Прощай, сестра

ГЛАВА XX

День начала суда настолько поразил Гарри, словно он вообще не знал, что такое может случиться.

Как-то утром Бен пришел в тюрьму пораньше, чтобы дать Гарри последние указания. Он держался как режиссер перед премьерой, заставлял свою будущую звезду повторять основные сцены, обращая особое внимание на ключевые реплики, которым предстояло спасти репутацию автора и деньги продюсеров. Гарри был как обычно покорен и совершенно безволен. И все это было потому, что версия адвоката не была его версией.

Бен был в новом костюме, сидевшем так же плохо, как и все остальные, но из еще более дорогого материала. К нему он надел накрахмаленную сорочку и совершенно немыслимый галстук. И, о чудо, от него пахло виски, что было впервые за время их знакомства с Гарри.

Бен остался доволен тем, как Гарри отвечал на вопросы, которые он задавал от лица судьи.

— Все пойдет хорошо, — обещал он.

— Да уж куда там! — возразил Гарри.

Бен ничего не ответил, но не мог удержаться, чтобы не бросить на Гарри быстрый подозрительный взгляд. В остальном же старался держать себя почти по-отцовски, словно повторяя роль и вживаясь в свой новый образ, который предстояло изобразить перед судом присяжных.

При входе в зал суда под конвоем двух вооруженных стражников, у Гарри возникло впечатление, что он наконец выходит из-за кулис на освещенную сцену. Как и следует для хорошо организованного зрелища, зал был полон. Гарри поискал взглядом среди публики мать, но не нашел. Он знал, что мать как никто умела не обращать на себя внимание и, как она сама говорила, «втиснуться в мышиную норку».

Подбирая присяжных, Бен отсеял замужних женщин и женатых мужчин, и заодно всех, у кого были дети, особенно дочери в возрасте от пятнадцати до двадцати. Обвинение, напротив, исключило мужчин не слишком приличной внешности и холостяков за сорок. Начиналась жесткая, бескомпромиссная борьба за жизнь человека.

Во время этих стычек Гарри ужасно скучал. Столько уже времени он ждал, и похоже было, что придется еще часами молча наблюдать всю эту процедуру, все бесконечные формальности. В конце концов он впал в унылую апатию, первоначальная робость исчезла, сменившись охватившей его ужасной скукой. Когда, наконец, судья начал задавать ему вопросы, он отвечал машинально, как будто повторял реплики, заученные на память.

Допросы свидетелей тоже не трогали Гарри. Много было разговоров о показаниях старухи Торнбридж, хоть она сама в суде и не появилась, — прислала справку от врача, предписавшего ей постельный режим.

Бен вел себя очень сдержанно, не желая открывать свои карты до выступления прокуроров. И как-то Гарри шепнул ему на ухо:

— Мы наверняка получим весточку от Сиднея Джерми. Рано или поздно он даст о себе знать. Иначе и быть не может, Сидней явно только ждет своего часа.

— Возможно, — уклончиво ответил Бен, хотя, очевидно, не разделял убежденности своего клиента.

Однако последующее развитие событий показало, что Гарри был прав. Когда прокурор Роулинг произносил свою речь, Гарри был поражен, откуда столько злобы могло накопиться у человека, которого он даже не знал. Могло показаться, что Роулинг лично был зол на него. Прокурору было за сорок; он был похож на порядочного человека, пробившегося своими силами. Исключительно опасный сорт людей.

Роулинг утверждал, что Гарри, не имея перед глазами добрых примеров, едва ли не с детства стал законченным негодяем. Еще шестнадцатилетним подростком был замешан в историю, связанную с убийством. Не изменило его даже пребывание в одном из самых современных исправительных заведений, где он оказался ввиду снисходительности судей.

Гарри потешался в душе, вспоминая «Сортирную Швабру» и «Бога-отца», неожиданно вознесенных до уровня «выдающихся педагогов». К несчастью, Гарри произвел фатальное впечатление на присяжных. Все сильнее страдая желудком, он побледнел и исхудал так, что походил на скелет. Все это придавало ему вид законченного хулигана. Вдобавок, когда прокурор принялся зачитывать мартиролог Лорин Смитсон, у Гарри начался приступ дурноты.

