Я провел ночь в полицейском участке на Тридцать пятой улице. В камере воняло мочой, блевотиной и специфическим кислым потом, характерным для алкоголиков. И все-таки это было лучше, чем дешевый одеколон. Со мной сидели еще двое: уличный трансвестит, который не переставая хныкал и никак не мог определиться, сидеть ему или стоять, справляя малую нужду, и какой-то негр – этот просто спал. Никаких страшных тюремных историй я рассказать не могу: меня никто не бил, не грабил и не насиловал. Ночь прошла без происшествий.
Полицейские из ночной смены слушали компакт-диск Брюса Спрингстина. Как и все мальчишки из Джерси, я знал многие его песни наизусть. Это может показаться странным, но когда я их слышал, то всегда вспоминал Кена. Нам не приходилось переживать трудные времена, мы не гоняли на спортивных машинах – впрочем, судя по публике на концертах, где я бывал, это можно сказать обо всех поклонниках Брюса. Однако эти песни о борьбе и свободе не только находили отклик в моей душе, но и заставляли думать о брате. Даже в прежние времена, до убийства. Но в ту ночь, когда Брюс пел о «той, что так прекрасна», я думал о Шейле. И снова переживал все, что произошло, испытывая ту же самую боль.
Используя свое право на единственный звонок, я разбудил Креста. Он выругался, услышав новости, и обещал найти хорошего адвоката, а также попробовать узнать что-нибудь о Кэти.
– Да, насчет тех записей в универсаме «Раз-два»… – спохватился он.
– Что?
– Твоя идея сработала. Завтра мы сможем их увидеть.
– Если только я выйду отсюда.
– Ну да, конечно… Если тебя не выпустят под залог, это будет паршиво.
Наутро меня отвезли в суд, расположенный на Сотой улице, и заперли в общей камере в подвале. Если вы не верите, что Америка – это котел, где смешиваются всевозможные нации, то вам следовало бы побывать в этой миниатюрной ООН. Я слышал там как минимум десять разных языков, а количеству оттенков кожи могла бы позавидовать любая фабрика красок. Вокруг пестрели бейсболки, тюрбаны, тюбетейки, шляпы и даже одна феска. Все говорили одновременно, и, насколько я мог понять, каждый доказывал свою невиновность. Впрочем, об этом нетрудно было догадаться и без знания языков.
Когда я предстал перед судьей, со мной были Крест и найденный им адвокат, женщина по имени Хизер Кримстайн. Мне приходилось слышать это имя в связи с какими-то громкими делами. Она представилась и больше не взглянула в мою сторону. На прокурора – молодого и, по-видимому, еще неопытного – Кримстайн поглядывала так, будто он был дичью, а она – пантерой с полным набором стальных когтей промышленного размера.
– Обвинение требует, чтобы мистер Клайн был оставлен до суда в тюрьме, – заявил прокурор. – Риск, что он скроется, слишком велик.
– Почему вы так считаете? – спросил судья. Его вид был олицетворением скуки.
– Брат мистера Клайна, подозреваемый в убийстве, уже одиннадцать лет скрывается от правосудия. Кроме того, ваша честь, жертвой того убийства была сестра потерпевшей.
Это привлекло внимание судьи.
– Уточните, пожалуйста.
– Ответчик, мистер Клайн, обвиняется в попытке убийства некой Кэтрин Миллер. Брат мистера Клайна, Кеннет, подозревается в убийстве Джулии Миллер, старшей сестры потерпевшей.
Судья, до этого момента сонно потиравший лицо, вдруг оживился:
– Да-да, я помню это дело.
Молодой прокурор улыбнулся, словно получил золотую медаль.
Судья повернулся к адвокату:
– Миссис Кримстайн…
– Ваша честь, защита требует, чтобы все обвинения в адрес мистера Клайна были немедленно сняты, – звонко отчеканила та.
Судья снова потер лицо.
– Будем считать, что вам удалось удивить меня, миссис Кримстайн.
– Если же суд не сочтет возможным снять обвинения, мы настаиваем, чтобы мистер Клайн был освобожден до суда без залога. Мистер Клайн ни разу не привлекался по уголовному делу. Он работает в организации, оказывающей помощь бедным, и пользуется уважением своих сограждан. Что же касается ссылок на его брата, это не что иное, как обвинение по аналогии в худшем его виде, и поэтому абсолютно недопустимо.
– Доводы обвинения не кажутся вам вескими, миссис Кримстайн?
– Ни в коей мере, ваша честь. Я слышала, что сестра мистера Клайна недавно сделала химическую завивку. Становится ли от этого более вероятным, что он сделает то же самое?
Смех в зале.
Молодой прокурор почувствовал, что теряет почву под ногами.
– Ваша честь, со всем уважением к моей коллеге я должен сказать, что ее глупая аналогия с…
– И что в ней глупого? – перебила Кримстайн.
– Я хочу сказать, что у мистера Клайна определенно есть возможность скрыться.
– Это смешно. У него не больше возможностей, чем у любого другого. Единственная причина вашего беспокойства – это то, что, как вы полагаете, его брат скрывается. Но даже это еще не доказано. Возможно, что его просто нет в живых. Но так или иначе, ваша честь, уважаемый прокурор упускает из виду один важный факт. – Хизер Кримстайн с улыбкой повернулась в сторону прокурора.
– Мистер Томсон? – обратился к нему судья.
Томсон молчал, опустив голову.
Хизер Кримстайн выдержала паузу и нанесла давно готовившийся удар:
– Жертва этого ужасного преступления, некая Кэтрин Миллер, заявила сегодня утром, что мистер Клайн невиновен.
Судья недовольно нахмурился:
– Мистер Томсон?
– Это не совсем верно, ваша честь.
– Не совсем?
– Мисс Миллер заявила, что она не видела лица нападавшего. Она сказала, что в комнате было темно, а он был в маске…
– И что это был не мой клиент, – закончила Хизер Кримстайн.
– Она полагает, что это не мистер Клайн, – возразил Томсон. – Но, ваша честь, она ранена и находится в состоянии шока. Она не видела нападавшего и не может с уверенностью исключить…
– В настоящий момент мы не определяем степень виновности мистера Клайна, – перебил судья. – Тем не менее, требование защиты об освобождении без залога отклоняется. Залог составляет тридцать тысяч долларов.
Судья стукнул молотком. Я был свободен.