Просветление экзистенции

Объективность и субъективность охватывают, каждая, целый мир направлений и форм. Объективность так же многозначна, как и субъективность. Схематическая полярность обеих остается поэтому неопределенной.

1. Объективность.

- Объективно, во-первых, предметное, противостоящее некоему Я как субъективному. Предметное есть внешнее, в его отличии от внутреннего в субъекте. Внешнее есть иное и чуждое, но также определенное и ясное. Внутреннее есть неопределенное и смутное, которое в собственном смысле не осознается, если не проясняет себя в предметном.

Субъект не только осознает себя благодаря объективному, он испытывает притязание от него: объективное есть, во-вторых, значимое (das Gültige). Оно не пребывает как немыслимое в слепой толчее некоторого существования, но с отделением предметного от субъективного и одного предметного от другого быть объектом и быть мыслимым означает одно и то же. Как мыслимое объективное есть всеобщезначимое, и как правильное в значимом в отношении к известному сущему познании, и как правое в долженствовании, требовательно определяющем деятельность субъекта. Объективны законы природы, в которых постигается каузальная необходимость событий, согласно которой происходит фактически постигнутое в мысли таким образом: объективны и законы долженствования, высказывающие во всеобщем виде, что следует делать, даже если этого и не делают. Однако значимое как налично сущее есть опять-таки иное, существующее не для себя самого, но для субъекта. Субъект как относящее себя к себе, которое есть для себя в самосознании, противопоставляет себя всеобщей значимости.

Значимое как всеобщее нескончаемо и незамкнуто. Видеть в нем как таковом истинное самосознательный субъект отказывается, хотя и наталкивается на неодолимую значимость как на некий гранит. Объективное как истинное есть, в-третьих, целое, в котором правильное становится лишь моментом. Вещь как предмет и как значимость об этом предмете есть мертвая наличность (totes Bestehen), вещь как живое целое есть идея. Субъект, в конечном счете, не противостоит предметам, но живет в некотором мире. Правда, этот мир расколот для него, и в мире ему предстают предметы в их нескончаемом многообразии. Но мир, в отношении к своему существованию, есть некое целое, объективное есть субстанция пронизанной идеей действительности.

Из этих трех ступеней: предметность (внешность), значимость (всеобщность) и идея (целостность) каждая последующая предполагает предшествующую. Однако то, что объективно на каждой ступени, существует для некоторого субъекта как коррелат.

2. Субъективность.

- Субъект есть, во-первых, как сознание вообще, не ставшее индивидуальным, абстрактно мыслимое бытие-Я направленного на внешнее, предметное мышления, которое как всеобъемлющая среда включает в себя все, что только встречается нам.

Субъект есть, во-вторых, как индивидуальное сознание, отдельное существование эмпирической определенности, обладающее собственным своеволием как произволом и непроницаемым витальным порывом к существованию.

Субъект есть, в-третьих, сознание значимого как разумное существо, подчиняющееся убедительному познанию, и как личность, в которой получает действительность идея.

Из этих трех ступеней: состояния сознания вообще (Bewußtseinszuständlichkeit überhaupt) (внутренняя жизнь), отдельное существование (случайность, произвол, своеволие) и сознание значимости (разумное существо, личность) каждая последующая, опять-таки, предполагает предыдущую. Для каждой ступени объективное имеет специфический вид: для сознания вообще, являясь в виде предметности вообще, для отдельного существования - в виде нескончаемого многообразия, для разумного существа - в виде значимости, для личности - в виде идеи.

3. Неразделимость субъективности и объективности.

- В ориентировании в мире следует признавать обусловленность субъектом всякой объективной предметности. Воспринимаемые качества чувственного мира обусловлены психофизическими свойствами организма, предметы познания - сознанием вообще, для которого они существуют. Если я, вместе с Кантом, мыслю субъективность как оформляющее начало, то во всякой форме есть граница ее материала или вещества. Мир не может быть постигнут чистой мыслью, т.е. логически из форм и из форм этих форм, но изначально дуалистичен; объективность есть целое, состоящее из приходящей от субъекта формы и непроницаемого материала. Этот субъект, однако, есть не отдельный субъект, но сознание вообще.

