Проклятье предателя

Глава 13

Солнце ещё не встало над горизонтом, когда Абби услышала тихий стук в свою дверь. По периметру её комнаты был установлен обеспечивавший приватность уорд, поэтому она не могла видеть магическим взором, кто именно это был, однако то, что кто-то пришёл в её комнату так рано, было делом необычным.

Глаза её были опухшими, а лицо наверняка было неприглядным. Она полночи плакала. Абби отключила звуковую часть завесы приватности, и спросила:

— Кто там?

— Это я, Сара, — объявил голос с той стороны двери. — Могу я войти?

Абби быстро протёрла лицо маленьким ручным полотенцем, хотя и знала, что пользы от этого будет мало.

— Я сейчас не слишком презентабельна, — сказала она своей сводной сестре через дверь.

— Я не могла заснуть этой ночью, — сказала Сара неустойчиво звучавшим голосом. — Пожалуйста, можем мы поговорить?

Абби открыла дверь. Сара Уилсон стояла перед ней, и выглядела примерно так же, как Абби, по её мнению, выглядела сама. Под глазами у Сары были тёмные круги, а волосы её были растрёпаны. Она вошла, и Абби закрыла за ней дверь, одновременно восстанавливая звуковую часть завесы приватности.

— Выглядишь так же, как я себя чувствую, — прямо сказала она.

Глаза Сары без предупреждения наполнились слезами.

— Прости! — поспешно сказала Абби. — Я не хотела. Я имела ввиду себя — я, наверное, выгляжу ужасно… — Она остановилась, потому что слова всё равно выходили неправильными.

— Дело не в этом, — с полувсхлипом сказала Сара. — Я никак не могу перестать думать об этом, о вчерашнем. Я всё время их вижу.

Тут Абби её обняла, а Сара позволила страданиям возобладать над собой на пару минут. От Сары Абби не ожидала такого раскаяния. Та всегда будто бы держала свои эмоции под твёрдым контролем, и определённо не показывала никаких признаков колебаний во время их вчерашней короткой битвы.

Она знала, что все считали её самой «чувствительной» из детей Тириона. Абби на такой ярлык не обижалась. По правде говоря, она считала себя самой крепкой, или, быть может, самой уравновешенной. От своих эмоций она не скрывалась, и поэтому считала, что лучше всего умела с ними справляться. Но даже так вчерашний день стал для неё большей встряской, чем она ожидала.

Абби была предана их делу, несмотря на влекомое их миссией насилие. Она знала, что это было неизбежное зло. Нет, не так. Она сказала себе, что оно неизбежно, однако не зная полностью план своего отца, на самом деле судить об этом она не могла. Абби вынуждена была закрыть глаза, и поверить в замыслы Тириона.

Как бы то ни было, Ши'Хар нужно было за многое ответить. «Но была ли та резня действительно оправдана?»

Слёзы Сары заставили её усомниться.

— Спасибо, — прошептала Сара.

Абби покрепче обняла её:

— За что?

— Я не вынесла бы, будь я единственной.

— Единственной?

Сара шмыгнула носом:

— Единственной, кто расстроена. Я знаю, что мы все родственники, но порой я чувствую себя такой одинокой. Все кажутся такими уверенными, такими убеждёнными, будто у них нет сомнений. Будто кровь совсем их не беспокоит.

При слове «кровь» у Абби сжался желудок, когда неприятные воспоминания о вчерашнем дне всплыли у неё в голове, но она сделала глубокий вдох, и взяла себя в руки:

— Нет, ты не единственная. Вообще, до сегодняшнего дня я думала, что единственная — я сама.

— Значит, ты думаешь, что остальные тоже могут придерживаться такого мнения? — с надеждой сказала Сара. Выпутавшись из рук Абби, она села на край кровати.

Абби кивнула:

— Буду удивлена, если это не так. — Налив в чашку воды из графина, она передала чашку своей сестре: — Вероятно, сейчас каждый разбирается с тем же самым — в большей или меньшей степени.

— Они были практически беззащитны, — монотонно пробормотала Сара. Большая часть её эмоций сошла на нет. — Мы просто рубили их на куски, кроме тех, кого схватили — и кто знает, что сейчас делает с ними Отец?

Абби сжала зубы:

— Скорее всего кое-что из того, что они сами делали с ним, когда только поймали его.

— И потому это правильно? — спросила Сара.

— Нет в этом ничего правильного, — ответила Абби. — Мы живём в мире, в котором только и есть, что неправильность — неправильность и зло. Единственное моё утешение: он полагает, что может построить какое-то будущее для тех, кто будет жить после нас.

— А если не сможет? Что если он лжёт, или ошибается, или просто живодёр? Ты видела его взгляд. Ты знаешь, что он спятил.

