Прямые пути

Глава 4

К Холодному Потоку выехали совершенно неожиданно — хотя кусты вокруг были явно приречными, но тянулись долго. И вдруг, когда Рес уже сомневался, не заблудились ли они с Леск, открылась покрытая мелкой рябью водная гладь. Широкая река, северный берег едва виднеется.

Естественно, залюбовались, у Реса аж дыхание перехватило. Плеск волн слаще пения, от запаха в голове дурман, как от крепкого вина. Как будто домой вернулся, даже появилось ложное чувство, что на берегу реки можно ничего не бояться.

Повернули коней налево, вверх по реке. Постоянно на воду глядели — и налюбоваться не могли, и высматривали, кто бы переправил, но река почему-то была пустынна.

Рес уже подумывал, не переправиться ли самостоятельно — степняцкие кони воды не боятся, специально приучены. Но, во-первых, слишком широкая река, во-вторых, не зря Холодным Потоком называется — вода как лед.

Солнце клонилось к западу, когда Леск вдруг замахала рукой. Приглядевшись, Рес рассмотрел возле противоположного берега подвижную черточку.

— Это люди потока, — объяснила Леск, — квай ирт.

Рес смотрел, как черточка растет, приближаясь, вот уже понятно, что это лодка, что в ней два человека. Вспоминал, что знает про народ потока — до сих пор ни одного из них не видел. Вспомнилось немного, к примеру, что сами себя они называют людьми реки, так и переводится «квай ирт», но в империи уже есть один народ рек, более многочисленный. Вот и переименовали, чтобы путаницы не было. Еще, что люди потока до сих пор промышляют речным разбоем, и что они очень суеверны — непонятно, как одно с другим сочетается, ведь по-настоящему суеверные люди не причиняют зла. Еще, что у людей потока трудно отличить мужчин от женщин, потому что у мужчин не растет борода.

В песок почти беззвучно ткнулась длинная узкая лодка из бересты, вся изукрашенная колдовскими рисунками. Люди потока оказались невысокими, ловкими, черные волосы заплетены в косы. Слабые подбородки, острые носы, очень гладкая кожа — наверное, можно мужчин с женщинами перепутать, но Рес распознал сразу, по глазам — женщина на корме, мужчина на носу. Одеты просто, по-крестьянски, только рубахи расшиты волшебными знаками. И по шесть амулетов на шеях.

Первым, не здороваясь, заговорил мужчина поточник:

— Зачем звали?

— Нам нужно перебраться через реку, — ответил Рес. Они с Леск договорились притворяться не дворянами, а дворянскими слугами, будто отстали, заблудились, а подорожные остались у хозяев. — Мы спешим очень… Мы заплатим, — и показал два серебряных кольца.

— Кони не переплывут, вода холодная.

— А нельзя ли перевезти и коней тоже?

— Плот нужен двулодочный. В селении есть плоты, можно пригнать. Но переберетесь, а там что? Там лес дикий, а дальше разъезды, побережников ищут.

— Мы-то не побережники, — честно соврал Рес.

— А все равно задержат вас, подорожную спросят. Есть подорожная?

— Нет, у хозяина осталась. Потому нам и надо как можно быстрее с ним встретиться.

— И где встретиться хочешь?

— Надеемся догнать его у Трех Кузниц.

Поточник прищурился, посмотрел в глаза Ресу, Леск, на коней взглянул. Кивнул на кольца:

— Два кольца даешь, чтобы реку переплыть. А дашь десять раз по два, чтобы до Бурного Плеса доплыть быстрее, чем всадник по дороге доберется?

— Но это вверх по реке.

— А над берегом, где течения нет.

— Хорошо, по рукам.

Беглецы расседлали коней и отпустили. Все равно их давно уже надо было сменить — если ищут служивые убийцу десятника, то им тавра и подковы известны, однако негде на малых дорогах Пахотных Равнин купить лошадей, чтобы подошли дворянам.

Беглецы переоделись в простое, а дворянское платье старательно свернули и спрятали в мешках, чтобы не помялось.

Леск переложила в мешок свитки — правильно, человек с седельными сумками, но без лошади странно смотрится. Рес спрятал под одеждой тесак, меч перевесил на спину, а то в лодке будет мешаться.

У поточников нашлись два лишних весла — особой формы и веревкой обвязанные, чтобы тихо грести.

Рес заявил, что сядет на корме. Поточник хотел что-то возразить, но Рес не поддался — не доверял он поточникам. Помнил про их разбойничьи наклонности, потому хотел, чтобы за спиной не было никого — боялся веслом по голове получить.

Когда забирались в лодку, Леск пробормотала что-то, быстро нарисовала рукой в воздухе несколько знаков. Рес испугался, вдруг суеверные поточники не захотят везти ведьму, но, похоже, Леск знала, что делала — поточница одобрительно кивнула:

— Хорошее колдовство. Если подействует, хорошо будет.

Оттолкнулись от берега и налегли на весла. Любой побережник в лодке как дома, а весло ему — продолжение руки, но поточники Реса удивили — кажется, и не сильно налегали, а лодка неслась так резво, что даже страшно. Стал повторять движения, попал в ритм, потом и Леск приспособилась — и лодка уже не плыла, летела.

— Как вас зовут? — спросил Рес, и Леск негодующе дернула головой. Нельзя имена спрашивать? А почему?

— Настоящее имя человека — тайна, — ответил поточник. — Называй меня Север.

— А меня — Волна, — добавила поточница. — А вас как называть?

Ответила Леск:

— Переписчица и Плотник.

Волна не согласилась:

— Не подходят имена. Лучше называть вас Боец и Колдунья.

Леск не возразила, Рес тоже. Не так уж плохо называться Бойцом. Или Боец — Леск, поточники у других народов тоже мужчин от женщин не отличают?

Рес наслаждался речным простором, греблей, скоростью. А поточники, оказывается, внимания не теряли — плыли спокойно и вдруг повернули к берегу, в камыши. Все молча, но как будто услышали что-то. И через некоторое время Рес различил знакомый звук — плеск больших весел, — а потом и голоса — веселые, беззаботные даже. Нет, не военная это галера. Хотел сказать поточнику, но тот и сам догадался:

— Купец.

Когда вывели лодку из камыша, действительно увидели купеческое судно — шло по течению, еще и на веслах, видимо, спешил торгаш. Рес не сдержал любопытства:

— Как ты узнал, что они приближаются? Их же не видно было.

— Река сказала.

То ли врал, чтобы тайн не выдавать, то ли и вправду с рекой разговаривал, то ли Рес понял неверно.

До темноты все же попался речной патруль на лодке, но поточники снова как-то почуяли его издалека. Пристали к берегу, вытащили лодку и укрылись в прибрежных кустах. Явно привычны прятаться от служивых.

Рес был уверен, что с заходом солнца пристанут на ночевку, но нет, гнали дальше, в полной темноте. Время от времени поточники командовали побережникам, правее брать или левее. Рес мог сказать, где берег — по тихому шуму листвы, плеску мелких волн, журчанию воды под лодкой. Но все же не решился бы плыть ночью.

Иногда видели на берегу огоньки, и на всякий случай брали от них подальше.

Гнали всю ночь, и, как ни странно, Рес не устал. Как будто силой от реки напитывался. Остановились уже на утренней заре — завели лодку в неприметную заводь. Ступили на песок — тут и навалилась усталость неимоверная, пришлось у Леск красного порошка просить. Немного, только чтобы спать чутко.

Спать люди побережья устроились подальше от людей потока, в густых зарослях, через которые невозможно пробраться бесшумно. Поточники и не пробовали — Рес сдерживался, чтобы не заснуть, прислушивался, но не услышал ни слова. Повозились поточники, и скоро можно было расслышать их сонное сопение. Удивительно молчаливые люди.