Уже здесь возможно унижение мысли, превращаемой в дурной субъективизм. Если, например, этот субъективизм утверждает, что всякая объективность создана субъектом, что достоверно для него только собственное существование, что весь внешний мир и даже другие люди в их реальном существовании для меня сомнительны, то следует заметить на это: то Я, которое не находит обратного пути к реальному внешнему миру, есть неистинная абстракция; подобного Я не существует, ибо всюду, где только есть некоторое «Я», есть также объекты для него, причем они есть для него не только в выводе умозаключения, но с той же непосредственной достоверностью, с какой мнит существовать и само это «Я». Я, которое знает себя как существующее, и реальные объекты существуют лишь вместе, одно не существует без другого и не более реально, чем другое. Правда, слышание объективностей (Vernehmen von Objektivitäten) сопряжено с субъективными условиями; вещи не таковы сами по себе, каковы они для субъекта. Но оформление их субъектом и их явление для субъекта имеют своим основанием нечто данное, оформляемое (Formbares), приходящее в явление (zur Erscheinung Kommendes) в объекте и в существующем субъекте.

Нечто совершенно иное, чем кантовская трансцендентальная конструкция субъективности как условия объективности, представляет собою анализ субъективности в историко-психологическом рассмотрении человека как творца формаций духа. Те произведения духа, те мифы и метафизические содержания, которые появлялись в истории, исследуют в отношении их происхождения и выводят из сил, условий, ситуаций. Вопрос о допускающем объективную констатацию генезисе явления имеет определенный смысл в рамках ориентирования в мире, насколько при этом удается получить определенные эмпирические результаты. - Без этой творящей субъективности не вступает в жизнь никакая объективность.

Но если утверждать, будто творчески рождающую субъективность можно без остатка разложить на эти взаимосвязи, то это неправда. Даже в случае, когда мы установили факты, предметом изучения всегда остается только один аспект; понимание происхождения не позволяет нам проникнуть всю полноту истины и смысла, заключающегося в изучаемой формации духа, или всю объективность, которая была уловлена в ней ее творцом. Как утверждение ряда событий, с необходимостью ведущего к этому духовному результату, так и утверждение творчества из субъективности, в его всеобщности будет несостоятельно. Скорее, во всяком творчестве есть слышание другого, извещающегося в нем (Vielmehr ist in aller Schöpfung das Vernehmen eines Anderen, das in ihr kund wird). То, что это слышание не совершается с самоочевидностью некоторого во всякое время присущего чувственного восприятия, но требует как своей предпосылки охваченности личности идеей, поднимает его на другой уровень, недоступный ни для какого приятия сознания вообще.

То, что для мироориентирующего исследования есть некое существование, которое как эмпирический индивидуум создает по психологическим и иным причинам известные формации, что является нам затем как творчество охваченной идеей личности, - в истоке своем связано с экзистенцией, являющейся самой себе в этом состоящем из субъективности и объективности целом. Если, далее, экзистенция мыслится как тот субъект, для которого существуют формации метафизики, то и здесь экзистенция также является истоком и условием возникновения подобных формаций в среде сознания вообще. Но экзистенция творила не абсолютно, она не прибавила нечто, извлеченное из ничего, но в том, что предстает нам как творчество, она приступает к чему-то для нее объективному, через которое сама осознает себя (Aber die Existenz hat nicht schlechthin geschaffen, nicht aus dem Nichts etwas hingesetzt, sondern in dem, was als Schöpfung erscheint, ergreift sie ein ihr Objektives, durch das sie ihrer selbst inne wird). Правда, эта метафизическая действительность не есть ни эмпирическая, конечная действительность (она есть таковая лишь в качестве шифра), ни убедительно доказуемая действительность познания, но, хотя она и исторична, есть действительность в переменах и исчезновении, предметная лишь для экзистенции. В ней экзистенция послышит свою трансценденцию (In ihr vernimmt Existenz ihre Transzendenz). Она не только отнюдь не творит этой действительности, но, скорее, напротив: в этой объективности она удостоверяется в абсолюте.

