Провал резидентуры

Глава вторая ЖУРНАЛИСТ

Ровно в десять утра, едва я снимаю куртку, мне звонит редактор отдела и зовет к себе. Мог бы и заглянуть, зараза, всего-то перейти через коридор. Я вхожу к нему.

— Помнишь разговор насчет Шеман-Раманы?

— Помню.

Это он вчера мне объяснял, что, как только появится хоть один более-менее известный приезжий из Раманы, мы его должны ухватить первыми.

— Так вот, в «Шаахане» полчаса назад остановился твой драгоценный Шихле.

— О, шеф, — говорю я. — Я уже лечу.

Макту Мин Шихле — личность совершенно замечательная и при этом загадочная. Эксцентрик, позер, бабник из Динхоовоо, коллекционер неожиданных вещей и распространитель неожиданных слухов, он всегда появляется неожиданно и так же неожиданно исчезает, причем, судя по всему — особенно по раманским газетам — у себя в Динхоовоо он никого дома не принимает, на светских тусовках бывает крайне редко, не чаще раза в год, но страстно коллекционирует тамошние светские слухи и сплетни. У него там в газетах и на радио человек пять «агентов», которым он за информацию щедро платит. У нас же его наши слухи не интересуют, или, вернее, почти не интересуют — у нас он эти слухи сам порождает. Как приедет в Миноуану — сорит деньгами, якшается с богемой, с офицерами, с бизнесменами, с журналистами, даже с комитетчиками — и всех очаровывает, всем мил, со всеми в дружбе. И самое главное — он охотно рассказывает раманские слухи из своей коллекции. Из-за этого за ним табунами бегают журналисты, занимающиеся светской хроникой. В том числе и я. Я его не люблю, для меня он слишком шумен, но для меня он — клад.

Я набираю «Шаахан».

— Отель «Шаахан», добрый день, — говорит девичий механический голосок на фоне музыки. Новая какая-то.

— Добрый день, — говорю я. — Я Леа Ги Коона из газеты «Все еще развлекаемся». Не были бы вы так любезны соединить меня с господином Мин Шихле?

— Была бы, — вдруг совершенно человеческим голосом говорит девица. — Соединяю. Леа, мне очень понравилась ваша статья про «оборванцев».

— А, — говорю я, — спасибо.

Гудок. Трубку снимают. Вежливый молодой голос с акцентом северянина:

— Номер господина Макту Мин Шихле.

— Здесь Леа Ги Коона из «Все еще развлекаемся», — терпеливо говорю я. — Дай господина Шихле.

Пауза, потом возникает Шихле:

— А, Леа, привет. Я так и знал, что ты мне позвонишь. Хочешь приехать?

— Хочу, — говорю я.

— Приезжай. У меня новый слуга, он просто-таки невероятные коктейли делает. Давай.

— Макту, а если вам позвонят из «Вечернего клуба» или «Столицы», куда вы их пошлете? — спрашиваю я.

— Пошлю, пошлю, — отзывается Шихле. — Приезжай.

Он их, конечно, не пошлет, но, по крайней мере, не станет им назначать встречу сегодня. Вот за это я его ценю. Уж если я первый за него ухватился, он даст мне вволю подержаться.

Я выхожу из редакции, думая, что вчера мастер Хингоо арестован как шпион, причем как шпион Смаргуды, и хорошо, что я не сделал с ним интервью, отказался, и плохо, что сделал его Спиоо, но Спиоо мне не жалко, потому что он, кажется, стукач. Еще я думаю, что теперь придется делать вид, что мастера Хингоо никогда не было в истории музыки, и что очень жалко было выбрасывать оба его альбома.

Шихле, как всегда, бесподобен — в каком-то невообразимо элегантном костюме. Беловолосый беляк приносит нам коктейли, действительно великолепные, и исчезает.

— Макту, — говорю я. — Меня поражает ваша способность покупать отличные вещи.

— А, ты про беляка? — ухмыляется он, сверкая зубами. — Да, он хорош. Отлично дрессирован.

— Макту, расскажите, что там у вас нового, — говорю я, включая в кармане диктофон.

— Ну, что? — пожимает он плечами. — Майор Лоо женился на дочери герцога Бейхао, это самая последняя светская новость. Вчерашняя.

Мы принимаемся болтать о светских и не очень светских новостях, слухах и сплетнях обеих столиц, и так проходит минут сорок. Наконец, у меня в кармане щелкает: кончилась кассета. И тут же Шихле совершенно вне связи с предыдущим разговором произносит:

— Не нравятся мне дела, которые тут у вас происходят. Например, то, что вчера было.

