Провозвестие Рамакришны

I

Я долгое время практиковал аскетизм и очень мало заботился о теле. Моё стремление к Божественной Матери было так велико, что я не мог ни есть, ни спать. Я лежал на голой земле, положив голову на камень, и громко взывал: «О, Мать! Почему ты не приходишь ко мне?» И я не знаю, как проходили дни и ночи. Всё время я был в экстазе. Мои ученики казались мне моими детьми и родными, и я видел их задолго до того, как они пришли ко мне. И я обыкновенно молился моей Матери, говоря: «О, Мать! Я умираю за моих возлюбленных (бхакт). Приведи же их ко мне, как можно скорее».

И в то время, чего бы я ни желал, всё случалось. Раз я захотел построить небольшую хижину в панчавати[63] для размышления и поставить вокруг неё изгородь. Вскоре же после этого я увидел большую связку бамбуковых палок, верёвки и даже нож – всё это принесённое течением реки прямо к панчавати. Слуга храма, увидевши эти вещи, с восторгом прибежал ко мне рассказать о них. Там было даже ровно то количество материала, какое требовалось для небольшого шалаша и изгороди. Когда они были построены, ничего не осталось, и все изумлялись, видя это удивительное зрелище.

Когда я достиг состояния продолжительного экстаза, я прекратил все внешние формы поклонения Божеству. Я больше не мог исполнять их и я только молился моей Божественной Матери, говоря: «О, Мать! Кто теперь будет заботиться обо мне? У меня нет силы больше заботиться о себе. Я люблю слышать Твоё имя, кормить Твоих бхакт и помогать бедным. Кто сделает возможными для меня эти вещи? Пошли ко мне кого-нибудь, кто был бы способен делать это для меня». И как ответ на эту молитву, явился Матхур Бабу[64], который служил мне так долго и с такой горячею преданностью и верой. И другой раз я говорил моей Матери: «У меня никогда не будет моих собственных детей, но я хочу иметь вместо ребёнка чистого бхакту, который будет жить со мной всё время. Пошли мне такого». И тогда явился Ракхал (Брахмананда).

Эти люди, близкие мне, мои собственные, составляют часть моего истинного «Я».

II

Обращаясь ко времени радостных просветлении, следовавших за его экстазами, Рамакришна сказал:

– Какое состояние это было! Малейшая причина вызывала во мне мысль о Божественном идеале. Однажды я пошёл в зоологический сад в Калькутте. И особенно хотел видеть льва, но когда я увидел его, я потерял всё чувственное сознание и перешёл в состояние самадхи. Люди, бывшие со мной, хотели показать мне других животных, но я отвечал: «Раз я видел царя зверей, я уже видел в нём всех остальных. Уведите меня домой». Сила льва возбудила во мне сознание всемогущества Божия и подняла меня выше мира явлений.

На другой день я отправился на плац-парад, чтобы видеть подъём воздушного шара. Внезапно мой взгляд упал на мальчика-англичанина, стоявшего, прислонившись к дереву. Положение его тела почему-то напомнило мне о Кришне, и передо мной встало видение Кришны, и я перешёл в самадхи. Потом раз я увидел женщину в голубом платье, стоявшую тоже под деревом. Это была проститутка. Но, когда я посмотрел на неё, передо мной внезапно встал идеальный образ Ситы[65], и я забыл о том, что это уличная женщина, и видел перед собой только чистую непорочную Ситу, приближавшуюся к Раме, к воплощению Божества, и в течение долгого времени я оставался неподвижным. Я поклонялся всем женщинам представлявшим собой в моих глазах Божественную Мать. Я чувствовал Мать вселенной в каждой женской фигуре.

Матхур Бабу, зять Расмани, пригласил меня однажды остановиться в его доме на несколько дней. В это время я так сильно чувствовал, что я служанка моей Божественной Матери, что я думал о себе, как о женщине. Женщины его дома имели те же самые чувства. Они не смотрели на меня, как на мужчину. Женщины чувствуют себя свободными перед молодой девушкой, и точно так же они чувствовали себя передо мной. Мой ум был выше сознания пола.

