Просто совершенство

Глава 23

Вальсируя с Джозефом, Клодия ничуть не сомневалась, что все вокруг наблюдают за ними с любопытством, как за будущей парой. Но пока она ходила за шалью, ей вдруг пришло в голову, что если на них и смотрели, то лишь с недоверием и удивлением, вызванным ее самонадеянностью. А может, даже с жалостью.

Но с каких это пор она стала считать себя недостойной мужчины, кем бы он ни был?

Она ничем не хуже других присутствующих дам.

К бальному залу, у дверей которого ее ждал Джозеф, Клодия вернулась целеустремленной походкой, с хищным блеском в глазах.

И кстати, с каких это пор мысленно она называет его просто Джозефом?

– Пожалуй, нам следовало бы пройтись, – сказала она.

Он усмехнулся. Его усмешки определенно отличались от улыбок, и эта была именно усмешкой. От нее Клодия мгновенно вскипела. Она стала посмешищем для чуть ли не всей английской аристократии, а он и рад!

Джозеф взял ее за локоть и повел из дома.

– У меня появилась теория, – сообщил он. – Девочки беспрекословно подчиняются тебе не из страха, а потому, что любят тебя.

– Подавляющее большинство моих учениц, – сухо откликнулась она, – с большим интересом выслушали бы вашу теорию, лорд Аттингсборо. И возможно, к Рождеству успели бы отсмеяться.

Они вышли на террасу. Здесь было безлюдно, но не тихо: из бального зала отчетливо слышалась музыка. Не менее веселые звуки доносились со стороны конюшен и каретника, где конюхи, кучера и другие свободные в этот час слуги устроили собственную пирушку в ожидании, когда господа начнут разъезжаться по домам.

– Стало быть, для вас я вновь лорд Аттингсборо, мисс Мартин? – спросил Джозеф, сворачивая на дорожку, ведущую к конюшням. – Несколько нелепое обращение после вчерашних событий, вы не находите?

Легкомысленный поступок, о котором он упомянул, казался простительным лишь потому, что обещал быть единственным в своем роде – Клодия твердо знала, что мисс Хант ни за что не разорвет помолвку. Вчерашнее событие относилось к тем, какие бывают раз в жизни, и Клодия собиралась помнить его до конца своих дней как тайную трагедию, не позволяя себе ожесточиться.

Решение мисс Хант, разорвавшей помолвку вторично и на этот раз навсегда, должно было бы упростить жизнь Клодии, пробудить в ней надежду, осчастливить, особенно потому, что Джозеф сразу пригласил ее сначала на вальс, а потом на прогулку.

Но оказалось, что жизнь стала сложнее, чем прежде.

– Если бы можно было вернуться в прошлое, – заговорил Джозеф, словно прочитав ее мысли и помогая развивать их, – и отказаться, когда я предложил сопровождать вас с подопечными в Лондон, вы сделали бы это?

Отказалась бы она или нет? Если бы она отвечала не задумываясь, то решительно произнесла бы «да». Откажи она маркизу, и ее жизнь осталась бы прежней – спокойной, упорядоченной, привычной. А может, и нет. Скорее всего на концерте у Сюзанны и Питера она все равно встретилась бы с Чарли, но восприняла бы эту встречу по-другому. Если бы в ее жизни не было Джозефа, она снова влюбилась бы в Чарли. И теперь решала, стоит ли принять его предложение. Вполне возможно…

Нет, немыслимо. Этого просто не могло быть. Хотя…

– Бессмысленно мечтать изменить в прошлом всего одну деталь, – принялась рассуждать она. – Так не бывает. А если бы и могло быть, то не стоит совершать такую глупость. Моя жизнь приняла бы совсем иной оборот, если бы я отказалась, хотя это случилось всего несколько недель назад. И я не знаю, что могло со мной произойти.

Усмехнувшись, он молча отошел к каретам, вокруг которых собрались пирующие слуги, и вскоре вернулся с зажженным фонарем.

– А вы хотели бы, чтобы все сложилось по-другому? – спросила Клодия.

– Нет. – Он предложил ей свободную руку, и она оперлась на нее.

От него, рослого и надежного, веяло теплом и ароматом одеколона, он был хорош собой, обаятелен, богат и знатен, и когда-нибудь ему достанется герцогский титул. Мало того, он воплощение мужественности. Если бы Клодия возмечтала о любви и романтике, забыв про свой возраст, – а она, само собой, изредка мечтала о них, – в грезах ей явился бы совсем другой мужчина.