Когда Рес и Леск проснулись, Север уже набрал дров и разводил костер, а Волна удила рыбу. Сразу попросила Леск:

— Приманить не поможешь?

Та начала читать заклятия, приплясывать. И Волна быстро надергала с десяток рыбин. То ли место удачное, то ли заклинания действуют. После Трехречья Рес верил в колдовство — вернее, знал, что оно работает, сам же видел. Однако до сих пор сомневался, что от него может быть польза.

— Ты хорошая колдунья, — говорила Волна, разделывая улов. — Ты воду слышишь, и вода тебя слышит. Но зачем дворянам слуги-колдуны?

— Моя хозяйка не знает, что умею колдовать, — врала на ходу Леск.

— Тверк-тиак-ошель-стинт, — кивнул Север.

— Что?

— Так квай ирт других называют, — ответила Волна.

— Вас так нельзя называть, — успокоил Север. — Вы слушать умеете. Вам не надо, а вы умеете.

Длинновато для названия всех подряд чужаков. И Леск губы поджала чуть обиженно, пока Север не успокоил. Рес спросил у нее на языке побережников, как переводится, она ответила:

— Слепой, глухой, лишенный осязания, немой. Они еще говорят тверк-тиак, чтобы не так длинно.

Погнали лодку дальше. Ночь выпала не кромешная — небо ясное, и луна светит, — так что поточникам и подсказывать ничего не надо.

Трижды встречали обозначенные фонарями большие суда. Но даже не приставали к берегу, просто обходили подальше. Все равно суда стояли на якорях — все, кроме поточников, боятся плавать по реке ночью. И хорошо, спешить надо, потому что скоро дождь начнется — Рес видел явные приметы.

И опять усталости не было, хотя махал веслом, не останавливаясь. Он-то ладно, к плотницкому топору привычный, но Леск же только и упражнялась, что с кисточкой для письма, а тоже не устает.

С ранними сумерками погода начала портиться — ветер задул, тучи нанесло. А люди потока будто обрадовались — все гнали к верху. Только пересекли реку, легко догадаться, зачем — непогода идет с северо-запада, и правый берег прикроет от ветра. Для высокой волны лодка не приспособлена.

Север раздал отрезы из вощеной ткани — от дождя прикрываться, — объяснил:

— В дождь никто нас не увидит, все попрячутся. Можно открыто плыть.

Люди потока укутались в ткань плотно, только руки с веслами наружу торчат, а Рес и Леск так не умели, все время у них ткань разматывалась. Ресу еще и меч мешал. В конце концов, Север помог побережнику, Волна побережнице. И поплыли дальше.

Дождь полил сильный, скрыл мир пеленой. К счастью, без молний — в грозу на воде слишком опасно. И ветер был, так что порадовала предусмотрительность поточников — дальше к середине реки поднялись волны, а от противоположного берега даже шум прибоя доносился, хоть и слабее морского.

Так и гнали лодку сквозь дождь, назло всем кордонам и патрулям. Рес, пожалуй, всю жизнь оставшуюся налегал бы на весло, чтобы только вперед. Порой, казалось, что нет ничего, кроме воды, дождя, лодки и скорости, но Рес стряхивал наваждение.

За полдень Север неожиданно распорядился:

— Влево.

Рес оглянулся — никого не увидел, пустынна река. Зачем же тогда влево? Но разглядел впереди водовороты — слабенькие, однако значили они, что в этом месте сливаются два потока, то есть, в реку впадает приток. И большой.

Лодка действительно прошла устье, и уже плыла по реке, которая была уже Холодного Потока. И все же широкая, судоходная. Что же это за приток? Ближайший такой большой вверх по реке, это Змейка, но далеко он. Не выдержал, спросил у Севера, и тот подтвердил — да, Змейка. Добавил:

— Вправо, пристаем.

Подогнали лодку к берегу, Рес услышал и почуял, что недалеко город. Чудеса, от того места, где беглецы встретили поточников до города Бурное Плесо дней пять пути на лошадях рысью, а по реке еще дольше. Но Леск совсем не удивлена. Ее колдовство или людей потока? Без колдовства обойтись не могло.

Вышли на берег, и сразу навалилась усталость. Кое-как встряхнувшись, Рес задрал рубаху, вытащил из повязки двадцать колец и протянул Северу. А тот даже не пошевелился:

— Не возьму.

Рес едва не выпустил серебро из руки:

— Почему?!

— Я мог за вас двоих по десятку золотых чешуек получить. Я знаю, что вы побережники. Но вы воду слышите, а Колдунью и вода слышит. Мы своих не выдаем — небо не прощает.

Рес сунул серебро в карман:

— И как же ты догадался?

— Вы коней оставили. Любой из тверк-тиак захотел бы продать, повел бы в ближайшее селение. Или хоть усомнился бы, перед тем, как отпускать так просто. Нет в вас жадности тверк-тиак.

Жадность-то у побережников есть, все, кому приходилось торговаться с ними, подтвердят. Но, когда беглецы отпускали коней, было не время для жадности. Просто глупо задерживаться, только чтобы продать что-то.

Впрочем, побережникам уже тысячи лет известно, что достаток дает свободу, а богатство отбирает.

— Если доберетесь до селения Тенетного, можете просить помощи, — добавил Север. — Вас не выдадут, как мы не выдали.

— А где это Тенетное? — предложение было очень заманчивым.

— Выше Низкого Моста на полперехода.

— На реке? А почему мы прямо туда не поплыли?

— Низкий Мост не пройдешь. Холодным Потоком целый большой караван побережников проплыл еще в начале исхода. И реку перекрыли, в Низком Мосту все время с берегов смотрят и все лодки обыскивают. Ночью реку цепями перегораживают, и на всех мостах факельщики стоят. И в лодках с факелами плавают.

У Реса было много вопросов, но поточники сели в лодку и уплыли, не прощаясь. Пришлось спрашивать Леск:

— И как же мы так быстро доплыли? Колдовство?

— Да, колдовство, заклинание прямой тропы.

Еще одна легенда. Это заклинание знали степняцкие шаманы, но последний из них лет семьсот назад умер в изгнании.

— Так река же, а не степь! — удивлялся Рес. — Про прямые тропы я слыхал, это по которым ближе в обход, чем напрямую, так?

— Река схожа с прямой тропой, больше того, заклинание прямой тропы на реках действует лучше.

— А это ты колдовала, или обереги поточников нас разогнали так?

— Оберег защищает, а не призывает иные силы.

— Разве?

— Не веришь? Я сейчас покажу…

И принялась рыться в мешке, свиток какой-то искала.

— Отдохни лучше, — посоветовал Рес.

Они лежали на траве в густых кустах, жевали зачерствевшие лепехи — восстанавливали силы после гребли. В том, что Леск способна колдовать, Рес не сомневался. Однако не был уверен, что у нее получится правильное колдовство. На Холодном Потоке получилось правильно, потому и заподозрил, что не Леск разогнала лодку.

— Колдовство зависит от местности, — все равно объясняла Леск. — На Холодном Потоке заклинание прямой тропы подействовало, в других местах не подействует. В Трехречье совсем не работают скрывающие заклинания, на Пахотных равнинах — огненные. Может быть потому, что их слишком часто использовали.

Отдохнули, переоделись в дворянское, чтобы зря стража не цеплялась, и отправились в Бурное Плесо.

Город сильно разросся за стены небольшой деревянной крепости, беглецы прошли по тропинке между огородами, потому между глухими заборами. И оказались на городской улице.