Что за божественное состояние это было! Я не мог есть здесь в храме. Я ходил из одного места в другое, входил в дома незнакомых людей, когда они уже поели, и сидел тихонько, не говоря ни слова. Когда меня спрашивали, я говорил: «Я хочу есть здесь». И немедленно они приносили самое лучшее, что было у них, и кормили меня.

III

Раз я услышал о бедном брахмане, который был истинным подвижником и жил в маленькой хижине в Багбазаре. Я захотел увидеть его и попросил Матхура Бабу отвезти меня к нему. Он согласился, сейчас же заказал большую коляску и повёз меня туда. Хижина брахмана была так мала, что он едва имел место, где бы посадить нас, и он был очень удивлён, увидев, что я приехал с таким богатым человеком и в такой коляске.

В другой раз я хотел увидеть Девендранатха Тагора[66]. Он был очень богатым человеком, но, несмотря на своё колоссальное богатство, он был предан Богу и всегда повторял Его святое имя. По этой причине я желал узнать его. Я заговорил о нём с Матхуром Бабу, он отвечал: «Хорошо, Баба, я отвезу тебя к нему; это мой школьный товарищ». И он привёз меня к нему и познакомил с ним, говоря: «Вот святой человек приехал, чтобы видеть тебя. Он сходит с ума по Богу». Я увидел в Девендре некоторое количество гордости и самомнения. Это естественно для человека, который имеет такое большое богатство, также образование, известность и общественное положение. И я сказал Матхуру Бабу: «Скажи мне – что, гордость возникает из мудрости или из невежества? Кто достигает высшего знания Брахмана, не может обладать гордостью или самомнением. Он не может говорить о себе: я учёный, я мудрый, я богатый и т. д.». В то время, как я говорил с Девендранатхом Тагором, я перешёл в то состояние, в котором я мог видеть истинный характер каждого человека. Когда я в этом состоянии, самые учёные пандиты и философы являются мне, как листочки травы. Когда я вижу, что у учёных людей нет ни способности истинного различения реального от нереального, ни бесстрастия, то я чувствую, что они похожи на солому; или что они похожи на коршунов, которые парят высоко в небе, но умы которых прикованы к падали, лежащей на земле. В Девендре я нашёл и духовные знания и мирские желания. У него было много детей и некоторые из них были совсем маленькие. В нашем разговоре участвовал присутствовавший здесь доктор. Я сказал: «Имея так много духовного знания, как можете вы жить постоянно среди такого количества мирских дел и забот? Вы похожи на раджу Джанаку. Вы можете держать ваш ум на Боге, оставаясь среди мирских удовольствий и роскоши. Поэтому я и приехал, чтобы видеть вас. Расскажите мне что-нибудь о Божественном Существе». Тогда Девендра прочёл несколько мест из Вед и сказал: «Этот мир похож на большую люстру, и каждая джива (индивидуальная душа) подобна отдельному огню». Задолго до этого, когда я проводил всё своё время за размышлениями в панчавати, я приходил к тем же самым заключениям и мыслил этими же самыми образами и, когда я увидел, что слова Девендры находятся в гармонии с моим собственным опытом, я понял, что он должен был достигнуть истинного знания. Я попросил его объяснить мне его слова. Он сказал: «Кто бы знал этот мир, если бы не было человека? Бог создал человека, чтобы проявить свою славу. Если бы люстра не давала света, всё кругом было бы темно, и самой люстры не было бы видно». После долгого разговора Девендранатх Тагор пригласил меня приехать на ежегодное собрание по случаю дня открытия общества Брахмо самадж. Я отвечал: «Да, если на это будет воля Бога. Я иду туда, куда Он посылает меня».

IV

Падмалочан был самым выдающимся учёным при дворе раджи Бардхамана. Он приехал в сад при храме в Дакшинешваре и я, имея желание увидеть его, послал Хридая, чтобы узнать, что он – гордый человек или нет. Узнав, что он совсем простой человек, абсолютно свободный от всякой учёной гордости, я пошёл к нему. Я узнал, что он разбивал в спорах всех учёных пандитов и теологов, и он был на самом деле очень учёный человек и истинный джняни. Он рассказал мне, что раз при дворе раджи поднялся теологический спор относительно индусской Троицы, – именно о том, что Брахма, первое лицо Троицы, выше или не выше третьего лица – Шивы. Пандиты обратились к нему за окончательным решением и Падмалочан отвечал:

«Я не видал ни Брахмы, ни Шивы. Как могу я разрешить ваш спор».