— Вначале, — гремел голос Роулинга, — обвиняемый делал вид, что имело место самоубийство. Эта первая ложь многое открывает в его моральном облике. Его поступок не вызвал в нем ни малейших угрызений совести. Он только хладнокровно попытался представить все как самоубийство. Осмотр останков позволил разоблачить эту чудовищную ложь. Тут обвиняемый ухватился за иную ложь, старую, как мир, — свалил вину на третье лицо, на миллиардера, которого никто никогда не видел на месте преступления. Но одно бесспорно: Лорин Смитсон истязали до тех пор, пока не наступила смерть, и прежде чем повесить, ее изнасиловали.

Потом последовало долгое и ужасающее описание преступления, подчеркивающее наиболее жуткие фрагменты из полицейских донесений и протокола вскрытия. Прокурору удалось вызвать ужас, возмущение и отвращение у находившихся в зале, в том числе и присяжных. Он даже провел параллель с недавней аферой в «Кружке христианских девушек» в Куинс, о котором в последние дни писали все газеты. Затем прокурор утверждал, что основа у всех подобных преступлений одна и та же: флирт с молодыми невинными девушками, обещание замужества, а потом передача в руки торговцев живым товаром. Он долго рассказывал, как Лорин Смитсон, утратив родительскую любовь, лишилась и всех иллюзий в лапах безжалостного выродка. Прокурор лишил Гарри всех нормальных человеческих чувств и представил его мерзким чудовищем, недостойным жить на свете.

— Истязал ли Уэст свою жертву сам или отдал ее в руки палача, для нас означает одно и то же, — настаивал Роулинг. — Если преступник бросает ребенка в клетку ко львам, кого мы должны покарать: хищных зверей или его, преступника? Здравый рассудок дает на это однозначный ответ.

Вы здесь услышите, что некий Сидней Джерми убил истинного виновника, которым якобы был Каннингэм. Но обратите внимание на то, что существование этого Сиднея Джерми — вещь весьма сомнительная, две депеши, подписанные его именем — это не доказательство. В конце концов, каждый может послать телеграмму, подписанную как угодно.

Если речь о показаниях хозяина магазина филателии Кастелли, то не вижу никакой связи между его показаниями и рассматриваемым делом. Что показал хозяин магазина? Что какой-то детектив разыскивал Каннингэма. И нас убеждают, совершенно бездоказательно, что этот детектив и есть загадочный Сидней Джерми. Это абсолютно безосновательная гипотеза. Еще нас убеждают, что таинственный Стирлинг, о котором твердили в начале следствия, и есть Каннингэм, Эдвин Каннингэм. Еще одна безосновательная гипотеза, не опирающаяся ни на какие доказательства. И не будем забывать, что при жизни Эдвина Каннингэма защита не утверждала, что миллиардер и есть тот предполагаемый убийца — пресловутый Стирлинг. Только когда миллиардер был убит и ограблен, защита принялась его обвинять. Нет ничего проще.

Чтобы доказать, что миллиардер Каннингэм был замешан в это деле, нам представили фотокопию документа, оригинал которого ще-то пропал. Речь идет о счете, выписанном на маленьком треугольном листке. Но защита признает, что этот документ не был написан рукой Каннингэма. Ничего себе, доказательство!

Но давайте перейдем к фактам. Гарри Уэст утверждает, что некий Сидней Джерми, нанятый им, убил истинного убийцу. Даже если будет доказано, что так оно и было, не понимаю, как это второе преступление могло бы объяснить первое. Убийство Каннингэма не делает менее отвратительным убийство Лорин Смитсон. Окровавленные руки в крови не отмыть.

Бен с трудом себя сдерживал, слушая эту патетическую речь. Прокурор обдуманно и тщательно разрушал всю систему обороны, заготовленную адвокатом.