Простая история

Глава восьмая

Джозеф сопротивляется рекордное количество времени, но у него нет шансов выиграть это сражение. Организм требует своего. В итоге он засыпает в самый неподходящий момент. Это чертовски обидно. Только ему удалось подобрать правильные слова! Они едва ли тянут на крепкий мост через колоссальную бездну непонимания, но уже что-то. Он закрывает глаза всего на минуту, пока Грин уходит звонить. И все — сознание просто выключается. Как разряженный телефон.

Джозеф приходит в себя и не сразу понимает, где находится. Голова натужно гудит, как двигатель падающего самолета. Приходится потрудиться, чтобы восстановить цепочку своих злоключений. Енот… конфликт с Грин, удар лбом о руль… В самом эпицентре шторма, конечно, эта невыносимая женщина. Она — причина всего. Джозеф с ужасом понимает — он все еще в ее доме, где он самым нелепым образом сбежал от важного разговора. Шанс подлатать их отношения, скорее всего, безвозвратно упущен.

Он не торопится открывать глаза, рассудив, что прикидываться спящим — не такая уж и плохая тактика. Он оценивает свои ощущения. После сна на неудобном спальном месте во всем теле ощущается дискомфорт. Выпирающие из дивана пружины явно оставят Джозефу синяки на долгую память. И это помимо навязчивой, неутихающей головной боли. А еще ему очень жарко, и некая сторонняя сила вжимает его глубже в диван сразу в нескольких местах.

Так. А вот это уже совсем странно! Джозеф приоткрывает веки, саднящие из-за переношенных линз, но в комнате очень темно. Впрочем, он итак догадывается, что происходит, но ему не помешало бы хоть какое-то объяснение. Почему это происходит? Зачем?

Какого…

— Эй. Грин, — Джозеф трясет ее за плечо, ведь это именно она примостилась рядом с ним на крошечном остатке пространства. Грин ли? Она ведет себя подозрительно мирно — тихонько посапывает, устроив голову у Джозефа на груди. Повсюду ее волосы и конечности. Она обхватила его руками и ногами, как огромного плюшевого медведя. Или как хищник добычу, что куда больше подходит в их случае. Ему не сбежать. Он в западне.

Джозеф совершенно растерян. В его многострадальной голове роятся самые немыслимые предположения. Ему не нравится ни одно из них.

Иви-Рейчел окончательно сошла с ума, потеряла связь с реальностью и приняла его за кого-то другого?

У нее раздвоение личности и она демонстрирует другую свою сторону, несколько более дружелюбную, но, как только вернется ее эго-стервы, оно, не разобравшись кто виноват, выместит всю злость на Джозефе?

Ей просто больше негде спать, ведь они так бедно живут с подругой, что это единственное спальное место во всем чертовом доме? Последнее объяснило бы некоторые раздражающие особенности ее характера. Качественный, регулярный сон — залог успешной интеграции в человеческое общество. У нее с этим, определенно, проблемы.

Есть только один шанс разобраться.

— Эй, Грин, — повторяет Джозеф и снова толкает ее в плечо. Притрагиваться к ней неловко, но куда менее неловко, чем навязанный ею тесный контакт. Она бормочет:

— Еще пять минуточек… — и шевелится. Ее колено, покоящееся у Джозефа на бедре, все теснее приближается к его паху. Ситуация становится все абсурднее. Он загнан в угол.

— Дождь закончился! — замечает он громче и не узнает собственный голос, сделавшийся внезапно выше и тоньше. Грин тоже чувствует подвох. Она наконец-то просыпается и слепо щурится в темноту. Но при этом она вовсе не торопится убрать свое колено, свои руки и саму себя подальше от Джозефа.

— Ой, — говорит она.