Он хотел, чтобы я пропел ему хвалу Божественной Матери. У меня был длинный разговор с ним. В конце этого разговора он стал говорить со мной с большою любовью, выражал преданность мне и говорил, что никогда не был так счастлив. И он относился ко мне с большим почтением, хотя я плакал о моей Божественной Матери, как ребёнок.

V

Ничто, кроме разговоров о Боге, не нравилось мне в это время. Если я слышал мирской разговор, я садился в угол и начинал горько плакать. Когда я поехал с Матхуром Бабу в Бенарес, я сидел раз у него в гостиной. Пришли несколько его друзей и начали разговаривать о своих делах. Один говорит: «Я столько-то получил», другой говорит: «Я столько-то потерял». Слыша это, я залился слезами и начал громко кричать: «О, Мать! Зачем ты привела меня сюда? Мне было гораздо лучше в храме. Что же это – я приехал в святой город только для того, чтобы слышать о роскоши и о золоте? Там, в храме, я не слышал никогда таких разговоров».

В то время я был похож на маленького мальчика, и Матхур Бабу исполнял все желания, поднимавшиеся у меня в уме. Но моё сердце и душа постоянно желали слышать что-нибудь о Всевышнем, и я искал таких мест, где проповедовалось и объяснялось Священное Писание. По соседству жил один брахман, который был известным пандитом и в то же время истинно религиозным человеком. Я часто ходил слушать его. На берегу Ганги, неподалёку, жил один святой, и я хотел пойти к нему с этим брахманом. Но священник в нашем храме, смотревший на жизнь, как на сон, разочаровал меня, говоря: «Тело святого – это сосуд из глины. Какую пользу можно получить от посещения такой клетки?» Я рассказал об этом брахману, и он ответил: «Кто думает о Боге, кто повторяет Его святое имя и кто для Бога отказывается от всего земного, на того нельзя смотреть только как на сосуд из глины. Священник, очевидно, не знает, что внешняя форма подвижника – есть духовная форма, полная Божественного Разума». Этот же брахман спросил раз меня, почему я выбросил знаки брахманского достоинства. Я ответил: «Когда буря божественного экстаза охватила моё сердце и душу, она сдула с меня все знаки веры и касты. Если когда-нибудь вы сойдёте с ума по Богу, вы поймёте меня». И через некоторое время самого этого брахмана охватило безумие божественного экстаза. Он не хотел говорить ничего, кроме божественного слова «Ом, Ом» или молча сидел в комнате. Он не мог быть в обществе людей и не хотел говорить ни с кем. Его друзья и родственники несколько раз звали к нему врачей, и он сказал одному из врачей: «Вы можете лечить мою болезнь, только не берите от меня моего "Ом"». Раз я пошёл к нему, когда он был в таком состоянии. Я спросил его, что его беспокоит – и он отвечал: «Здесь были сборщики податей, и я не знаю, что теперь я буду делать с ними. Они сказали, что возьмут всё моё имущество». Я ответил ему: «Что вы выиграете, думая таким образом? Пускай они берут и продают ваше имущество. Даже, если вас посадят в тюрьму, это не может принести вам вреда. Ведь вы же сами говорите, что вы не что иное как "кха" – бесконечное пространство». И я несколько раз повторял ему эти его собственные слова и говорил: «Раз вы – бесконечное пространство, то какие с вас можно брать подати?»

