— Все-таки это удачно, очень удачно, — говорит командир. — Удачно, что их легенда о Двух Пророках так совпала с вашими обстоятельствами.
Мы сидим в кают-компании, где собралась вся свободная смена оперативного отдела. Дым стоит коромыслом, мы все «позволяем себе» — еще бы, даже сам командир «позволяет себе», и в стакане у него все еще качается, оставляя маслянистую волну на стенках, хороший выдержанный виски. Командир лупит его прямо сырьем, не разбавляя: у него это называется «по-монашески», а когда мы спрашиваем, почему, он загадочно отвечает: «Монах завещал пить чистый и без закуски» Видимо, командир Вальдес Рохас имеет в виду мелодию «Straight No Chaser» («Чистый и без закуски»), написанную в XX веке пианистом по фамилии Монк, т. е. монах (прим. автора).. Я пью пиво — ничего крепче просто не пил никогда.
Я бросаю взгляд на барона Рриоо. Переодетый в мой комбинезон, с трансляторами на ушах, барон сидит и просто-таки сияет. Барон снова в космосе. Барон счастлив, и даже вид живых белых космонавтов не очень его занимает.
Лины в кают-компании уже нет, она быстро захмелела и пошла спать в нашу каюту.
Белый мальчик, раб барона — бывший раб, понятное дело — сидит рядом с Данно и Антоном, нашими юнгами из навигации — эти мальчишки едва ли на год его старше, и они оживленно болтают через трансляторы. Капитан разрешил налить им по четверть стакана пива, но они к нему только ритуально притронулись и теперь угощают Талу кока-колой, которая ему кажется одновременно слишком сладкой и слишком кислой. Талу все диковато и странно — и что столько белых сидят наравне с черными, и что есть люди с желтой кожей и раскосыми глазами, и что сам он — в космосе, куда раньше только его хозяин летал.
Командир встает.
— Ладно, Шаг, все хорошо, что хорошо кончается. Давай выпьем. Легин, иди сюда.
Легин подходит — перед этим он говорил с ребятами из смаргудского отдела: они-то не потеряли свою резидентуру и теперь выпытывают подробности защиты от местной нежити, уже классифицированной специалистами Кауста и получившей наименование «сущности красноглазые трехличные» (поскольку у них три личины — крысиная, воронья и их собственная). У Легина в стакане такой же виски, как у командира — правда, он его лишь пригубил, и то только потому, что врачи ему велели расширить сосуды. Он в парадной форме, ворот кителя по-неуставному расстегнут, берета на Легине нет, и светлые волосы падают ему на лоб.
Мы чокаемся, я глотаю приятное, легкое земное пиво, а Легин, вдруг решившись, залпом выпивает свой виски и, вытаращив глаза, с трудом переводит дыхание. Командир смеется и следует его примеру, но стаж у него побольше, и виски проскакивает в его нутро без внешних проявлений.
— Классный ты парень, Легин, — ворчит командир.
Легин смеется. Я еще не видел его таким — расслабленным, раскованным, взахлеб смеющимся.
— Мы с Шагом пророки, — объясняет он наконец командиру. — Покажите мне хоть одного пророка, который не был бы классным парнем.
Я тоже смеюсь. Надо же. А мне казалось, что он лишен чувства юмора.
Сначала эта была повесть из цикла о Легине Тауке, специалисте по борьбе с некробиотикой Астрогренадерской службы Конфедерации Человечеств. Потом я объединил три повести о Легине в один роман, вышедший под названием «Особый специалист».
Но внутри романа «Провал резидентуры» стоял особняком — прежде всего из-за чисто технического литературного приема, с использованием которого он написан (думаю, всякий внимательный читатель обнаружил этот прием уже на первых страницах). Так что я решил, что «Провал резидентуры» вполне может жить как самостоятельно, так и в составе романа. Итак, перед вами — самостоятельная версия повести.
Когда права издательства на этот текст закончились, я решил было его переиздать. Одно издательство у меня его попросило, долго читало и наконец испуганно сказало, что текст для них слишком неполиткорректный. Я расхохотался. Неполиткорректность в нем заключается в том, что значительная часть антуража повести — общество, в котором черные господа угнетают белых рабов…
Сентябрь-октябрь 1992.
Редакция — 1998-99.
Москва.