Дождь закончился. В доме тихо. Только капли скатываются по крыше и нестройно постукивают по листьям кустарника под окном. В тишине и темноте на Джозефа внезапно снисходит необъяснимое умиротворение, но он напоминает себе, как обстоят дела. Если погода наладилась, он может уехать. У него нет никаких причин задерживаться, тем более разлеживаться здесь с женщиной, которая его ненавидит. О себе он сказать этого уже не может, ведь видел другую сторону Иви Грин. Это, бесспорно, не отменяет того, что она невыносимая, эксцентричная и местами пугающая особа. Но у нее есть неоспоримые достоинства. Например, то, что она, треклятая Грин, по совместительству еще и понимающая Рейчел Роузен.

— Мне пора, — напоминает Джозеф, — я могу уехать.

Выбраться из-под Грин и не уронить ее на пол — та еще задачка, но Джозеф готов рискнуть. Однако рука девушки мягко давит ему на грудь, удерживая на месте.

— Не уходи, — робко просит она.

— Это еще почему?

Давление, как и тепло ее тела, резко исчезает. Она скатывается с Джозефа, приземляется на корточки у дивана, а после встает. Грин обнимает себя за плечи. В полумраке она выглядит печальной. Джозеф садится и пытается поймать ее взгляд, но она отворачивается к окну. Свет фар проехавшей снаружи машины скользит по ее лицу.

Это могла бы быть красивая сцена из какого-то фильма. У Джозефа невольно перехватывает дыхание. Он предчувствует, что сейчас что-то случится. Хотя с ним редко приключаются какие-то прозрения, сейчас у него нет и малейших сомнений в значимости происходящего.

— Мне тоже жаль, — тихо говорит Иви.

— Да все нормально… — начинает он, чтобы заполнить паузу, но девушка не позволяет ему закончить.

— Мне жаль, что я вела себя как злобная сука, — продолжает она уже тверже, — жаль, что я наговорила тебе гадостей в первую встречу… во вторую… что вылила на тебя кофе. Мне стыдно за все мои выходки. Меня не оправдывают трудное детство и всякие там заморочки. Нет. Это бред. Просто я вела себя как сука. Точка.

— Ох… даже так, — вырывается у Джозефа. Он трет пальцами опухшие веки и вспоминает про линзы. В глаза будто набилось битое стекло. Спину ломит. Он чувствует себя разбитым и дезориентированным. Он не готов к такому разговору, если к нему вообще можно хоть как-то подготовиться. Но он сам все это начал. Никто его за язык не тянул. До того, как они уснули, ему казалось правильным сорвать этот пластырь, а теперь он попросту трусит.

— Это я все испортила, — заявляет Иви-Рейчел.

Они смотрят друг на друга, пока не гаснет еще одна вспышка света с улицы. Шорох шин автомобиля стихает — и в комнате снова становится тихо и темно.

— Давай сделаем вид, что этого не было? — предлагает Иви, — и попробуем снова?

Сердце Джозефа пропускает удар. Он незаметно щиплет себя за руку, проверяя, не снится ли ему все это. Вероятно, он не просто ударился головой, а пробил себе череп и скончался на месте. Это посмертие. Иронично было бы умереть за рулем как отец. Отец, смеявшийся в лицо смерти, словно искавший встречи с ней. И Джозеф — всегда аккуратный, осторожный и правильный. У них, таких разных, было бы что-то общее.

— О чем ты? — опасливо уточняет Джозеф. Он силой прогоняет мысли об отце. Еще только этого не хватало — бередить старую рану и дальше. Он, вероятно, на пороге того, чтобы обзавестись новой. Учитывая вздорный нрав Грин, возможно, не моральную, а физическую. Это сейчас она извиняется, но кто знает, вдруг через минуту ее снова накроет, и она схватится за каминную кочергу?

Ее непредсказуемость напрягает. Но девушка, вроде как, настроена миролюбиво. Хотя бы пока.

— Ну… — из голоса Грин пропадает прежняя напористость, она заметно смущается, — у меня мало опыта в таких делах… Для начала заключим мир. Длительный мир.

— Уже неплохо, — невесело усмехается Джозеф, — и ты не будешь увольняться?

Она фыркает.