VI

В течение некоторого времени я был абсолютно безответствен и я не соблюдал никаких формальностей, никакого этикета, и я был совершенно бесстрашен. Раз я встретил богатого заминдара и спросил его: «В чём заключается наша высшая обязанность? Не является ли нашей высшей обязанностью достижение Бога?» Он отвечал: «Мы мирские люди, и спасение не для нас. Раз даже Юдхиштхира[67], чистейший и совершеннейший из смертных, должен был в видении увидеть чистилище только потому, что раз на полсекунды он отклонился от абсолютной Истины, то чего же должны ожидать для себя мы? Я не мог перенести этих слов и резко возразил ему говоря: «Что вы за человек, что думаете о видении чистилища? Вы совсем не должны думать об этом, но должны думать о правдивости Юдхиштхиры, о его готовности прощать, о терпении, об его способности отличать реальное от ложного, об отречении от себя, о преданности и любви к Богу».

Другой раз я нарочно пошёл к заминдару, имевшему титул раджи, и сказал ему, что не могу называть его раджей, потому что он совсем не раджа.

Раз я увидел благочестивого брахмана, молившегося, перебирая чётки на берегу Ганги. Я стоял около него и вдруг почувствовал, что его ум направлен совсем не на Бога, а на земные вещи, и я сейчас же пробудил его, ударив по плечу. Другой раз Расмани, основательница храма, молилась в храме в то время, как я пел святую песнь моей Божественной Матери; я заметил, что её ум направлен на мирские предметы, и я сейчас же пробудил её так же, как и брахмана. В изумлении она сложила руки и осталась передо мной неподвижной.

VII

Кешабчандра Сен был серьёзно болен. Бхагаван Шри Рамакришна очень хотел его видеть и раз поехал к нему с некоторыми из своих учеников. В доме Кешаба его встретили ученики последнего, провели его в гостиную и посадили на диван. Комната была обставлена современной мебелью. Бхагаван смотрел на неё в течение некоторого времени, потом его ум обратился на себя самого, и он перешёл в состояние самадхи. Когда к нему вернулось чувственное сознание, он сказал так:

– Существуют две вещи: физическое тело и Атман; тело рождается, и поэтому должно умереть, но Атман бессмертен. Он отделён и отличен от тела, подобно ореху в скорлупе. Но когда орех ещё не созрел, бывает трудно отделить ядрышко от скорлупы. То же самое – мирские люди, ещё не познавшие Бога. Их Атман остаётся привязанным к телу, но при истинном знании Атман является как отдельный от тела.

В этот момент в комнату вошёл Кешаб. Он очень похудел, имел вид скелета и едва мог держаться на ногах. С большим трудом он дошёл до дивана и сел на пол у ног Бхагавана Шри Рамакришны. Бхагаван тоже опустился на пол и сел рядом с ним. Тогда Кешаб наклонился и, прикоснувшись лбом к полу, оставался в течение некоторого времени распростёртым перед Рамакришной. Рамакришна взял Кешаба за руку и продолжал: «Пока остаётся знание разнообразия всего, до тех пор остаётся рабство. Когда приходит совершенное знание, человек постигает Единый Дух во всём. В этом состоянии он видит также что один Единый становится и индивидуальной душой, и феноменальным миром со всем разнообразием его состояний и элементов. Совершенно верно, что Мировой Дух пребывает везде, но его проявления различны: в одних местах он проявляется сильнее, в других слабее и везде, где есть сильное проявление Духа, есть также большое проявление Божественных сил.

Прежде всего вы должны постигнуть единство, научившись правильно отличать реальное от ложного по способу постепенного откидывания того, что нереально, говоря: "Не это, не это". Затем, достигнув этого состояния понимания единства, вы, возвращаясь к явлениям, увидите, что их разнообразие вытекает из единства и что то же единство является целью разнообразия. Различия в проявлениях Шакти, или сил, создаёт разнообразие явлений, но, когда поток духовного сознания вливается в душу, его вода покрывает всё, и тогда все различия исчезают. Как во время наводнения лодки могут плавать по полям, и дорога из одного места в другое делается прямой по воде, так и в душе, охваченной духовным сознанием, всё оказывается соединённым по самым прямым линиям».

