подумал Аврелий. — Итак, если Сильвий вне всяких подозрений, Терция получает только приданое, то Паулина остается единственной наследницей Плавция! Паулина, никогда не любившая ни Гнея, ни своих пасынков, вполне могла и совершить три убийства, и уничтожить завещание…»
— Ты забываешь, что она находилась в комнате своего мужа, когда убили Секунда, — возразил Кастор, с которым Аврелий поделился своими соображениями.
— Жаль, что Гней не может нам это подтвердить, — ответил патриций.
— И все же нельзя исключать Елену и Фабриция из числа подозреваемых: их собственных утверждений, будто они провели ночь вместе, недостаточно.
— В таком случае зачем им было говорить, что они расстались поздно ночью? — спросил сенатор. — Если бы они хотели придумать себе алиби, то не стали бы делать это наполовину.
— Им пришлось это сделать, — возразил Кастор, — поскольку на рассвете Елену застала в перистиле свекровь.
— А значит, и Паулина не спала в ту ночь, — рассудил Аврелий.
— Но, патрон, ее никто не видел. Впрочем, было бы крайне глупо, только что совершив убийство, привлекать к себе внимание ссорой с невесткой! — заключил секретарь.
— Или же очень хитро, если она заметила, что ее видел Паллас… — проговорил патриций. — Кто еще у нас остается в качестве возможного преступника? Только Фабриций и Елена, если, конечно, ты добросовестно следил за Плаутиллой. Ты уверен, что не упускал ее из виду?
— Пусть сразит меня Гермес, если я хоть на минуту оставил ее без присмотра! — заверил александриец.
Аврелий недовольно посмотрел на него:
— Кастор, мне хотелось бы, чтобы ты оставил свою дурацкую привычку клясться богом воров. Это не производит хорошего впечатления!
— Гермес — отличный бог, он всегда помогал мне! — отшутился секретарь. — Что же касается Паулины, помнишь, как она возражала, когда Гней решил оставить состояние незаконнорожденному сыну, ведь ее-то собственному нечем платить солдатам? Фабриций из-за этого, может быть, и сошелся с Еленой… Кстати, а какова она в постели? — бесцеремонно поинтересовался александриец.
— Понятия не имею! — вспыхнул патриций.
— Хозяин, тебе нездоровится? Или ты дал обет Артемиде Девственнице?
— Кастор, отчего ты так стараешься выставить Елену в плохом свете? Боишься, что я увезу ее в Рим?
— Напротив, хозяин, я надеюсь на это! — с присущей ему искренностью уточнил грек. — Эта женщина ненадолго увлечет тебя. Меня гораздо больше беспокоит ее дочь! Когда сорокалетний мужчина начинает засматриваться на девочек… Послушай меня, оставь в покое ребенка, пусть она радуется жизни с Сильвием. А увезешь с собой — только богам известно, чем это кончится!
Аврелий не ответил. Если бы завещание нашлось и Сильвий женился бы на Невии… Как же он не подумал раньше?
Почему никто, даже его циничный секретарь, не заподозрил в убийстве эту лисичку?
А спустя пару часов Аврелию пришлось побеседовать с Сильвием. Молодой человек был чрезвычайно взволнован.
— Хозяин говорил мне о каком-то наследстве, но я не знал, что он назначил меня единственным наследником, — сказал молодой человек.
— Это твой отец, — возразил сенатор. — Перед смертью он признал тебя.
Сильвий криво усмехнулся:
— Решился наконец… Лишь потеряв двух сыновей, вспомнил о третьем.
— Фабриций прав: ты ненавидел его, — строго произнес сенатор.
— Да, — еле слышно произнес Сильвий.
— И все же он недурно обращался с тобой, — заметил Аврелий.
В самом деле, у скольких еще слуг текла в жилах хозяйская кровь? Сколько потомков благородных Мариев, Юлиев и Антониев жили в цепях и дрожали от ударов плетьми в каждом римском доме? Сколько кровосмешений происходило ежедневно между единокровными братьями и сестрами из-за того, что они ничего не знали о своем родстве? Никто не отваживался говорить об этом.
Гней всегда заботился о Сильвии, дал ему образование, необходимое для надежного будущего, задолго до того, как лишился других наследников. И тем не менее Аврелий догадывался, что этот юноша, не питавший к Плавцию никакой благодарности, скорее гордился бы своим происхождением от Спартака, чем от богатого торговца рыбой.
— О нем не очень хорошо отзывались, — произнес Сильвий. — Однажды мне довелось случайно услышать разговор двух гостей о том, чем Гней занимался во время правления Тиберия. Какие-то весьма сомнительные дела, которые вряд ли позволили бы ему с чистой совестью явиться в Рим. Отсюда и его любовь к сельской жизни, именно поэтому он удалился сюда, на берега Авернского озера.