Я ничего не говорю, но глазами показываю, что да, дела дрянь. И обвожу глазами помещение. Он кивает и совершенно невинно говорит:

— Я имею в виду, что Шайнхоо набили морду в ресторане. Мне уже рассказали.

Ну, это безопасная тема: после того, как флот обделался у острова Хиао, поругивать флотских стало модно.

— Да, морячилы обнаглели, — с чистым сердцем соглашаюсь я. Они и впрямь обнаглели, бесчинства пьяных морских офицеров — притча во языцех.

— Слушай, хочешь, я тебя подброшу в редакцию на своей машине? — спрашивает он вдруг.

— Конечно, — говорю я и понимаю, что он хочет поговорить без лишних ушей.

Мы спускаемся, за нами, как тень, идет беляк.

— Гилу теперь водит мою машину, — поясняет Шихле.

Я про себя удивляюсь. Такой молодой беляк — и такой квалифицированный? Сколько он стоил Шихле, интересно?

Мы выходим к подъезду, швейцар низко кланяется. В этот момент к Шихле кидается ражий детина в лохмотьях, один из тысяч беженцев-бездельников, что в последние годы заполонили столицу.

— Эй, барин, дай десятку, — нагло заявляет он, загораживая дорогу. Я столбенею. Такого никогда еще не было. Сальная кожа детины лоснится в дырах рубашки, гнусная ухмылка показывает, что передние зубы у него выбиты. Почему-то с падением Шеммы вся тамошняя знаменитая шпана совершенно беспрепятственно перебралась в столицу и безнаказанно бесчинствует на улицах. Понятно, что в полиции в связи с войной служат одни старики и инвалиды, но почему мэр не примет меры? До какой наглости они уже дошли!

Тут Шихле брезгливо говорит:

— Гилу, убери.

Из-за спины Шихле выходи беляк и тихо, но твердо говорит:

— Отойдите с дороги.

— Чево-о-о?! — орет детина. — Белый глист мне указывать будет?! — и размахивается пудовым кулачищем.

В тот же миг беляк делает два неуловимо быстрых движения, отзывающихся двумя короткими тычками, и детина медленно, с широко открытым ртом, сереет, глаза его закатываются, и он без памяти валится на асфальт.

Шихле переступает через него, беляк тем временем распахивает дверцу.

— Садись, — говорит Шихле мне.

Я сажусь, совершенно ошеломленный. Я первый раз видел такую наглость шпаны, но я до сих пор никогда не видел, чтобы белый ударил черного человека. Хотя я слыхал, что в Динхоовоо не редкость, когда богачи ходят с такими вот белыми телохранителями. Но у нас, в Миноуане?

Беляк ведет машину безукоризненно и при этом не подает вида, что может нас слышать. Дорогой «трихоо» катит легко, как велосипед, и так же бесшумно.

— Леа, — говорит Шихле, — пропала моя подружка, Лиина Шер Гахоо. Наверное, ты знаешь ее.

— Хозяйка Шиил-клуба, — киваю я. — А я слышал, что она уехала в Раману.

— Нет, — качает он головой. — Я бы знал. Может, она в Комитете?

— Арест обычно бывает гласным, — говорю я. — Впрочем, я попробую узнать.

— Я буду тебе очень благодарен, — говорит Шихле и неожиданно кладет мне на ладонь маленькую черную коробочку. Это драгоценный заморский шийхор. Смаргудские надписи с крышки предусмотрительно соскоблены.

— Вот спасибо, — озадаченно говорю я. Одна такая коробочка стоит не меньше пяти сотен. Впрочем, я помню, как еще девять лет назад их можно было купить во многих лавках на Шин-Риоо, и стоили они тогда пять-семь старых хоней, то есть не больше сотни новыми. Что поделаешь, война.

— Бери, у меня много, — говорит Шихле. — А то жуешь всякую гадость. Что у вас тут сейчас в ходу? Шкау? Кишан?

— Кишан, — все еще растерянно говорю я, а пальцы сами лезут в коробочку — ощупать черные тугие листья, вынуть один, плотный, как картон, с тихим хрустом разломать начетверо, запустить за щеку, вдохнуть горький, сладостно горький его дух…

Он высаживает меня у редакции и говорит на прощание:

— Леа, мне очень важно найти ее. Я очень надеюсь на тебя.

