Проспавший смерть, опоздавший к рождению

III

Повешение — древний как мир способ казни, который, как правило, заключается в удушении верёвочной петлёй под воздействием тяжести тела. Чаще всего, смерть наступает не от невозможности вдохнуть, а вследствие сдавливания сонных артерий, которые подают кровь в мозг. Также распрстранён вариант со сбрасыванием с высоты, тогда шея попросту ломается.

Пыльная площадь Нью-Вашингтона, образованная двухэтажными деревянными домиками мэрии, шерифа, небольшой скромной церквушкой, и единственным каменным зданием на всё поселение — тюрьмой, была переполнена народом. Возбуждённо галдела невиданная для здешних мест толпа, вперемешку местные старожилы и многочисленные приезжие.

Все эти люди собрались вокруг главного украшения городка, большой виселицы. Самой простой, выполненной без затей — длинной поперечной жерди на высоте метров трёх, с двумя держащими её столбами, наподобие буквы «П», и помоста снизу. Помост в момент казни убирался из под ног посягнувших на закон и оказавшихся столь неосторожными, чтобы подставить шею правосудию, и предоставлял дальнейшую заботу о поддержании их веса сплетённым меж собой пеньковым волокнам.

Трое избитых и исцарапанных, крайне истощённых людей, в еле прикрывающих тела изодранных лохмотьях, уже стояли босыми ступнями на чуть прогибающихся досках. Усатый Нэд Смит, гордо сверкавший шестиконечной звёздочкой на груди, деловито проверял скользящие узлы и поочерёдно накидывал на приговоренных петли. Его помощники стояли рядом — шериф сам всегда занимался казнями, не доверяя любимое дело никому.

Закончив все требуемые для экзекуции приготовления и перепроверив всё по несколько раз — за время, что Нэд занимал свою должность, у него не было ни одной порвавшейся верёвки и прочих казусов — шериф повернулся к народу, поднял руку, призывая к тишине. Пригладив шикарные усы, похожие на пытающихся сползти на плечи больших мохнатых гусениц, он приступил ко второму своему любимому делу — начал говорить.

Тем временем, безразлично шаривший по толпе взгляд одного из осуждённых вдруг остановился и впился в лицо рыжеволосой женщины, оказавшейся очень близко от виселицы, прямо в первых рядах. Она уже давно смотрела на оборванца, а тот просто не замечал направленного на себя внимания, погружённый в мысли явно не самого радостного содержания. Из-за того, что шериф вещал что-то про злодеяния Дикого Билла и его банды, а собравшиеся на казнь люди воодушевлённо и одобрительно гудели, тихо произнесённый мужчиной вопрос потонул в многоголосом гомоне и остался неуслышанным. Фраза же, сорвавшаяся с потрескавшихся и обветренных губ, состояла всего из двух слов и звучала как «Скажи им!».

Но женщина либо смогла расслышать, несмотря на шум, либо прочитала по губам, либо просто догадалась. И в ответ лишь молча покачала головой, будто говоря: «нет». Мужчина отвернулся, скривившись. Но тут же был вынужден вновь посмотреть на рыжеволосую — она кинула в него камнем, весьма ощутимо попав в грудь. Вновь уперевшись в женщину взглядом, осуждённый на смерть с удивлением увидел протянутый в свою сторону клочок бумажки, на котором можно было разглядеть коряво написанное: «Поклянись помочь. Найти и отомстить». Несколько секунд два человека неотрывно глядели друг на друга, между их глазами будто пробегали искры. Потом мужчина прошептал что-то, наклонив голову. И тут же над площадью разнёсся громкий возглас, перекрывший и размеренную басовитую речь шерифа, и исходящий от толпы монотонный многоголосый гул.

— Стойте, подождите!

