Велор сидел под валуном на берегу речушки. Усталость была такая, что даже сон не шел. Порой ему казалось, что время отключалось… а потом снова включалось… и снова отключалось… А с ним и сознание.
А потом при включении просыпалась какая-то мысль, как сейчас про путешествия шаманов.
«Когда вы выйдите из туннеля, вы попадете в необычайно красивый мир. Вы всегда будите удивляться его красоте: эти горы, реки, водопады, леса, озера — не могут остаться безразличными», — вспоминал Велор свои распечатки. — Это третий этап — путешествие… Это третье испытание. Кто сказал, что лабиринт это однообразная дорога, ведущая то влево, то вправо? Это путь… путь жизни через трудности, через иллюзии… путь к центру… Это своеобразная модель мира… вселенной… и человека, где для каждого существа, для каждого предмета, явления есть своё место. Это посредник между мирами… своеобразная дорога, по которой можно перейти в…»
Куда?
Велор снова «отключился». Ему показалось, что на секунду.
«Лабиринт — это путешествие от смерти к рождению, — вдруг отчетливо вспомнил он одну фразу из своих распечаток. — И идти по нему можно вечно!»
Последняя мысль его ужаснула.
Что если он не там свернет? Или заблудится?
А что если все это действительно иллюзия? Что, если он снова сидит, где-то на асфальте на центральной площади города? И люди, спешащие по своим делам, снова косятся на него, считая сумасшедшим?
На землю рядом приземлился ворон.
Это была огромная для своего вида птица. Она медленно подошла почти вплотную. Потом посмотрела на Велора то левым глазом, то правым, а потом ушла за валун.
Через несколько секунд с противоположной стороны вышел Кутх.
— Можно? — показал он рукой на место рядом с Велором.
— Присаживайтесь, — кивнул тот головой.
Кутх опустился на землю.
— Понимаю, что со временем, — не спеша, заговорил он, — человек «костенеет» и ему уже сложнее воспринимать изменения в окружающем мире. Так рождается Порядок. А Порядок — это покой.
— Я помню, — усмехнулся Велор. — Я помню аксиому: «Повторение действий ведет от хаоса к порядку. И когда странник пускается в путь в каком-либо направлении, он убеждается, что те же события повторяются в том же беспорядке, которые, будучи повторенными, становятся порядком. Вселенная становится структурной и периодичной».
— Верно, — кивнул Кутх. — Все верно. Тяжело жить в постоянном напряжении. Тяжело жить среди хаоса. Ледяные шторма, кипящая лава, падения, взлеты…
— Тяжело.
— Потому в таком возрасте как ты, когда человек переходит в другой лабиринт, он либо сходит с ума, либо все же перестраивает себя.
— А я?
— Что ты?
— Может я — сошел с ума?
— Может. Смотря откуда смотреть, — улыбнулся Кутх. — Ребенка легче перенастроить. Он еще не так «окостенел»… Вера — вот твоя путеводная нить.
— Вера во что?
— Хороший вопрос, — Кутх задумался. — Понимаю подвох, потому попытаюсь объяснить.
Он на некоторое время замолчал.
— Кто есть верующий? — тихо спросил он.
— С какой точки зрения?
— С любой.
Велор пожал плечами.
— Верующий — это носитель определенной модели мира. Скажем… ну-у… твой сосед. Как его зовут?
— Семен Семенович.
— Хорошо. Так вот, Семен Семенович верит в такую модель мира, согласно которой по утрам встает солнце, зимой идет снег, ночью следует спать…
— И все это не правильно, что ли?
— Не о том сейчас речь. Правильно… неправильно… мы говорим о вере. Семен Семенович своей верой создает свою спираль в модели мира. Он намечает ориентиры, создает дорогу Порядка в Хаосе Вселенной и движется по ней всю свою жизнь.
— Спираль подразумевает бесконечность. Следовательно, он никогда бы не смог пройти дважды…
— Представь эту спираль в виде ленты Мёбиуса.
— Ладно. Допустим, что это истина. Тогда она…
— Тогда она навязана нам с рождения. Мы согласились на данную модель, потому что не нашли иной «дороги» в хаосе.
— Давайте сразу определимся с понятиями. Что такое хаос?
— Я так понимаю, ты склонен верить строго «научному» языку объяснения, чем размытому «философскому».
— Можно и «научным». Но только без формул. Я в математике не силен.
— Ладно. Как я уже говорил — мир нам, как и Семену Семеновичу, кажется вполне стабильным. Любые попытки «разрушения» этой картины мы сводим к проделкам темных сил, случайности и прочей лабуде. Мир для нас, будто машина — и все события, следовательно, должны определяться некими законами. Так?
— Допустим, хотя несколько однобоко.
— Я стараюсь объяснить, — улыбнулся Кутх. — Представим себе комнату. Мы вошли в неё и обнаружили навалом сложенное огромное множество различных вещей. При чем, всё в этой комнате, по нашему мнению, беспорядочно. И мы говорим в таких случаях — хаотично. То есть мы уже определили значение «хаос», как беспорядок.
Тут же напрашивается еще один вывод, что хаос — это неисчислимое количество информации. И наше сознание не может совладать с таким количеством этой информации. И получается, что порядок является всего лишь умозрительным состоянием мира, связанное с ограниченным количеством информации, которое мы в состоянии понять.
— Пытаясь разобраться в этой комнате, мы находим свой порядок данных вещей: вот лежит одежда, вот — книги, там еда. Нам уже не кажется все таким запущенным и пугающим.
— Отсюда следует, — включился Велор, — что хаос это более высокая форма порядка. Вернее, правильно сказать, что хаос — это другая форма порядка.
— Мы с тобой немного отходим от темы, — снова улыбнулся Кутх.
— Почему?
— Потому, как говорили о твоих представлениях об окружающем мире. Мы говорили о том, что модель Вселенной, то есть «твоего мира», определяется твоей верой. Помнишь?
— И что?
— То есть это она — эта модель — результат отражения действительности в твоем сознании. Но насколько оно адекватно?.. Упорядоченность — это тоже субъективизм. Она привязана к целям наблюдателя.
— И каковы же эти цели? Кто для меня придумал «дорогу» Порядка?
Кутх не ответил.
— Это мне напоминает тот хитроумный вопрос, — усмехнулся Велор, — который я слышал еще в институте: «Кто же кого выдумал? Люди богов, либо боги людей?..»