— Я еще подумаю, — говорит она, — но я не об этом.

— А о…

Он отмечает вставленную ей ремарку об отсутствии какого-то там опыта, но не успевает толком это обдумать. Иви-Рейчел, в своей привычной манере, переходит от слов к решительным действиям. Она забирается к Джозефу на колени, обхватив его талию бедрами, и кладет руки на плечи. Ее юбка сбивается гармошкой к талии, обнажая стройные ноги.

Она так близко, что их дыхание сплетается. Не самое, надо сказать, свежее дыхание после сна. А это только один из бесчисленных поводов для беспокойства, ведь Джозеф понимает, как паршиво сейчас выглядит. Он точно не готов исполнять роль коварного соблазнителя или кого там в нем все время пыталась разглядеть Иви-Рейчел.

На этот счет у него для нее очень плохие новости, но момент сообщать их крайне неподходящий. Ее легко обидеть, да и Джозефу совсем не до этого. Грин целует его как последний раз в жизни. Это волнует и возбуждает. Из маленькой стервы она невероятным образом превращается в воплощение чувственности. От того, как ласково ее пальцы перебирают взлохмаченную гриву Джозефа, ему хочется замурлыкать. Иви-Рейчел бесстыдно притирается промежностью к его паху. Но…

— Так лучше? — спрашивает она между поцелуями.

— Ага, — невнятно бормочет он. В больной голове пусто, перекатывается лишь одно это дурацкое слово.

Но.

Но как бы тебе сказать…

Ты сильно заблуждалась на мой счет, куда больше, чем тебе кажется…

Джозефу будто снова шестнадцать и он понятия не имеет, как разговаривать с женщинами. Тем более с женщиной, которая, без сомнения, настроена на близость, по какой-то неведомой причине вообразив, что имеет дело с чертовски опытным ебырем-террористом. Она, скорее всего, жаждет познать все грани удовольствия и за ничтожный остаток ночи пережить сотню оргазмов. И едва ли Иви-Рейчел обрадуется узнать, что она выбрала не того парня. Ну, у него был секс, но так давно, что уже не считается. Последние годы ему куда проще было иметь роман со своей правой рукой и доступным ассортиментом порнографии в интернете. Это полный провал.

Конечно, Джозеф ее хочет. Тело само-собой реагирует на пылкость Иви-Рейчел. Но страх облажаться портит все удовольствие. Ему нужно остановить ее, обсудить щекотливую тему до того, как они начнут, чтобы не сесть в лужу в процессе, но в горле стоит ком.

Он позволяет девушке увлечь себя в ее комнату. Там бардак, но теплый свет винтажной лампы на столе делает спальню уютной и будто знакомой. Кровать не сильно больше дивана, но на вид кажется куда более комфортной для двоих. И для того, чем они собирались заняться.

Иви-Рейчел полна решимости. Она сбрасывает юбку и блузку в кучу одежды на кресле, оставаясь в одних хлопковых трусиках. Она очень красивая. Джозеф не может отвести взгляд от ее ладной фигурки, маленькой груди с задорно торчащими сосками и рассыпавшихся по плечам темных волос. Отворачиваться неловко, но не менее неловко, чем таращиться, как озабоченный подросток, впервые увидавший обнаженную девушку. Грин не обижается. Она принимается раздевать и его, воспользовавшись замешательством, и застывает, лишь обнаружив у Джозефа под рубашкой футболку с логотипом "Комик-кона".

Еще лучше. Брови девушки взметаются вверх, а губы кривятся в легкой улыбке. Это делает ее еще очаровательнее, даже если сейчас она искупает его в океане презрения за эту глупую деталь. Джозеф чувствует острую необходимость что-то сказать, как-то объясниться и смягчить удар.

— Это моего младшего брата, — заявляет он и тут же отвешивает себе мысленный подзатыльник. Боже, какой бред! Грин много лет работала с Эстер и должна быть в курсе, что у нее нет других детей. Джозеф же мог переложить вину на кого-то другого. На друга. На соседа. На выдуманную бывшую девушку. Но он выбрал самое идиотское из всех возможных оправданий. Конечно, Иви-Рейчел не упускает возможности ткнуть его в собственную ошибку.