— Что, мать вашу, случилось? — Нэд, уже почти завершивший речь, как раз собирался заканчивать и выбить уже наконец доски из-под ног осуждённых. О том, чтобы дать висельникам последнее слово, или сигару, или что-то ещё, не было и речи. Чёрный мешок на голову, верёвка на шею, и всё. В этот раз, слишком уж серьёзные преступления совершили приговорённые.

Нэд отвлёкся от приведения приговора в дело с явной досадой. С недовольным выражением на лице он обернулся к женщине.

— Не надо казнить того вон! Он не виноват.

— Ты в своём уме, Лиз О`Лири? Это бандит!

— Нет, они его возили для потехи! Как и меня… В тот же день.

— И почему ты только сейчас об этом говоришь?

— Вспомнила! Не узнала сразу…

— Лиз, извини, но что-то не верю я тебе. Мне кажется, ты напутала что-то, или недоговариваешь…

Из толпы начали доноситься многочисленные крики в поддержку Нэда, и он, отвернувшись, всё-таки завершил начатое — опора ушла из-под ног пойманных бандитов, и они повисли, дёргаясь, каждый на своей верёвке, чем-то напоминая нанизанных на рыболовные крючки червяков. Правда, касалось это только двоих — одновременно с приведением приговора в действие, раздался выстрел. Верёвка, державшая третьего, лопнула, даже не успев натянуться, и неудавшийся висельник упал вниз.

— В чём, мать вашу, дело? — Разгневанный голос шерифа разнёсся по площади. Не снимая руки с торчащей из кобуры рукояти, за которую инстинктивно схватился, услышав такой знакомый звук, он тут же отыскал глазами посмевшего ослушаться. Естественно, это оказалась всё та же рыжеволосая женщина, которая стояла сейчас, окутанная клубами порохового дыма, одна — люди вокруг неё расступились, спешно отходя в стороны. — Тихо, вы! Я хочу слышать объяснения!

— Так сказала же. Он невиновен. Я старалась забыть всё, как страшный сон… Но сейчас точно понимаю — вы хотите казнить невиновного! Отпустите его!

— Мать т… Лиз, ты сошла с ума! У тебя нет доказательств!

— А у вас есть доказательства, что эти трое вообще виноваты? Почему не отправили в ближайший суд, а? Тебе не кажется, Нэд Смит, что я знаю обо всём этом намного больше тебя? И кого угодно здесь?

— Да, но почему… — Битый жизнью, побывавший не в одной переделке суровый мужчина явно смутился, ненадолго опустив глаза и скривившись, будто съел кислый лимон.

— Не веришь мне? Обвиняешь во лжи? Что ж… Тогда придётся вызвать тебя!

— Чёрт, да что ты…

— Отпустите! Иначе — стреляемся!

— Ладно, ладно, успокойся! Строптивая девчонка. Отпустите его!

Помощники шерифа развязали мужчину и даже помогли ему встать. Женщина, звеня шпорами, подошла, взяла его за руку и молча повела куда-то, в повисшей над площадью поражённой тишине.

Сокол парил высоко в небесах, опираясь широкими могучими крыльями на восходящие воздушные потоки, и внимательно изучал раскинувшуюся снизу, от горизонта до горизонта, Великую Равнину. Ничто не могло укрыться от него, способного различать мельчайшие детали с запредельных дистанций. Огромные объёмы данных, поступающие в мозг, обрабатывались за мельчайшие доли секунды, и из постоянно изменяющегося потока сенсорной информации вычленялось лишь самое важное, необходимое для выживания — в том числе то, что могло относиться к вероятной добыче.

В область интересов зоркого воздушного разведчика не попадали ни сверкающая на солнце нить железнодорожных путей, ни выпускающий клубы пара и чадящий чёрным дымом локомотив, медленно, но упорно тащивший за собой небольшой состав, ни полуголый темнокожий силуэт, распластавшийся на крыше одного из вагонов, ни затаившиеся в небольшой рощице люди, незадолго до этого разрушившие дорожное полотно и, видимо, задумавшие ограбление.