– О чем вы думаете? – спросил Джозеф.

Только теперь Клодия заметила, что они шагают по главной аллее парка, приближаясь к мостику в итальянском стиле. Ночь выдалась довольно темная, облака заволокли луну и звезды, по сравнению со вчерашним днем ветер похолодал.

– О мужчине моей мечты, – ответила она.

Джозеф повернулся к ней, поднял фонарь повыше и при свете вгляделся в ее лицо, а она засмотрелась на него. Темные глаза Джозефа казались непроницаемыми.

– И что же? – Он ждал продолжения.

– О самом обычном, ничем не примечательном джентльмене без титула и состояния, зато с блестящим умом. О прекрасном собеседнике.

– Да он, похоже, педант.

– Верно, – согласилась Клодия. – Педантичность часто недооценивают.

– Значит, я не мужчина вашей мечты?

– Нет, – покачала головой она, – отнюдь.

Они вышли на мост и остановились у каменного парапета, глядя, как река несет темные воды к озеру. Джозеф поставил фонарь.

– С другой стороны, – нарушила молчание Клодия, – и я не могу быть женщиной вашей мечты.

– Вот как?

Фонарь освещал его со спины, лицо терялось в тени. По тону Клодия так и не смогла понять, усмехается он или грустит.

– Я некрасива, – пояснила она.

– Миловидной вас не назовешь, – согласился он. – Но то, что вы красивы – несомненно.

Ох и лесть – грубее некуда. Значит, он решил был галантным во что бы то ни стало?

– Я немолода.

– Смотря для кого, – возразил он. – С точки зрения ваших учениц, вы, безусловно, ископаемое существо. А для восьмидесятилетнего старика – молоденькая девчушка. Но мы с вами почти ровесники, и поскольку я не считаю себя старым – совсем напротив! – я твердо убежден, что и вы молоды.

– Мне недостает элегантности, жизнерадостности и… – У нее иссякли доводы.

– На самом деле, – подхватил он, – вы – женщина, в ранней юности утратившая веру в свою красоту, обаяние и притягательность. И направившая всю свою энергию на то, чтобы преуспеть в работе. Вы обладательница твердого характера, силы воли, интеллекта и знаний. Женщина, излучающая сочувствие и любовь к ближнему. Женщина, запасы любви которой так велики, что тихий и нудный ученый муж их просто не выдержит – разумеется, если в нем не дремлет вулкан. Но допустим, что таковым он не располагает, следовательно, не может предложить вам ничего, кроме унылых бесед и бедной событиями жизни. И никакой страсти! Нет, Клодия, это не мужчина вашей мечты. Это сущий кошмар.

Она невольно улыбнулась.

– Вот так-то лучше, – кивнул Джозеф, и только теперь она сообразила, что ему отчетливо видно ее лицо. – Меня неудержимо влечет к учительнице мисс Мартин, а она, возможно, предпочла бы более холодного партнера. Но страстная женщина Клодия Мартин ни за что бы так не сделала. У меня даже есть тому доказательства.

– Лорд Аттингсборо… – пробормотала она.

– Клодия, – перебил он, – мы на прогулке, которая может стать и длинной, и краткой. Если хотите, мы немедленно вернемся в дом и бальный зал. В самом лучшем случае наше отсутствие заметит меньше половины гостей. Мы еще можем повеселиться на балу – разумеется, врозь, чтобы не давать пищу для сплетен другой половине присутствующих. А завтра я приеду за Лиззи, вы сможете вернуться в Бат, и впредь мы оба будем довольствоваться лишь воспоминаниями. Или продолжить прогулку.

Клодия не сводила с него глаз.

– Вот один из решающих моментов, – добавил он, – от которых зависит, как сложится дальнейшая жизнь.

– Едва ли, – возразила она. – Он ничем не важнее любого другого момента. Каждая минута жизни решающая, каждая неумолимо задает направление последующим событиям.

– Считайте, как вам угодно, но в эту минуту мы должны принять решение вместе. Каким оно будет? Отчаянной попыткой вернуть то, что было, пока я не явился в школу мисс Мартин с письмом от Сюзанны в кармане? Или шагом в неизвестность и темноту – не только в переносном, но и в прямом смысле – и шансом на нечто новое и, возможно, чудесное? Совершенное в своем роде?

