В супермаркете было очень многолюдно. Понятное дело: в выходной день многие спешили скупиться. Особенно много было желающих у отдела со спиртными напитками.
Маша, не спеша, прошлась среди рядов с овощами, внимательно разглядывая цены и сравнивая их с рыночными. Потом свернула к стеллажам с посудой. Тут она задержалась надолго, разглядывая новехонькие стеклянные разноцветные тарелки.
— Т-с-с! — кто-то зашипел из-за угла.
Маша оглянулась, но решив, что ей показалось, продолжила любоваться посудой. Когда она еще позволит себе что-то подобное купить. А так хоть помечтает, — усмехнулась она сама себе.
«Когда мы с Андреем…» — подумалось ей, но она тут же осеклась.
«С Андреем» — эта фраза так резанула по душе, что снова навернулись слезы.
Ушел, пропал без вести. Только однажды, когда сказали, что он в психиатрической больнице. А потом снова пропал.
Маша отогнала эти мысли и снова вернулась к посуде.
— Т-с-с! Эй!
Маша снова огляделась: никого.
Она сняла с полки стеклянную гусятницу и стала пристально ее оглядывать.
«Чего это одни толстеют, а другие едят, сколько хотят, и остаются такими, какими были? — грустно подумалось ей. Она внутренне оглядела себя со стороны. — Метаболизм? Чего у меня все не так как у людей?»
— Эй! Эй!
Отодвинув в сторону тележку, она решительно шагнула за угол.
У стеллажа с полотенцами стоял невысокий старичок. Вид у него был явно не респектабельный.
— Вы ко мне обращались? — подошла Маша поближе.
— Да, — заискивающе улыбнулся тот.
— Я вас слушаю, — сухо продолжила Маша.
Старичок вытянул из кармана грязного холщового плаща бумагу. Потом достал кисет с табаком (причем Маша успела отметить, что тот выглядел явно лучше всего, что окружала этого странного человека). Насыпал табака и стал мастерить самокрутку. Сделал он это довольно ловко. Чувствовался навык.
Чиркнув спичкой, он затянулся и пустил пару колечек.
Запах табачного дыма на удивление был очень приятным. Видно в кисете лежала не какая-то дешевая махорка.
Секундой позже, Маша сообразила, что они находятся в супермаркете, и по правилам здесь курить нельзя.
— Меня зовут Антоном Павловичем, — представился старичок. — Но вы зовите меня Баюн.
— Что? Как?
Старик снова затянулся. Маша успела его разглядеть: широкая борода лопатой, пожелтевшее морщинистое лицо, вязанная черная шапка с распускающимся от времени балабоном, затертый плащ с заплатками на локтях, на ногах серые просившее есть ботинки. И глаза — хитрые с искринкой.
— Не надо так кричать, — тихо ответил старик. — Нас могут услышать. Я к вам с серьезным делом.
Маша посмотрела на себя со стороны снова: какого черта прилично одетая женщина якшается с бомжом?
— Каким делом? — все же спросила она.
— По поводу Андрея, — еще тише сказал Баюн.
У Маши снова все похолодело.
— Да-да, я слушаю, — быстро проговорила она.
Но Баюн не спешил. Он сделал еще пару затяжек. Удивительно, что никто в этом углу не было, а то уже успели бы пожаловаться охране.
— Я извиняюсь, конечно, — проговорил старик как-то заискивающе, — но не затруднит ли вас купить соли?
— Что-что? — не поняла Маша.
— Понимаете, соль кончилась…
— А, да, конечно…
— Можно йодированную?
Маша схватила тележку и нервно засуетилась.
— Вот, — старик откуда-то достал пачку соли и протянул ей.
Он затушил самокрутку и положил окурок в карман.