А снизу, тем временем, разворачивалась драма. Машинист, мужчина преклонных лет с окладистой седой бородкой и трубкой в углу рта, внезапно заметил препятствие и резко дёрнул за рычаг тормоза, заставляя поезд остановиться.

— Рельс нет! Засада! — Крикнул он в ответ на немой вопрос вскочившего с пола кочегара, который не удержался на ногах и кубарем полетел вперёд, чуть не угодив рукой в топку.

— Ах ты ж!.. — Волосы на голове щуплого, измазанного сажей мужичка буквально завшевелились, он мелко затрясся от страха.

— Сдаю назад!.. Дай угля!.. — Ни на секунду не прекращая орудовать рычагами управления, машинист попробовал заставить поезд двинуться назад.

Но сбежать им не дали. С обоих сторон путей уже появились всадники, скачущие во весь опор, и только-только начавшему набирать ход поезду уже было не оторваться. Раздались первые выстрелы… Машинист, чертыхнувшись, бросил попытки разогнать поезд и схватился за кольт. Стараясь не спешить, унять нервную дрожь и взволнованное дыхание, он стал методично выцеливать приближающиеся цели…

Но успел лишь несколько раз взвести курок, заставляя послушный барабан подставлять бойку, отходящему на расстояние удара, очередную камору, и нажать на спуск, высвобождая накопленную пружиной энергию и принуждая твёрдую сталь устремляться вперёд, сминая латунь гильзы, тем самым воспламеняя гремучую ртуть, а вслед за нею — и порох, который, силой расширяющихся газов, выталкивал из ствола пули, со свистом вспарывающие воздух и уносящиеся куда-то вдаль. В очередной раз повторить простую последовательность движений, заставляющую срабатывать этот одновременно сложный и простой механизм, машинисту не дал кусок свинца. Проломив кости черепа и перемешав их осколки с клетками мозга, он заставил навсегда застыть в последний раз удивлённо моргнувшие глаза.

Щуплый кочегар даже не пытался сопротивляться — он, как только началась заварушка, незаметно юркнул под колёса тендера, попытавшись затаиться там. Возможно, этот человек, не желавший умирать за чужие деньги — своих у него почти не имелось — и сумел бы спастись. Но один из бандитов, заметив его, наклонился прямо с седла и прострелил бедро беглеца. Скорчившись, раненый громко заверещал от боли, уже не думая ни о чём, кроме повреждённой ноги.

Одновременно, со стороны хвоста состава начала нарастать заполошная пальба, подкреплённая криками, женским визгом, и звуками бьющегося стекла. Рассерженно свистящие пули врезались в обшивку единственного пассажирского вагона, выбивая щепки и оставляя зияющие тёмные дыры. Судя по воплям, кого-то внутри уже задело. И, в отличие от трусливого кочегара, не все застигнутые врасплох пассажиры согласились расставаться со своими жизнями и кошельками просто так.

Из распахнувшейся двери прямо на землю выпрыгнул какой-то джентльмен в дорогом городском костюме, с револьверами в обоих руках; рядом, со звоном, рассыпалось осколками одно из окон, выпуская наружу хищное дуло винчестера; кто-то отстреливался и с другой стороны. Один раз в недрах вагона мелькнула копна рыжих, почти красных, волос, длинных и явно женских — но тут же скрылась в облаках порохового дыма. Несколько бандитов уже валялись на земле, подстреленные. Кто-то был всего лишь ранен, кто-то убит. Чьё-то тело, зацепившееся ногой за стремя, тащила за собой лошадь.

Но свинцовый град из более чем десятка стволов разил нещадно, на корню забивая хлипкие ростки сопротивления. Буквально изрешетив хлипкие дощатые стены, он постепенно заставил навсегда замолкнуть всех, находившихся внутри вагона. Замолк стрелок в окне, выронив из ослабевших рук винтовку, что вывалилась наружу и жалобно звякнула, оплакивая гибель хозяина. Пал джентльмен с револьверами — сначала схватился за раненое плечо, а потом и вовсе упал на колени, с простреленным животом. Будто этого было мало, винтовочная пуля ударила его в гурдь, выбив кровавые брызги и отбросив уже бездыханное тело назад.

