Прощай, предатель!

♀️Глава 12. Больничный ад

Даша

Темнота и боль.

Боль...

Тягучие, длинные волны мощных мучительных спазмов в низу живота... они то накатывают на меня, то исчезают, оставляя за собой беспомощное чувство изнеможения... и всë это происходит в неприятной тряске и непрерывном движении. Меня хаотично несет куда-то, как будто я попала в безумный сюрреалистичный водоворот, из которого невозможно выбраться.

Господи... что происходит?!

Я барахтаюсь, задыхаюсь, плаваю в этом кошмаре и никак не получается вынырнуть на поверхность. Как будто ее не существует.

Но человеческие голоса вокруг доказывают обратное. И вытягивают из мглы обморока.

— ...Люся, документы ее где на оформление? — брюзжит неприятный голос какого-то мужика. — Обменная карта где?

— Не было при ней ничего, Александр Леонидович! Ни сумки, ни пакета...

— Только этого нам еще не хватало, — злится неведомый Александр Леонидович. — У меня договорное кесарево по плану, а тут анемичную бомжиху без обменки подвезли!

— Одежда вроде бы не рваная и не пахнет всяким, — робко возражает сердобольный женский голос. — Не похоже.

— Похоже, не похоже... ты глянь, она вся в грязи с ног до головы!

— Так дождь же, слякоть...

— Так, ладно. Некогда болтать. В инфекционное отделение ее вези! Срок навскидку тридцать три-тридцать четыре недели. Родит, а там разберемся...

Меня без конца трогают, щупают, что-то вкалывают, раздевают и моют. Между торопливыми процедурами задают вопросы, на которые я только панически мотаю головой и тихо скулю от схваток. Становится очень некомфортно, да еще и холодно, аж зуб на зуб не попадает. Но внутри такая слабость, что не могу ни о чем думать. Сильно саднит бедро... и на голове жгучим пожаром пульсирует что-то. Кажется, там шишка...

Когда меня укладывают на разложенное родильное кресло, энергии хватает только на то, чтобы приоткрыть щелочки век по резкому оклику врачей. Мутным взглядом ловлю светлые пятна медицинских халатов в каком-то помещении с мятно-зелеными стенами.

Новая серия болезненных спазмов обрушивается на мое тело внезапно, и ноги орошает обильная горячая влага. Из моей груди совершенно непроизвольно вырывается надрывный жалобный стон.

— Пузырь лопнул! — шепчет всë тот же сочувственный женский голос, и у меня мелькает смутная догадка, что он принадлежит простой санитарке. — Потерпи, милая, все будет хорошо...

Я ничего не могу ответить — мне слишком плохо, но мысленно цепляюсь за этот ласковый голос, как утопающий за единственную соломинку. Только его звуки и не дают сойти с ума, забиться в нервной истерике. Наверное, если я когда-нибудь и представляла себе идеальную маму, то она говорила бы со мной именно так. Опекающе-заботливо...

— Люся, ты опять лезешь под руку! — грубо перекрывает этот замечательный голос агрессивное брюзжание противного Александра Леонидовича. — Кто здесь ведущий акушер-гинеколог, ты или я? Ну-ка подвинься. Тебе вообще противопоказано уже в экстренных родах участвовать, если забыла. У меня для этого молодая перспективная ассистентка есть. Да, Оленька, прелесть моя..? А ты, Люся, как закончим, смену дорабатывай и счастливого безделья. Приказ о выходе на пенсию я уже подписал! Так... щипцы подай, Оленька, быстро! И капельницу поставь...

Всë дальнейшее превращается в нескончаемую спираль беспросветного мучения.

Гинеколог обращается со мной так грубо и безжалостно, как будто перед ним лежит не рожающая женщина, а кусок сырого мяса, который надо препарировать согласно протоколу. Всë это время, пока я корчусь от боли и ужаса, он снисходительно болтает со своей «молодой перспективной ассистенткой», травит пошлые анекдоты, словно ничего особенного не происходит... и это для меня страшнее всего.

Настоящий профессионал больничного ада.

От слишком частого и поверхностного дыхания кружится голова. И почему-то постоянно крутится мысль о том, как мерзко я себя чувствую из-за того, что роды у меня принимает этот ужасный грубый мужик. Ведь у меня всë должно было быть не так. Совсем не так!

А как...?

Пока не могу четко вспомнить, в голове какая-то каша. Перед глазами всплывает смутный рваный образ медицинского договора и четкие буквы «перинатальная частная клиника».

Да! Я должна была рожать там... у меня были документы...

— Александр Леонидович! — неожиданно слышу озабоченный голос санитарки Люси, и поток идиотских анекдотов прекращается.

— Так, милочка, ну-ка дышим и тужимся так, как тебе говорят! — вдруг вспоминает обо мне акушер-гинеколог. — А то сознание потеряешь.

Я хочу простонать в ответ, что не могу сейчас воспринимать никакие инструкции, но мой малыш неожиданно словно сам начинает помогать. Полностью переключает внимание на себя — и вспыхнувший ярким пламенем материнский инстинкт заставляет забыть обо всем.

Об этом моральном уроде-враче...

О боли и страхе...

И даже о том, что я не могу никак сообразить, как очутилась в этой больнице.

Кошмар обрывается так же внезапно, как и начался. Тело становится легким-легким, как пушинка, а ласковый голос санитарки Люси воркует:

— А вот и ваш мальчик! Ишь, какой тяжеленький!