Горожане — русоволосые, голубоглазые, ходят с топорами за поясом и ножами за голенищем, как принято у их народа — людей леса. Северного, понятно, а то у южан тоже люди леса есть. Да и на севере раньше два народа леса было, один имперские советники переназвали народом рощ, чтобы не путаться. Одетым как дворяне беглецам лесовики дорогу уступали, но кланялись только самые старые, и то неглубоко.

Первым делом надо было купить лошадей и еды в дорогу. Расспросили прохожего, и оказалось, что лошадьми в самом городе торгуют только раз в двенадцать дней на ярмарках, но за городом по дороге в Три Кузницы есть конюшня, где можно купить в любое время. Ресу и Леск как раз нужно было в Три Кузницы, узнали дорогу и пошли. Насторожило, что конюшня «в полутысяче шагов за кордоном». И до сих пор неизвестно, дошел сюда императорский указ про подорожные, или нет.

Вышли из города, похожего на большую деревню, издалека увидели: вереница телег, рывками движется, явно кордон дорогу перекрыл. Видимо, здесь тоже «узкое место» — дорога проходит близко к Холодному Потоку, можно не только ее перегородить, но и за рекой присматривать. А с другой стороны дороги — засеянные поля, по большой дуге кордон обходить придется. Пожалуй, что и не обойдешь — видны вдалеке за полями деревья, не Змейки ли это прибрежные заросли?

Тогда только по дороге, разве что ночью через поля попробовать, но как потом покупать лошадей?

Лесовики народ оборотистый, обстоятельный — устроили перед кордоном торговлю, раз тут толпится много людей. Издалека видны румяные горки булочек и стопки лепешек, благоухает над угольями вымоченное в вине мясо со специями, шкварчит в глубоких сковородах рыба.

Рес оставил Леск подальше от кордона, сам пошел осмотреться. Купил дорожных сухарей. И заметил во взгляде торговки удивление: чего это дворянин в простецких сушках нашел? Плохо, запомнить может торговка. Даже засомневался, стоит ли здесь еще что-то покупать, но соблазнился, увидев копченый сыр, который пузатый купец продавал прямо с телеги. Самое то в дороге, так что Рес взял два круга.

Когда укладывал покупки в мешок, к телеге подошел пахнущий сыроварней мужик, испуганно заговорил с купцом:

— Это ты не мой сыр-то продаешь?!

— И твой тоже. Чей же еще-то?

— А чего в Кузницы не везешь-то?

— А подорожной нет. Аж за шестнадцать дней помощник вызывает. Да и то, дадут ли подорожную-то.

— Разорение… Слышь, а как не дадут-то?! Это ж и мне разорение, и тем мужикам, у кого я молоко скупаю… да и тебе!

— Не бойся, у Лаиса подорожная есть, потому как он из Кузниц гвозди возит для имперских надобностей.

— Да не хватит ему серебра, сыр-то весь выкупать! И торговцы в Кузницах не знают его.

— А я с ним письмо передал тем торговцам, чтобы сыром нашим торговали. Лаис отвозить будет, те торговать. Только чтоб по-честному надо все, через стряпчего, а то потом не докажешь ничего. А тут я торгую, чтоб без дела не сидеть. Да и чего бы подорожную не давать мне-то? Мастеровым-то в кузницах есть чего-то надо, я им сыр-то и вожу, да рыбу, да копчености.

— А ежели скажет помощник наместника, что копчености мастеровым не нужны, что роскошь это лишняя?

— Ну так соль возить буду. Без соли-то никуда, а до сих пор только Танкрис один возил ее-то.

Рес невольно усмехнулся — приспосабливается народ к новой жизни. Иэй бы порадовался, что все купцы теперь хотят возить товар ради блага Империи, но для блага ли? Хватит ли мудрости у наместника, тем более у помощника его, разобрать, что благо, а что вред? И до чего же глупо получается — чтобы из Бурного Плеса в Три Кузницы попасть, в соседний город всего лишь, подорожная нужна.

Подслушал Рес и еще один разговор — двое парней на легкой одноконной коляске, с виду младшие советники, переговаривались тихо, но разобрать можно, если слух как у людей побережья:

— …ладно, служивым, а остальным что делать? И так полмесяца мужичье по лесам следы выискивало. Если бы хоть много наловили, а то все отставшие какие-то, одиночки, да большинство оказалась не побережниками, а случайными бродягами.

— То, что бродяг выловили, тоже хорошо, тоже благо для Империи. А обязательным сделали, потому, что потеряли мужики охоту ловить побережников. Никто уже не хочет идти в леса или патрулировать реки.

— С чего вдруг?! Золота не хотят?

— Бояться стали. Просто не ждали, что побережники станут отбиваться, а так — то одному зубы выбили, как на ночевку беглых вышел, то другого подстрелили, когда сам в засаде с самострелом сидел. А кто и сгинул вовсе, да как раз там, где потом тайные дороги нашлись. А есть же и те, кто про тайные дороги знал, но не сказал. В Сырой Коре знаешь, что было? Старик один, лесничий, побережников за золото переправлял через Холодный Поток. Пока указ не вышел, а старик как раз обоз один спровадил. Ну и доложился служивым, за доклад тоже золото положено, хоть меньше, чем за поимку. Но за обоз старику немало перепало бы. Догнать обоз служивые догнали, а взять не смогли — отстрелялись побережники из луков, а сами второй раз через Холодный Поток переправились. Только и досталось служивым, что один боец, который оставался последним на берегу, стрелы пускал, будто много их. Самый никчемный остался, старый уже. Взяли его, а он понял, кто доложился, да и рассказал служивым, что старик тот, лесничий, три десятка чешуек за переправу взял с побережников, а это вроде как помощь врагу. Лесничего в колодки. Может и отпустили бы, если б он все золото, что с побережников взял, в казну выдал, да на самом деле только полтора десятка чешуек старику было заплачено всего. Уж как он оправдывался, не верили ему, что всего полтора десятка. Так и пошел на рудники на старости лет.

— Подлый народ. И как их ловить? Они уже все разбежались, остались только одиночки. Да и опасно ловить, они на границе силой прорывались, стражники только гибли зря. В каждом обозе по десятку бойцов, да соединялись еще обозы, а бабы у побережников тоже из луков бьют, да и в рукопашную могут. И кто селян в лес погонит, кто проверять будет, были они в лесу, или не было? Снова со старост спрашивать? Так наврут же, как всегда.

— А вот пускай мужичье все тайные тропы да переправы выдаст. Не может быть, чтобы не знало. Даже если больше побрежников ни одного не поймают, все толк будет. А по лесам гонять сейчас не время, хлеб осыпается.

Рес сообразил, что слишком долго стоит на обочине, рассматривая непонятно что у себя под ногами, и отошел, хотя любопытно было, что еще советники расскажут про новый указ. Задумался — неужто и вправду каждый теперь обязан ловить беглецов? Неужели мало оказалось пообещать награду? И еще вспомнилось, что в обозе, от которого они с Леск отбились, главный проводник по имени Сэн был действительно очень стар, хотя и не дряхлый. И лучник отменный. И наврать, сколько золота заплачено за переправу, чтобы отомстить старику-доносчику — Сэна хитрость, наслышан Рес про этого человека. Выходит, обоз уже за границей, если стычка со стражей была аж в Сырой Коре.

Так, отвлекшись на собственные мысли, Рес нечаянно подошел слишком близко к кордону. Увидел: семь человек служивых, беловолосые люди моря. Морские лучники, судя по красным курткам с костяными бляхами. Далеко их от моря занесло. А старший кордона из народа пустошей, и куртка его расшита серебром, значит — дворянин из гвардейского ополчения. Плохо дело, этот не постесняется спросить подорожную у другого дворянина, не проедешь, глядя мимо служивых, как удавалось на Пахотных Равнинах.

Однако подорожные спрашивали не у всех, местных крестьян пропускали. Еще бы, без них в городе голодуха будет. Только быстро, но сноровисто проверяли, не прячется ли кто в телегах.