Считанные минуты, и грабители уже нетерпеливо врывались внутрь вагона, туда, где ждала вожделенная добыча и, возможно, оставшиеся в живых. Несколько одиночных, контрольных выстрелов, и многочисленные довольные возгласы возвестили о том, что всё в порядке, добыча имеет место быть, и о нескольких павших товарищах никто не жалеет…

И пока основная масса бандитов занималась сбором трофеев и упаковкой добычи во вьюки, сводила по сходням лошадей из последнего вагона и издевалась над трупами, кто-то вытащил наружу двоих чудом выживших пассажиров, одной из которых оказалась та самая женщина с огненно-рыжими волосами, бледная и, видимо, серьёзно раненная. Их, грубо и не церемонясь, подволокли к стонущему и держащемуся за бедро кочегару и свалили рядком.

За главаря в банде был высокий человек, которого от остальных отличало шикарное сомбреро, длинный цветастый, хоть и изрядно запылённый, плащ, и повязка на глазу. Глухими шагами впечатывая сапоги в сухую землю, он направился к пленникам и встал перед ними. Следом подошли два стрелка, по-видимому, из особо приближённых. Жестокое лицо одноглазого, почти по самые глаза заросшее неопрятной бородой, скривилось:

— Ну и зачем такую девку портить было?

— Билл, она стреляла. Двоих ранила, одного убила… — Будто провинившийся школяр, поспешно и с виноватым видом затараторил высокий смуглый бандит, с виду весьма солидный и почтенного возраста мужчина. — Повезло ещё, что не шлёпнули её. Продырявили только. Отыграться можно!

— Вот значит как… Стреляла! Баба! Ещё и ранила!.. — Главарь присел на корточки рядом с тяжело дышащей и смотрящей на него с ненавистью женщиной. — Простите, простите, совсем забыл о манерах и вежливости, уж сколько лет с этими дикарями… Уважаемая, надеюсь, вы понимаете, что немного провинились перед нами? И теперь придётся отрабатывать, хе-хе, по полной? Ну, что же вы не отвечаете? Говорить не можете? Это ничего, будем считать, молчание — знак согласия. Знаете, то, что мои замечательные ребята так живописно продырявили вашу прелестную ножку, мне, пожалуй, даже начинает нравиться. Рана, конечно, серьёзная, но не смертельная. Не возражаете, если начнём прямо сейчас?..

— Сволочь!..

— Спокойней, спокойней, дорогая. Не надо так…

— Дикий! Ещё одного нашли! На крыше прятался!.. — Раздавшийся со спины возглас заставил главаря резко выпрямиться и обернуться.

— Вон! Индеец почуял, мы бы в жизнь туда не полезли!

На землю повалили полуголого мужчину, с тёмной кожей и клеймом раба на груди.

— Беглый! — Удивлённо приподнял бровь Дикий Билл. — С плантации, небось, сбежал. А за тебя награды, случаем, нет?

Мужчина попробовал подняться, но получил прикладом в спину.

— Тише-тише! Спокойнее! Тебя, если что, и не спрашивают. А то, смотрите, какой буйный! Видно, недаром от хозяина утёк! Народ. Надо узнать, вдруг за него денежки можно выручить. Сэм, займёшься! У тебя там какие-то связи в Южных были. Пока возьмём с собой уродца. Всё, не мешайте!.. На чём мы там остановились-то, а?

Одноглазый главарь вновь повернулся к лежащей на земле пленнице, проведя языком по потрескавшимся губам. И вдруг застыл, с таким видом, будто его осенила какая-то замечательная и очень понравившаяся идея. Взгляд его сполз на беглого.