— Да-а-а? — тянет она с садистским удовольствием, — Эстер никогда о нем не рассказывала.

— Она не любит говорить на эту тему, — продолжает плести Джозеф, злясь на предательски дрогнувший голос, — он связался с плохой компанией и сбежал из дома.

— А, понятно, — Грин улыбается все лучезарнее, — не представляю, что ей пришлось пережить. Что может быть хуже комиксов, видеоигр и научной фантастики? Хорошо, что ты не такой, правда?

Она не знает, даже не догадывается, что два года увлеченно обсуждала все это именно с ним. Невысказанная правда встает между ними и теперь беспокоит Джозефа куда сильнее, чем отсутствие у него богатого опыта в постельных делах. С этого и стоило бы начать. Иви-Рейчел сможет пережить разочарование в нем как в любовнике, но едва ли простит обман. Но ему так и не удается вытолкать из себя откровения. Изо рта опять сыпется какая-то чушь.

— Конечно. Ненавижу все это дерьмо. Взрослые люди не интересуются такими вещами.

Грин странно смотрит на него. Даже Мона Лиза позавидовала бы тому, как загадочна и многозначительна сейчас ее улыбка. И почему, кстати, она улыбается? Ей стоило бы разозлиться.

Вместо этого девушка подходит к письменному столу и спихивает в сторону пирамиду из книг, чтобы достать ту, что лежит в ее основании. Она все еще почти раздета, из-за чего Джозеф мгновенно теряет нить разговора. Грин во всей красе демонстрирует аппетитную задницу в тонком белье, нагнувшись над столом. И эта задница перетягивает на себя все внимание. Иви даже приходится повторить, когда она приближается к Джозефу, чтобы протянуть ему найденную книгу.

Он кое-как отрывает глаза от почти обнаженной девушки и опускает взгляд на обложку.

— Возьми, — говорит Грин, — может быть… изменишь свое мнение.

Джозеф вырывает у нее книгу, как ему кажется, слишком резко. Но он торопится, скрывая тремор в руках, который, без сомнения, наведет девушку на какие-нибудь подозрения. От выбора книги ему становится не по себе. Любое из объяснений такого решения со стороны девушки, назвавшейся Рейчел Роузен, было бы паршивым. Или она на что-то намекает… или она пытается увидеть на месте Джозефа кого-то другого. Кого-то конкретного. Своего друга по переписке, накануне блеснувшего познаниями в эротических наказаниях, к слову, почерпнутых из интернета. Так вот почему она резко сменила гнев на милость… Друг далеко. А Джозеф близко. Ей нужен кто-то реальный, чтобы претворить те фантазии в реальность.

Джозефу хочется провалиться под землю или попросту сбежать, что куда осуществимее в данный момент. А Иви Грин сама подбросила ему подходящий повод, чтобы выстроить линию защиты. Снова нарваться на конфликт с ней — меньшее из зол. Он готов даже получить по физиономии, лишь бы не признаваться, что держит в руках любимую книгу. Книгу, с которой два года назад началась его дружба с таинственной незнакомкой. С девушкой, что стоит перед ним в одних трусиках, такая красивая и соблазнительная в теплом свете настольной лампы, что путаются мысли. Джозеф не представляет, как сказать ей правду, глядя в глаза.

Он привык прятать эту сторону своей жизни. Никто не должен ее видеть. Никому нельзя знать. Иви-Рейчел просто не понимает, какое ее ждет разочарование. Она оденется и выставит его вон. Она-то уверена, что тогда познакомилась в баре с крутым парнем, а не с застенчивым гиком, крайне неловким в общении с женщинами.

— Мне некогда, — говорит Джозеф, — у меня много работы, — он демонстративно смотрит на часы, когда-то ставшие яблоком раздора, — кстати, рабочий день начинается уже через четыре часа.

