Прокурор идет ва-банк

Неудачная попытка

Толстый ковер ручной работы покрывал весь пол спальни, выдержанной в белых тонах: белая мебель, обои слоновой кости с золотой насечкой, белые шелковые занавески с золотой вышивкой, закрывающие окно и дверь на открытую лоджию…

Утро…

— Петя! — обратилась Борзова к мужу, лежащему в шелковой пижаме в постели. — Поработай лифтером!

Она подошла поближе, в одних трусах и в лифчике, и села рядом с ним, подставляя свою несколько располневшую спину, чтобы он застегнул ей бюстгальтер.

— Могла бы купить и номером побольше! — сказал ей Борзов, с трудом застегивая его. — Тесные и носить вредно.

— Жить тоже вредно! — отмахнулась Борзова.

Борзов не стал перечить жене. Его голову распирало, давили на мозги другие мысли. Начавшиеся в городе аресты смутили его покой. Не успокоил и приезд Липатова, которого он ожидал с таким нетерпением. Он хотел выяснить обстановку в Москве. Но старик, несмотря на неоднократные вопросы Борзова, каждый раз уходил от прямых ответов. Поэтому основные надежды он теперь связывал с супругой, которая сегодня должна была встретиться с Липатовым.

Тамара Романовна нарядилась в облегающее платье бирюзового цвета и перед большим овальным зеркалом стала наводить марафет. Закончив, она из белой тумбочки достала перламутровую шкатулку и выудила из нее золотое кольцо с изумрудом.

— Как ты думаешь, — обратилась она к лежащему мужу, — этот камень подходит к платью?

Лицо Борзова перекосила гримаса злобы.

— Нашла время менять цацки каждый день! — не выдержал он. — Я тебе твержу, твержу… Уже Липатов замечания делает… Как будто не знаешь, что за обстановка в городе… Ты пойми, ради твоего Юрпалова из Москвы следственную группу присылать не станут…

С улицы перед окнами квартиры Борзовых послышались короткие гудки автомобиля.

Петр Григорьевич мгновенно соскочил с постели и выглянул в окно. Узнав машину Липатова, он торжественно объявил:

— Карета наместника у подъезда, графиня!

Тамара Романовна в последний раз поправила прическу и заторопилась к двери.

— Тамара! — неожиданно нежно и тепло обратился к жене Борзов. — Втолкуй Липатову: началась охота! За этим Оболенцевым чья-то спина пошире прокурорской: пусть не ждет, что-то делает… Поздно будет.

Тамара Романовна театрально послала мужу воздушный поцелуй и исчезла.

Борзов тяжело вздохнул и стал одеваться.

Звонок в дверь прервал его туалет. Чертыхаясь и зевая, он побрел открывать.

«А где, интересно, Рита? — вдруг вспомнил он об отсутствии дочери. — Неужто ночевать не приходила? Надо у Тамары спросить, когда вернется. Может, не стала дожидаться свадьбы? А, дело молодое, не маленькая».

Открыв дверь, он оторопел. Перед ним стоял Багиров.

— Аркадий? — удивленно спросил Борзов, жестом приглашая войти в дом. — Ты, случайно, квартиры не перепутал?

Багиров молча вошел и закрыл за собой дверь.

— Ну, что еще случилось, выкладывай, — провожая Багирова в гостиную, сказал Борзов.

Полковник так же молча подошел к музыкальному центру, достал из кармана кассету, вставил ее в магнитофон и включил.

Борзов услышал разговор Оболенцева и Ярыгина.

— «Ну а теперь? Точки? — спросил у Ярыгина Оболенцев.

— Шашлычная «Риони», директор Скуридина Галина Михайловна, кафе «Грезы», директор Ходус Георгий Полуэктович, ресторан «Кавказ», директор Ширафетдинов Рафаэль Нариманович, — монотонно перечислял Ярыгин. — Эти платят оброк два раза в месяц — второго и семнадцатого. Деньги передают Цвяху, а тот через Багирова дальше по цепочке…»

— Засветились! Профессионалы! — гневно выпалил Борзов.