— Знаете, ребятки, я тут кое-что придумал. Поинтереснее. А ну, давайте его сюда… Раб! Перед тобой — свободная женщина, весьма красивая и на всё готовая. Отомсти-ка её за своё унижение. А мы посмотрим. И поможем, само собой… Приказываю! Иначе — снесу пулей кой-чего. А чтоб лучше думалось, посмотри-ка вот, как хорошо я умею это делать.

Человек с повязкой на глазу не спеша, словно давая возможность всем полюбоваться, вытащил из кобуры огромный револьвер, какой-то редкий экземпляр, с инкрустациями и камнями в рукояти. Раздалось два выстрела.

— Выбирай, — взмах тонкой изящной ладошкой в сторону развешанного на стене, разложенного на грубом, сколоченном из неотёсанных досок прилавке, и просто сваленного кучами в углах оружия и снаряжения. В лавке старого Сэма Хокинса можно было найти почти всё, что угодно.

— Не умею стрелять. И не разбираюсь в этом.

— Что?.. Ты серьёзно?!

— Никогда не держал в руках оружия.

Казалось, взгляд женщины с огненно-рыжими волосами, что спадали волнами на плечи простой, но хорошо сидящей кожаной куртки, с щёгольской бахромой на груди и плечах, вот-вот испепелит стоящего напротив мужчину. Который, в противовес ей, был похож на ледяную глыбу абсолютного спокойствия. После не менее чем минуты напряжённого молчания, женщина, наконец, процедила сквозь зубы:

— Знаешь что… Как тебя зовут, ты, кстати, так и не представился?

— Зови меня Холд.

— Так вот, Холд. Дурацкое имя, кстати. Ты меня очень разочаровываешь. Но… Я когда-то была инструктором по владению огнестрельным оружием. Так что, хоть я, может, и не Имперская Академия, но первый уровень знаний по стрельбе из ручного я тебе обеспечу, как и навык ухода за ним. Оборудования никакого, сам понимаешь — придётся объяснять словами и показывать на пальцах. Не кривься, это способ просто более медленный, никак не хуже. Потом, в любом месте, можешь подтвердить знания официально. Но как ты распорядишься ими, и чему реально научишься… Зависит только от тебя.

— Первый уровень знаний? Это как, это что такое?.. — Мужчина удивлённо приподнял бровь.

— Совсем плохой? По голове били? Первый уровень знаний — это первый уровень знаний! Будешь понимать, с какой стороны браться за оружие, и куда нажимать, чтобы оно выстрелило. Ещё вопросы?

— Да нет, пожалуй…

— Так-то лучше. Не заставляй меня жалеть, что спасла твою никчёмную шкуру! Или, может, ещё не всё потеряно? Хочешь, отвезу в Южные Штаты?..

— Что-то уже начинаю жалеть, что избежал смерти. Ты за прошедшие несколько минут, что мы вместе, успела высверлить в моём мозгу такую дыру…. Короче — делай, что хочешь.

— Нет уж, дорогой. Так просто не соскочишь. Взялся помогать — выкручивайся!

— Так я и не отказывался, вроде, от своих слов. Просто объясняю, как же ты успела достать уже этими своими придирками… То не так, это не то… Всё-всё, молчу! Договорились, женщина. Учи этому своему первому уровню. А револьвер — пусть будет этот.

— Этот? Этот… Кольт Уолкер, сорок четвёртый, шесть зарядов, ствол двенадцать дюймов, явно из первых партий… Знаешь, что скажу? Это жуткое старьё — клинит через раз, молчу уж про то, что для перезарядки нужна частичная разборка, а при сильных ударах он может сам выстрелить. Прекрасный выбор для такого желторотого новичка, как ты. Но так как мне придётся терпеть твою компанию, и нам предстоит общее дело… На вот, хотя бы, — женщина взяла с прилавка другой револьвер, взвела, нажала курок, открыла барабан, защёлкнула обратно. Затем, явно красуясь, повертела вокруг пальца, и попробовала прицелиться. — На вот этот. Раз, говоришь, не умеешь ничего и не знаешь. Он простой, что твой сапог, то что надо для новичка. А учиться всё равно придётся, никуда ты у меня не денешься… Что, думаешь, я так запросто позволю тебе сдохнуть? Нет уж…

— Как скажешь.