Вот, пропустили еще одну телегу в город, в ней сидели женщина и трое парней, один из них сказал остальным:

— Я ж говорил, пропустят. А то, выходит, из дома до ветру без подорожной нельзя выходить.

Попытаться пройти кордон под личинами крестьян? Ненадежно — десятник, вполне может статься, всех местных знает. Дворяне, они такие, память на лица у них крепкая.

Тем более что служивые обратили внимание на Реса. Сначала один глянул и сказал что-то, потом второй, потом трое сразу. Дворянская одежа привлекла? Нет, и дальше поглядывают, но исподтишка. Не понравилось Ресу их внимание.

Изобразив на лице скуку, подошел ближе, остановился возле телеги, с которой бойко продавали горячие лепешки. Покупатели сразу расступились, пропуская дворянина, пришлось купить несколько лепешек. И слух напряг, аж в ушах зашумело. Не зря прислушивался: один служивый сказал, очевидно, десятнику:

— Может, беличьей стрелой его в голову? Прямо отсюда? Близко же! Улучу, как отвернется он, чтобы не видел, как целюсь, и навскидку.

— Во-первых, может быть не он, — а это явно десятник, дворянский выговор. — Конечно, мы можем потом извиниться, и он поймет, но не стоит зря стрелять в дворянина. Во-вторых, он не один, с ним женщина, ее тоже нужно взять. Тинкерен, пройди рядом с ним, посмотри его пуговицы, если на них герб рода медного ножа, почеши в затылке.

— И тогда — стрелой?

— Пожалуй, да. И сообщим городской страже, пусть проверят всех женщин.

— А может — проследим за этим, а? Он же к женщине своей так и так пойдет. А потом и так через кордон пойдут, нам дождаться только.

— Нет, побережники слишком хитры, нужно брать наверняка. Только, смотри, случайно не почешись.

— Да что ж я?.. Да и не дворянин он — без коня, и со всеми ждет, пока передние кордон пройдут, а его ж пропустить обязаны.

— Да, вероятно, не привык.

Рес повернулся, и пошел от кордона. Слегка вилял, чтобы сбить прицел, прислушивался, не скрипнет ли, изгибаясь в руках служивого, лук. Очень хотелось обернуться, и даже глянул один раз назад — как будто узор на телеге разглядывал, проходя мимо. Служивые внимательно смотрели вслед.

Рес вильнул влево-вправо — хотел скрыться за лошадьми и телегами. Но, оглянувшись, разглядел красную куртку вдалеке над толпой — кто-то из лучников забрался на коня. Увидев издалека Леск, глазами показал ей, что бежать надо.

Вошли в город, укрылись за каким-то кустом и рванули. Сейчас служивые бросятся в погоню. А богато одетым дворянам не так просто спрятаться посреди улицы, любой прохожий запомнит, а потом укажет, куда пошли.

Пробежали пахнущую пекарнями и сыроварнями ремесленную часть города и оказались в путанице узких проходов между какими-то глухими сараями — должно быть, зимние склады, сейчас пустые. И безлюдно здесь.

Издалека донеслись звуки рожков и свистков — служивые подняли городскую стражу. Теперь выяснят, куда побежали побержники, начнут прочесывать.

Рес швырнул купленные лепешки и свою котомку в один проход, потянул Леск в другой. Выхватил у нее из рук мешок со свитками, но бросать не рискнул — некогда беглецам между собой препираться. Дважды свернули, перемахнули забор, пересекли широкую улицу — к счастью безлюдную, — и Рес увидел в тупичке между сараями заросли лопухов. Там и спрятались — улеглись на землю между толстых стеблей.

Готовы были ждать долго, но очень скоро послышались шаги, и мимо прошли четверо морских лучников с конями в поводу — в узких проходах между сараями верхом не разгонишься, у пешего получится быстрее.

Беглецы выждали, пока шаги стихнут, побежали обратно. Рес отчаянно соображал, что же делать: переодеться в простое, попытаться обойти кордон через поля или вдоль речного берега? Захватить лошадей и надеяться на скорость? Или к реке прорваться — вдруг заклинание прямой тропы снова подействует?

Только они заблудились между сараев, в тупик попали. Вернулись, свернули в другую сторону. И прямо-таки едва не врезались в троих служивых — двое в красных куртках, один — тот самый дворянин-десятник из гвардейского ополчения. Тоже коней в поводу вели.

Все пятеро растерялись на несколько мгновений, потом — схватились за оружие. Ближний служивый — хорошо, не дальний — держал в руке лук. Молниеносно выхватил из-за спины стрелу — беличью, со смоляным шариком вместо острого наконечника. Но Рес уже ринулся вперед, выхватил меч и, продолжая движение, рубанул по верхнему плечу лука. Тетива лопнула, служивый подался назад — не отступил, отклонился, как будто нарочно подставлял ногу. И Рес резко пнул его в колено, одновременно поворачиваясь к другим врагам. Под каблуком хрустнуло, служивый рухнул, завыл.

Тем временем второй служивый уже атаковал мечом сбоку. Приняв удар на обух, Рес всадил ему острие обводящим в руку — у Иэя этот прием позаимствовал. Меч служивого глухо стукнулся о дорогу, брызнула кровь, когда Рес выдернул свой клинок.

Остался один противник, дворянин. Он не спешил, направил прямой меч черной стали Ресу в глаза. Аккуратно приблизился, атаковал сложным выпадом, с переводом острия. Рес отбился коротким махом, ударил обводящим, а дворянин, вместо защиты, опять провел выпад. Меч Реса попал дворянину по туловищу, но, прорубив куртку, только звякнул о метал — у дворянина была пододета кольчуга. Отбить меч врага Рес не успевал никак, и уклониться тоже не успел — острие с силой ткнулось в бок. Но тоже звякнуло — о скрытый под одеждой тесак. Достать бы его, но несподручно. Разошлись, дворянин вильнул в сторону — явно хотел развернуть Реса. Зачем — неважно, поддаваться нельзя, Рес не развернулся, а шагнул в ту же сторону и чуть отступил. Правильно — успел заметить краем глаза быстрое движение, отклонился, и между врагами пролетел, вертясь, нож — первый служивый метнул. Может, нож и воткнулся бы, а нет — все равно рука дрогнуть могла. Дворянин атаковал двойным ударом, отвел обманный выпад Реса, связал, ответил коротким сверху. Осторожничал, явно старался оттеснить противника к служивым — они, хоть и раненые, но на подлый удар в спину еще способны, мечи при них. А о том, что Рес тоже не один, забыл — Леск подскочила к дворянину сзади и накинула ему на шею поясок, потом, развернувшись, дернула. Даже предупреждающие возгласы служивых опередила — они тоже не ждали такой прыти от женщины. И затянула крепко — дворянин выронил меч, схватился обеими руками за шею. Хрипеть, и то не мог, только рот разинул и глаза вытаращил. Рес оглушил дворянина плоскостью меча, стянул с него пояс и стал быстро связывать. Лошади непонимающе косились, отошли подальше. Не убежали бы — пригодятся.

Леск подошла к раненому в руку служивому — он был уже весь в крови, пытался хоть как-то себя перевязать, помогая зубами. Сказала таким злым голосом, что даже Рес испугался:

— Если что — глаза выдавлю.

И принялась помогать. Зря время теряют, ведь тут и другие служивые рыщут вместе с городской стражей. Впрочем, шагов не слышно, значит, немного времени еще есть… Лишь бы эти крик не подняли, однако побоятся — беззащитны перед Ресом и Леск.

Поглядывая на первого служивого, который неуверенно тянулся к рукояти меча, Рес привел в чувство дворянина хлопками по щекам, жестко спросил:

— Не соизволите ли объяснить, почему вы и ваши люди на нас набросились?