– В жизни нет совершенства, – возразила она.

– Позволю себе не согласиться. Совершенство не может быть вечным. Но бывают совершенные моменты и готовность выбирать то, благодаря чему таких моментов в жизни становится больше. Например, вчерашний вечер. Не спорьте, Клодия, – он идеален. Я запрещаю вам отрицать это. Он был просто совершенством.

Она вздохнула:

– Как много сложностей…

– Не больше, чем обычно, – напомнил он. – Такова жизнь. За годы вы не могли этого не заметить. Вот, к примеру, одна из мелких сложностей: та лесная хижина, которая вчера была открыта, сегодня может оказаться запертой.

Клодия онемела. Она прекрасно поняла, куда и зачем приглашает ее собеседник. Есть ли смысл отрицать это и отказываться?

– Может быть, ключ прячут на притолоке, под крыльцом или еще где-нибудь, где его легко найти, – предположила она.

Его лица она по-прежнему не видела, но на миг уловила блеск зубов.

– Чем гадать, проще сходить и узнать, – добавила она, решительно кутаясь в шаль.

– Вы уверены? – негромко переспросил он.

– Да.

На этот раз вместо того, чтобы согнуть локоть и предложить ей, Джозеф взял ее за руку, их пальцы сплелись. Приподняв фонарь, он освещал путь. На другом берегу, где деревья росли гуще, фонарь пришелся особенно кстати. Общими усилиями Джозеф и Клодия отыскали неприметную тропу, по которой шли вчера, и она вывела их к лесной хижине.

Дверь оказалась незапертой.

Вчера Клодия не обратила внимания, что в хижине есть камин, возле которого приготовлены поленья. На столе обнаружились стопка книг, огниво и лампа. На кресле-качалке лежало одеяло. К стене была придвинута узкая койка, на которой вчера они нашли Лиззи.

Сегодня единственная комната выглядела уютнее и приветливее. Джозеф поставил фонарь на стол, взял огниво и развел в камине огонь. Клодия медленно покачивалась в кресле, придерживая шаль и наблюдая за Джозефом. Предстоящее наполняло ее предвкушением. Весь день ее груди, бедра и лоно напоминали о вчерашней любви.

Скоро все повторится.

Какой чудесной могла бы стать супружеская жизнь…

Клодия откинула голову на спинку кресла.

Огонь разгорелся, Джозеф встал и обернулся к ней. При свете фонаря его глаза казались ярко-синими, волосы – почти черными, черты лица – скульптурными. Поставив ногу на полоз качалки, он остановил ее движение, положил обе руки на подлокотники, склонился над Клодией и поцеловал ее в приоткрытый рот.

– Клодия, – проговорил он, оторвавшись от ее губ, – я хочу, чтобы ты знала: ты прекрасна. Ты разуверилась в своей привлекательности – потому что обстоятельства однажды вынудили слабого мужчину расстаться с тобой, потому что тебе уже за тридцать, ты не замужем и преподаешь в школе. Ты думаешь, что уже утратила притягательность для противоположного пола. Наверное, ты успела убедить себя, что вчерашние события произошли только потому, что я не рассчитывал получить свободу и продолжить наши отношения. Так вот: ты ошибаешься. Знай, что твоя красота несравненна, но в первую очередь потому, что ты прожила более тридцати лет и многого достигла. Поверь, будь ты значительно моложе, в моих глазах ты не стала бы привлекательнее. И еще я хочу, чтобы ты знала: меня неудержимо влечет к тебе.

Клодия смотрела на него во все глаза.

– Влечет вот так!.. – Он взял ее руку и приложил к выпуклости под своими панталонами.

С ее губ сорвался тихий возглас.

– Неудержимо, – повторил он.

Ее ладонь упала на колени. Джозеф дотянулся до ее головы и одну за другой вынул все шпильки из волос.

Клодия ощутила мимолетный испуг: как она будет приводить прическу в порядок, если у нее нет ни зеркала, ни щетки? Но об этом можно подумать потом.

– Это преступление, – заявил Джозеф, распуская ее волосы густыми волнами по плечам, – безжалостно прятать такие волосы! – Он взял ее за руки и помог встать. – Нет, ты не женщина моей мечты – в этом ты совершенно права. О тебе я не смел и мечтать, Клодия. Ты неповторима. Я благоговею, я преклоняюсь перед тобой.