Я не успеваю ничего ответить, мягко хлопает дверца, и тяжелый «трихоо» с низким ворчанием трогается в направлении Набережной короля Хуа V.

Я поднимаюсь к себе. Голова поразительно, чисто легка — совершенно нельзя сравнить эту воздушную легкость с тем лихорадочным возбуждением, которое вызывает кишан.

Что я знаю о Лиине Шер Гахоо? Она приехала в Миноуану четыре года назад, когда Смаргуда захватила остров Чилиан. Дочь Хара Шер Гахоо, одного из богатейших и знатнейших людей Чилиана, она единственная из всей его семьи пережила страшную ночь бомбардировки Эн-Чилиана. Знавшие ее по Чилиану говорят, что она страшно изменилась после этой ночи — похудела, потеряла улыбку, даже голос ее стал вечно приглушенным. Потеряв в свои девятнадцать всю семью и состояние, она тем не менее показала завидную силу духа — не сломалась, не присоединилась к десяткам аристократических барышень и дам, после падения колоний пополнивших самые дорогие бордели столицы. Она заняла у кого-то денег и открыла Шиил-клуб — маленькое уютное заведение на двух этажах старинного дома, принадлежавшего ее отцу (этот дом был единственным, что у нее осталось). На третьем этаже она жила сама с маленьким штатом прислуги. Клуб быстро стал одним из любимейших мест времяпрепровождения аристократической молодежи, особенно — блестящих гвардейских офицеров из авиации и космических войск. Особое очарование знаменитым ужинам Шиил-клуба придавало присутствие очаровательной хозяйки во главе стола. Но, несмотря на то, что лейтенанты и капитаны из лучших семей страны стаями увивались вокруг Лиины, она никогда никому не отдавала предпочтения, оставаясь со всеми в ровных дружеских отношениях. Одно время казалось, что она все же выйдет замуж за барона Рриоо — великолепного космического штурмовика, но внезапно Рриоо оказался замешан в действительном — или инсценированном старательным Комитетом — заговоре Пяти, был лишен звания и сослан в поместье. И вот два года назад в столице впервые возник миллионер Шихле, блестящий (хотя и не дворянского происхождения) бонвиван из Динхоовоо, шумной, богатой, блестящей столицы Шеман-Раманы, нашей более удачливой — а теперь, прямо скажем, еще и более сильной — союзницы по Морскому и Звездному пактам. С тех давних пор, когда Благородные острова были еще единым королевством и короли венчались в Миноуане, но правили из Динхоовоо — с тех пор наша часть островов усвоила отношение к раманцам, как к старшим, богатым и удачливым. «В Рамане ослы золотом срут», — гласит грубая, но меткая народная пословица: именно так представляется раманская жизнь с восточной части архипелага. Так вот, возник Шихле. Конечно, миллионеру из Динхоовоо простилось недворянское происхождение. По общему мнению, Шер Гахоо стала его любовницей. По общему же мнению, в последние полгода в их отношениях наступило некоторое похолодание — он перестал при своих частых приездах в Миноуану проводить у нее практически все вечера, как это было в предыдущий год. Впрочем, он с нею вовсе не порвал, по-прежнему регулярно у нее бывал, а месяца полтора назад они вместе куда-то исчезали — говорят, провели пару дней где-то в горах.

И вот две недели назад Шиил-клуб внезапно закрылся. Это не вызвало такой сенсации, как было бы еще год назад — за этот год, когда мы потерпели сокрушительные поражения на море и только в космосе сохраняли еще господствующее положение, позакрывалось много не менее блестящих мест. Однако обстоятельства закрытия Шиил-клуба действительно были странноваты — не было никаких извещений, никакой информации. Просто в «Вестях Королевского дома» появилось сухое сообщение о закрытии, без указания источника. Двери клуба были плотно закрыты, закрыт был и белый ход, телефоны не отвечали. Прислуга исчезла вместе с хозяйкой. Разумнее всего, конечно, было предположить, что Шер Гахоо действительно уехала в Динхоовоо. Поэтому все, в том числе и я, легко поверили в эту, неизвестно кем пущенную, версию.

Я сажусь за свой стол и начинаю набирать интервью с Шихле, озаглавив его в несравненно идиотическом стиле нашей газеты — «Блистательный Шихле брызнул в нас струйкой суперсвежих светских новостей Динхоовоо». Однако мысли мои далеки от той белиберды, которой заняты мои руки.