Если, таким образом, субъект как сознание вообще есть условие для того, чтобы вообще имелась некоторая предметная среда, как личность - творец своих формаций, как экзистенция - исток для слышания трансценденции в предметной среде и в формациях, которые, на взгляд извне, называются по причине своей загадочности творениями, но экзистенциально суть сообщения бытия, слышимого собственным бытием, - то субъективность всегда бывает действительна все же вместе со своей объективностью, которой она овладевает силою своего собственного бытия. Как сознание вообще не лишено содержания, и, напротив, анализ этого сознания приводит к интерпретации самой объективности, - как, далее, творящая личность не существует без объективной идеи, делающейся сообщимой другим личностям для нее и через нее, так не существует и экзистенция без трансценденции, к откровению (Offenbarwerden) которой ведет ее просветление ее самой.

Из трех ступеней отношения субъективности к объективности - в сознании вообще, в личности, в экзистенции - последующие ступени предполагают для собственной возможности предшествующие им. Отношение между полюсами на этих ступенях меняется от чуждости инакобытия до созвучия в отождествлении (Die Beziehung der Pole in ihnen geht von der Fremdheit des Andersseins bis zum Einklang des Identischwerdens).

4. Воссоединение (Einswerden) субъективности и объективности.

- Воссоединение удается только в закруглении в некое целое, как объективность - целое идеи, как субъективность - целое личности. Целое не является предметным для себя, но существует в субъекте, который как целость личности уже не есть более только место (Stätte) как сугубый коррелат субъекта. Индивидуальная идея этой субъективной целости несет в себе объективность всеобщих идей, в которой как некотором мире живет множество личностей (eine Vielzahl von Persönlichkeiten), каждая из которых есть звено целого и сама также целость. Личность знает себя как присущую как раз там, где она осуществляет всеобщее субстанциальной идеи, как свое дело в мировом существовании целого.

Подобное единство никогда не бывает постижимо без обмана как владение. Истинно лишь стремление (das Drängen) субъективного к объективному, и наоборот: Потаенная душевность становится действительной для самой себя, только если она объективирует себя во внешнем; воля как произвол обретает решимость только на мериле всеобщезначимого долженствования; познание субъектом существования предметов действительно только в меру правильности его суждений; существование действительно в его мире в той работе, которую он совершает, в том произведении, которое он создает. И наоборот, все лишь объективно наличное признается субъектом лишь в усвоении, переводящем его в субъективную действительность: истина есть для меня, лишь поскольку я постигаю ее, мир для меня есть лишь такой мир, в котором я деятелен или в котором я прохаживаюсь, созерцая, идея есть для меня лишь то, что становится во мне движущей силой.

Однако личность не есть удавшееся в мире в окончательной завершенности воссоединение субъективности и объективности, но та, становящаяся сама объективною форма, сквозь богатство субъективного и объективного мира которой слышно бытие экзистенции, чье движение одушевляет это воссоединение, не давая ему при этом завершиться. Поэтому я как личность живу с этим единственным в своем роде сознанием, что я - орудие идеи, получающей во мне свою действительность, и экзистенции, исток которой ее поддерживает (Persönlichkeit ist jedoch nicht das in der Welt zur endgültigen Vollendung gelungene Einswerden von Subjektivität und Objektivität, sondern die selbst objektiv werdende Gestalt, durch deren Reichtum an subjektiver und objektiver Welt hindurch das Sein der Existenz hörbar ist, deren Bewegung das Einswerden beseelt, ohne es sich abschließen zu lassen. Daher lebe ich als Persönlichkeit mit diesem einzigartigen Bewußtsein, ein Werkzeug der Idee zu sein, die in mir zur Wirklichkeit kommt, und der Existenz, deren Ursprung sie trägt).