— И ты веришь этим сплетням, Сильвий? — миролюбиво спросил Аврелий.
— Но ведь и в самом деле Гней сколотил свое состояние в те времена, когда другие падали замертво под мечом палача.
— Я тоже выжил при Сеяне, при Тиберии и Калигуле. Пришлось выкручиваться, признаюсь. Другие, менее осторожные или, может, более честные и бескомпромиссные, чем я, потеряли все. Они сделали свой выбор, и он, безусловно, похвальный. Но, как я уже говорил тебе, не всегда героическое самопожертвование или красивая смерть — подобные тем, что риторы приводят в качестве примера в книгах по истории, — делают жизнь лучше. Так или иначе, копание в прошлом Гнея ничего не изменит. Хороши ли, плохи его деяния, он твой отец.
— Я перестал ненавидеть его. Теперь он, в чем мать родила, сидит в лодке Харона, а там слуга ничем не отличается от короля.
— И ты станешь paterfamilias, полноправным хозяином имения, настоящим римским гражданином…
— Никогда не соглашусь на это… — решительно заявил Сильвий.
Аврелий улыбнулся с едва заметной насмешкой.
— Ох, согласишься, мальчик мой… Во всяком случае, после того, как тебя немного поупрашивают, твоя чрезмерная гордыня умолкнет.
— Гордыня? У слуги? — со злобой воскликнул вольноотпущенник, сжимая кулаки.
— Да, и намного больше, чем та, что может продемонстрировать знатный Луций с присущей ему спесью, юный Сильвий! Кстати, о Луции Фабриции. Имей в виду, что, если не отыщется завещание, он станет управлять тут по-своему: будет держать рабов впроголодь, изводить непосильным трудом, забивать плетьми. Сам видишь, для всех было бы лучше, если бы наследство оказалось в твоих руках.
— Не могу, — повторил юноша, но уже не так уверенно.
— Ты должен! Ты не имеешь права оставлять людей в руках этого мясника только из-за какого-то мнимого благородства, лишь бы покрасоваться перед самим собой! — воскликнул сенатор, беря Сильвия за руку. — Тебе неприятно, понимаю. Ты всегда презирал хозяев, а теперь судьба обязывает стать одним из них!
— Я не справлюсь, — посмотрев на Аврелия, проговорил юноша, и по лицу его потекли слезы.
Патрицию показалось, он что-то увидел в его темных глазах. Они словно что-то напомнили ему, почудилось сходство с другим лицом…
— Утри свои женские слезы, Плавций Сильван! Ты уже мужчина, римлянин, глава семьи. И не можешь больше позволить себе слабость! Будешь повелевать рабами, вершить справедливость, управлять имением. Вставай, пора!
Юноша словно очнулся. Он выпрямился, стараясь принять решительный вид.
Привыкнет, решил про себя Аврелий. Не так уж это и сложно — быть хозяином. Пожалуй, самое легкое ремесло на свете.
Сенатор продолжал строго смотреть на него, пока не убедился, что тот полностью взял себя в руки.
— Ave atque vale,[55] Плавций Сильван! — попрощался он с Сильвием и удалился. Да защитят его боги, подумал Аврелий. Путь этому юноше предстоит долгий и трудный. Впереди — не только радости и удовольствия…
Помпония строго взглянула на него:
— У тебя нет сердца, Аврелий, ты разочаровал меня.
— Тебе не удастся вызвать у меня угрызения совести, подруга. Плаутилла слишком уступчива, особенно если ее утешает мужчина, а я уж точно не девственная весталка. И мы с тобой прекрасно понимаем, чем бы все закончилось, если бы я остался с нею на ночь, — возразил сенатор, качая головой.
— Ты бросил ее на произвол судьбы, отдал в руки убийц, — продолжала упрекать Помпония.
— Нет, дорогая, — поправил ее патриций. — Не забывай, что ее оберегал Кастор.
— И ты доверяешь этому лентяю греку? А мне служанка сказала, что проходила ночью по коридору, но никого там не видела. Вместо того чтобы сторожить ее, как ты приказал, твой секретарь конечно же дрых без задних ног в каком-нибудь укромном уголке!
— Боги! Если дело обстоит так, то это же все меняет! — в гневе воскликнул Аврелий и бросился в комнату грека, а в сознании один за другим возникли вопросы: где была Плаутилла во время убийства Аттика? И правда ли то, что ее брат не хотел давать ей приданое? И как оказалось среди ее драгоценностей то коралловое кольцо?
