Пропавший брат

ГЛАВА 4 СЮРПРИЗ

В тот же день, немного позднее

Прошло совсем немного времени после рождественских каникул и начала нового семестра в школе. Соседи убедились, что Джуд исчез, а мамочка ведет себя не совсем адекватно и общается в манере «Флоренс Найтингейл в гостях у Марты Стюарт».[1] В январе, к концу первой недели школьных занятий, весь округ знал — в семействе Дивайн дела идут не так, как надо. Тогда папа решил, что ему следует сделать заявление для общественности. Он, конечно, хотел сообщить правду. Или по крайней мере ту версию, в которой вервольфы даже не упоминались бы. Мамочка же вообще ничего не знала. Принимая во внимание неважное состояние ее душевного здоровья, нам следовало быть осторожней.

— Я скажу, что у Джуда был нервный срыв, и он просто уехал отсюда, — объяснил нам папа. — И мы были бы благодарны, если бы местные жители немного успокоилась и дали бы нам возможность пережить трудные времена.

Но мамочка не желала и слышать о таком. Ее взбесила мысль о том, что посторонние люди будут обсуждать ее методы воспитания и скверно думать о нашем семействе.

— И что, по-твоему, нам делать? — спросил папа.

— Врать, — ответила она.

— Всему городу? — уточнила я.

— Да. — Она откинулась назад, закачалась в кресле и уставилась в телевизор. — Он скоро вернется домой. Мы найдем его. Никто ни о чем не догадается.

Таким образом, папочка во второе воскресенье января скормил «официальную» информацию всему Роуз-Крест. Он соврал прямо с кафедры. Мамуля хотела выдать общественности, что Джуд отправился во Флориду, к бабушке и дедушке Крамер. Им была необходима помощь по дому, поскольку дед перенес операцию на спине. Папа тоже будет их навещать.

Но люди-то не глупцы. Они заметили, что Джуд отсутствовал почти десять месяцев и ни разу не показывался в городе. И, между прочим, его исчезновение совпало с таинственным «нападением бродячих собак» в нашем приходе. Именно после этих событий Дэниел на неделю угодил в отделение интенсивной терапии. Разумеется, они обратили внимание и на то, что мамочка не могла выстоять ни одну из проповедей папочки. В церкви ее не покидала фальшивая улыбка, а глаза казались совершенно остекленевшими. А отец часто «летал во Флориду» — поддерживал тестя и тещу — и почти не бывал дома.

Все означало одно: народ еще и сплетничать будет.

Я понимала, такое просто невозможно — полностью отрицать всяческую связь с прошлогодним кошмаром. Однако помимо знакомства с тайнами подпольного мира и семейного вранья насчет Джуда, мне еще нужно было скрывать очевидный факт. И какой же? Очень просто: я отлично слышала, как судачили горожане. Вот сомнительное преимущество обладания сверхчеловеческим слухом, который ухитрялся проявить себя в неподходящий момент.

Большинство местных судили о нас вполне по-доброму. Но некоторые обладали душевностью исключительно при личном общении. Потом они перешептывались и злобно болтали о нашей семье. Им нравилось гадать и выдвигать всякие гнусные предположения. Дескать, Джуд подсел на наркоту или сбежал, чтобы присоединиться к последователям тайного культа. Может быть, он учится в какой-нибудь странной школе на Западе. Там испорченных подростков заставляют совершать марш-броски через пустыню без достаточного запаса воды и продовольствия.

— Я всегда знала — парень слишком уж идеален. Готов поспорить, они жутко надрались в ту ночь, — заявил Бретт Джонсон — друг Джуда! — своей подружке, когда я находилась на соседней улице.

Вдобавок многие называли маму сумасшедшей.

Преподавательский состав школы был ненамного лучше и также раздражал своими высказываниями. Я давно привыкла, что за мной внимательно наблюдают и придирчиво судят мои поступки. Ведь я — дочь пастора. Но теперь я в значительной мере превратилась в парию, отверженную. Особенно ожесточенно сплетничали за моей спиной. Сами небось знаете, как это бывает. К примеру, капитана школьной хоккейной команды арестовывают, а затем вышвыривают из школы за «домогательства». Нет, серьезно, я понятия не имела, что учителя и студенты Холи-Тринити настолько фанатично интересуются хоккеем! Но меня обвинили в том, что по моей вине наша команда в прошлом году продула очередной матч и упустила шанс выиграть первенство штата. Но приставал-то ко мне Пит Брэдшоу, а не наоборот.