Она настороженно вгляделась в его глаза, надеясь уловить иронию или по крайней мере юмор, но не заметила ни того ни другого. Внезапно перед глазами все расплылось и затуманилось. Она поспешно сморгнула слезы. Он наклонился и слизнул их, потом притянул ее к себе и крепко поцеловал.

«Я красивая», – твердила она себе, пока они медленно раздевали друг друга, часто делая паузы, чтобы обменяться ласками или слиться в объятиях. «Я красивая». Она провела ладонями по его крепким мышцам и редкой поросли на груди, предварительно сняв с него фрак и жилет, искусно повязанный шейный платок и рубашку. Ответив ей такими же ласками, он подхватил снизу ее груди, обвел большими пальцами соски, наклонил голову и поочередно вобрал их в рот, отчего острое желание пронзило ее насквозь.

Как ни странно, Клодия не чувствовала смущения или стыда. Она помнила, что красива.

И желанна.

Последние сомнения в этом улетучились, когда она сняла с него шелковые панталоны и чулки.

Да, она желанна.

Но красива из них двоих не только она.

Она обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом, нашла губами его губы. Вторжение его языка вызвало у нее томительный вздох. Джозеф прав: бывают минуты, совершенство которых бесспорно, несмотря на то что они оба изнывают от вожделения, похожего на пытку.

– Пожалуй, кровать нам пригодится, – заметил Джозеф, отстраняясь с улыбкой. – На ней будет удобнее, чем вчера вечером на земле.

– Но меньше места, – возразила она.

– Если бы мы собирались спать на ней – да, – согласился он с такой улыбкой, что у Клодии от волнения сами собой поджались пальцы ног. – Но спать мы не будем, верно? А для остальных целей кровать достаточно широка.

Он откинул одеяло, она улеглась на простыни и протянула к нему руки.

– Иди ко мне, – позвала она.

Он лег сверху, между ее раздвинутых ног. Оба были готовы к продолжению, он целовал ее и бормотал на ухо нежные слова, она отвечала на поцелуи и перебирала его густые волосы. Потом он приподнял ее, подложил снизу ладони, она приподнялась и впустила его в себя.

Его размеры ошеломили ее. С медленным вздохом она сменила позу, облегчая ему проникновения, и сжала внутренние мышцы. Ей подумалось, что более приятные ощущения просто невозможны.

Но совсем скоро выяснилось, что она ошиблась. Он отстранился и снова проник в самую глубину, и повторял то же самое, пока она не уловила ритм и не начала подстраиваться к нему, наслаждаясь остротой ощущений этого совокупления. Невозможно было придумать ничего чудеснее первых минут сдержанного удовольствия и последующего настойчивого стремления к вершине страсти.

Они взошли на нее одновременно, в один и тот же миг. Она открылась излияниям любви, блаженствовала и дарила блаженство в равной мере – и обнаружила, что это и есть лучшее, ни с чем не сравнимое ощущение, выходящее за рамки разумных объяснений, непередаваемое словами.

Она прекрасна. Она желанна. И в конечном итоге…

Она просто женщина.

Просто совершенство.

Нет, думала Клодия, постепенно начиная приходить в себя, она ни за что не повернула бы время вспять и не изменила бы ни единой подробности в своей жизни, даже будь у нее такая возможность. А сложности, последствия, неудобства подождут – сначала надо вновь обрести способность рассуждать здраво. Но все это будет потом. Пока что она просто живет.

Джозеф сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

– О, Клодия… – пробормотал он. – Любимая моя…

Она сразу поняла, что сохранит эти два слова в памяти до конца жизни. И не согласится обменять их даже на самый драгоценный камень.

«Любимая моя».

Он сказал это ей, Клодии Мартин. Это она его любимая. Всего несколько недель назад такое ей не могло даже присниться во сне. Но все изменилось: она красива, она желанна, она… Клодия улыбнулась.

Он поднял голову и взглянул на нее из-под отяжелевших век, отводя ладонью волосы с ее лба.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

Открыв глаза, она объяснила:

– Я женщина.

– Как бы трудно ни было поверить в это, но я заметил. – Его глаза смеялись.