Дворянин хмыкнул:

— А почему вы от нас убегали?

Совершенно спокойно говорил, как будто вел застольную беседу. Еще и шутит. Даже завидно.

— Таким образом, недоразумение разъяснилось, и вы не будете нас преследовать?

— Я ничего не обещаю…

— Да? В таком случае, и я ничего не могу обещать.

— Если вы меня убьете, серьезно раните или ограбите, вам не спрятаться даже в империи меднолицых, — с деланной скукой объяснил очевидное дворянин.

— Одним убитым дворянином больше, одним меньше. Нас и так преследуют, правда, я не понимаю, откуда столько чести. Кого мы разозлили?

Дворянин посмотрел на Леск, которая затягивала служивому повязку, потом в глаза Ресу:

— Старого Тоумоса.

— А… И чем же?!

— Вы его обманули, притворялись дворянами, — стало быть, этот ополченец тоже знает про обман. Стоит ли и дальше притворяться? Вряд ли получится, но не признаваться же, что врал:

— А почему он решил, что мы не дворяне?

— Вы сражались на мечах, как побережник. Вы ломали ритм поединка, а Тоумос потом уже, когда вы расстались, случайно узнал, что так сражаются побережники. Другие мастера навязывают свой ритм, подстраиваются под чужой, но атаковать против ритма — это умение народа побережья.

— Мало ли кто так сражается, побережники из своего мастерства тайны не делали!

— Да, не делали, — усмехнулся дворянин.

Ясно, Иэй заподозрил, проверил, есть ли в роду медных ножей люди с именами Малтвик Ней и Малтвик Гис. Может, и нашлись, да не те оказались, с которыми Иэй ел рыбу за одним столом и обсуждал имперские законы. И все равно неясно, почему приметы Реса и Леск разослали по всем кордонам, даже убийства серокафтанника мало для такого пристального внимания.

— И как же вам передали наши приметы? — продолжал расспрашивать Рес — надо побольше вытянуть из дворянина, пока он болтливый. — Гонец бы не успел с Пахотных Равнин, никак не успел.

— По цепочке огней. А потом — с почтовыми соколами.

Рес не сразу вспомнил, что это за цепочка, потому как она мало кому доступна: на вершинах каждой из Пограничных гор поставлены мощные масляные фонари, снабженные особыми устройствами из множества дверец, чтобы можно было быстро мигать. Так и передают сообщения — сочетаниями из коротких и длинных вспышек, вроде перестукивания в тюрьмах или морского «языка барабанов». Только на своем, тайном языке, да меняется он все время, чтобы враги не прознали имперские тайны. Понятно, что много сообщений по цепочке не передашь, потому не всем она доступна, далеко не всем. Рес аж растерялся:

— Но… цепочкой огней только может пользоваться имперская разведка, да сам Император…

Дворянин усмехнулся:

— А вы не знали, кто такой Иэй Тоумос? Он второй советник по разведке. Он должен был предвидеть, какими способами одиночные побережники смогут бежать из империи. И ваш способ, притворяться дворянами, он тоже предвидел. Еще до вашей встречи.

Да, теперь понятно — дворянская честь Иэя действительно пострадала, но не его собственная, а честь слуги Императора. Все-таки ошибкой было дворянами прикидываться…

— Я ответил на ваши вопросы, может быть вы ответите на мои? — вдруг спросил дворянин. — К примеру, как вам удалось настолько быстро добраться до Бурного Плеса от Пахотных равнин?

— Это не наша тайна! — резко ответила Леск. И сказала перевязанному только что служивому: — У тебя пробита жила, кровь я остановила, не истечешь, но надо быстрее к лекарю, а то можешь остаться без руки.

Подхватила свой мешок со свитками, и направилась к лошадям.

Гнедой под дорогим седлом — видимо, дворянский конь — не дался, отбежал, косясь со злостью и страхом. Но два других оказались не против сменить хозяев. Ага, им не впервые — у них тавра егерские. Понятно, откуда у морских лучников кони.

— Найдите свою судьбу, — попрощался дворянин, как принято у почитателей видящих духов. И стало понятно, почему он так охотно отвечал на вопросы Реса — его вера одобряет милосердие, которое Леск проявила к раненому в руку служивому. Помогать врагам империи никакой дворянин не будет, но этот попытался уговорить их сдаться — тогда у беглецов есть хоть какая-то возможность уцелеть. Если не выяснят, что это Рес убил десятника серокафтанников, и что Леск колдунья.

Забрались в седла, тронули коней. Рес расслышал слово дворянина:

— Не нужно.

Оглянулся, увидел, что перевязанный Леск служивый поигрывает коротким метательным ножом — держит левой рукой за лезвие, покачивает, смотрит в спины беглецам задумчиво. После того, как ему жизнь спасли, еще и сомневается. Впрочем, побережники с детства учатся принимать такие вещи спокойно: «Есть круг кузнецов, есть круг мудрецов, есть даже круг бездельников, но нет круга хороших людей».

Выбрались на достаточно широкую улицу, Рес посмотрел влево, вправо. Леск решила:

— К Змейке!

— Заклинание прямой тропы?..

— Да!

Они пронеслись по улицам города, прохожие едва успевали отскакивать. Вломились в чей-то двор, пересекли огород — под копытами хрустели мелкие тыквы, — подняли пыль на стерне. А вот и прибрежные кусты, и берег достаточно пологий.

Что дальше, искать лодку? Плыть вместе с лошадьми? Бросить их? Леск, похоже, не знала.

Все решилось само собой — кони пошли прибрежной отмелью, заливая друг друга и седоков брызгами. Леск неуверенно прочитала заклинания, нарисовала в воздухе знаки. И берег словно рванулся назад, словно очень быстрое течение понесло вверх по реке. Лошади не то испуганно, не то восторженно заржали, шаг не убавили.

А подгонять их не было смысла — берега и так неслись мимо со скоростью стрел. Правый, дальний, хотя бы равномерно двигался, а левый вообще какими-то кусками мелькал. Появлялись впереди обрывы, коряги, люди с разинутыми ртами на берегу или в лодках, даже селения небольшие, и сразу исчезали. Не растворялись в воздухе, а как-то по-другому, быстро и незаметно, как волки в кустах скрываются. И отмель под копытами коней не заканчивалась, хотя на любой реке должны были встретиться препятствия — коряги те же или прибрежные омуты. Разошлась Леск, переколдовала, не вышло бы беды. Несколько раз, когда мелькали впереди селения или люди, Рес оглядывался — и действительно снова их видел, сзади. Кроме того, брызги из-под копыт уже не летели на лошадей и людей, исчезали куда-то.

Пожалуй, жители прибрежных селений Змейки теперь новых легенд напридумывают. О призрачных речных всадниках. А имперская разведка близко подойдет к догадке, как Рес и Леск сумели быстро добраться до Бурного Плеса. Переколдовала Леск, перестаралась.

Остановились, когда уже вечерело, Леск сказала:

— Заклинание прямой тропы больше не действует. Река слишком маленькая…

И действительно, Змейка здорово сузилась. Сколько же они проскакали?!

Вывели лошадей на берег, в сосновый лес. А усталость не меньше, чем после гребли, да и кони тяжело дышат, хотя всего лишь шагом шли.

Рес спрыгнул на песок, осмотрелся. На этом берегу светлый сосновый лес, на том тоже.

— Где же мы?

— Не знаю, — растерянно ответила Леск. — Надо посмотреть карту. Но, похоже, мы сильно ушли на север.

— А надо на восток!

