8. Дружественный туземец

— Первый принцип ведения войны, — на следующее утро объявил Псмит за завтраком, выкладывая на тарелку куски яичницы с беконом жестом средневекового монарха, оделяющего милостыней, — состоит в создании шайки, в заарканивании союзников, в обеспечении сотрудничества какого-нибудь дружественного туземца. Возможно, ты помнишь, что в Седли дружеское сотрудничество этого рекордного дурака, товарища Джеллико, отчасти помогло нам подавить в зародыше Спиллеровскую компанию. Нынешний кризис именно таков. Чем товарищ Джеллико был для нас в Седли, товарищ Росситер должен стать для нас в Сити. Мы должны сделать из этого типуса союзника. Стоит мне убедиться, что мы с ним, как родные братья, и он будет снисходительно и доброжелательно смотреть на малые промашки в моей работе, я смогу целиком посвятить свое внимание нравственному реформированию товарища Бикерсдайка, этого кровопийцы. Я смотрю на товарища Бикерсдайка, как на грязную личность самого последнего пошиба, и все, что я смогу сделать для преобразования его в достойного члена общества, будет сделано щедро и без ограничений. Еще капельку чая, товарищ Джексон?

— Нет, спасибо, — сказал Майк. — Отваливаю. Черт дери, Смит, эта твоя квартирка самое оно.

— Недурна, — признал Псмит, — недурна. В значительной степени не замусорена. Я выписал со старой усадьбы кое-какие художественные раритеты. Картины и прочее. Когда они разместятся, уюта это не убавит. А пока я потерплю. Мы — старые ветераны, мы, Псмиты. Дайте нам кров над головой, несколько удобных кресел, диван-другой, полдесятка подушек, сносную еду, и мы не зачахнем. Снова возвращаясь к товарищу Росситеру…

— Да, как насчет него? — сказал Майк. — Тебе, думается, придется попотеть, превращая его в дружественного туземца. С чего ты думаешь начать?

Псмит обратил на него благосклонный взор.

— Есть только один способ, — сказал он. — Помнишь дело товарища Аутвуда в Седли? Помнишь, как мы его обратали и стали ему, как два потерянных и вновь обретенных сына?

— Мы его умаслили, вступив в Археологическое общество.

— Абсолютно, — сказал Псмит. — У каждого человека есть свой конек. Соль в том, чтобы его обнаружить. Что до товарища Росситера, полагаю, это окажутся почтовые марки, сушеные морские водоросли, либо романы Холл-Кейна. Попробую установить сегодня. Несколько небрежных вопросов, и дело в шляпе. А теперь, не отправиться ли нам в хлопотливый улей? Если мы продолжаем состязаться за призы, будет неплохо стартовать без особого промедления.

В это утро Майку для начала предстояла проверка марок и сумм на мелкие расходы. Корпя над ними, он услышал, как Псмит благодушно беседует с мистером Росситером.

— Доброе утро, — сказал Псмит.

— Да-да, — ответил его начальник, ловко манипулируя письмами из пачки на конторке. — Беритесь за работу, Смит, у нас ее много.

— Разумеется. Я само нетерпение. Должен сказать, что в подобном заведении, находящемся в постоянном общении с дальними странами, у филателиста было бы много шансов пополнить свою коллекцию. Что до меня, то коллекционирование марок всегда было безумным увлечением. Я…

— У меня для подобного вздора времени нет, — сказал мистер Росситер. — Я порекомендовал бы вам, если вы намерены продвигаться, посвящать больше времени работе и меньше маркам.

— Приступлю немедленно. Опять-таки сушеные водоросли…

— Беритесь за работу, Смит.

Псмит возвратился к своей конторке.

— Это, — сказал он Майку, — вне сомнения, тяжкий удар, я вытянул пустой билет. Газеты пестрят шапками «Псмит в тупике». Я должен попробовать снова. А пока за работу. Работа! Развлечение философа и друг бедняка.

