Простая история

Глава шестая

Этим утром Джозеф выпивает не одну, а целых три чашки кофе. Без толку — сердце бешено колотится, но ему все равно дьявольски хочется спать. Хоть вставляй зубочистки в глаза, чтобы веки перестали слипаться сами собой. Он малодушно раздумывает, не пойти ли сегодня в очках. Нет. Из-за них его постоянно дразнили в школе, не стоит предоставлять коллегам такой жирный повод для насмешек. Одной… коллеге, как минимум. Потому он претерпевает страшный физический дискомфорт, но все-таки запихивает линзы в глаза. Белки красные. Да и в целом отражение в зеркале выглядит отвратительно, будто он тоже провел ночь в обнимку с бутылкой. Ах если бы. Но ночка выдалась та еще.

Перед тем как выйти из дома, Джозеф проверяет енота. Зверь мирно спит в своей переноске и, проснувшись от стука по крышке, реагирует чуть менее бурно, чем вчера. Вместо рычания он издает жалобный песий скулеж. Возможно, ему нужно оставить воды и какой-нибудь перекус, но Джозефу еще нужны его пальцы. Он не собирается совать их в переноску. А вечером, после работы, он осуществит то, ради чего притащил эту бестию домой.

Накануне Джозефу казалось, что отличная идея — отыскать домашний адрес Грин и зашвырнуть ей в окно эту пушистую бомбу. Но после событий минувшей ночи Джозеф сомневается, что стоит осуществить столь прекрасный план. Теперь все предстает в несколько ином свете. Только вот енот так и остается его, Джозефа, проблемой.

Он до глубокой ночи проторчал в офисе, дожидаясь клининговую службу и изгнания зверя из вентиляции. Пока щуплый парень простукивал потолок и стены, его напарница, заполнявшая бумаги, все косилась на Джозефа, не решаясь завести разговор. И не просто так она показалась ему какой-то смутно знакомой.

— Так ты меня не помнишь, Фостер? — наконец заговорила она. Он, быть может, вспомнил бы ее, будь она на несколько размеров поменьше, какой была в школьные годы. Время ее не пощадило. Невозможно было узнать в рыхлой любительнице мясных рулетов и фастфуда утонченную девочку, которая когда-то мечтала стать актрисой. Актрисой она не стала, о чем поведала без тени сожалений. Ей вполне нравилась ее нынешняя работа.

— За каждое усыпленное животное я получаю прибавку к жалованью, — гордо сообщила она, как там бишь ее звали.

— Усыпленное животное? — воскликнул Джозеф. Ему стало дурно. Енот причинил ему немало страданий, но не заслуживал такой печальной судьбы. Бедное создание, по сути, было такой же невинной жертвой обстоятельств, как и сам Джозеф. Вот он и заявил, что это его енот. А как он очутился в офисе… вам расскажет эта сотня баксов.

Не в окно Грин, так в лес. Джозеф решает, что отвезет своего нового друга за город, где выпустит и бросится бежать, пока енот не обратит гнев за все неудобства на своего спасителя. А после этого Джозеф, наконец-то, упадет лицом в подушку и восполнит недостаток сна. Ведь за эту ночь он так и не сомкнул глаз. И все по вине Иви Грин. Или Рейчел Роузен, уже не важно.

Он был уверен, что разговор окончен, когда она вдруг написала:

«Но я, на самом деле, не против, чтобы меня отшлепали».

Джозеф отложил телефон и пошел приструнить разбушевавшегося зверя. Собственник малоэтажного дома, где Джозеф арендовал квартиру, и так запалил его с переноской и ворчливо напомнил, что в договоре четко прописано условие: «никаких домашних животных». К счастью, старому хрычу и в голову не пришло, что именно внутри переноски находится. Джозеф заверил, что это кошка. Кошка его матери, да. Она отходит от наркоза после операции, вот и издает такие сатанинские звуки. Завтра он отвезет ее… куда-то там. Не его, старого хрыча, дело. За одну ночь животное, запертое в пластиковом ящике, не сумеет изгадить квартиру. Джозефу больше некуда ее деть, не в багажнике же машины ее бросать?