А я даже ничего не могла ответить. Нормальным людям вроде бы не полагается слышать чужой шепот, когда они находятся за две комнаты от разговаривающих. Мне пришлось признаться: сегодня мои сверхчеловеческие способности решили отыграться на мне по полной программе! Я не чувствовала за собой никакой вины, а народные массы заполучили новую тему для разнузданных сплетен. Ну и пусть языками чешут!

Новость об ограблении в «Дэйз-Маркет» распространилась по городу невероятно быстро. Догадки насчет личности преступника лишь активизировались, когда отменили физкультуру. Оказалось, кто-то пытался проникнуть в школу через окно спортзала.

К третьему уроку слухи лились мутными потоками по всем классам. Они усилились, когда нам объявили, что уроки Закона Божьего тоже отменены. Мистер Шамуэй, преподаватель этой дисциплины, не явился в школу.

Некоторые переполошились. «Он пропал без вести», — вопили они. Я как раз проходила по центральному коридору и услышала, как разглагольствует одна их секретарш директора. Конечно, она находилась за закрытыми дверями кабинета. По ее словам, мистер Шамуэй звонил рано утром и сообщил, что уходит из школы. Бессмыслица! Ведь он последние две недели поддразнивал нас обещанием удивить всех неким сюрпризом и намекал, что сделает это сегодня. Я практически поверила парню, который стоял ярдах в пятидесяти от моего шкафчика. Он вроде слыхал, что мистер Шамуэй «видел кого-то, пытающегося проникнуть в спортзал». Учитель перепугался и струсил не на шутку.

Школа кипела. В общем, на перемене перед четвертым уроком я просто положила голову на стол и зажала уши руками.

— Все так плохо? — спросил Дэниел, присаживаясь рядом.

— Отвратно. Мой запредельный дар, который я не могу включать и выключать по собственному усмотрению, доводит меня до тошноты. Напомни мне, чтоб я не ходила мимо мужской раздевалки. Как же они грязно выражаются, а еще христиане!

Дэниел рассмеялся. Вибрация от этого звука чуть не заставила меня начать биться головой о любую твердую поверхность.

— Извини, — прошептал он. Прокашлялся и тихо спросил: — Как ты думаешь, Джуд не имел отношения к попытке взлома? Тренер Браун говорит, что бедолага охотился за компьютерами в лаборатории, она — совсем недалеко от зала. Но по-моему, Джуд бросился туда сразу после похода в магазин Дэя.

Я подняла голову — мимо нас проплывала Эйприл Томас. Она направлялась к своему месту в заднем конце класса. Она мельком на меня посмотрела, но затем прошествовала к парте, которую делила с Кимберли Вудрафф. Короче, Эйприл не отреагировала на мое присутствие. А я-то не забыла, как совсем недавно мы с ней сидели рядом — в прошлом году. Мы были единственными из младших классов, кому позволили посещать уроки живописи. Их вел мистер Барлоу. В то время между нами еще не произошла совершенно дикая размолвка. Кстати, Дэниел тогда еще не вернулся, а Эйприл уже начала встречаться с Джудом и бегать к нему на свидания.

— Согласна? — не унимался Дэниел.

К сожалению, он мог оказаться прав. Вероятно, Джуд действительно решил пробраться в школу. Ведь именно туда он пошел после того, как подложил тело Джессики Дэй в мусорный контейнер. Он ринулся в спортзал, желая отыскать Дэниела. А тот танцевал на нашем рождественском балу.

Я уже приготовилась ответить, когда кто-то громко произнес:

— Эй, ребята!

Я даже подпрыгнула.

Мы с Дэниелом обернулись и увидели Кэти Саммерс, нашу новую одноклассницу. Она перевелась к нам из Брайтона. Девчонка держала в руках связку угольных карандашей, перехваченную ярко-оранжевой лентой, напоминающей бретельку от лифчика. И она отлично сочеталась с идиотской самодельной банданой на ее коротко остриженных светлых волосах.

— Грейс, какой у тебя нынче классный причесон! Тебе такой всегда надо носить. Настоящий отпад!