Она тоже усмехнулась. Он поцеловал ее в закрывшиеся глаза, следующий поцелуй достался губам.

– Странно только, что ты до сих пор этого не знала.

У Клодии вырвался смех.

– Ты не представляешь себе, как тесно связана женственность с ранним замужеством, рождением детей и добросовестным ведением домашнего хозяйства, – объяснила она.

– Все это ты могла бы заполучить, если бы пожелала, – возразил он. – Ни за что не поверю, что в дни юности Маклит был твоим единственным поклонником.

– Да, у меня были и другие шансы.

– Почему же ты не воспользовалась ими? Неужели из любви к нему?

– Отчасти, – кивнула Клодия, – а еще из нежелания жертвовать ради удобства своей… целостностью. Мне хотелось быть не только женщиной, но и личностью. Понимаю, это звучит странно. Я знаю, как трудно объяснить это кому бы то ни было. Но я мечтала стать именно личностью. И думала, что женщинам это недоступно. Пришлось пожертвовать женственностью.

– Ты жалеешь об этом? – спросил Джозеф. – А по-моему, ты ничего не потеряла.

Она покачала головой:

– Если бы я могла вернуться в прошлое и начать все заново, я поступила бы точно так же. И все-таки это была жертва.

– И моя удача, – добавил он, покрыл легкими поцелуями ее подбородок и щеки, а затем снова поднял голову.

Брови Клодии вопросительно дрогнули.

– В противном случае, – объяснил он, – я не смог бы нанести тебе визит в Бате. А если бы мы познакомились в другом месте, ты вряд ли была бы свободна. И я мог не узнать тебя.

– Не узнать?..

– Не распознать в тебе ту, которая мне дороже жизни.

Ее глаза снова наполнились слезами, она закусила губу. И услышала отголосок слов, которые Джозеф произнес в карете по дороге в Лондон, когда Флора и Эдна расспрашивали его о мечтах.

«Я мечтаю о любви, семье – жене и детях, чтобы дорожить ими больше жизни».

В то время она сочла его неискренним.

– Не говори так, – попросила она.

– Тогда что же между нами только что было? – спросил он и лег на бок спиной к стене. Клодию он повернул лицом к себе, бережно обнимая, чтобы она не свалилась с узкой койки. – Близость?

На миг она задумалась и поправила:

– Приятная близость.

– Допустим, – согласился он. – Но я привел тебя сюда не ради близости, Клодия. Точнее, не только ради нее.

Она промолчала, и он ответил на невысказанный вопрос:

– Я привел тебя сюда, потому что люблю тебя и верю, что ты любишь меня. Потому что я свободен и ты тоже. Потому что…

Она приложила пальцы к его губам. Он поцеловал их и улыбнулся.

– Я не свободна, – напомнила Клодия. – На мне школа. От меня зависит дальнейшая жизнь учениц и учителей.

– А ты зависишь от них?

Клодия нахмурилась.

– Это не праздный вопрос. Ты зависишь от них? Связано ли твое счастье и самоощущение с тем, что происходит в школе? Если да, значит, ты по-настоящему любишь ее. И ты вправе стремиться к своему счастью, как я стремлюсь к моему. К счастью, Уиллоугрином можно управлять издалека, как делалось уже много лет. Мы с Лиззи поселимся в Бате, будем жить с тобой.

– Не глупи!

– Если понадобится – буду, – пообещал он, – только чтобы у нас все наладилось, Клодия. Двенадцать лет я довольствовался подобием близких отношений, хотя и был привязан к бедной Соне – ведь она подарила мне Лиззи. В этом году я очутился на волосок от брака, из-за которого чуть не стал несчастным до конца своих дней. А теперь я снова свободен, я избавился от обузы за единственный вечер. И наконец-то сам могу выбирать свое счастье. И любовь.

– Джозеф, ты дворянин, – напомнила Клодия. – Когда-нибудь ты станешь герцогом. А мой отец был сельским сквайром, я сама восемнадцать лет проработала гувернанткой и учительницей. Ты не можешь просто все бросить и поселиться со мной при школе.

– А я и не собираюсь ничего бросать. И даже если бы хотел, не могу. Ни одному из нас не придется жертвовать своей жизнью ради другого. Мы оба можем жить как прежде, Клодия, – и любить.

– Твоего отца хватит удар.