Утро тянулось медленно, без каких-либо происшествий. В двенадцать часов Майку пришлось пойти купить марок, а затем штемпелевать их в подвале, орудуя штемпелевальным прессом. Не слишком увлекательное занятие, в котором ему содействовал один из банковских рассыльных, каковой на протяжении «сеанса» тоном знатока рассуждал о розах. Розы были его коньком. Майк начал убеждаться, что Псмит не ошибается, полагая, что путь к сердцу любого человека лежит через его конек. В лице Уильяма, рассыльного, Майк обзавелся надежным другом, выказав интерес к розам и некоторые познания о них. Одновременно разговор этот сыграл роковую роль, вызвав острый рецидив тоски по родному дому. Тамошний розарий был одним из любимейших местопребываний Майка в летние дни. Контраст между розарием и подвалом Нового Азиатского банка, атмосфера которого меньше всего благоухала розами, был слишком резок. Он вылез из глубин с проштемпелеванными марками, горько негодуя на судьбу.

Псмита он нашел по-прежнему в тупике.

— Холл-Кейн, — сказал Псмит с горечью, — также ни к чему не привел. Я только что побывал у конторки товарища Росситера с довольно мозговитым экскурсом на тему достоинств «Вечного Города» указанного автора и был встречен Нетерпеливым Нахмуриванием, а не Радостным Взором. Он был в самом разгаре складывания довольно коварного столбца цифр, а мои рассуждения толкнули его под локоть. И вместо того, чтобы обаять этого человека, я утратил уже завоеванные позиции. Между товарищем Росситером и мной наблюдается некоторое охлаждение. Дальнейшие изыскания откладываются на после перерыва.

Утром Почтовый Отдел принимал визитеров. Представители отделов навещали его с письмами, и в том числе Баннистер. В тот момент мистер Росситер находился в кабинете управляющего.

— Ну, как вы осваиваетесь? — спросил Баннистер Майка.

— Да нормально, — ответил Майк.

— С Росситером пока еще никаких неприятностей?

— Да нет, не слишком.

— Еще не жаловался на вас Бикерсдайку?

— Нет.

— Прошу прощения, что прерываю беседу между старыми коллегами и друзьями, — вежливо вмешался Псмит, — но, подходя к моей конторке, я как будто услышал фамилию товарища Росситера?

Баннистер несколько растерялся. Майк представил их друг другу.

— Это Смит, — сказал он, — типус, с которым я учился в школе. А это Баннистер, который был тут до меня.

— В этом отделе? — осведомился Псмит.

— Да.

— В таком случае, товарищ Баннистер, вы тот, кого я искал. Ваши знания для нас бесценны. У меня нет сомнений, что в течение вашего пребывания в этом превосходно управляемом отделе вам представлялось множество удобных случаев наблюдать товарища Росситера.

— Еще бы! — со смехом сказал Баннистер. — Уж он об этом позаботился. То и дело выскакивал и обругивал меня за что-нибудь.

— Товарищу Росситеру свойственна некоторая неусидчивость, — согласился Псмит. — О чем вы чаще всего с ним беседовали?

— О чем я с ним беседовал?

— Вот-вот. В упомянутых вами разговорах, как вы развлекали, забавляли товарища Росситера?

— Никак. Говорил он один.

Псмит поправил галстук и разочарованно прищелкнул языком.

— Весьма прискорбно, — вздохнул он, приглаживая волосы. — Видите ли, товарищ Баннистер, вопрос стоит так. В процессе исполнения моих профессиональных обязанностей я прихожу в постоянное соприкосновение с товарищем Росситером.

— Да уж, — сказал Баннистер.

— В этих случаях я часто не могу найти увлекательной темы для разговора. Он с легкостью и без передышки, как, очевидно, происходило и с вами, ведет свою сторону диалога. Мои промашки обеспечивают ему достаточно материала для спича. Я же, наоборот, нем. Мне нечего сказать.

— Сдается, для вас это чуточку непривычно, а?

— Быть может, — сказал Псмит, — быть может. С другой стороны, сколь такое положение вещей ни отдохновительно для меня, оно не дает мне возможности возбудить интерес товарища Росситера и завоевать его уважение.

— Смит хотел бы узнать, — сказал Майк, — нет ли у Росситера какого-нибудь конька. Он думает, что в таком случае сумел бы использовать это, чтобы поладить с ним.

Псмит, слушавший с благосклонным интересом, с каким любящий отец слушает, как его дитя что-то лепечет гостю, подтвердил, что дело обстоит именно так.