Енот долго не хотел успокаиваться, все рычал и возился, штурмуя стены своей тесной тюрьмы. Он бешено сверкал глазами и тянулся к Джозефу когтистыми лапками.

Джозеф задумался, не оставить ли его себе? Эта тварь невольно напоминала ему Иви Грин. У них так много общего. Такая страсть, такая ярость! Впрочем, сентиментальный порыв быстро иссяк, стоило Джозефу в красках представить лицо несносной девчонки, когда енот разнесет ее квартиру. Или дом. Или где там она живет, пока не перекочевала под мост, лишившись работы из-за своего дурного характера.

Джозеф едва различил вибрацию телефона за ворчанием зверя. При всем желании у него не получится сегодня уснуть — с таким-то соседом.

«Только не он».

Он закатывает глаза, прочитав сообщение. Ну, конечно! Его распирает от злости и обиды. Хочется высказать ей все как есть. Извини, Иви-Рейчел, но твой замечательный друг по переписке и ненавистный босс — один и тот же человек. И тебе привет. Кстати, за что ты так меня невзлюбила? Будь добра объяснить. Я уже голову сломал, но мне все равно невдомек. Да, я потерял твой номер и не сразу узнал тебя во вторую нашу встречу, потому что той ночью был без очков, но узнал же. И вот это — достаточный повод, чтобы гадить мне при любом удобном случае? Я старался относиться снисходительно ко всем твоим выходкам, но с енотом ты превзошла себя и перешла черту. Хватит…

Он удалил текст, так и не отправив его адресату, потому что на экране высветилось еще одно сообщение. И его содержимое дало Джозефу ясно понять, что сейчас максимально неподходящий момент, чтобы выплеснуть на собеседницу всю правду.

«Я не знаю, кто ты и где ты живешь, но мне все равно. Мне очень одиноко. И грустно. Ты же все равно не спишь, да? Помоги мне».

«Каким образом?»

Он обратил внимание на пляшущие запятые и опечатки. Выходит, выпила она немало. Иначе не осмелилась бы писать подобные вещи и нарушать границы допустимого.

«Я была очень, очень плохой девочкой. Напиши, как бы ты меня наказал»

— Ох, блять, — обронил Джозеф и покосился на енота. Зверь в знак солидарности ответил ему тихим шипением. Даже енот понимал, что происходящее — полный пиздец.

Сегодня Иви Грин тоже выглядит изрядно потрепанной, но это слабое утешение. Зато в кои-то веки она явилась на работу в приличной одежде. Неизвестно, что надоумило ее вспомнить о дресс-коде — суровое похмелье или все-таки чувство вины. Она даже накрасилась, вероятно, пытаясь замаскировать косметикой следы развеселой ночки. И пришла раньше обычного. К моменту появления Джозефа в офисе она уже на своем месте — пялится опухшими глазами в монитор, уронив подбородок на сцепленные кисти рук, тихая и смиренная, как монахиня. Вместо чашки кофе рядом с ней стоит бутылка минералки, уже наполовину пустая.

Они стараются не смотреть друг на друга.

— Здравствуйте, — шепчет она осипшим голосом.

— Здравствуйте, мисс Грин, — отвечает Джозеф, как ему кажется, бодро. На деле выходит хрипло и без половины гласных.

Она слегка изгибает бровь и осторожно косится в его сторону, проверить свои предположения. Встретив ее взгляд, ему хочется спросить: и что? Тебе одной можно накидываться в слюни, зная, что завтра на работу?

Но он не пил. Это бы его оправдало. Он творил дичь на трезвую голову, недосып, проблемы с матерью, усталость и енот тут ни при чем. Хуже всего, что в отличие от Иви-Рейчел, Джозеф знал, с кем переписывался этой ночью. И кому писал все те невообразимые вещи, после которых стыдно смотреть ей в глаза.

Вещи, впрочем, были чуточку невиннее тех картин, что он рисовал в своем воображении. Они выпрыгивают, как черт из табакерки, и оживают сейчас, ведь соблюдено единство времени и места действия. Все участники присутствуют. Можно начинать спектакль. До того была лишь репетиция, читка накануне премьеры.