— Ты дальше слушай, — спокойно проговорил Багиров.

— «Что у вас по операции «Империал»? — услышал Борзов голос незнакомца.

— Признаки очевидны, — узнал он голос Оболенцева. — А вот детали… Дамы вовсю приглашают кавалеров.

— А кавалеры?

— С ними полной ясности нет. Работаем.

— Не давайте им перехватить инициативу и держите меня постоянно в курсе дела».

Увидев удивленные глаза Борзова, Багиров пояснил:

— Это Оболенцев разговаривает с Надеиновым — заместителем Генерального прокурора СССР.

— А что еще за операция «Империал»? — удивился Борзов.

— Черт ее знает! Это меня и беспокоит, — озабоченно ответил Багиров.

— Ну, ты вообще что-нибудь знаешь?

— Успокойся. Я еще много чего знаю, — многозначительно произнес Багиров, — но если мы и дальше будем сопли жевать, так лапти нам всем быстро сплетут. Все рабы твоей «графини», как только почувствуют, что мы умыли руки, сразу расколятся. Уже идет информация, что Юрпалов курвиться начал.

— Багиров, я знать ничего не хочу. — Борзов рассвирепел и схватил приятеля за грудки. — Хотя ты мне и друг, но делать за тебя твою работу я не собираюсь! Понял? И за чужую спину не прячься! Я тебя в порошок сотру!.. Делай что хочешь, но Юрпалов должен проглотить язык!..

Когда Багиров ушел, Борзов зашел в свой кабинет. Сев в кресло, он тупо уставился в стенку, на которой висели фотографии из его пионерско-комсомольской и партийной жизни. Остановив свой взор на той, где он был запечатлен с пионерским барабаном на груди, Петр Григорьевич монотонно вполголоса запел: «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры — дети рабочих…»

Посмотрев на часы, он потянулся и, сняв трубку, по памяти набрал номер телефона.

— Алло, Ната?

Непричесанная солистка варьете сидела в халате перед трельяжем и смазывала кожу питательным кремом. Услышав голос Борзова, она иронично спросила:

— Петр Григорьевич? Чем обязана такому вниманию? Что ж это такое случилось? Вспомнили!

— Брось ломаться. Пообщаться хочется.

— А вот у меня и моего француза совсем другое мнение.

Лежавший на кровати комического вида дядечка снял трубку параллельного аппарата и спросил:

— Кес ке се?

Борзов чертыхнулся.

— Обидели бедняжку! — Наталья засмеялась. — Взамен того, что ты хотел, спою я тебе песню из своего нового репертуара: «Что нам жизнь — деньги медные, мы поставим на белое, жребий скажет, кому умирать…»

…Оболенцев сидел и перелистывал протокол допроса Юрпалова, кое-что выписывал на чистый лист бумаги, готовясь к завтрашней встрече с бывшим директором ресторана «Москва». Он уже собирался закончить работу и отправиться к Ольге, когда в кабинет вошел усталый и голодный Ярыгин. Он настолько утомился, что никакие эмоции не отражались на его лице.

Первым делом он выдул полграфина воды прямо из горлышка, а потом заявил:

— У тебя ничего поесть нету?

— Тебе гуся с яблоками или кулебяку с сыром?

— Кулебяка с сыром называется хачапури! — заметил, облизываясь, Ярыгин. — Не разыгрывай сторожа из рассказа Чехова.

Оболенцев тоскливо вздохнул, но затем решительно открыл свой кейс и извлек из него пластиковый пакет с пирожными.

— Одна королева, — вздохнул он, — говорила, когда ей сообщали, что народ ее страны не может купить себе хлеба: «Пусть едят пирожные!»

Ярыгина не надо было дважды упрашивать. Он коршуном тут же налетел на пакет.