Он ждет, что Грин пропишет ему по лицу или поднимет крик. Ее улыбка медленно гаснет, но она не торопится бросаться в атаку, Джозеф-то рассчитывал, что ее страшно оскорбит подобное заявление, вполне в духе того засранца, которым она считала его все это время. Он подозревает, что беда в слишком расплывчатой формулировке. Надо было прямо сказать: раз разделась — то давай к делу. Мне плевать, чем ты интересуешься. Мне плевать, что тебя вдохновляет.

Стоит попробовать. Он собирает волю в кулак, чтобы придать голосу твердости и не выдать своего волнения. Ему страшно, как не было никогда в жизни. Сама того не зная, Иви-Рейчел подобралась слишком близко к опасной территории. Джозеф испытывает острую потребность защититься. И лучшая защита, как ему известно, это нападение. Он напоминает себе, что когда-то хотел стать писателем. Они только и делают, что жонглируют словами, как ловкие фокусники. Слова — единственное оружие, что есть у него под рукой.

— У нас не так много времени, чтобы тратить его на какую-то ерунду, — говорит Джозеф, — мы же собираемся переспать, верно? Или я неправильно тебя понял? Ты устроила стриптиз, чтобы поболтать о своих увлечениях? Если так, то сорян, мне это неинтересно.

— Зачем ты это говоришь? — тихо спрашивает Грин. Его обжигает тоска в ее голосе, но он не собирается останавливаться, ему только удалось настроиться на нужную волну.

— Хочу расставить все по местам, — продолжает он, — у меня для тебя плохие новости. Кое в чем ты права: ты не та девушка, которых снимают в барах. Такие как ты никому не нужны. Это, — он окидывает комнату рукой, — выглядит жалко. Все эти книжки, бардак, убогий домик. Лучше не приводи сюда никого. Тебе стоило не енота ловить, а поехать в приют и взять себе нормального питомца, чтобы скрасить одиночество.

Иви молчит. И ее молчание куда хуже, чем пощечина. Она словно становится меньше, чем есть, обнимает себя руками, прикрывая обнаженную грудь. Красивую грудь, которую так и хочется попробовать на вкус. Но пусть этим займется кто-то другой. Кто-то, кто сможет оправдать ее ожидания.

Джозефу больно на нее смотреть. Трудно сдержаться, чтобы не сгрести ее в охапку, поцеловать и признаться, что каждое слово было ложью и беспомощным блефом. Это максимально далеко от того, что он думает и чувствует на самом деле. Просто он трус, не такой как отец. Но отец умер — его храбрость, граничившая с идиотизмом, не довела его до добра.

Мысли об отце злят Джозефа еще больше. Чтобы отвлечься, он подбирает с пола свою рубашку, накидывает на плечи и отворачивается. Пальцы не слушаются, и пуговицы никак не желают продеваться в мелкие петельки.

— Ты ведь так не думаешь? — обличает его Иви-Рейчел.

— Думаю, — упрямо возражает Джозеф, — говорят, что всякие психопатки хороши в постели, вот я и хотел проверить после всех твоих безумных выходок. Но ты наводишь тоску.

Он и сам понимает, что перегнул палку. И как только Грин держится и слушает все это, не переходя к рукоприкладству? Джозефу и самому хочется себе вмазать. Он заслужил. Вероятно, он не всегда знает, что говорить женщинам, но у него есть четкое представление о вещах, которые говорить нельзя. И он только что это озвучил. Но раз уж он не способен сказать правду, то разумнее содрать пластырь. Поставить точку.

Он намеревается смыться, но Иви преграждает ему дорогу. Ее прохладная ладонь ложится Джозефу на щеку, и ему огромных трудов стоит сдержать порыв потереться лицом о ее руку.