Пока Джозеф расписывал Иви-Рейчел какую-то чушь про кожаные перчатки, цепи и кнуты в лучших традициях второсортного эротического чтива, он представлял себе именно офис. Как уложил бы ее на стол, раздел и прошелся ремнем по упругой заднице. А после безжалостно отымел, требуя снова и снова повторять, что Грин была ужасно плохой девочкой и заслуживает самого строгого наказания. Он, наверное, с подростковых лет так самозабвенно не дрочил, как когда думал об этом. И боже, зачем вспоминать все это сейчас?

Он нервно трет пальцами глаза и торопится скрыться в своем кабинете, пока предательски вставший член не сделает ситуацию еще более неловкой, чем она есть. Он чувствует спиной взгляд Грин. Хорошо, что она не умеет воспламенять взглядом. Вряд ли она думает о чем-то хорошем. Джозеф прекрасно понимает, как странно себя ведет и как это выглядит со стороны.

Он пытается отвлечься на работу, но вместо этого гоняет одни и те же мысли по кругу. Он игнорирует телефон и после очередного уведомления сердито швыряет его в верхний ящик стола.

С этим пора завязывать. Нужно рассказать ей правду, чтобы у нее больше не было повода ему писать, зато возникло желание снова плеснуть ему кофе в лицо. Лучше не кофе, а кислоту. Джозеф вполне этого заслуживает, как ему кажется.

— Ну что еще? — рычит он, заслышав стук в дверь. И надо же было явиться именно ей — той, о ком он всеми силами старается не думать. Сил, как выяснилось, у него не так уж и много. После всего это попросту невозможно.

— Мне нужно с вами поговорить, — решительно заявляет она. Вопреки тому, как твердо звучит ее голос, она неуверенно топчется у входа в кабинет, уже изнутри.

Робость — совсем не в ее духе. И сейчас это все правда до боли напоминает сценку из порнухи про босса и секретаршу. Лучше бы Грин продолжала таскаться на работу в мешковатых толстовках, джинсах и пижамных штанах. Ее юбка вполне целомудренной длины, каблуки у туфель совсем невысокие, но все эти детали суммарно делают ее слишком соблазнительной. А сквозь ткань белой рубашки просвечивают соски.

Боже, за что, — мысленно стонет Джозеф.

— Я слушаю, — выплевывает он. Он украдкой размышляет, уместно ли швырнуть в нее каким-нибудь подручным предметом, чтобы вынудить побыстрее уйти.

— Мне жаль, — лаконично говорит она.

Он нервно барабанит пальцами по столу и понимает, что так усердствовал этой ночью, представляя, как нагибает ее во всех возможных позах, что теперь слегка побаливает рука. Дожили.

— Я раскаиваюсь из-за того, что сделала, — продолжает Иви Грин, потупив взгляд, как скромная воспитанница католического пансиона, — это ужасный поступок. Этого больше не повторится. Я хотела… поблагодарить вас за то, что вы меня не уволили.

— На колени, — говорит Джозеф, хотя планировал только подумать. Недосып играет с ним злую шутку, и эти идиотские слова вырываются сами собой. Ему по-прежнему очень хочется спать, но последние несколько часов он старался безвылазно сидеть в кабинете, избегая столкнуться с Грин, и не мог раздобыть еще одну порцию кофе. Утренняя ударная доза давно перестала действовать. Мысли путаются.

Реальность и грязные фантазии сливаются воедино. В этой фантазии она тоже пришла извиняться, а он заставил ее вымаливать прощение ртом. Но не словами.

Это катастрофа — признает Джозеф. У него только один выход — попытаться свести все в шутку. Он сцепляет руки на столе и всеми силами изображает того самого говнюка-доминатора, которым Грин его почему-то считает. Это помогает ему взбодриться. Но сложно не расхохотаться от абсурдности ситуации.

— Ты думала, что тебе все сойдет с рук? — понизив голос, спрашивает он, — тебе придется загладить свою вину.

— Чего-о-о? — на месте скромной монашки мгновенно появляется взбешенная фурия.

— Ты была плохой девочкой, тебе нужно преподать урок, — кажется, Джозеф слишком увлекся. Грин в один прыжок преодолевает расстояние до стола и замахивается туфлей. Ее ноздри раздуваются от гнева, а подведенные черным глаза готовы вылезти из орбит. Она похожа… похожа на того самого енота!