— Королеву звали Мария-Антуанетта, и она плохо кончила: ей отрубили голову, — с трудом прошамкал он, не прожевав.

Без зазрения совести он уничтожил весь пакет пирожных и выпил вторую половину графина воды.

— Цвяха можно теперь за яйца повесить, — наконец вспомнил он о делах.

— Свидетеля нашел? — обрадовался Оболенцев, до этого с тоской провожавший взглядом каждое пирожное, исчезающее в глотке друга.

Сладости были куплены им в буфете прокуратуры во время обеда и предназначались для Ольги. Оболенцев первый раз вспомнил, что неплохо бы привезти что-нибудь любимой. Но, видно, не судьба Ольге полакомиться этими пирожными.

— Не только нашел, но и спрятал так, что никто не найдет! — похвастался Ярыгин.

— И ты в том числе? — подковырнул друга Оболенцев.

— И я в том числе, — удивил его Ярыгин. — Но когда будет нужно, я быстренько вспомню… Ты сейчас к Ольге? — спросил он без всякого перехода.

— К Ольге! — подтвердил Оболенцев. — Куда же еще? Только не вздумай меня охранять. Марш в гостиницу и отдыхай.

— Слушаюсь, товарищ командир! — шутливо вытянулся в струнку Ярыгин.

Он развернулся и, чеканя шаг, вышел за дверь кабинета, шутливо бросив на прощание:

— Ольге привет! Скажи ей, что завтра куплю для нее пирожных целый килограмм!

Ярыгин, исчезнув из кабинета, не поехал в цирковую гостиницу, а затаился неподалеку от прокуратуры и стал наблюдать.

Буквально через пять минут после его ухода из дверей прокуратуры вышел окрыленный любовью Оболенцев и заторопился на автобусную остановку.

Ярыгин не стал дожидаться, когда друг заметит его. Тормознув машину частника, он потихоньку поехал за автобусом, в который сел Оболенцев.

Убедившись, что никто его товарища не преследует, Ярыгин в конце пути велел водителю обогнать автобус и высадить его возле самого дома Ольги.

Однако и там все было чисто: посторонних не было ни возле дома, ни в подъезде.

Когда Оболенцев вышел из автобуса и направился к дому Ольги, Ярыгин еще раз оглядел все кругом, но никакой опасности не заметил.

Оболенцев скрылся в подъезде Ольгиного дома, а Ярыгин все стоял в укрытии и не мог уйти.

«Загнанный в угол зверь сопротивляется до конца, злобно и беспощадно, — думал он, — тоже за жизнь борется, понять можно. Когда другого выхода нет, то идут на все. Порой друзей и родственников убирают».

И он решил остаться.

На лестнице этажом выше Ольги Ярыгин обнаружил стоявший у окна поломанный стул, на котором он и расположился, незаметно наблюдая за обстановкой возле подъезда.

Скоро совсем стемнело и зажглись тусклые лампочки над подъездами старых трехэтажных домов с облупившейся штукатуркой. Они едва освещали небольшой квадратный дворик со сколоченным из досок покосившимся столом и такими же скособоченными лавками.

Но Ярыгин не разглядывал открытое пространство. Его больше интересовали густые кусты, разросшиеся возле домов.

И когда возле Ольгиного подъезда остановился милицейский «уазик» с мигалкой на крыше, Ярыгин совершенно не удивился.

В тени кустов машина была не очень заметна. Тем не менее Ярыгин увидел три четких силуэта внутри нее и понял, кто это может быть.

В машине, кроме шофера, сидели лейтенант Амбал и сержант Битюг.

— Раньше надо было решать этот вопрос! — злобно произнес лейтенант. — Как только пошли аресты, сразу надо было и действовать. Тогда поостереглись бы являться без спроса.

Лейтенант посмотрел вверх, на окна Ольгиной квартиры, и сказал:

— Пора! Окна темные, значит, свет погасили, в постельку легли…

— И чем они там занимаются? — рассмеялся сержант. — Стало быть, на мне бабенка, а «важняк» на вас?