Экзистенция существует всегда в целом полярности, а не только на одной ее стороне. Полярность субъективного и объективного достигает своей вершины для ориентирования в мире, на границах этого ориентирования уже и трансцендируя, в объективности идеи мирового существования и в субъективности идеи каждой отдельной личности. Экзистенция вступает в объективность через причастность идеям, имеющим свою действительность в духе. Она вступает в субъективность через явление в индивиде как идея его личности, однако не отождествляясь с последней. Я не есмь моя идея, но я осуществляюсь в ней. Просветление экзистенции в деятельном осуществлении совершается не в лишенной объекта коммуникации чистых единичностей, но и не в объективности мирового существования как рассматриваемом и порождаемом целом, но в причастности тому и другому: абсолютно единичному моего существования в коммуникации с другими единичными, и объективностям в мире, в котором я встречаю других единичных.

5. Экзистенциальная важность объективности.

- Если объективность и субъективность удалось подразделить с нескольких точек зрения, то все же их не удается свести к одному-единственному началу и не удается представить как тотальность в закругленном целом. Оказалось, что они существуют лишь в отношении: объективность существует лишь для субъективности, которая - со своей стороны отнюдь не будучи однозначной - существует, опять-таки, лишь в способе своего отношения к объективности.

Объективность, если она становится экзистенциально значимой, преобразуется:

Объективность как предметное есть экзистенциальная возможность: то, что становится в мире предметом как эмпирическая реальность, как рациональная значимость, как природа и история, как передаваемая в традиции шифропись, есть возможность усвоения. Только на почве экзистенции объективность становится присущей действительностью настоящего, если снимает свою сугубую возможность в тождестве с экзистенциальным самобытием.

Объективность как значимое есть долженствование. Долженствование как относительное долженствование имеет еще характер чего-то сугубо предметного. Как безусловное долженствование объективность становится явлением экзистенции для себя самой в знании о своем действовании. Это долженствование как значимость уже не только возможная, но исключительная и абсолютная, есть сделавшаяся объективной форма ее безусловного.

Объективность как целое есть закругленно завершающееся в субстанциальной идее существование некоторого мира. Мир как привязанное к этому месту историчное существование в экзистенциальном отношении получает характер действительности, которая заключает в себе возможность и безусловность: в риске и ответственности есть возможность как еще-не-решенность и безусловность как вовлеченность человека, приступающего к делу и деятельного в этом мире, как своем.

То, что не более чем объективно, так же точно лишено экзистенции, как и то, что лишь субъективно.

Лишь-объективное есть для субъекта жесткое неизбежное другое; что не соответствует действительности, то гибнет; что не соответствует правильности, считается за уничтоженное в противоречии с ней. Это объективное становится субъективным в признанности; акт признания налично сущего есть первое и самое пустое субъективирование, совершаемое сознанием вообще. Только на этой почве происходит второе и подлинное субъективирование: правильное становится важно для меня, действительное касается меня. Объективность истинного есть теперь существенность правильного, а не только одна его значимость. Эмпирически наличное не составляет всей объективности действительного; скорее, напротив: гибель может переживаться нами с открытыми глазами как истинное бытие, а эмпирическая действительность еще должна доказать себя на деле, чтобы она могла являться нам как бытие в существовании.

Лишь-субъективное есть абсолютно некоммуникабельное, чувствование и переживание как таковое, лишенное содержания и предмета. Это случайная индивидуальность в нескончаемо произвольном, темнота сознания и неясность, никогда не становящееся внятным словом и лишь возможное. Субъективное само есть лишь тогда, когда становится объективным (Das Subjektive ist selbst erst, wenn es objektiv wird).

Ориентирование в мире ищет объективного как такового и субъективного, делая последнее объектом. Теоретическое ориентирование в мире как научная практика есть на основе возможной экзистенции смысл науки, и оно - как безусловный смысл экзистенциально. То, что в мировом существовании имеются подчиненные целям задачи, - становится зримо в практическом ориентировании в мире; но принятие на себя задач для самобытия - экзистенциально. Для ориентирования в мире сопринадлежность личного и всеобщего лишь относительно доступна изучению; как экзистенциально безусловная эта сопринадлежность есть не решение некоторой проблемы, но существует как действительная практика, результат которой как существование во ' времени снова подвергается сомнению. В каждой из этих объективных форм мир может стать экзистенциальным, если экзистенция является себе в этих формах через самоосуществление.