Кешаб слушал с глубоким вниманием; хотя комната была наполнена народом, царило абсолютное молчание. Бхагаван, смотря на Кешаба, спросил:

– Как ваше здоровье? Как вы чувствуете себя? Я вижу что вы больны, но ваша болезнь имеет глубокое значение. В этом теле вы прошли через различные стадии духовного развития, и теперь тело страдает от реакции. Когда поднимаются духовные волны, сознание телесного состояния исчезает. Но в конце концов это всё скажется на теле. Когда большой пароход проходит по Ганге, после его прохода в берег начинают бить волны и, чем больше пароход, тем сильнее будут волны; иногда они смывают даже часть берега. Если слон входит в маленькую хижину, он потрясает её и разламывает на части; точно так же, когда духовный идеал входит в тело, он потрясает его и иногда разбивает – и вы знаете, что случается тогда? То же самое, что бывает при пожаре. Когда в доме начинается пожар, огонь сжигает всё, что может сгореть. Подобным же образом огонь Божественной мудрости сжигает все страсти, гнев и других врагов человека. А в конце концов уничтожает чувство: «я», «мне» и «моё». Тогда тело испытывает страдания и чувствует себя потрясённым и разбитым, и будет момент, когда вы можете думать, что всё уже кончилось, но на деле это не так, и, пока остаются хоть малейшие признаки болезни, вы не будете свободны. Если вы больны и ложитесь в больницу, вас не выпустят оттуда, пока вы не выздоровеете.

Кешаб начал улыбаться. Бхагаван продолжал:

– Хридай, смотря на моё тело, часто говорил: «Я никогда не видал такой духовности при таком состоянии тела». Но хотя моё тело было слабо, я никогда не переставал говорить с людьми о Боге. Раз я помню – я был худ, как скелет, и однако я целыми часами вёл разговоры на духовные темы.

Потом с большой симпатией к Кешабу Бхагаван сказал:

– Это Его воля. Всё делается по Твоей воле, Господи. Ты делаешь всё, и только человек, заблуждаясь, говорит: «я делаю». Садовник иногда открывает корни розовых кустов, чтобы на них могла упасть роса. Иногда он подрезает некоторые из корней, чтобы цветы были крупнее и, когда вы страдаете, кто знает – может быть вы приготовляетесь к какой-нибудь большой работе.

Но я чувствую себя очень несчастным, когда вы больны. Последний раз, когда вы были больны, я плакал по ночам и молился моей Божественной Матери, чтобы вы поправились, и иногда я говорил моей Матери: «Если Кешаб умрёт, с кем я буду говорить о Боге?» – но на этот раз я не чувствую этого.

В это время старая мать Кешаба подошла к двери и обратилась к Бхагавану, говоря: – Может Кешаб быть исцелённым от его болезни?

Бхагаван отвечал: – Молись моей блаженной Божественной Матери. Она удалит всё страдание и всю опасность. (Обращаясь к Кешабу:) Не проводите так много времени с вашей семьёй и детьми. Их общество будет прикреплять вас к земному. Вы будете чувствовать себя лучше, если вы будете думать о Боге и говорить о Нём.

Мать Кешаба сказала: – Благослови моего Кешаба.

Рамакришна: – Какую силу я имею благословлять? Бог благословит его. Ты делаешь всё, Божественная Мать, только люди говорят про себя, заблуждаясь: «Я делаю». Я уже говорил раньше о двух случаях, когда Бог улыбается. Это, во-первых, когда братья делят наследство и говорят: «Это моё, а это твоё», и во-вторых, когда доктор приходит к умирающему больному и говорит: «Я сделаю, что он будет жить».

В это время у Кешаба начался сильный припадок кашля, и он не мог больше оставаться с Рамакришной. Поэтому он поклонился ему и с большим трудом вышел из комнаты. Здесь же находился старший сын Кешаба. Один из членов общества Брахмо сказал: «Бхагаван. Положи руку ему на голову и благослови его».

Рамакришна отвечал: – Мне не дано благословлять никого.

Потом он тихо коснулся рукой плеча брахмоиста и сказал ему: – Не могу я сказать никому: «исцелись!» Я никогда не просил у моей Божественной Матери этой силы. Я просто прошу любви и ничего больше.

Шри Рамакришна поднялся, собираясь уйти. Ученики Кешаба сопровождали его до двери с большим почтением, и, простясь с ними, Бхагаван вышел из дома со своими учениками.