Надо позвать Харриса, отстраненно думает Джозеф, и сказать ему, что здесь еще одно дикое животное, за которым можно побегать с ружьем. Или позвонить бывшей однокласснице, экс-подружке, ведь она могла бы получить прибавку к жалованию. У Грин, без сомнения, бешенство.

— Послушай ты, ублюдок, — шипит она, брызгая слюной на стол, — я не позволю так с собой обращаться! Я… я…

— Да, господи! — перебивает Джозеф, — угомонись ты уже. Это просто шутка. Шутка, ясно тебе?

И он говорит вещи, которых говорить точно не стоило. Куда хуже, чем случайно вырвавшийся приказ встать на колени.

— Ты же сама дала мне повод, — в голосе проскальзывает беспомощная, почти детская обида, — ты по какой-то причине считаешь меня беспринципным козлом, который так обращается с подчиненными. Но не со всеми, а исключительно с тобой. Скажи, почему? Не потому ли, что ты постоянно выдумываешь какую-то херню, демонизируешь меня, творишь херню, а потом сама взрываешься? Другой на моем месте давно бы вышвырнул тебя вон и не стал терпеть твои беды с башкой. Но ты хорошо делаешь свою работу, мать ценила тебя, потому я не имею права уволить тебя только потому, что мы не сошлись характерами.

— Ах, беды с башкой, — из всего сказанного Грин почему-то вычленяет именно это, — у меня беды с башкой? Да ты на себя…

— Хватит, — обрывает Джозеф, — ты забыла, с кем разговариваешь? Я, на минуточку, твой начальник.

— Да срала я на это с высокой колокольни! — кричит она, и, без сомнения, теперь в курсе их ссоры и все остальные коллеги, — можешь меня уволить, я разрешаю.

— Разрешаешь.

Он все-таки смеется, но это нервный смех, совершенно безрадостный. Абсурдность ситуации побила все рекорды. Джозеф уверен, даже порка не поможет этой чокнутой решить ее проблемы с дисциплиной. Тут нужен экзорцист. Быть может, ревностная католичка Шейла знает, к кому обратиться с этой проблемой.

Веселье проходит, оставляя после себя неприятный осадок. Они молчат. Иви Грин тяжело дышит, словно только что десяток-другой раз пробежалась вверх-вниз по лестнице. Она выглядит несчастной, измученной, крики и похмелье, должно быть, истощили все ее ресурсы для борьбы со вселенским злом в лице Джозефа. Но он знает — она скорее умрет, чем сдастся.

Он не такой упрямый. Он устал. Он-то в курсе, что бешеная Иви Грин была девушкой, с которой он два года мило общался и находил в этом утешение в самые трудные моменты жизни.

Больше нет утешения. Только эта психопатка. И ему становится невыносимо грустно.

— Почему ты так меня ненавидишь? — спрашивает он, не сильно-то рассчитывая на честный ответ.

И она уходит. Буквально сбегает, комично прыгая на одной ноге, чтобы на ходу натянуть обратно туфлю, так и не ставшую орудием убийства.

Джозеф тянется за телефоном на чистом инстинкте. Раньше он делал так, чтобы прийти в себя, успокоиться и перезагрузить мозги, прочитав свежие сообщения от своей далекой подруги. Увы, это больше не работает. Сейчас эти сообщения лишь огорчают его еще больше.

«Если после всего этого ты больше не захочешь со мной общаться, я пойму».

«Но мне понравилось… честно».

«Странно, я была уверена, что окажусь в черном списке».

«Тогда… может, сделаем вид, что ничего этого не было?»

«У меня правда был ужасный день, ужасное все. Я напилась, как последняя свинья. Ну, я думаю, ты догадался. Но я умница и все равно поехала на работу».

«Возможно, это мой последний рабочий день…»

«И прости, что пыталась выведать, откуда ты».