Абби вздохнула:

— И не только он. Я всё ещё борюсь с яростью и ненавистью к себе, когда думаю обо всём, что произошло. Что они сделали с Хэйли, с нами, что они заставляли нас делать. Безумие Тириона появилось не само по себе. Он, возможно, в этом отношении даже не самый худший.

— Бриджид.

Абби кивнула.

— Она была просто как зверь, — сказала Сара. — Ты видела её, голую и покрытую кровью? Но она от этого получала удовольствие, она бы всех их убила, если бы он ей позволил. Никогда в жизни не видела чего-то настолько возмутительного. Видеть её — это даже хуже, чем смотреть на мёртвых. Она была похожа на жадного ребёнка, жующего сладости, или как если бы она…

Сара не смогла договорить.

— Я гадаю, а не стала ли бы я такой, — призналась Абби, — заставь они меня сделать то же, что и она. Хэйли была её лучшей подругой.

— Значит, это было милосердием.

— Что было?

— Убить Хэйли, — ответила Сара. — Она уже была вынуждена сделать то же самой с Гэйбом. Подумай, что бы с ней стало, если бы это она убила Бриджид? И всех нас? Если это сломило разум Бриджид, то что бы это сделало с ней?

Абби при этой мысли подавила дрожь:

— Радуйся, что Бриджид, по крайней мере, на нашей стороне.

— Она — на стороне Отца, и никого другого, — твёрдо сказала Сара. — Будь у неё хоть капля сомнений в ком-то из нас, мы бы не прожили и мигом больше.

Абби одарила её печальной улыбкой:

— Тогда это хорошо, что мы все на его стороне, верно?

— Даже ты, Абби? Ты — единственная из нас, у кого ещё по-настоящему осталось сердце. Единственная, кто понимает доброту. Ты сможешь продолжать этим заниматься?

У неё сжалось в груди:

— Сара, ты слишком высоко обо мне думаешь. Я не такая добрая и чистая, как ты считаешь. Я просто не скрываю свою печаль или своё сострадание так же хорошо, как некоторые другие. Единственное, в чём я хороша — это в сокрытии своего гнева. Я не думаю, что наши действия — правильные, но когда я думаю о Хэйли, или Гэйбриэле, или Джеке, я так наполняюсь ненавистью, что будто умираю.

Однако вспоминать вчерашний день — ничем не лучше. Когда я думаю о нём, мне хочется блевать. Я не приспособлена к насилию, но я не брошу то, что он пытается сделать. Какая разница между личным убийством нескольких Ши'Хар или воздержанием от этого, когда он планирует попытаться стереть всех их с лица земли? И я ему в этом помогаю.

— Как? — ахнула Сара. — Он об этом ничего не говорил. Думаешь, у него на самом деле есть план, как это сделать? Это невозможно.

— Это — мои догадки, — сказала Абби. — Но я наблюдала за ним. Он безумен, но не глуп, и он мыслит масштабно. Если бы я считала, что это — лишь маленький план мелочной мести, то не участвовала бы в этом. Он хочет убить их всех, и если он может этого добиться, то, быть может, оно того стоит. Что может быть правильным и неправильным по сравнению с этим? Кто останется, чтобы оспаривать его правоту?

Абби рассмеялась:

— Видишь? Я такая же злая, как и он. Мы все такие. Мы все помогаем, и не важно, чувствуем ли мы раскаяние, вину, и тошнит ли нас от вида крови. Плохие эмоции не делают нас лучше.

— Но тебя я всё же люблю, — добавила Абби. — Я просто надеюсь, что мы можем завершить начатое. — «И что у него действительно есть план по созданию лучшего мира для человечества, когда всё закончится».

Но в глубине души Абби не была так уж уверена. «Он может убить их, а также всех нас. Если ему придётся пожертвовать всеми людьми до одного, чтобы Ши'Хар точно умерли, то он вполне может на этой пойти, не моргнув и глазом».

Элдин сидел в грязи перед своим домом. По правде говоря, трава там тоже была, но из-за постоянной ходьбы по двору от неё осталось лишь несколько разбросанных тут и там клочков зелени. Но Элдину грязь вообще нравилась больше всего.

Он был этой грязью полностью покрыт, но на самом деле не осознавал сего факта. Сейчас он полз, преследуя что-то, двигавшееся в изолированных клочках травы. Это определённо был какой-то жук.

По крайней мере, на это Элдин надеялся.

Ему не приходило в голову волноваться о том, какого рода жук это мог быть. Мир был совершенно безопасным местом, и хотя его матери рядом не было, он знал, что отец наблюдает за ним — массивное, высившееся присутствие на заднем плане. Ничто не могло причинить ему вред, пока Папа был рядом.