— Как скажешь?! Где твоя гордость, где совесть? Или таким, как ты, она не положена?.. Знаешь, сколько патроны стоят? Ты хоть понимаешь, что твоё обучение в копеечку влетит?

— А я прошу, что ли?.. И вообще, слушай, Лиз, или как тебя там. Пойду-ка я лучше к Нэду, да попрошу, чтобы он меня всё-таки повесил… Точно уже жалею, что ты меня с виселицы сняла!

— И правильно делаешь, что жалеешь! Я так и не переставала жалеть! Ладно, Сэм, мы берём револьвер, и можно ещё винчестер тот, со стены, посмотреть?.. — огненноволосая обратилась к молчавшему до этого продавцу, который всё это время с абсолютно безразличным видом чистил какие-то стволы, сложенные рядком на промасленной тряпке.

— Постойте! А это что у вас? — Вдруг спросил Холд, впившись взглядом в положенный торговцем на стол револьвер.

Лиз проследила за его взглядом, и, опередив собравшегося было открыть рот Сэма, ответила сама:

— Версия Миротворца с удлинённым стволом, под пятидесятый калибр. Такие выпускались ограниченной партией, насколько знаю… Кроме того, вижу усиливающие руны и два камня в рукояти — хозяин явно не боялся никого и ничего, если ходил с этим. Если бы свтые отцы застукали, как пить дать попал бы на костёр… Что эти руны и камни дают, не могу даже предположить. Ещё, судя по виду, оружие часто использовали. Но детали взаимозаменяемы — если что, можно переставить разболтавшееся… И, мне кажется, я уже видела эту пушку. Откуда он у тебя, Сэм?

— Так это, знаменитый Маленький Джо. Когда Дикого ранили в последний раз, обронил его…

Взгляды мужчины и женщины вновь встретились. Но на этот раз в них не было злости или осуждения, оба без слов поняли друг друга.

— Сэм. Сколько, говоришь, эта штука стоит?..

— Куда едем?

— За лошадьми. Тут, в долине, ранчо одного уважаемого человека, по имени Джо По Взрыв, он занимается отловом и объездкой мустангов… Ты чего смеёшься?

— Как, говоришь, зовут его?

— Джо По, а «Взрыв» — прозвище. Так в чём дело, почему его имя так развеселило тебя?

— Да ничего, не обращай внимания. Забавное созвучие. А почему у него такое странное погонялово?

— Как-то раз, когда он объезжал мустанга, тот взорвался под ним.

— А так бывает?..

— Ну, вообще, я не слышала больше про подобные случаи. Но факт налицо — Джо По остался без ног и кой-чего ещё. Благо, успел наделать кучу детей, те ему теперь и помогают хозяйство вести…

— Во дела… А под нами не бабахнет?

— Я на этой лошадке уже много лет разъезжаю. С чего ей взрываться? Мы, кстати, почти доехали. Вон усадьба, нам к ней…

Лиз встряхнула своей огненной гривой перед самым носом у сидевшего сзади неё мужчины. Тот какое-то время молча смотрел куда-то вдаль, через её плечо, а потом начал, очень медленно, будто тщательно подбирая слова:

— Знаешь, я рад, что ты теперь разговариваешь со мной. Было очень тяжело переносить это молчание первое время, зная, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь… И так до бесконечности. Думаю, понимаешь меня. Так вот — я хотел попросить у тебя прощения, Лиз…

Женщина заметно напряглась. И ответила только через какое-то время.

— Тебе не за что извиняться. Давай забудем… И слезай. Вон тот человек, на деревянных ногах — Джо По. Нам к нему. Эй, старина! Сколько лет, сколько зим! Как дела?

