Прощай, предатель!

♀️Глава 15. Под прикрытием

Неотесанный врач-грубиян врывается, когда утомившийся с непривычки малыш спит на моей кушетке, так и присосавшись к груди. Он такой маленький, что за моей подушкой его и не видно.

От неожиданности вздрагиваю всем телом и торопливо вытираю мокрые от слëз глаза.

— Где ребенок? — сурово впивается взглядом в пустую детскую кроватку-каталку рядом.

— Здесь, — киваю настороженно.

— Мамаша, вы в своем уме?! — взрывается Александр Леонидович, и я испуганно втягиваю голову в плечи. — Кормление лежа на койке новорожденному запрещено! Вы представляете, сколько там вредоносных бактерий?! До вас этим бельем пользовались бомжи и проститутки, а вы младенца на него кладете! Что за дура!

Он так громко орет, что мой сын просыпается и начинает тихо хныкать. Я поспешно беру его на руки и с большими предосторожностями поднимаюсь с койки, чтобы успокоить укачиваниями.

— Извините, я не знала этих правил, — выдавливаю из себя. — Мне никто не говорил, и... а разве больничное белье не стерилизуют?

— Но мозги-то у вас есть, — презрительно игнорирует вопрос Александр Леонидович. — Или вы, как тупая корова, ими принципиально не пользуетесь?

Я напряженно молчу, глядя в пол.

Такое количество неоправданной агрессии и оскорблений от вроде бы профессионального сотрудника роддома сложно воспринимать спокойно... но у меня нет сейчас никаких моральных сил противостоять еще и ему. Со своим бы негативом справиться. Слишком уж неожиданно обрушились на меня несчастные картины проснувшейся памяти.

К горлу подступает горький ком, и я кусаю губы, чтобы снова не разреветься. Скорее бы эта сволочь в белом халате убралась отсюда восвояси и оставила меня в покое!

— Так, — брюзгливо морщит нос Александр Леонидович. — Вот еще что... Вспомнил, зачем пришел. К нашему дежурному тут звонок поступил. Муж ищет беременную жену по имени Князева Дарья Алексеевна. Это вы?

Сердце аж к горлу подскакивает от ужаса. Влад! Это точно он...

Решение умолчать о своем озарении приходит моментально. Пусть лучше все и дальше считают, что у меня память отшибло! Тогда, если Князев примчится сюда, он не будет мучить меня разговорами о своей измене и требованиями всë обсудить как-взрослые-люди.

— Не знаю, — тихо качаю головой.

Отчаянно надеюсь, что ничем себя не выдала. В тот момент, когда Александр Леонидович обрушил на меня новость, я по-прежнему изучала рисунок больничной плитки под ногами, поэтому он запросто мог и не заметить мою реакцию.

— Вас вроде бы тоже Дарья зовут, разве нет?

— Да, но я не помню никакого мужа, — понимаю плечами с деланным равнодушием.

— Ладно, разберемся... — недовольно фыркает грубиян и стремительно уходит, бросив напоследок через плечо: — И чтоб больше кормлений на койке я не видел!

Когда он скрывается за дверью, я едва нахожу в себе силы уложить неспокойного сына в люльку-каталку.

Потом снова вытягиваюсь на своей узкой постели и укачиваю его, толкая рукой туда-сюда. Прорвавшиеся-таки слезы судорожно и тихо глотаю, чтобы не потревожить чуткого малыша рыданиями.

— Ну как же так, милая, — расстроенно всплескивает руками моя санитарка Люся, вернувшаяся за ребенком. — Опять глазки на мокром месте! Болит, что ли, чего?

Я заставляю себя бледно улыбнуться и отвечаю уклончивой отмазкой:

— Да так... Александр Леонидович заходил, обругал за нарушение правил кормления. Сказал, что лежа кормить нельзя...

— Ох, Дашенька, да не принимай его так близко к сердцу, — шепчет Люся приглушенно. — Ты в своем праве на первых-то кормлениях! Просто он у нас грубиян, каких поискать, страсть какой озлобленный по жизни! Профдеформация у него, пациенток за людей не считает... всех рожениц, как беременную скотину на конвейере, пропускает через свои руки и не церемонится почти ни с кем. Если, конечно, особое отношение ему не проплатили заранее. Все на него жалуются... а толку? Стаж и связи решают всë. Заведующий отделением он у нас официальный, да еще и всем известный врач с положительным опытом самых сложных случаев в хирургической гинекологии и акушерстве... вот руководство и смотрит сквозь пальцы на его выкрутасы.

Я смотрю на искреннее лицо этой замечательной женщины, любуюсь уютными морщинками в уголках ее добрых глаз... и вдруг у меня появляется такое сильное желание поделиться с ней настоящей причиной своего горя, что сил нет сдерживать порыв истерзанной души.

— Спасибо вам, Люся, — быстро сжимаю ее теплую руку. — Спасибо за то, что вы есть! Но знаете... на самом деле я тут не из-за вашего Александра Леонидовича расклеилась. Просто я вспомнила, что со мной было...

И, глубоко вздохнув, как перед прыжком в глубокий омут, без утайки вываливаю на нее всю тяжесть своего семейного апокалипсиса.

Она слушает меня молча и внимательно. Не перебивая, без лишних охов и ахов. И не задавая никаких вопросов. А когда я опустошенно умолкаю, говорит тихо:

— Понимаю тебя, милая. Понимаю, как никто другой. Сама в своей жизни пережила мужнино предательство... только не единожды он мне изменил. И всякий раз клялся-божился, что понял всë... что пожалел о том и будет верен.

— И вы его всегда прощали? — убито спрашиваю я.

— Один раз простила. Поверила... да и детки малые у нас были, боялась одна без поддержки остаться. А на второй раз молча на развод подала.

— Господи, вот как теперь вообще верить мужчинам?.. — Глаза снова жжет поступающими слезами. — Врут, как дышат!

Помолчав, Люся гладит меня по вздрагивающим плечами и вдруг сообщает:

— Самое страшное, что не врал он мне. Любил, как умел и не думал об измене... это чувствовалось. Я потом только, спустя годы, поняла, почему всë так случилось. Почему слово не сдержал свое... и как мог всë исправить. Но наше время уже ушло, да и Бог с ним.

— Почему, Люся? — сглатываю горечь. — Скажите мне! Что с этими любящими мужьями не так и как это можно исправить? Потому что я не понимаю, как можно любить человека и обманывать его за спиной так равнодушно и жестоко!

И еë ответ меня ошеломляет.

Выбивает из колеи настолько, что я окончательно понимаю: для нас с Князевым всë однозначно кончено. Потому что на ТАКОЕ он точно не способен.