Несмотря на это, никакое ориентирование в мире как таковое не сталкивается с экзистенцией. Между методами мышления объективностей в ориентировании в мире и экзистенциальным мышлением объективности есть скачок. Ориентирование в мире может отвлечься от субъекта того, кто мыслит, и делает это тем решительнее, чем само оно чище как ориентирование. Но просветление экзистенции в объективности существует одновременно в субъективном. Субъективность и объективность обращаются здесь друг в друга (schlagen... ineinander um) так, что не удается получить никакого прочного результата.

Объективности ищут из субъективности (aus der Subjektivität her). Удовлетворение предметным как ясностью существования в его раздвоениях и как исполнением предметными содержаниями спасает от тупости чистого чувства. Удовлетворение значимым как объективно достоверным, совершенно от меня независимым, спасает от хаотической безосновательности, как будто бы мне открывался каркас существования. Удовлетворение субстанциальностью некоторой идеи спасает от погружения в изолированность атомарного существования: существование осознается как целое, звеном и соучастником которого становлюсь я как индивид. Объективная вещь как предмет, как значимость и как идея дает мне сознание, прочность и содержание.

Так же точно субъективности ищут из этой объективности. Удовлетворение действительным присутствием моего сознания освобождает от недействительности лишь представляемого бытия. Удовлетворение от акта признания правильности и долженствования спасает из пустоты сугубо наличного в свободу активности, удовлетворение содержанием осуществляемой также и мною идеи спасает от рассеянности рассматриваемых объективных целостей как образов для субстанциального существования в некотором мире.

Опасность, грозящая экзистенции в существовании, - это или изоляция в чистой субъективности или же законченность сугубой вещи.

1. Предательство экзистенции ради субъективности (изолирующееся своеволие).

- Субъект как единичное существование, недовольный объективностями мировой действительности, встречающимися ему людьми и теми целями, в исполнении которых он должен участвовать там, где желает вступить в мир, испытывает стремление отойти прочь. Он делает попытку замкнуться в себе как субъективность. Но неограниченное бытие для себя невозможно. В изолированности субъект сделался бы неуверенным в себе. Все сместилось бы для него. Он не мог бы быть с вещами дельным, не мог бы быть с самим собою правдивым. Своеволие фактического существования вынуждено было бы фактически обратиться против себя самого и, в вихре сплошных ничтожеств, остаться без содержания и без свободы. Страх как сознание лишенности экзистенции, был бы последним отрицательным остатком экзистенции перед переходом субъекта в безнапряженность сугубо витального существования.

Своеволие существования может уясняться сознанию как злая воля в ее отрицательности. Тогда вещи снова начинают видеть правильно, в отношении их к цели - пусть даже пустой - отстоять свое-существование. Эта отрицательность всякого воления в его эгоцентричности, избегающей идеи и своей собственной возможной экзистенции, способна, однако, будучи осознана, стать дельной и успешной лишь внешним образом; близости к вещам и лицам установить невозможно; сознательное своеволие падает, в принципе, от неустранимого в решающем пункте бессилия, вследствие слепоты, присущей ему от истока замыкающегося в самом себе своего-существования. Подобная возможность выяснена в шекспировском Ричарде ill, внятность сознания которого: «я - это только я»⁶⁴ - никто превзойти не может.

От этого, отрывающегося от объективности, своеволия сущей субъективности по самой сущности своей отличается своеволие возможной экзистенции, которое в упрямом достоинстве (trotzige Würde) отворачивается от объективного, как от чего-то всегда несовершенного. Поскольку оно видит недостаток во всякой реальной объективности, оно рискует бороться за осуществление того, что для него есть единственно истинное, держится в своей безусловности, ни в чем не уступая, за абсолютные мерила оценки, которых, однако, не может осуществить даже для себя самого, сколько бы ни казалось ему, что собственное существо его вырастает до сверхчеловеческой высоты. Здесь отрыв от объективности происходит силою экзистенциальной страсти субъективной идеи, и возникает опасность, что возможное содержание экзистенции будет предано ради исчезающей в точечном бытии недвижности субъективности. Это - героическое величие индивида, уничтожающего себя в некоторой абсолютности, которая лишена объективности. Оно достигает ясности сознания в словах Кориолана:

«Но до конца таким останусь, словно

Сам человек лишь был творцом себя...»⁶⁵.