— Малышка Элизабет! Кто-то очень давно не заезжал к нам в гости… И будет сейчас за это зверски наказан! Иди-иди сюда, егоза, дай, обниму тебя!

Человек по прозвищу «Взрыв» довольно ловко подковылял к остановившейся лошади, и Лиз прыгнула к нему обниматься прямо с седла. Спустя какое-то время оживлённой болтовни, обмена слухами, сплетнями, и бурных проявлений радости, она представила и своего спутника:

— Это Холд. Он потерял лошадь, и ему нужна новая. Желательно, из лучших, Джо По. Мы едем вдвоём, далеко, и нам бы иметь возможность унести ноги, случись чего. Так что, желательно, чтобы она была не медленнее моей Крошки Диззи, — женщина похлопала по металлическому боку привёзшее их существо.

— Ну ты и задачки задаёшь… Таких быстрых, как твоя, уже давненько не отлавливали. Всё, что есть… Да что я буду говорить, пошли в кораль, покажу.

С этими словами коневод, приглашающе махнув рукой, застучал на своих деревянных ногах в сторону большого загона. Там «паслись», объедая куцые кустики минералов, несколько десятков диких полуобъезженных мустангов.

— Вон, с голубоватым отливом, это Мэгги, кобылка из последних… Сейчас, выведу её параметры… — Джо По провёл рукой рядом с лошадью, и прямо в воздухе появилось полупрозрачное голографическое изображение с характеристиками. — Довольно резвая, конечности неплохо развиты, хотя, конечно, твоей великолепной Диззи и в подмётки не годится. Тот, с белой полосой — мы его обозвали Катерок, уж больно эта штука на ватерлинию похожа — он быстрее всех разгоняется. Хотя, максимальная скорость не выше шестидесяти… Ещё, неплох Голиаф, но тот скорее тяжеловоз. Грузоподъёмность — двадцать две тонны, специально измеряли…

— Джо По, извини, но это всё не то… Нам нужен настоящий скакун, такой, которого не стыдно было бы даже на родео выставить.

— Лиз, боюсь, с этим беда. У нас есть только один конь, который мог бы подойти. Но его никто не может объездить, совершенно дикий… Нет-нет, не надо ругаться так. Не пристало приличной девушке подобные слова говорить. Знаешь, давай я покажу тебе его, и ты сама всё поймёшь.

— Пойдём, чего уж… Несколько дней сюда ехали, теперь пару минут лишних жалеть будем?

— Не расстраивайся, Лиззи, присмотрим вам что-нибудь. Нам вон туда, за угол… Отдельно его держим, потому что буйный. Да, да, это он. Действительно, красавец, каких поискать. Думаю, он бы даже поспорил с твоей, кто быстрее. Но беда — никто из наших людей, а ты знаешь, это лучшие из лучших, не смог обуздать его неукротимый нрав. И я даже подумываю уже разобрать красавца на запчасти, хотя и жалко…

— А можно попробовать? — Внезапно перебил коневода Холд, до сих пор молчавший.

— Сэр? Что, простите, вы сказали?

— Попробовать, говорю, можно? Объездить его.

— Попробовать? Хе-хе, ну давай, пробуй. Даже больше скажу — если сможешь усидеть на нём хотя бы тридцать секунд, отдам даром. Но никто из моих сыновей не смог удержаться дольше пятнадцати…

— Холд! Чтобы объездить дикого мустанга, нужно верховую езду не меньше тройки… Я видела, как ты верхом сидишь, он уронит тебя!

— Не бойся, Лиз, — мужчина подошёл к коню и положил ладонь тому на холку. Постояв пару секунд, неуклюже подпрыгнул и взгромоздился на блестящую в солнечных лучах спину. — Ну вот. Назову его Тихоней, на редкость спокойный конь, правда? И без этой вашей верховой езды справился. А где, кстати, ей можно научиться?..