Перед его глазами одна за другой промелькнули сцены: молодая, избалованная женщина, оставшись без матери, узнает, что отец собирается снова жениться; видит, как новая жена завладевает драгоценностями Аппианы, которые должны были достаться ей: тайком открывает ларец, перебирает украшения и одно из них, не удержавшись, надевает на палец — кольцо дешевое, мачеха не заметит. Ее внимание привлекает странная раскрашенная подвеска, она рассматривает ее, и камея открывает секрет загадочного предсказания. Проходят годы, и вот представляется случай использовать мрачное пророчество, и она действительно решает воспользоваться им. Следуя стихам оракула, убивает братьев, чтобы завладеть состоянием, не сомневаясь, что никто ее не заподозрит…
— Где он? — закричал Аврелий, с грозным видом входя в комнатку Ксении. — Давай его сюда!
Легкое поскрипывание матраса сразу обнаружило убежище Кастора.
— А теперь ты мне все объяснишь! — Аврелий почти рычал от гнева, схватив Кастора за волосы.
— Не здесь, хозяин, прошу тебя! — умолял секретарь. — Я все расскажу, но только не здесь…
Ухватив александрийца за тунику, Аврелий притащил его в свою спальню и швырнул, словно мешок овса, на красивый мозаичный пол.
— Так ты выполнил мой приказ? Так охранял Плаутиллу Терцию всю ночь?
— Конечно, патрон, позволь мне объяснить…
— Подлый обманщик! В коридоре никого не было!
— Это верно, хозяин, — признался секретарь. — И тем не менее…
— Тогда говори, бездельник, пока я не свернул тебе шею! — вскипел Аврелий, выходя из себя от возмущения.
— Как ты приказал, хозяин, я неотлучно сторожил девушку.
— Хватит лгать! Где ты шатался, несчастный слуга? Возле двери тебя не было!
— Совершенно верно. Возле — нет, хозяин, а за дверью — да…
Сразу Аврелий не понял, что хотел сказать Кастор, но потом до него дошло.
— У меня не такое черствое сердце, как у тебя! — продолжал секретарь обиженным тоном несправедливо осужденного человека, которому приходится доказывать, что он невиновен. — И поскольку ты постыдно уклонился от исполнения святого долга, пришлось взять дело в свои руки. Как ты часто напоминаешь мне, я всего лишь слуга, а хороший слуга должен делать все возможное для благополучия и безопасности хозяев.
— Ты хочешь сказать, что провел ночь в постели Плаутиллы? — с недоверием спросил Аврелий.
— Не в постели, патрон, а на ковре, — уточнил александриец.
— Ах ты, негодяй! — вскипел сенатор. — Даже я, римский патриций, потомок древнего и знатного рода, не посмел воспользоваться…
— Вот именно! — прервал его Кастор. — Ты — господин и должен соблюдать некоторые условности, дабы не подмочить репутацию. У меня же таких проблем нет. Как скромный служащий я только пытаюсь приносить пользу и стараюсь изо всех сил каждый раз, когда мои скромные услуги востребованы.
Это было уже слишком! Бесстыжий слуга посмел овладеть свободной женщиной без малейшего уважения к аристократу Семпронию, который ожидал свою невесту, уверенный в ее добродетели! Аврелий молча смотрел на Кастора, не зная, велеть ли задать ему плетей или поздравить с победой.
— Патрон, эта беззащитная девушка находилась в опасности… — оправдывался Кастор.
Аврелий расхохотался:
— Девушке, о которой ты говоришь, уже почти сорок и за плечами у нее двое мужей и немыслимое количество любовников!
— Среди которых ты сам, хозяин, — безжалостно напомнил ему секретарь.
— Из твоего рассказа следует, что Терция не имеет никакого отношения к смерти отца…
— В тот момент, когда печально кончил свои дни Гней Плавций, голова девушки была занята совсем другим, — заверил вольноотпущенник. Потом, оправляя помятую одежду, спросил: — Могу ли я рассчитывать на твою скромность, хозяин?
— Конечно, — ответил Аврелий. — Если эта история дойдет до ушей Семпрония Приска…
— Я не Семпрония опасаюсь, хозяин, а Ксении, — пояснил Кастор. — У нее тяжелая рука!
— Ксения! Приведи ее сюда, сейчас же! — приказал патриций.
Вскоре девушка уже входила в комнату. Она робко встала, опустив глаза.
— Тебе известно, что воров наказывают плетьми? — Сенатор старался говорить как можно строже.
— Хозяин, твою пряжку я нашла на полу в коридоре… — бесстыдно солгала служанка.
— Как и коралловое кольцо! — усмехнулся Аврелий, рассеянно поглаживая плетку.