Осмотрели лошадей, пересчитали, что есть в наличии. Котомка Реса с сухарями, копченым сыром и кое-какими нужными в дороге мелочами осталась в Бурном Плесе. Но висел под левую руку Леск чехол с луком и десятком стрел. Лук из новых — тяжелый, сборный, тетива вощеная, воды не боится, а натянута крестом, так что, когда взводишь лук, сперва тяжело идет, а потом легко, можно долго целиться, и рука не онемеет. Кроме того, к седлам были приторочены сумки — в обеих полупустые фляги с водой, по куску сыра и по две лепешки, разные мелочи — шила, бритвы, мыльная вода. Моряне народ чистоплотный. А у Реса чехол для лука пустой, зато с другой стороны приторочено свернутое одеяло.

Услышали далекий плеск, скрылись между стволов и увидели: по реке спускался небольшой плот, а на нем двое просто одетых рыжеволосых мужиков и двое служивых в зеленых кафтанах — егеря. А ведь на прибережном песке остались следы копыт, и егеря их заметили, засуетились.

Беглецы осторожно отвели лошадей подальше от берега. Рес приготовил лук, Леск что-то очень тихо зашептала.

Плот приблизился к берегу, мужики уперлись в дно шестами, чтобы течением не сносило. Один служивый, помоложе, спрыгнул в воду, поднимая сапогами волну, вышел на сухое и, присмотревшись к следам, крикнул через плечо:

— Наши.

— Да мы тут на конях не были! — крикнул в ответ второй служивый.

— Ну… егерские это подковы, кто-то из наших проходил.

— А-а. Егерей уже в лесах больше, чем зайцев. А откуда след-то? Вроде из реки вышли.

— Может, переправились где, а тут по отмели ехали. Видишь, место хорошее, чтобы выехать.

Служивый вернулся на плот, мужики вытянули из реки шесты, и скоро плот скрылся.

— Речной патруль? — предположил Рес. — Даже тут?

— Не знаю.

— Тогда вдоль реки не идем.

Неприятное решение, как будто оборвалось что-то внутри.

— А повезло, что кони егерские, — рассуждал Рес. — За своих приняли… Притворялись мы южанами, дворянами, теперь еще и егерями. А что, одежа у нас зеленая, издалека сойдет за кафтан их. Главное к людям не приближаться.

— Долго притворяться не сможем.

Да, действительно, хоть и удрали Рес и Леск из Бурного Плеса, но не выйдет в этот раз беды за спиной оставить — не пожалеет имперская разведка почтовых соколов, и разнесутся вести о беглецах по всему северу. Да и по всей империи, потому что цепочка огней тоже будет задействована. Скоро узнают егеря, что можно верить не всем следам егерских лошадей. Нужно менять одежду, лошадей, личину.

Леск порылась в мешке, нашла свиток с картой. Все равно непонятно было, далеко ли унесла беглецов прямая тропа — ширину реки по карте не угадаешь. Но по всей Змейке расположено немало селений аж до Озерного края, так что лучше от реки удалиться.

Влезли в седла и двинулись на север. Сначала поднимались, потом вниз местность пошла. А потом и стемнело совсем, так что, стреножив лошадей, нагребли кучу хвои, накрыли одеялом — лежка на ночь. Сжевали по половине лепешки. Костер разводить не рискнули — местность незнакомая. Хоть и кажется дикой, но вдруг где-то недалеко стоянка лесорубов или охотничья заимка. А спали по очереди, по полночи. Ресу пришлось снова просить у Леск красный порошок, чтобы отстоять свою половину первым, но потом разбудил Леск, не мешкая — ему о себе надо думать ради них обоих.

А Леск Реса растолкала на рассвете. Тоже правильно, нечего задерживаться.

Съели лепешку на двоих и отправились дальше. Очень безлюдным выглядел лес, диким. Ни следа человеческого или хоть лошадиного, ни зарубок на деревьях, ни кострищ, хоть бы и прошлогодних.

Леск проверяла, какое колдовство здесь действует — бормотала что-то, рисовала знаки в воздухе, в мешок за свитками лазила. Ничего не нашла.

Стали попадаться болотца, озерца, ручейки. А впереди просвет какой-то виден — опушка? Нет, вроде бы вода поблескивает.

Беглецы выехали из леса, и открылось обширное водное пространство, противоположный берег едва угадывается. Кружат речные чайки, мелкая волна плещется об разноцветную гальку.

— Если окажется, что это река Бездонная… — сипло начал Рес.

— Это не река, — перебила Леск.

Действительно, Рес не чувствовал себя возле реки.

— Так что это, озеро? Такое большое?

— Вероятно, мы в Озерном крае.

— Доставай карту.

Развернули свиток. Да, есть озеро Клешня, как раз в переходе от Змейки. Но до чего же далеко от Бурного Плеса! Леск надо научиться себя сдерживать. Потому что течет Змейка вначале на юго-восток, потом уже на юг поворачивает, так и впадает в Холодный поток.

— Выходит, мы, если от Пахотных Равнин считать, на запад сместились больше, чем на восток. А больше всего — на север, как будто нам туда и надо. И что теперь делать?.. Может, на запад пойдем, к морю? Найдем способ уплыть на Закатные острова.

— Да, другого пути нет. На восток нас не пустят.

Рес сомневался, что их пустят и на запад. Если даже Озерный край кишит егерями, то морской путь из империи тем более перекрыт. Пересидеть бы где-то, пока охота на побережников утихнет. Да хоть прямо тут, возле озера Клешня — вряд ли сюда часто егеря наведываются, следов их не видно. Они, скорее, патрулируют узкие перешейки между озерами, которые не обойдешь по суше. И наверняка кто-нибудь из местных за самими озерами присматривает.

Нет, это желание спрятаться — от страха, точнее — от испуга. Как у животных, которые, осознав смертельную опасность, замирают в неподвижности, вместо того, чтобы бежать или сопротивляться. А кто не испугается, если за ним погонится имперская разведка?

Сосредоточился на карте, кое-чего придумал. Чтобы придумку проверить, спросил Леск:

— Если бы ты командовала егерями, то куда отправила бы разъезды?

Она нахмурилась, долго смотрела на карту. Решила:

— Между озер, здесь, здесь, здесь, здесь обязательно… здесь, если есть лишние люди. Хорошо бы реки патрулировать, но не обязательно по берегу — можно поставить тайных наблюдателей, на случай, если кто-то по рекам поплывет. И время от времени проверять места удобных переправ, нет ли там следов. И, если люди еще останутся, отправить их на патрулирование диких мест — пусть ищут следы, расспрашивают озерников. Не знаю, как они устроят патрулирование озер, но что-то наверняка сделано. Могли и моряков для этого вызвать, хотя они нужны, чтобы ловить беглецов на море… И егеря в других местах нужнее, раз даже Трехречье серокафтанники патрулируют. Не уверена, что здесь так уж много егерей, Озерный край в стороне от коротких путей бегства из империи.

Рес не со всеми ее соображениями согласился бы, но в главном беглецы сошлись:

— Значит, на севере Озерного края нет егерей.

— Да, там пограничная стража… Но пограничников перевели в другие места — по этому признаку наши предводители поняли, что пора бежать из империи. А даже если не перевели раньше, то должны были сейчас — не побегут же побережники в Драконью Пустошь.

— Значит, мы можем пройти на севере — из Озерного края не вырвемся, но доберемся до реки Тихой, а она тоже впадает в Холодный поток. На ней заклинание прямой тропы подействует?

— Не знаю. Я даже не уверена, что заклинание сработает, если спускаться по реке, а не подниматься. Но попробовать стоит.