– Маловероятно. Однако посвятить его в наши планы нужно осторожно – и твердо. Да, я его сын, но не раб, у меня есть свои права.

– А твоя мать…

– …полюбит всех, с кем я буду счастлив, – заверил он.

– Но графиня Саттон…

– Уилма может говорить и поступать, как ей заблагорассудится. Клодия, моя сестра не имеет влияния на мою жизнь. А тем более на нашу. К тому же ты сильнее ее.

– Но высший свет…

– …может осуждать меня сколько угодно, но подобных прецедентов уже предостаточно. Бьюкасл женился на деревенской учительнице, но общество относится к нему как прежде. Почему же мне нельзя взять в жены владелицу и директрису респектабельной школы для девочек?

– Может, ты хотя бы раз дашь мне договорить? – осведомилась Клодия.

– Я весь внимание.

– Я просто не создана вести жизнь маркизы или герцогини, – объяснила она. – Я не в состоянии изо дня в день общаться со сливками общества. Я не могу быть твоей женой: тебе нужны наследники. А мне уже тридцать пять.

– Как и мне, – кивнул он. – И одного наследника будет предостаточно. Или ни одного. Лучше я женюсь на тебе и останусь отцом одной Лиззи, чем найду кого-нибудь еще – только чтобы наплодить двенадцать сыновей.

– На словах все это замечательно. Но непрактично.

– Господи, ну разумеется! – согласился он. – В доме, где живут двенадцать мальчишек, у меня не будет ни минуты покоя.

– Джозеф!

– Клодия… – Он провел пальцем по ее носу и улыбнулся.

Полено в камине треснуло и осело. Огонь мало-помалу угасал. Клодия заметила, что в маленькой хижине стало тепло, как внутри свежеиспеченной булочки.

– Да, сложностей не избежать, – вновь заговорил Джозеф. – Мы принадлежим к разным мирам, которые порой нелегко совместить. Но я ни за что не поверю, что мы не сможем их примирить. Возможно, только наивные идеалисты верят в то, что любовь все побеждает, но я готов придерживаться этого убеждения. Иначе во что же верить? Если любовь не всесильна, тогда что же? Ненависть? Месть? Отчаяние?

– Ох, Джозеф… – Она вздохнула. – А как же Лиззи?

– Она любит тебя. И если ты будешь моей женой и поселишься вместе с нами, Лиззи наконец перестанет бояться, что ты заберешь у нее собаку.

– И все-таки это невозможно.

– В твоем голосе нет ни тени прежней убежденности, – сообщил Джозеф. – Значит, я побеждаю. Признай это.

– Джозеф… – Ее глаза вновь наполнились слезами. – Мы же не играем. Это просто невозможно, и все.

– Давай подумаем об этом завтра. Я приеду в Линдси-Холл проведать Лиззи, и мы все обсудим. Но перед отъездом сегодня же поговори с моими кузенами – Невиллом, Лорен, Гвен. Только с Уилмой не надо, хотя и она могла бы подтвердить слова остальных. Все они расскажут тебе, что даже в детстве я наотрез отказывался играть честно, зато всегда добивался своего. И кстати, был довольно противным мальчишкой. Но даже теперь, когда я к чему-то стремлюсь, я перестаю играть по правилам.

Объясняя все это, он придвигался ближе и наконец уткнулся лицом в ее шею и провел ладонью по ее бедру, ягодице и спине. По телу Клодии пробежала сладостная дрожь.

– Лучше бы нам одеться и вернуться в дом, – сказала она. – Если все уже собрались в Линдси-Холл и теперь не могут найти меня, будет очень стыдно.

– М-м-м… – отозвался он, касаясь губами ее уха. – Сейчас, еще минутку. А лучше – несколько минут.

И он одним движением перевернулся на спину, уложив Клодию сверху.

– Люби меня, – попросил он. – И не думай ни о чем. Люби меня, Клодия, любовь моя…

Она уперлась коленями в койку по обе стороны от его бедер и приподнялась на руках, глядя на него сверху вниз. Ее волосы рассыпались, накрывая их обоих темным пологом.

– А ведь когда-то я считала себя сильной и волевой женщиной, – со вздохом заметила она.

– Стало быть, я на тебя дурно влияю?

– Несомненно, – подтвердила она.

– Вот и хорошо! – Он усмехнулся. – А теперь люби меня.

И она подчинилась.