— Джозеф, — едва различимо шепчет она. Он впервые слышит от нее свое имя. Оно звучит откровением, так доверительно и нежно, что у Джозефа по спине пробегают мурашки. Это, пожалуй, лучшее, что происходило с ним в последнее время. И худшее. Ибо ломать комедию все труднее. Желание во всем признаться и умолять о прощении становится непреодолимым.

— Прекрати, — просит Иви-Рейчел, — я знаю, что ты… не такой.

— Ничего ты не знаешь! — беспомощно выпаливает он.

Она почему-то смеется. И встает на цыпочки, чтобы снова его поцеловать. Ее дыхание настолько горячее, но обнаженное тело еще горячее. Джозеф сдается. Все его барьеры падают. Он обнимает ее, крепко прижимая к себе, приглаживает ее растрепавшиеся волосы. Такие мягкие, что их можно перебирать до конца ночи, до скончания веков.

Он пропал. Все пропало. И спасения, казалось бы, ждать неоткуда, но у Джозефа внезапно звонит телефон. Он упрямо игнорирует вибрацию в кармане, продолжая целовать эту сумасшедшую девушку, пока не осознает, что в такой ранний час ему не станут звонить без веской причины. Вдруг что-то случилось с матерью? Или…

Он нехотя отрывается от Грин и выуживает телефон.

— Какого хрена у вас там происходит!? — без лишних предисловий орет хозяин квартиры. Он звучит слишком бодро. Реальность обрушивается на Джозефа со всей тяжестью. Волшебство момента исчезает. Снова начинает болеть голова.

— Эм… — растерянно тянет он, — не понимаю…

— Я сейчас вызову полицию, если вы это не прекратите! Соседи жалуются!

— Нет-нет-нет, — умоляет Джозеф, — подождите. Я не дома, я сейчас приеду и…

— Вы не дома! — уличает старый черт, — так это ваша кошка!? Она там бесится!? Что я говорил насчет домашних…

— Я сейчас приеду, — повторяет Джозеф и сбрасывает вызов. Он виновато смотрит на Иви, растерянно округлившую глаза. Она, без сомнения, слышала весь разговор. Немудрено — арендодатель так кричал, что его можно было услышать и на другом континенте.

— Кошка? — спрашивает Грин, — что не так с твоей кошкой?

— Нет у меня никакой кошки, — признается Джозеф.

Он тяжело вздыхает и убирает с лица пряди волос. И сейчас ему не нужно придумывать повод, чтобы разозлиться на эту ненормальную, ведь именно она и виновата в происходящем. Он почти забыл про кашу, что она заварила, но проблема никуда не делась. Проблема, каким-то образом умудрившаяся выбраться из переноски и натворить новых дел.

— Это енот, — сердито говорит он, — твой сраный енот.

— Что? — изумляется Грин, — но… как он оказался у тебя дома?!

— Они сказали, что усыпят его, и я забрал его к себе, — отмахивается Джозеф. Он идет через дом, выискивая выход из лабиринта темного коридора, по пути потирая слезящиеся от недосыпа глаза. Иви что-то бормочет себе под нос и бежит за ним. Она настигает Джозефа уже у входной двери. К счастью, она успела накинуть клетчатую рубашку и больше не щеголяет своим прекрасным обнаженным телом. Джозефу явно не до созерцания ее возмутительных красот. Ему нужно мчаться домой, чтобы разруливать катастрофу, случившуюся по ее вине.

— Подожди, — просит Иви, — я сейчас оденусь и поеду с тобой.

— Нет! — рычит он, совершенно искренне, без тени притворства, — хватит. Просто не лезь в это. Не усугубляй. И держись от меня подальше — от тебя одни неприятности.

— Но… — она так и остается стоять у двери, провожая его погасшим, несчастным взглядом.

Сейчас Джозеф уверен, что как только он поймает енота, то обязательно привезет его сюда.