И они двинулись на север. Не так уж далеко было, по карте всего четыре перехода, но приходилось огибать озера, болота, два раза — возделанные поля вокруг селений. А один раз не смогли проехать между двух озер — необозначенное на карте маленькое селение перегородило путь. Зато подслушали разговор охотников: издалека увидели сквозь листву обычные для озерников ярко-рыжие волосы, затаились, поглаживая лошадей, чтобы те не шумели. Доносились два голоса, хруст, тихое чавканье — видимо, озерники перекусывали. Сперва обсуждали добытых куропаток, потом урожай, сходились, что в этом году не лучший, но далеко не худший. Потом донеслось:

— Так ты много рыбы навялил?

— А то. Как на озера в патрули гоняли, так я верши ставил и удочку закидывал, чтобы не совсем зазря. И так в самую страду пришлось, едва успели хлеб убрать, пока не осыпался. А что, тебе нужна рыба вяленая?

— Не. А что, продавать ее будешь?

— Не, погожу. И, я мыслю, надо бы сеть под дожди забросить, еще рыбы навялить.

— В дожди не свялится.

— Так насолить, накоптить. Повезло нам, что тот купец с солью без подорожной у нас застрял.

— А то. Так мыслишь, сгодятся запасы? Может, и хлеба припрятать?

— Лучше б не сгодились. Но, коли сгодятся, то лучше б и припрятать. Можно и мясца, как осенняя охота начнется.

— Да, войной пахнет. Побережников погнали, у горцев наместников поменяли, купец сказал. Служивых подтягивают, подорожные эти придумали, чтобы порядок навести в империи, стало быть.

— Ну, до нас-то война не докатится. Лишь бы ополчение не объявили.

— С кем воевать будем? С драконами? Тогда и до нас может…

— Да ну! Скажешь тоже. Тогда бы пограничников не переводили на восток. Не, с другим кем. Со степняками, либо с Лунным княжеством. Либо на море с кем, к примеру, в Алмазное княжество с моря высадимся, и надо будет флот их разбить сперва, а там и на суше сражаться.

Они говорили так, будто действительно собирались сами воевать со степняками или вторгаться с моря в Алмазное княжество. Чувствовали себя частью империи — то, чего люди побережья никогда не понимали и не поймут.

Потом озерники принялись обсуждать семейные дела, и беглецы, чтобы зря не терять время, двинулись дальше, в обход.

— Так будет война? — нахмурившись, спросила Леск.

— Наверное. Озерники такие беды всегда заранее чуяли. Да и я думаю, будет что-то — может, и не зря мы осадные башни строили. И флот Император не просто так гоняет, да и, опять же, не просто так с подорожными этими… и с побережниками. Порядок наводят…

— Из-за побережников вся армия дороги сторожит, — усомнилась Леск. — И чтобы проверять подорожные, тоже нужны служивые. А кто будет воевать?

— Вот именно, служивых не достает, так и наберут новых. А в кордонах и так много их стоит, и поменьше можно. Тем более, что с подорожными этими по дорогам ездить перестанут скоро совсем. Да только неужто Император нас переселять взялся, чтобы армию большую набрать?

— Император ничего не делает по одной-единственной причине. Да, ты прав, это запах войны. Как во времена Новых Дорог, перед завоеванием юга. Но против кого будем воевать в этот раз?

— У Императора бы спросить. Против степняков себе дороже — ни одному правителю не нужны такие подданные, а Императора даже наш народ не устроил. И степь их голодная не нужна никому, кроме них самих. Разве подати с них брать.

Леск усмехнулась:

— Лунному княжеству принадлежит речка Меловая, где кочуют несколько степняцких родов. С них собирали подати, но это оказалось слишком дорого, больше тратили, чем собирали.

— А сейчас не собирают. Да, слыхал. Пожалуй, и взаправду не со степняками война. И не с Лунным княжеством — там каждый селянин боец, как у нас, побережников, а каждое селение — крепость, и сквозь Пограничные горы ж воевать придется. Есть у степняков пословица умная: чтобы глаза не выцарапали друг друга, дан человеку нос. Вот Пограничные горы такой нос и есть. А уж с Алмазным княжеством и вовсе не стоит воевать — сквозь горы не прорвемся, с моря берег захватить — так флот у них, хоть меньше имперского, да не хуже. А если и захватят так дальше те же горы. Да и берег только до зимних штормов удержат, пока подкрепления смогут подвозить. А ведь соседи и договориться между собой могут. Имперцы в Лунное княжество, а степняки соберутся, и в Лесной край.

— Может, война будет где-нибудь за морем? В империи меднолицых?

— Далековато. И ненадежно, как и с высадкой в Алмазном княжестве. Хотя как там дела, не знаешь?

— Не слишком хорошо, насколько мне известно. Морские торговцы из наших говорили, что страна в упадке.

— А я слыхал, в круге портных жаловались, что ткани из империи меднолицых хуже стали. Как и у цеховиков у нас в империи. Так что не упадок у них, застой.

— Как и у нас. Возможно, дело зашло гораздо дальше, чем у нас. А Император решил не допустить у нас такого же застоя… Нет, что-то здесь неправильно. Мы не все знаем.

На самом деле беглецам было не до судеб империи. Слишком уж неясны их собственные судьбы, потому особо не обсуждали и не задумывались, с кем будет война. Может быть, и зря.

Обсуждали другое, к примеру, как бы личину сменить. Можно было покрасить волосы в рыжий цвет, сменить одежу на местную, подшить ее, чтобы скрыть тонкокостость, и притворяться озерниками. Уж во всяком случае, желательно лошадей перековать — если беглецов ищут по всей империи, то наверняка знают, что они на егерских конях с армейскими подковами. Но для всего этого надо было попасть в селение. А там собаки, а озерники народ подозрительный, в диких лесах живут, потому, как только слышат лай, сразу взводят самострелы.

Рес предлагал взять наглостью — среди дня въехать в селение и открыто перековать лошадей. Можно заплатить кузнецу, чтобы помалкивал про армейские подковы. А Леск дальше пошла — сказала, что кузнеца правильнее будет убить, да так, чтобы на случайную смерть похоже. Решили, что слишком явный это след будет. С облегчением — нет желания души чернить, как бы страшно ни было за свои жизни.

На четвертый день пути повезло — начался дождь, ливень. И беглецы пустили коней вскачь — нужно было уйти подальше, пока вода смывает следы.

Дождь еще не кончился, но пришлось перейти на шаг — кони устали. Степняцкие выносливее. И неприхотливее: спокойно объедали придорожные кусты, а потом с подозрением косились на зерно в кормушках конюшен. Этим же, армейским, приходилось выискивать полянки с травой. Лишние следы оставались, да и задержки раздражали. Но все лучше, чем без лошадей.

Сами беглецы обходились грибами, ягодами, орехами, кореньями, рыбешкой из озер и ручьев. Не голодали. У Реса совершенно некстати началась простуда после дождя, но Леск быстро вылечила его целебным порошком из своей поясной сумки.

Когда дождь кончился, развели большой костер, обсушились и выспались в тепле — как всегда по очереди, как всегда Рес сторожил первым. Дальше двинулись с прежней осторожностью — самый север Озерного края недалеко, уже можно встретить пограничную стражу. Рес рассудил, что если можно двигаться осторожно и с оглядкой, то так и надо делать, потому время от времени передвигались заячьими петлями — возвращались по кругу, пока не пересекали собственный след, присматривались — не появились ли рядом еще следы, не преследует ли кто. Пока что погони не было. Вообще безлюдными выглядели леса — и раньше вдалеке от селений редко встречались признаки людей, а сейчас вовсе исчезли.

Местность стала болотистой, хотя на карте этого не обозначено. И Рес решил, что пора сворачивать на запад, к озеру Выверт, из которого вытекает река Тихая.