Это не помешало ему оглянуться через плечо, чтобы увидеть, находился ли большой мужчина на своём прежнем месте. Его взгляд заметил молчаливого человека, который по-прежнему сидел на большом бревне под выступом крыши дома. Не похоже было, чтобы он смотрел особо внимательно.

Элдин отполз дальше, проверяя границу. Обычно приглядывал за ним не отец, и этот крупный мужчина, похоже, имел иное представление о том, насколько далеко Элдин мог отползти, прежде чем его нужно было схватить и вернуть. Его мать и остальные были гораздо более ограничивающими в этом плане, и оттаскивали его обратно уже с расстояния десяти футов.

Папа был другим. Он часто позволял Элдину покрывать в два раза большее расстояние, а сейчас вообще не смотрел за ним. Элдин двинулся вперёд — он, наверное, сможет добраться до клочка травы, где прятался жук.

Трава слегка шевельнулась, её привело в движение скрывавшееся в ней существо. Элдин протянул руку, и отодвинул траву в сторону своей неуклюжей ладошкой. Наградой ему стал хороший обзор его цели.

Жук, казалось, светился в послеполуденном солнце, отражая свет. Странное насекомое украшали жёлтые полосы, перемежавшиеся с тёмными чёрными полосами. Вдоль спины его были аккуратно сложены крылья, но жук не улетал… пока не улетал. Элдин мог его поймать.

Вторая его рука резко опустилась, прижав жука к земле, и он почувствовал, как тот копошится под его ладонью, пытаясь выбраться. Сомкнув пальцы, он поймал жука в кулак, и перевернул ладонь. Элдин медленно разжал пальцы, чтобы посмотреть на свою добычу.

Резкая боль расцвела в его руке, когда оса вогнала в его кожу своё острое жало. Рот Элдина открылся, но миновала целая секунда, пока он пытался осознать величину своего ранения. Боль была невыносимой, и как только его лёгкие наполнились, Элдин завопил тем режущим уши воплем человека, познавшего высшую степень агонии.

Взгляд Тириона резко сфокусировался, когда крик привёл в действие самые примитивные и инстинктивные части его нервной системы. Адреналин наполнил его кровоток, и он забыл, о чём думал прежде. Метнувшись вперёд, он подхватил Элдина с земли, и в тот же безвременный миг заметил осу. Тирион раздавил её сапогом, и осмотрел ручку мальчика. Та была красной и уже опухла.

Боль, наверное, была острой, по крайней мере — по меркам Элдина, но умом Тирион знал, что скоро она утихнет. Однако крик малыша не стихал. Он набирал громкость и высоту по мере того, как маленький ребёнок стремился погасить ужас своей боли громкостью своего голоса.

Тирион поскрёб рану ногтем, убеждаясь, что жало в ней не осталось, но это лишь заставило вопль Элдина повыситься до новой октавы. Он прижал к себе сына, наверное, примерно таким же образом, как когда-то давным-давно прижимал Тириона к себе его собственный отец, но его сердце продолжало гулко биться.

Он ощутил дрожь в руках, и его желудок всколыхнулся. Ощущение было такое, будто сердце Тириона вот-вот вырвется у него из груди.

— Дай его мне, — твёрдо сказала Лэйла, показавшись из дома. Несмотря на её новые материнские инстинкты, её позиция насчёт воспитания была суровее, чем у всех остальных в Албамарле. Вероятно, из-за её собственного опыта в детстве. — Нежничанье лишь сделает его слабым. Уроки боли полезны для всех.

Тирион отдал сына, но симптомы его оставались. С каждым воплем малыша он слышал другой голос — голос Эйлэяны. Её мучения эхом отдавались в его разуме, её голос озвучивал тот же агонизирующий крик. Она умерла в ужасной боли, и теперь он ощущал эту боль в своих костях.

Это был тот же ужас, какой он когда-то испытывал от рук Тиллмэйриаса, когда его наказывали за непокорство. Элдин вопил, и одновременно в его сердце кричала Эйлэяна, но его нервы обжигала боль его собственных пыток. Тириона стало неуправляемо трясти. Согнувшись, он стал блевать, пока, наконец, не упал на колени рядом с мёртвой осой.

Желудок он опустошил, но живот продолжал сокращаться, пока не заныли брюшные мышцы. Когда он наконец расслабился, Тирион упал на бок, глядя со стороны на лежавшее рядом раздавленное насекомое. Чужеродные глаза, мёртвые и лишённые эмоций, уставились на него в ответ, и мир потемнел.

Это смерть смотрела на него, и она пришла за ним.

Потея, Тирион закрыл глаза, но всё ещё чувствовал её, наблюдающую за ним. Его собственное зло звало её, его собственные действия, его вина её призвала, и она убьёт их всех. За его деяния платить придётся всем.

По мере того, как холодный мир угасал, Тирион слышал лишь вопли Элдина.