В устах большинства ее замечание прозвучало бы как небрежно брошенный комплимент. Дело в том, что я зачесала волосы назад и собрала их в хвост. Утром мне было неохота с ними возиться. Но услышать слово «отпад» от Кэти являлось добрым знаком. Эта девица таскала в школу сэндвичи с тофу и органический сок из пырея, упрятанные в допотопный ланч-бокс.

— Спасибо, — пробормотала я. Моя лучшая подруга меня игнорировала. Поэтому у меня всегда вызывало удивление, когда кто-нибудь в школе (исключая учителей или Дэниела) предпринимал попытку вовлечь меня в «светскую» беседу. — А ты — потрясающе выглядишь.

Я сказала чистую правду.

Кэти — из касты очень красивых от природы людей. Им можно на школьный пикник надеть хоть застиранный мешок из-под картошки — что Кэти однажды и проделала, как раз в сентябре. Они и в таком наряде будут сногсшибательными, просто великолепными.

— Ты преувеличиваешь, — она перевела свои кобальтово-синие глаза на Дэниела. — Как же замечательно, что ты одолжил мне карандаш на той неделе! Я бы без него не успела вовремя закончить свою работу. — Она протянула ему связку угольных карандашей, изящно зажав ее пальчиками, унизанными кольцами. Дарю.

— Неужели? Спасибо, Кэти. — Щеки Дэниела запылали, и он принял дополнительные меры предосторожности, чтобы не прикоснуться к оранжевой ленте. — Вряд ли ты использовала его на всю катушку. И не надо было притаскивать мне целую кучу.

— Для моего героя — все, что угодно, — промурлыкала она и улыбнулась. Мне нравилась Кэти. Честно. Она не относилась ко мне с пренебрежением, как почти все в школе за последние месяцы. И я никогда не слыхала, чтобы она сплетничала обо мне. Но вот улыбка ее мне совсем не понравилась. Кроме того, что она постоянно спрашивала мнение Дэниела по поводу своих последних картин. Кстати, они были такими же бесподобными, как и она. Ее родители переехали в Роуз-Крест летом, чтобы она подстроилась к продвинутой программе по искусству, которая преподавалась в нашей школе.

Теперь Дэниел стал пунцовым.

Я ткнула его локтем в бок. Наверное, перестаралась.

— Ох! — вскрикнул он. — А такое — необязательно. — Однако одарил меня саркастической и хитроватой ухмылкой.

— Ладно, после поговорим, — произнесла Кэти. — Сегодня у нас большой день, верно?

О господи! Я тоскливо положила голову обратно на стол и прислушалась, как туфли Кэт шуршат по линолеуму. Я уже не могла думать.

После ланча

Бомба взорвалась, как только начался пятый урок.

Продвинутая программа по искусству занимает два урока подряд с перерывом на ланч. Мы с Дэниелом вернулись после перекуса, и мистер Барлоу попросил нас зайти к нему в кабинет. Ученики насторожились и начали гадать о том, когда должен грянуть гром. А мистер Барлоу вел себя как-то странно. Он прохаживался между столами и нависал над нами, пока мы работали. Он следил за каждым взмахом карандаша и сверлил нас глазами. Мне было даже трудно провести прямую линию… И я утратила последнюю надежду на то, что «большой день» принесет нечто иное, кроме разочарования.

Поэтому я испытала шок, когда поняла, что мистер Барлоу пригласил нас к себе.

В кабинете уже находилась Эйприл. Она стояла, скрестив руки на груди, и таращилась на нас троих. Кэти Саммерс сидела у стола мистера Барлоу и выглядела возбужденной и взволнованной. Она одарила Дэниела улыбкой и помахала ему рукой.

Мистер Барлоу прикрыл дверь. Взял пачку больших белых конвертов и выдал каждому из нас. Эйприл перевернула свой и чуть не заорала. Я последовала ее примеру и почувствовала, как сильно забилось сердце. И провела пальцем по сапфирово-синему логотипу «Институт искусств Амелии Трентон».

Да, день и впрямь выдался большой.

И меня это тоже касается?

— Как вам известно, — начал мистер Барлоу, — Институт Трентон является весьма уважаемым учебным заведением. Наша школа — одна из немногих на Среднем Западе, где осуществляется продвинутый курс художественного воспитания. Поэтому Трентон набирает студентов из Холи-Тринити. Чтобы поддержать высокий авторитет нашей программы, я каждый год с пристрастием выбираю самых блестящих учеников. По моему мнению, они наилучшим образом соответствуют критериям приема и достойны того, чтобы подать заявления в Институт Трентон. Сейчас у нас есть только четыре бланка. Больше нам не выделили. И они достались вам четверым.