Неожиданно сплошной лес сменился пустырями, перелесками, кустарниками, заболоченными низинами. Сделали еще одну петлю — широкую, пришлось огибать заросшее камышом мелководное озеро — и в этот раз обнаружили, что вдоль их собственных следов тянется еще несколько. Рес насчитал восемь преследователей, Леск утверждала, что все десять. Подковы явно армейские, но знаки на них незнакомые. Не егерские точно, пограничной стражи, наверное.

Рес испугался. Уже привык, что заячьи петли делаются зря, уже поверил, что нечего бояться, что безопасно доберутся до Тихой. Леск быстро заговорила:

— Когда увидят, что мы развернулись, то поймут, что это заячья петля, могут сразу повернуть обратно… или разделятся — половина дальше по следу пойдет, половина…

Рес молча стронул коня, погнал на запад, но севернее, чтобы оставлять другой след.

Перевалили три холма, и впереди снова показались заросли камышей вдоль озерного берега — к счастью, его край шел на северо-запад, по пути. А потом увидели издалека еще кое-что: двойные кресты на высоких шестах. И можно разглядеть свободную от кустов и деревьев распаханную полосу — это граница Равнинной империи и Драконьей Пустоши. У Реса возникло чувство, что смотрит с края бездны, как будто пересечет он границу и потеряет себя, потеряет всякую надежду. И, как и бездна, Драконья Пустошь притягивала взгляд. Ничем с виду не отличалась местность по разные стороны границы, странным это казалось — ведь там, на севере, уже не человеческий мир.

А здесь человеческий — перевалили беглецы холм и увидели людей. Полтора-два десятка всадников в черных плащах пограничной стражи и на крепконогих, быстрых лошадях. Даже можно разглядеть самострелы за спинами.

Рес и Леск сразу повернули в кусты, остановились в растерянности. Что делать? Возвращаться навстречу преследователям, попытаться проскочить мимо них? Если те идут по следу правильно, то растянулись цепью, чтобы наверняка заметить беглецов, не проскочишь. Или затаиться здесь, пропустить этот разъезд, потом — дальше на запад, на полном скаку? Но ведь найдут служивые след беглецов и пустятся в погоню, а лошади у них лучше, не уйти. Положение отчаянное, хуже некуда: с двух сторон враги, с третьей — камыш, с четвертой — Драконья Пустошь. Может, сыграть в «лесную войну» — расстреливать врагов из укрытия? Одного Рес убьет, может — двоих. Может быть, Леск одного успеет броском ножа. Но вряд ли больше. Обложат, как зверей, и прикончат, не спасут даже обостренные чувства побережников, как и зверей не спасают. Или после первого выстрела Реса пустят служивые коней вскачь, с рысканьем, чтобы прицел ему сбить, навалятся и расстреляют из самострелов.

— На север, — сипло выдохнула Леск и погнала к границе.

Рес зло простонал сквозь зубы и повернул за ней.

Границу проскочил, не останавливаясь, чтобы не передумать. И сразу навалилось отчаяние. Потому что до границы Рес был врагом всего лишь Равнинной империи, а после — все люди враги Реса. Кроме Леск, но до чего же это мало, всего один человек на свете, который не желает тебе зла.

Поднявшись на холм, Рес с тоской оглянулся, и оказалось, что тосковать не время: пограничники тоже пересекли границу и скакали по следам беглецов. А как же древний договор с драконами?!

— Может, здесь еще не Драконья Пустошь?! — крикнул на скаку Рес. — Ничейная земля?!

— Я не знаю! — откликнулась Леск.

Беглецы гнали коней, оглядывались с возвышенностей. Пограничники не отставали — наоборот, приближались. У них всегда были хорошие лошади.

— Одного нет! — крикнула Леск, когда оглянулась с вершины очередного холма. — Один пограничник отстал!

— Назад гонцом отправился! — предположил Рес.

Неожиданно дорогу перегородила полоса кустов — слишком пышных, густых, как будто береговых. То ли там овраг, то ли озеро, то ли река — все равно пришлось поворачивать. Лучше направо, слева тоже кусты густоваты. Не поскакали бы пограничники наперерез… между прочим, отставший служивый мог на перехват отправиться, в одиночку — чтобы беглецы не догадались. Откуда ему знать, как ловко Леск умеет считать. Одному служивому достаточно будет задержать беглецов совсем немного.

Потому Рес прислушивался — и услышал топот копыт справа впереди. Осадил коня, наложил стрелу на тетиву, вторую прижал пальцем к спине лука, чтобы стрелять сразу.

Леск тоже остановилась:

— Что?!. - однако и сама расслышала топот. Выхватила нож и перевернула, чтобы держать за лезвие.

Верховой пограничник выскочил из кустов шагах в двадцати и не сразу увидел беглецов, не успел вскинуть самострел — Рес выстрелил первым. В шею лошади — не хотел убивать человека. Но, когда лошадь рухнула, пограничник крепко ударился об землю и задергался в агонии — шею сломал или череп проломил.

А Леск рванула вперед, свесилась из седла по-степняцки и подхватила самострел. Трофей взяла.

Поскакали дальше. Все также оглядывались с возвышенностей — служивые не отставали, наоборот. Еще бы — их разозлила смерть товарища.

Рес отчаянно искал выход. К примеру, отпустить лошадей и пересидеть на деревьях…

Вдруг на небольшом, не слишком крутом спуске лошадь Реса споткнулась и с громким ржанием упала на бок. Сам Рес приложился о землю чувствительно, но не было времени даже застонать. С ругательствами поднялся. А лошадь не смогла — ногу сломала.

Проклиная всех богов и небо, Рес подхватил лук, стрелы и уселся позади Леск.

Поскакали дальше, однако скоро стало понятно, что одна наполовину загнанная лошадь не вынесет двоих человек, даже легких тонкокостых побережников.

Потому, когда переезжали неглубокий ручей, Рес соскочил в воду, напоследок даже хлопнул лошадь по крупу, чтобы подогнать. Леск оглянулась с отчаянием — ободряюще махнул ей, чтобы не задерживалась. Ускакала.

Рес не знал, что будет делать дальше. Можно спрятаться или уйти по ручью, чтобы пропустить пограничников, а Леск пусть как-то отрывается сама. Можно попытаться задержать погоню — в лесную войну сыграть, чтобы спасти Леск. Что лучше, что правильнее?

Выбрался повыше и затаился в кустах. Присматривался, прислушивался. Но служивые все не появлялись, только доносилось жалобное ржание брошенной лошади. Да и то затихло, донеслось неритмичное шуршание травы под копытами — как-то бедная тварь встала, захромала на трех ногах.

А служивых не было. Рес гнал от себя надежду, чтобы не спугнуть удачу — он, как ни удивительно, после месяцев бегства и страха еще не готов был умереть.

Долго ждал. Солнце уже прикоснулось к небокраю, когда поверил — отстала погоня. За время, что Рес прождал пограничников, они могли доползти до его засады на брюхе.

Когда стало понятно, что погоня не появится — видимо, беглецы пересекли ничейную полосу, а в Драконью Пустошь служивые углубляться не решились, — Рес немного растерялся. Стоит ли радоваться — от людей-то спасся, но как спасется от драконов? Даже неизвестно, сторожат ли они границу со своей стороны. Надо было раньше думать, хотя бы у Леск расспрашивать.

Отправился за ней по следам. Пока шел, стемнело. И в неверном свете луны наткнулся на мертвую лошадь Леск — не выдержала, пала от гонки. Следов в темноте не разобрать, потому крикнул:

— Это я, Рес.

Зашуршали кусты, послышались шаги, и Леск вышла с направленным в землю самострелом. Спросила сдавленно:

— Пограничники отстали?

— Да.

— Значит, мы уже в Драконьей Пустоши.

— А до того была ничейная полоса?

— Да. Я надеялась, что мы в ней оторвемся.