— Товарищ Джексон, — сказал он, — изложил ситуацию с обычной своей восхитительной точностью. Суть в двух словах сводится к следующему. Нет ли у товарища Росситера какого-нибудь известного вам конька? Бирюльки, игра на духовых инструментах, Ближневосточный вопрос. Я испытывал его марками, которыми он как глава Почтового Отдела, казалось бы, обязан увлекаться, и сушеными водорослями вдобавок, и Холл-Кейном, но имею честь отрапортовать о полном провале. Этот человек словно бы обходится без удовольствий. Чем он занимается по окончании дневных трудов? Должно же что-то питать этот гигантский мозг.

— Не знаю, — сказал Баннистер. — Разве что футбол. Один раз я видел, как он смотрел матч «Челси». Я еще удивился.

— Футбол, — задумчиво сказал Псмит, — футбол. Отнюдь не чешуйчатая идейка. Думается, товарищ Баннистер, вы саданули гвоздь точно по шляпке. Он привержен какой-нибудь конкретной команде? То есть не доводилось ли вам слышать, как в промежутках между служебными заботами он брыкает конторку с воплем «Вперед Земледельцы!» или «Наддайте им, Пенсионеры!» или что-то вроде? Минуточку! — Псмит поднял ладонь. — Я приведу в действие мой шерлокхолмовский метод. Какой была вторая команда в состязании нынешних гладиаторов, на котором вы усмотрели товарища Росситера?

— «Манчестер Юнайтед».

— И товарищ Росситер, сказал бы я, был манчестерцем?

— По-моему, да.

— Тогда я готов побиться об заклад на скромную сумму, что он помешан на «Манчестер Юнайтед». Мой дорогой Холмс, но как… Элементарно, мой дорогой Как Бишь, элементарно. Но вот грядет и сам парнишка.

Мистер Росситер как раз свернул в центральный проход из боковой двери и, заметив беседующую компанию в Почтовом Отделе, кинулся туда. Баннистер ретировался.

— Право же, Смит, — сказал мистер Росситер, — вы как будто все время заняты болтовней. В первый раз я посмотрел на это сквозь пальцы, поскольку не хотел навлекать на вас неприятности, когда вы только поступили сюда, но, право же, это не может продолжаться. Я обязан принять меры.

Псмит поднял ладонь.

— Вина была моя, — сказал он с мужественной откровенностью. — Абсолютно моя. Баннистер пришел чисто профессионально вручить письмо товарищу Джексону. Я вовлек его в разговор на тему футбольной лиги, и как раз пытался изменить его убеждение, будто самая лучшая команда «Ньюкасл Юнайтед», когда прибыли вы.

— Просто неслыханно, — сказал мистер Росситер, — что вы тратите время банка таким образом. Банк платит вам за работу, а не за разговоры о профессиональном футболе.

— Именно так, именно так, — прожурчал Псмит.

— В этом отделе слишком много болтовни.

— Боюсь, вы правы.

— Неслыханно.

— Моя собственная точка зрения, — сказал Псмит, — сводилась к тому, что «Манчестер Юнайтед» — несравненно лучшая из команд, выступающих перед публикой.

— Беритесь за работу, Смит.

Мистер Росситер прошествовал к своей конторке и сел за нее, будто о чем-то задумавшись.

— Смит, — сказал он по истечении пяти минут.

Псмит соскользнул с табурета и почтительно приблизился к нему.

— Баннистер дурак, — подвел итог мистер Росситер.

— Именно так я и подумал, — сказал Псмит.

— Все нынешние команды не годятся «Манчестер Юнайтед» и в подметки.

— Абсолютно то, что я сказал товарищу Баннистеру.

— Да-да, вы в этом разбираетесь.

— Многие годы, — сказал Псмит, — изучение профессионального футбола служило мне отдохновением.

— Но у нас нет времени обсуждать это сейчас.

— Разумеется, сэр. Работа прежде всего.

— В какое-нибудь другое время, когда…

— Мы менее заняты. Именно так.

Псмит вернулся на свой табурет.

— Боюсь, — сказал он Майку, берясь за работу, — что в отношении дружбы и уважения со стороны товарища Росситера, я в какой-то мере подложил товарищу Баннистеру свинью, но во имя благого дела. Думается, победа за нами. Полчаса штудирования «Кто есть кто в футболе», установления некоторых элементарных фактов касательно «Манчестер Юнайтед» и, думается, наш дружественный туземец на крючке. А теперь вновь за работу. Работа — конек трудяги и ужас лентяя.

Загрузка...