«К черту! Мне не жаль. Ты же сам разрешил рассказывать все, что захочу, так? Вот… Я не знаю, кто ты, как тебя зовут, где ты живешь, чем занимаешься, сколько тебе лет, но мне кажется, что я очень хорошо тебя знаю. Это странно, да? Я бы хотела узнать тебя по-настоящему. Но давай оставим все как есть. Я не боюсь разочароваться в тебе. Я боюсь, что ты разочаруешься во мне».

«Вот теперь я точно полечу в бан, да?»

— Разочаруешься, — отвечает Джозеф одними губами и блокирует телефон. Он не знает, что на это сказать. Очевидно, дальше затягивать с признанием нельзя. Отчаяние омывает его ледяными волнами, и он запускает пальцы в волосы, ерошит их до тех пор, пока от укладки ничего не остается, а прическа превращается в птичье гнездо. Спокойнее ему не становится, но есть в этом какое-то мстительное удовольствие. Когда-то бывший босс постоянно капал ему на мозги на эту тему — требовал или побриться налысо, или придать своей гриве «приличный вид». К черту того нудного старика, к черту мать, к черту всех. Сейчас Джозеф хочет сбежать в лес вместе с енотом.

Он кое-как дотягивает до конца рабочего дня, утешая себя невинной фантазией, как он отпустит енота на свободу и затем завалится дома в кровать. Джозеф делает мысленную пометку — на обратном пути взять домой что-нибудь крепкое. И утопить горе в любом алкоголе, что подвернется под руку.

Но Иви Грин опять вмешивается в его планы. В офисе она вела себя тихо, не отсвечивала, но все время о чем-то шушукалась со своими двумя дурнями-приятелями. Стоило Джозефу возникнуть в их поле зрения, они затихали и шустро скрипели колесиками кресел, разъезжаясь по своим местам.

Теперь она стоит посреди парковки совсем одна, прижимая к груди какую-то коробку. Порывы ветра, поднявшегося к вечеру, терзают ее волосы и полы легкого плаща. Почему-то она не торопится ехать домой.

Джозеф быстро догадывается, в чем тут дело: омерзительной колымаги Грин нигде нет. Он не раз наблюдал, как девушка воюет с заедающим замком и грохает дверью так сильно, что с этого корыта на асфальт сыпется ржавчина. Неужто кому-то понадобилось угнать этот мусор?

Грин замечает Джозефа и становится еще мрачнее.

— Что это? — вырывается у него. Джозеф кивает на коробку в руках девушки.

— Мои вещи, — наморщив нос, заявляет она. Будто объясняет ребенку очевидную истину, само собой разумеющийся факт. М-да.

Джозеф многозначительно молчит.

— Я все собрала, потому что я ухожу, — добавляет Иви Грин, — сама.

— Ясно, но…

— У меня сел телефон, и я не могу вызвать такси! — она повышает голос, перекрикивая вой ветра. Или потому, что, судя по ее кривящимся губам, она на грани истерики.

У нее сел телефон, неудивительно. Она без устали строчила послания своему другу по переписке, а он не удосужился ответить ни на одно из ее сообщений. Джозеф почти чувствует себя виноватым еще и за это. Ох, опять. Зря он спустил столько денег на сеансы у психотерапевта. Этот город и эта девушка разом похерили весь его прогресс.

— А где ваша… кхм… машина, — спрашивает он светским тоном.

— «Кхм… машина», — передразнивает Иви, — уж извините, что я не насосала на "Бентли"!

— Ох, господи, — Джозеф закрывает глаза рукой и устало качает головой, — ведь это был обычный вопрос, мисс Грин. Вам не обязательно…

— Да иди ты нахер со своими советами! — перебивает она.

По-хорошему, нужно было последовать в указанном направлении. И оставить эту вздорную, невыносимую девчонку болтаться тут до глубокой ночи, чтобы ее унесло ветром. Но Джозефу становится ее жаль.

— Я могу подвезти вас, — невозмутимо предлагает он, словно не слышал ее последние слова. Слышал. Поэтому он не может сдержать себя и добавляет:

— Обещаю, что не буду распускать руки.

Ему бы не помешал ее домашний адрес. Вероятно, он поторопился с решением выпустить енота в лес и теперь Джозеф всерьез раздумывает о том, чтобы все-таки забросить зверя Грин в окно. В качестве прощального подарка.