— Я даже не видела его никогда, хозяин, клянусь головой брата! — ответила она. — Можешь поискать в моих вещах, если не веришь!
— Только время тратить, — с презрением ответил сенатор, — ты избавилась от него, спрятав среди драгоценностей Терции в тот день, когда мы проводили обыск… Боялась, что его найдут в твоей спальне. Да, пожалуй, наказание плетью недостаточно. Знаешь, я продам тебя!
— Сжалься, хозяин, — бросилась на колени Ксения, краем глаза все же следя за реакцией своего обвинителя. — Я бедная и беззащитная, у меня нет больше никого на свете…
— Даже брата, да, лживая змея? — разозлился Аврелий, хватая плетку.
— Прости меня, умоляю, я сделаю все, что ты только пожелаешь! — рыдала она, при этом незаметным движением обнажив свои красивые стройные ноги.
— Расскажи про кольцо, на этот раз правду, иначе… — Аврелий не завершил угрозу, надеясь, что так она произведет больше впечатления.
— Я украла его, хозяин, — призналась Ксения, — но это был первый и единственный раз… Представляешь, там лежало столько украшений, и гораздо более ценных, а я взяла самое простенькое… Потом, когда ты велел перевернуть весь дом, чтобы найти насекомых, я побоялась, что его найдут у меня. Пожалуйста, хозяин, ну хочешь, побей меня, но только не отправляй на рынок рабов — кто знает, куда я попаду!
Сенатор воздержался от обещаний. Совершенно необходимо преподать урок этой лживой негодяйке. Перед тем как ее купить, полезно будет слегка и припугнуть.
Кастор привлек к себе девушку, стараясь утешить. Аврелий тем временем сел за стол, на котором стоял бокал вина. Как же ему хотелось выпить любимого пива, вернуться наконец в Рим! Только бы вот разгадать эту тайну…
Паулина выглядела осунувшейся. Опухшие глаза полны тревоги.
— Хочу поговорить с тобой об одном очень важном деле, Аврелий.
— Ты имеешь в виду пропажу завещания, не так ли?
Матрона печально кивнула.
— Мы думаем об одном и том же? — спросил патриций, опасаясь ранить ее.
— Фабриций — человек чести. Если окажется, что я ошиблась, ни за что не признаюсь, что считала его виновным. Тем не менее, я обещала Гнею, что выполню его последнюю волю, и, как бы трудно ни было, я намерена сдержать слово.
— У тебя есть основания полагать, что твой сын украл завещание?
— Да. Я сама с ним говорила об этом еще до смерти моего мужа. Мне хотелось, чтобы он знал, какая часть достанется ему по наследству, и чтобы не рассчитывал получить остальное. Он пришел в ярость, и я довольно долго его успокаивала.
— Но ведь он с таким пренебрежением говорит о деньгах… — напомнил сенатор.
— Дело не в деньгах, совсем не это его так взбесило, — подтвердила Паулина. — В чем угодно можно обвинять Фабриция, но только не в жадности. Однако он не понимает, как Гней Плавций мог предпочесть ему — ему, Фабрицию! — незаконнорожденного сына. В его глазах документ, объявляющий наследником и paterfamilias отпрыска какой-то германской варварки, не имел никакой силы.
— Почему же в таком случае ты обращаешься ко мне за помощью? Луций Фабриций глубоко уважает тебя, и твоего материнского авторитета вполне достаточно, чтобы он вернул украденное.
— Тут дело в другом, Аврелий. Он любовник Елены. Я не слепа и не глупа и все давно поняла. И все же решила сделать вид, будто ничего не знаю. Аттик сам должен был позаботиться: она его жена. Однако и бесстыдство имеет свои пределы. И когда однажды ночью я увидела, как она выходит из башенки с распущенными волосами, с размазанной краской, с таким наглым выражением лица, я не удержалась и отхлестала ее по щекам. В тот момент я намеревалась на другой же день рассказать все Гнею и пасынку, чтобы прекратить это безобразие, которое могло плохо отразиться на репутации семьи. Но как раз наутро нашли тело Аттика в садке с муренами. Тогда я решила промолчать, опасаясь за Фабриция, который, как любовник жены покойного, оказывался первым, на кого пало бы подозрение.
— Твой сын, однако, поступил хуже…
— Да, он совершил ужасную глупость, и, возможно, ему придется дорого заплатить за нее. Теперь, Аврелий, он в большой опасности. Вот почему мне нужна твоя помощь.
— Ты в самом деле решила исполнить волю Гнея, хотя это и не отвечает твоим интересам?
— Да, именно так я и хочу поступить, — гордо заявила матрона. — Найди завещание Гнея, сенатор Стаций. Любой ценой!