Проклятие Тары. Артефакт-детектив

Глава 34. Голубиная почта

На окраине Читы в просторной крестьянской избе спряталась явочная квартира, чей хозяин — хромой бобыль Влас держал на чердаке голубятню. Влас обслуживал войсковых лошадей, имел репутацию справного шорника, и его не могли заподозрить в симпатиях к белым. К нему и направил свои стопы часто оглядывавшийся, то и дело озиравшийся по сторонам Сольц. По мере приближения к заветной квартире настроение у Сольца поминутно менялось — от спокойно-победного до тревожно-панического.

«С чего это вдруг жиденок выболтал все, что знал о статуе. Уж не с указки ли Блюхера? — задавался вопросом он и не находил удовлетворительного ответа. — Ежели так, Блюхер хочет заманить меня в хитро расставленную ловушку. А вдруг сведения про статую — обыкновенная деза?» — мучился сомнениями Сольц, подходя к обиталищу Власа. Оказавшись возле ворот, он постучал условным сигналом. Долго не открывали. Наконец калитка скрипнула и за ней показалась заросшая густой бородой физиономия шорника.

— Будь здрав, Влас, зайти можно? — заглядывая за плечо хозяина, вполголоса спросил Сольц.

— Заходь, мил человек, у меня ноне тихо, — он отступил назад и пропустил гостя в обширный, полный домашней птицей двор.

— Письмецо надо переслать в Ургу. Готовый почтарь найдется? — под гоготание гусей спросил Сольц.

— Не сумневайся, начальник. У меня в голубятне полный ажур. Зефир доставит твою депешу в лучшем виде.

— Тогда держи, — он протянул шифровку и оглядел горницу. Обычная крестьянская изба, с огромной, в четверть комнаты, русской печью, иконой Николы Чудотворца в красном углу и фотографиями на стенах. Только части разобранной конной упряжи на длинном сосновом столе и стойкий запах кожи указывали на род занятий хозяина.

— А это тебе, мил человек. Вчерась шельмец Барон возвернулся. Вумный голубь, — загадочно улыбаясь, Влас отдал скрученную записку. Шорник был тайным поклонником Унгерна, отчего и назвал своего любимца Бароном.

— Вот за это спасибо. Давно из Урги вестей не было. Считай, с ноября на голодном пайке сижу, — искренне обрадовался Сольц.

— Давай, располагайся, депешу свою разбирай, а я пошкандыбаю в голубятню Зефира снаряжать, — отодвигая на край стола сбрую, произнес он.

— Погодь пока, вдруг чего добавить придется, — разворачивая бумагу, придержал Власа Сольц. — А ежели что, еще почтаря отыщешь?

— Есть у меня такая. Дусей прозывается. Мечта поэта, а не голубица, — во все лицо ухмыльнулся Влас.

В послании Джеймса не содержалась информации, требующей задерживать шорника, и Сольц отпустил его. «Однако… — присвистнул он, расшифровав депешу. — Мало того, что Дягур выпотрошил дацан в Гандане, буддийскую святыню прихватил, так еще Самуила на переговоры с настоятелем брал. Выходит, доверяет ему красноперый, да и Блюхер жиденка ценит, — настроение у Сольца в очередной раз упало. — Получается, неспроста он про божество разболтал. И сделал это по наущению, — утвердился в предположении он. — Но это не значит, что сведения его ложные. Думаю, для затравки, дабы закрепить наши с ним отношения, они подбросили правдивую информацию», — рассуждал Сольц-Берг, опираясь на богатый опыт службы в Департаменте полиции и военной контрразведке.

— Все в ажуре, Зефир улетел, — прервал нить его мыслей Влас.

— Превосходно, дружище. Жди меня дня через три. Для Дусеньки работенка будет. А ежели не приду в срок, едино меня жди, объявлюсь обязательно.

— Завсегда пожалуйста. Аккурат рады хорошим людям, — малость съерничал шорник и захромал вслед за Сольцем к воротам.

«Маху дал я с шифровкой. Больше нельзя так делать. У Власа составлять и шифровать послания теперь буду. При себе подобные бумажки иметь опасно», — размышлял обратной дорогой Сольц. Помимо сведений о реквизициях в храме, мистер Джеймс анализировал наступление генерала Молчанова на Хабаровск, о котором так стремился поведать ему Сольц и о коем британцу было хорошо известно от других корреспондентов. «Даже если город и окажется в руках белых, они его долго не удержат», — за вечерним чаем перечитывал письмо англичанина Сольц.

«Снабжение армии отвратительное, зимняя одежда — полушубки, валенки, меховые шапки и рукавицы — в большом недостатке или отсутствует вовсе; боеприпасов катастрофически не хватает, солдаты голодают, и их косит тиф, тогда как в тылу бесчинствуют красные партизанские отряды. У Молчанова не более трех тысяч штыков и сабель, а сколько войск может выставить Блюхер, вы и сами знаете. Так что надежды на успех призрачны. К тому же японцы относятся к этому наступлению двояко и не упускают случая нагадить белым во Владивостоке, распуская слухи, что эвакуируют город. Тогда как в Дайрене говорят обратное, пытаясь дезориентировать делегацию ДВР своими ультиматумами. А посему, — по старой дружбе откровенничал Джеймс, — вам, дорогой Эрих, нет резона дергаться. Служите у Блюхера, а мы позаботимся о вашей судьбе. И если представится возможность, — заканчивал свое послание мистер Джеймс, — узнайте о местонахождении золотой статуи богини Тары и похищенного золота».

«Дорогой Эрих уже все узнал, скотина, — в сердцах выругался Сольц-Берг. — Зефир небось уже в ургинской голубятне пшено клюет, а я должен рисковать собственной шкурой и добывать тебе, сволочь, сведения особой секретности. Нет уж, баста! Довольно я жилы на вас рвал и подставлял жопу, господа английские мистеры. Пора и о себе, грешном, подумать. Ежели, паче чаяния, у Молчанова с наступлением пшик выйдет, буду действовать по обстановке, а не по вашим, мистер Джеймс, указкам», — злобился на покровителей Эрих фон Берг.

Если тот и сгустил краски в оценке перспектив наступления белых, то самую малость. Их у них априори не было. Письмо британца преследовало иную цель: удержать Берга от скоропалительных действий и сохранить для англичан в штабе Блюхера ценного агента. Вопрос о реальном местонахождении золота и статуи Тары был поставлен с дальним прицелом. У Джеймса не складывался сколько-нибудь внятный план действий в отношении золота барона, но, получив развернутый ответ из Читы, он призадумался. Если с отправленными в Москву слитками можно было распрощаться, то в деле тайно погребенной Тары выявлялись интересные перспективы. И в этом раскладе Берг-Сольц становился ключевой, незаменимой фигурой.