Псмит в Сити

30. Последние скорбные новости

Волей судеб мистер Бикерсдайк проводил этот час именно так. Он был на редкость доволен жизнью. Почти пять месяцев Псмит был для него чем-то вроде призрака на пиру, внушая непреходящее ощущение неуютности, от которого ему никак не удавалось избавиться. А сегодня вечером он обрел способ, как с ним покончить.

В пять минут пятого мистер Грегори, багровый и гневный, ворвался в его кабинет с исчерпывающим рапортом о том, как Псмит, присланный способствовать жизни и мыслям Отдела Долгосрочных Депозитов, покинул здание банка в четыре часа, когда оставался еще час рабочего времени и половина несделанной работы, и отправился развлекаться. «Ухмыляясь мне, — добавил оскорбленный мистер Грегори, — будто чертова макака». Самая несправедливая обрисовка той грустной чарующей улыбки, которой его одарил Псмит от вращающейся двери.

И с этого момента мистер Бикерсдайк чувствовал, что и беда порой оборачивается удачей. До сих пор Псмит выполнял свои обязанности безупречно. И был облачен этой безупречностью, как кольчугой. Но теперь он споткнулся. Уйти за полтора часа до положенного времени и отказаться вернуться на место по требованию главы отдела — это были нарушения, за которые его можно было уволить без всякого шума. Мистер Бикерсдайк предвкушал завтрашнее объяснение со своим служащим.

Теперь, после превосходного обеда, он, как и предсказал Псмит, расположился с сигарой и чашкой кофе в нижней курительной клуба Старейших консерваторов.

Псмит и Майк вошли туда, когда он насладился этими прелестями лишь наполовину.

Псмит начал с того, что подозвал официанта и заказал стаканчик коньяка.

— Не для себя, — пояснил он Майку, — для товарища Бикерсдайка. Ему предстоит выдержать нежданный шок, и противоядие может понадобиться незамедлительно. Как знать, насколько крепко его сердце. В любом случае безопаснее иметь панацею под рукой.

Он расплатился с официантом и направился через комнату, сопровождаемый Майком. В протянутой во всю длину руке он держал стаканчик коньяка.

Мистер Бикерсдайк узрел эту процессию и вздрогнул. Псмит очень осторожно поставил коньяк на столик рядом с чашкой управляющего и, опустившись в кресло, сочувственно уставился на него в монокль. Майк, очень смущенный, сел чуть в стороне за спиной своего друга. Это была затея Псмита, так пусть он и говорит.

Мистер Бикерсдайк, если не считать некоторого изменения в цвете лица, не подал виду, что заметил их. Он попыхтел сигарой, устремив глаза в потолок.

— Нам предстоит мучительная задача, — начал Псмит тихим печальным голосом, — избежать которой невозможно. Вы приклонили ко мне слух, мистер Бикерсдайк?

Такое прямое к нему обращение понудило управляющего оторвать взгляд от потолка. Секунду он смотрел на Псмита, как василиск в годах, затем вновь обратил взгляд на потолок.

— Я поговорю с вами завтра, — сказал он.

Псмит испустил тяжелый вздох.

— Завтра вы нас не увидите, — сказал он, придвигая коньяк чуть поближе.

Глаза мистера Бикерсдайка вновь покинули потолок.

— То есть, как? — сказал он.

— Выпейте это, — сострадательно произнес Псмит, протягивая ему стаканчик. — Будьте мужественны, — продолжал он очень быстро. — Время смягчает самые сокрушительные удары. Шок на момент оглушает нас, но мы приходим в себя. Жизнь, которая мнилось нам, утратила для нас всякую радость, мало-помалу перестает казаться неизбывно серой.

Тут мистер Бикерсдайк словно бы хотел что-то сказать, но Псмит, взмахнув рукой, стремительно продолжил:

— Мы обнаруживаем, что солнце все еще сияет, что птицы все еще поют. Все то, что прежде занимало нас, вновь обретает свою притягательность. Постепенно мы выбираемся из топи и начинаем…

— Если вам есть, что сказать мне, — сказал управляющий, — я предпочел бы, чтобы вы это сказали и ушли.

— Вы предпочтете, чтобы я не смягчал дурное известие? — сказал Псмит. — Быть может, вы мудры. Ну, так, короче говоря… — Он взял стаканчик и протянул его мистеру Бикерсдайку. — Товарищ Джексон и я покидаем банк.

— Мне это известно, — сказал мистер Бикерсдайк сухо.

Псмит поставил стаканчик на столик.

— Вам уже доложили? — сказал он. — Это объясняет ваше спокойствие. Ошеломление от шока ослабело и не может вновь усилиться. Я сожалею, что вы оглушены, но это было неизбежно. Вы скажете, что с нашей стороны безумие подавать в отставку, что наше овладение работой в банке безоговорочно обеспечивало нам успешную карьеру в Коммерции. Быть может, и так. Но нам почему-то мнится, что наши таланты принадлежат иным сферам. Товарищу Джексону управление псмитовскими владениями представляется постом, сулящим стремительный успех. Что до меня, то мое призвание — юриспруденция. Я плохой оратор, еще не готовый к публичным выступлениям, но предполагаю обрести доскональное знание законов, которое перевесит сей недостаток. Прежде, чем расстаться с вами, я бы хотел сказать… Могу я говорить и от вашего имени, товарищ Джексон?

Майк внес свою первую лепту в беседу — побулькивание — и вновь погрузился в молчание.

— Я бы хотел сказать, — продолжал Псмит, — какое наслаждение товарищ Джексон и я извлекли из нашего пребывания в банке. Взгляд изнутри на ваше мастерское управление сложным механизмом конторы, которое это пребывание обеспечило нам, было истинным удовольствием, лишиться какового мы никак не хотели бы. Но наше место не там.

Он встал. Майк поспешно последовал его примеру. Когда они повернулись, чтобы уйти, до мистера Бикерсдайка дошло, что он так и не сумел вставить слова об их увольнении. Они удалялись со всеми военными трофеями.

— Вернитесь! — крикнул он.

Псмит остановился и скорбно покачал головой.

— Это недостойно мужчины, товарищ Бикерсдайк, — сказал он. — Я этого не ожидал. Что шок вас ошеломил, было естественно. Но умолять нас изменить наше решение и вернуться в банк — это вас недостойно. Будьте мужчиной. Стисните зубы. Первая агонизирующая боль минует. Время смягчит горе утраты. Вы должны быть мужественны. Идемте, товарищ Джексон.

Майк последовал этому призыву без колебаний.

— Теперь мы, — сказал Псмит, направляясь к двери, — поторопимся на квартиру. Мой отец скоро появится там.

Он оглянулся через плечо. Мистер Бикерсдайк, казалось, погрузился в размышления.

— Так печально! — вздохнул Псмит. — Он, как будто, совсем сокрушен. Однако это было неизбежно. Банк — не место для нас. Превосходная карьера во многих отношениях, но не для тебя и не для меня. Жестоко по отношению к товарищу Бикерсдайку, тем более, что ему стоило столько забот открыть ее передо мной. Однако, думается, преотлично, что мы выбрались из этой дыры.

Мысли Майка обратились к будущему. Сначала Кембридж, а затем жизнь на открытом воздухе, о которой он всегда мечтал. Проблема Жизни, казалось ему, была решена. Он заглянул на годы и годы вперед и не увидел никаких тревог, ну, ни малейших. Рассудок подсказывал, что, вероятно, парочка-другая их может околачиваться там, но думать о них сейчас было не время. Он обследовал будущее и нашел его хорошим.

— Еще бы! — сказал он просто. — Более чем.