Дэниел глубоко вздохнул, словно наслаждаясь моментом триумфа.

А я впала в ступор.

— Заявку нужно подавать через месяц. Вам следует сделать фото ваших работ, собрать портфолио и получить два рекомендательных письма. Одно подготовлю я. Также необходимо написать два эссе. Материалы надо отправить в срок, иначе ваши кандидатуры не будут рассмотрены. Вы получили единственный шанс попасть в Трентон, ребята, не профукайте его.

Эйприл задергалась, как обрадованный щенок. Кэти прижала конверт к груди. Дэниел обнял меня.

— Мы добились, Грейс! — прошептал он, целуя меня в щеку.

— Праздновать пока рано. — И мистер Барлоу сцепил пальцы. Он всегда так делал перед тем, как выдать очередную гадость. — Обычно в Трентон принимают только одного выпускника нашей школы, иногда двоих — за редким исключением. Он медленно обвел нас глазами. — Я выбрал вас, исходя из результатов. Отберите самые лучшие произведения, и тогда, возможно, мы установим новый рекорд, — он погладил свои висячие усы. — А теперь убирайтесь отсюда и принимайтесь за дело.

— Желаю всем удачи! — провозгласила Кэти, когда мы покинули кабинет. — Дэниел! — Она положила руку ему на плечо. — Мне хочется верить, что моя последняя картина сгодится для портфолио. Ты не взглянешь на нее? Ты прекрасно в этом разбираешься.

— Э-э-э… Да. Конечно, — он оглянулся на меня и побрел следом за ней.

Я села на свое место, уставившись на конверт из Трентона. Я уже успела убедить себя, что мистер Барлоу не собирается выбрать меня в числе самых талантливых кандидатур. После всех происшествий я рисовала не очень уверенно, а отметки по другим предметам стали совсем неважные. Вдобавок моей единственной любовью являлся вервольф, а братец Джуд продолжал громить город.

Дэниел толковал об Институте Амелии Трентон каждый день. Как будет здорово, если мы оба туда поступим. Он хотел заниматься промышленным дизайном — создавать красивые функциональные вещи, которые приятно брать в руки. Вот почему он вернулся в Роуз-Крест. И, конечно, он стремился исцелиться от проклятья. Но его заветная мечта заключалась в том, что мы поступим в колледж вдвоем. Оставим в прошлом запреты и правила, которыми меня донимали. Забудем косые взгляды соседей. Сбежим от воспоминаний о его ужасном отце. Они начинали преследовать и мучить Дэниела, когда он проходил мимо своего старого дома, чтобы попасть ко мне.

Внезапно Кэти громко рассмеялась. Я оглянулась и обнаружила, что Дэниел указывает на какую-то деталь в ее работе. Вероятно, он выдал свою фирменную шуточку — но, увы, мой сверхчувствительный слух испарился еще во время ланча.

Но Кэти оказалась права. Дэниел знал толк в искусстве. Мы были уверены, что он в Трентон поступит. Неважно, что школу он должен был окончить в прошлом году. Один из членов приемной комиссии практически зарезервировал Дэниелу место в институте. При условии, если он закончит нашу школу. Настоящее соперничество разыгралось между Эйприл, Кэти и мной.

Мои шансы казались не слишком высокими. Я имею в виду, что Эйприл потрясающе использовала пастель, а Кэти умела работать с акриловыми красками. Но опять-таки, хотя рисунок углем был моей особой страстью, под руководством Дэниела я продвинулась и с масляными красками. В этом семестре Барлоу ставил мне отличные отметки. Я получила две пятерки с плюсом, а он мог расщедриться на такие оценки, только если картины чего-то стоили. Он же сам сказал, что не отдал бы мне бланк заявления, если бы сомневался в моих способностях.

Когда волнение улеглось, я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Я смахнула их. Момент был радостный, а я никогда не любила плакать.

Дэниел, наконец, оторвался от стола Кэти. Улыбнулся мне и потопал к нашему месту. Даже не владея суперслухом, я расслышала, как Лана Хансен и Митч Грейсон оживленно шепчутся. Насколько я поняла, у Митча имелись некие соображения по поводу того, кому Барлоу отдал заветные конверты. Я пожала плечами и засунула свой в рюкзачок — для надежности.