2. Предательство экзистенции ради объективности (изолирующаяся вещь).

- Экзистенция видит себя в существовании, как субъективность, противостоящей независимым объективностям (налично существующей природе, убедительно значимой истине, преднайденным ею институтам в государстве и церкви). Она существует в открытости этим объективностям и в соотнесенности с трансценденцией. Но специфическое удовлетворение, испытываемое экзистенцией в ее преданности объективностям, находит свою границу в самой экзистенции. Ибо истоком, из которого мы приступаем к объективности и тем самым поддерживаем ее в движении и превращениях, остается экзистенция. В то время как уклонение к насильственной объективности подчиняется в слепом повиновении, экзистенцию охватывает ужас там, где люди, почти механически притягиваясь повиновением как таковым, отрекаются от самих себя. Затвердевание объективности - это уничтожение экзистенции (Das Festwerden der Objektivität ist die Vernichtung der Existenz).

Предательство экзистенции ради объективностей происходит в формах, посредством которых оно полагает для себя всеобщее абсолютным. То, что объективно в смысле всеобщезначим ости, существует как таковое для универсального сознания вообще. Но уже идея имеет принципом своего существования многообразие ее личного исполнения; она зовет экзистенцию, которая несет ее на себе. Но если историчная объективность, опустошенная от идеи, унижается до «всеобщего интереса (Interesse der Allgemeinheit)», то и требование равенства людей унижается с нею вместе до некоторой бесспорной самоочевидности. Тогда получает силу положение: великий человек - это несчастье общества (ein großer Mann ist ein öffentliches Unglück)⁶⁶.

Предательство самобытия ради объективностей извращает сами объективности. В науке, например, всеобщезначимое обременяют мнимым стремлением служить средой для требований масс в их всеобщности. В таком случае наука показывает нам то значимое, во что верит масса, хотя она и не могла бы постичь его в частности силами собственного разумения. Наука превращается в пристройку к интересам. Всюду, где заходит речь об этих интересах, выяснялась двусмысленность науки в ее применении на пользу общему интересу: наука познает и знает то, что нам желательно и так, как нам желательно Она должна будто бы отдать форму своих убедительных всеобщезначимых истин, чтобы служить каждому; кажется, будто наука доказывает все что угодно, если только не пожелает, с аристократической самодисциплиной, твердо держаться того или иного своего метода в смысле знания. Поэтому наука в качестве массового феномена не может остаться тем, чем подлинно является там, где экзистенциальная правдивость полагает ей границы. Если экзистенция предала себя ради абсолютности мнимо объективно значимого, то даже то, что действительно значимо в науке, уже не может быть вполне чисто постигнуто. Тогда беспорядочно смешивается то, разделение чего составляет условие ясного знания: поистине убедительное для сознания вообще, - убеждения, обоснованные идеями, - вера, - и все это смешивается с общественными зависимостями мнения (des Meinens).

В отдельном лице задача психологии - понять, каким образом фиксация объективной всеобщезначимости становится предательством экзистенции. Подчеркивание объективности коррелирует с фактически солипсистским своеволием. Я выступаю как представитель «дела» (Sache) и принуждаю свое окружение войти в него, с тем чтобы я как самость остался в неприкосновенности, но как существование обладал авторитетом. Солипсизм преодолевается не подобным насильственным скачком по ту сторону объективности (hinter die Objektivität), но коммуникацией от экзистенции к экзистенции. Мотивация изолирующейся дельностью (Sachlichkeit) не имеет сил держаться долго; она уже в самом начале становится софистической, если не опирается на волю к коммуникации. Ложная дельность есть лишь самозащита своего-существования, ее мнимая объективность превращается в радикальную субъективность.