— Стало быть! — ухмыльнулся лейтенант. Шофер поспешил увильнуть от участия в деле.

— Я на стреме! — сказал он. — Водила вам нужен непокалеченный.

— Ладно! — согласился лейтенант.

— Надо было стволы захватить! — пожаловался сержант.

— Дурак! — осадил его лейтенант. — Откуда у него может быть пистолет?

— На всякий случай! — оправдывался сержант.

— Вот чтобы не было никакого «всякого случая», и приказано было оружия не брать. Пошли!

Держась в тени кустов, лейтенант с сержантом отделились от машины и направились к подъезду Ольги, сжимая в руках связку отмычек, фомки, а в карманах ножи с выбрасывающимися лезвиями.

В подъезде их встретил Ярыгин.

Дуло «стечкина» беспощадно уставилось на лейтенанта, и у того сразу же задрожали от страха губы и пересохло во рту.

— Не двигаться! — жестко и тихо приказал Ярыгин. — Старших по званию ждать заставляете, нехорошо!..

Милиционеры замерли как вкопанные.

— «Мальчиков» и фомки к ногам! — опять тихо приказал он.

Амбал с Битюгом моментально выполнили приказание, причем так неудачно, что фомки пребольно ударили их по ногам, но они позволили себе лишь тихо вскрикнуть.

— Холодное оружие на землю! — продолжал Ярыгин. — По очереди — доставать все левой рукой: сначала ты! — Он указал пистолетом на Амбала.

Лейтенант с готовностью повиновался и достал из кармана нож, который и бросил рядом с фомкой.

— Теперь ты! — командовал Ярыгин, направляя дуло пистолета на Битюга.

Тому тоже ничего не оставалось, как повиноваться.

После этого он велел им встать лицом к стене, опереться на нее руками и расставить пошире ноги.

Обыскав задержанных, Ярыгин убедился, что, кроме холодного оружия, у них не было ничего. Даже документов.

Поначалу майор решил их задержать и доставить в ближайшее отделение милиции, но, мудро рассудив, что у себя им помогут даже стены, решил отпустить. Да и не хотел он этой акцией привлекать внимание к Оболенцеву.

— А теперь брысь отсюда, шпана! — приказал он и с удовольствием наблюдал, как двое громил, как шкодливые коты, бросились к машине.

Через секунду «уазик» взревел и вихрем умчался со двора. А удовлетворенный Ярыгин вновь вернулся на свой наблюдательный пост.

Но занимал он его недолго. Через час дверь квартиры Ольги открылась, и Ярыгин по поцелуям прощающихся любовников понял, что время свидания закончилось. Оболенцев возвращался в гостиницу.

Ярыгин выждал, когда за Ольгой закроется дверь, и торопливо спустился во двор вслед за другом.

Как осторожно он ни ступал, Оболенцев сразу почувствовал за собой слежку и, резко остановившись, спросил:

— Ваня, это ты?

— А кому ты еще нужен? — грубовато ответил Ярыгин.

Оболенцев разозлился.

— Слушай, Ярыгин! Я тебе категорически запретил охранять меня. Я не представляю…

Он осекся, увидев в руках друга фомки и «мальчиков». И сразу же все понял.

— Прости, Ванюха! — сказал он, обнимая друга. — Не думал, что они решатся. Значит, мы их загнали в угол. Ничего, скоро очистим хотя бы от этих нашу землю.

— Очистим, Кирилл! — несколько иронично согласился Ярыгин и добавил: — Жаль, только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе…

— Не надо мне было сегодня идти к Ольге!

— Меня в этой истории больше беспокоит другое!

— Думаешь, прослушивают?

— Другого объяснения нет! — сказал Ярыгин.

— Я не имел права подвергать риску Ольгу! — заметил Оболенцев. — Надо быть осторожнее…