Эстер всегда была жаворонком. К моменту, когда Джозеф появляется на пороге ее дома, она уже давно бодрствует и, судя по измазанным в грязи резиновым перчаткам, начала день с работы в саду. Впрочем, весь умиротворяющий эффект от занятий садоводством быстро сходит на нет, стоит ей взглянуть на мужчину. Она даже не замечает переноску в его руках, а сразу бросается к Джозефу и, стянув одну перчатку, притрагивается к пластырю у него на щеке.

— Боже мой! — выдыхает она, — милый, что с тобой приключилось?

Джозеф быстро взвешивает все за и против. Он останавливается на том, что предыстория получится слишком длинной, а он не располагает большим количеством времени, чтобы отвечать на взволнованные расспросы матери. У него осталось полчаса, чтобы добраться до работы и, по возможности, не вмазаться в столб, заснув по пути. Перспектива повторить печальную судьбу отца вовсе не кажется ему соблазнительной.

— Я потом тебе все объясню, — отмахивается он, — просто… ты можешь пока присмотреть за этим?

— Это… — Эстер нагибается, чтобы заглянуть в переноску. К счастью, енот, утомленный длинной бессонной ночью и учиненным им безобразием, наконец-то отрубился. Это, должно быть, очень приятный сон, исполненный морального удовлетворения. Джозеф завидует пушистому ублюдку. Он и сам хотел бы отдохнуть. Недосып подтачивает изрядно прохудившуюся, не без участия енота, плотину его самообладания.

— Я заеду за ним после работы, — говорит Джозеф. У него просто не осталось сил хоть на какие-то объяснения, — но будь осторожна, смотри, как бы он оттуда не выбрался. У него острые когти.

Именно эти когти и оставили Джозефу свежие шрамы — на руках, ключице и на лице, пока он пытался изловить демона, крушащего арендованную квартиру. Старый хрен, во время этого топтавшийся за дверью, кстати, ясно дал понять, что после такого представления Джозефу следует срочно заняться поиском другого жилья. Пусть там и заводит хоть кошку, хоть тигра, хоть слона, но подальше от его благопристойного дома, жители которого не терпят шума, учиненного чужими животными среди ночи. У Джозефа другой план. Сдалось ему жилье в этом сраном городе. Он намерен собрать свои немногочисленные пожитки и убраться отсюда подальше. И об этом ему тоже предстоит поговорить с матерью. Потом.

Или сейчас.

— Стоять! — в голосе Эстер прорезается сталь. Она только кажется маленькой, милой и интеллигентной пожилой женщиной. В гневе она страшнее енота. — Джозеф, что происходит?

— Ничего не происходит, мам, — раздраженно цедит он, — просто мне все это надоело. Я уеду. Вечером. Но мне нужно кое-что уладить.

— Уедешь? — вопит мать, — как это так? А что с лесопилкой? А как же я? Куда ты собрался?

— Я найду того, кто займется твоей долбаной лесопилкой, — заявляет он, — но я больше тут не останусь. С меня хватит. И мне правда пора.

— Ой-вей! — Эстер разводит руками. Она знает, что спорить с сыном бессмысленно, но это не значит, что она не попробует его отговорить. Она хитрая женщина, хитрая и коварная. К вечеру Джозефа будет ждать целый список аргументов против его решения. Он не сомневается.

Мать недовольно качает головой и снова обращает свое внимание на переноску. Ее смирение — сплошное притворство. Но пусть так. Джозеф обязательно разберется с ней после. У него еще хватает неоконченных дел… не на этом свете, но в этом городе.

— Какой… милый зверек, — задумчиво говорит мать, глядя на енота. По ее лицу очевидно, что она не испытывает к нему и тени симпатии. — Это твой питомец? Как его зовут?

Джозеф останавливает себя в последний момент — имя Иви Грин так и норовит сорваться с языка. Но Эстер в курсе, кто такая Иви Грин, так что тогда ему точно не избежать лишних вопросов. Мать отзывалась о ней исключительно как о чудесной, доброй и ответственной девушке. Едва ли она знает другую сторону этой бестии, надоумившую Джозефа назвать в честь нее меховое исчадие ада.

— Филип Дик, — заявляет он.