ПТУшник 2

Глава 19

Конечно, к пяти часам с небольшим я уже не оказался самым первым около стадиона. Народ массово едет с работы, болельщики собираются около метро или в нем самом большими группами, громко приветствуют друг друга знакомые. Основная масса народа течет непрерывным ручейком по дорожкам к стадиону.

Бегать и что-то развешивать, тем более, такие интересные портянки с предсказанием итогового счета и предупреждением про возможную давку на стадионе — больше никак невозможно. Даже и думать об этом нет никакого смысла, придется признать свою попытку неудачной, именно в том, чтобы предупредить самих болельщиков.

В принципе, я не особенно и рассчитывал на такие объявления, гораздо больше питаю надежд на работников стадиона и органы правопорядка.

Если они хоть немного, самую малость примут их к сведению и внятно отреагируют на мои анонимки, пусть даже и с подписью. Изменят порядок выхода с трибун, сколют тот же лед со ступеней, посыплют их песком, проинструктируют ту же милицию.

Сначала мне пришлось отстоять очередь в кассы, что тоже заняло немало времени. Все-таки, при социализме такие вещи не работают, как положено, тут на пятнадцать тысяч очереди потрясают своими длинными хвостами, что же будет на пятьдесят тысяч болельщиков.

Лучше сюда за три часа приезжать?

Летом то можно, с пивом в авоськах, а вот уже настоящей зимой — ну так себе удовольствие. Да и гоняют за пиво милиционеры, они тут везде на обеспечении правопорядка, распитие алкоголя в общественных местах перед матчем наказуемо, можно вместо трибун провести все время в автобусах с другими задержанными, потом получить штраф или даже сутки ареста.

Такой шанс загреметь в кутузку довольно невысок, однако, все же имеется, милиция быстро свирепеет на таких мероприятиях с непослушными болельщиками.

Впрочем, наверняка, многие покупают билеты заранее, в трудовых коллективах распространяют или где-то в городе можно купить заранее.

Никогда такой мыслью не задавался, теперь стою и себя ругаю, что заранее не побеспокоился об этом.

Потом, купив билет, понял, что пройти на трибуну с клеем мимо осмотра на воротах точно не получится, туба довольно увесистая, ее у меня обязательно отберут.

Да и объяснить, зачем она у меня в сумке лежит — не смогу, ладно там, карандаши или фонарик, еще запасная пара обуви в пакете.

Видно, что обыскивают болельщиков довольно серьезно, вытаскивают из-под курток флаги и плакаты иногда. Наверно, уже в лицо знают некоторых самых рьяных фанатов правоохранители, вот и проводят углубленный досмотр.

— Ой, не о том я думаю! Меня же сейчас могут серьезно досмотреть, найдут случайно тетрадные листы с предсказанием, карандаши, которыми они написаны. Это будет полный провал, товарищ Оракул!

— Замучаешься объяснять, зачем призываешь к недоверию правоохранительным органам на стадионе и сеешь необоснованную панику. Да еще путем расклейки листовок, как будто живешь при фашистах, а не при своей же народной власти. Должен обратиться к соответствующим органам и уже им рассказать о чем-то, неотложно беспокоящем в своей же голове. Тогда уже соберут комиссию из врачей и решат, как именно лечить нашего советского гражданина от приступов паники. Какие полезные уколы ему прописать, чтобы он больше ни о чем таком не думал? И ни о чем не беспокоился.

Поэтому я вернулся к метро, замерз довольно серьезно и хочу отогреваться до самого конца. Уже понимаю, что нигде больше не смогу ничего развесить, по всем дорожкам идут толпы народа, даже в туалетах все время кто-то есть, люди постоянно заходят и выходят, облегчаясь от пива.

Пора избавляться от улик, только, лучше помнить, что мои отпечатки там точно имеются. И бросать листовки в урну лучше подальше от метро, еще в стороне от глаз бдительно присматривающих за порядком сотрудников милиции.

Поэтому ушел за пол километра от метро, тщательно порвал на мелкие обрывки листы из тетради и высыпал их в несколько урн, попавшихся на краю парка.

Надеюсь, не настолько я могу кого-то заинтересовать своими предсказаниями, чтобы меня начали активно искать. Хотя, если сверят анонимки с листами, развешенными в общественных туалетах, поймут, что такой знающий человек побывал еще и около стадиона.

До карандашей попробовали было докопаться на входе, только, я попросил показать, где запрещены именно канцелярские товары к проносу на стадион.

— Ими глаз можно выколоть! — заявил крепкий такой старшина, с интересом крутя яркую коробку в служебных перчатках на руках, — Острые какие!

Купил подарочный набор в соседнем универмаге по знакомству, поэтому красивая коробка с кучей карандашей привлекает внимание контролирующих органов.

Похоже, самому приглянулся такой солидный набор, только, я не согласен на такую мародерку, прошу позвать начальство или показать карандаши в списке запрещенного к проносу на матч.

Немного меня подержали в сторонке и пропустили, поняв, что я не собираюсь никому ничего дарить, как раз пришел на свою трибуну к началу матча.

Сел на скамейку, поставил пакет с сапогами под ноги. Хорошо, что кроссовки еще держат тепло, однако, понятно, что померзнуть сегодня придется.

Команды как раз выводят судьи на середину поля, народ шумит, приветствуя своих кумиров. В Спартаке, и правда, собралась целая грядка отличных игроков, есть кому порадовать болельщиков яркой игрой.

Одно мне не нравится, милиционеры бегают, как церберы, между рядами, запрещают даже вставать на месте и поддерживать свою команду, не то, чтобы как-то массово болеть. Ни тебе попрыгать, ни поддержать друг друга в речевках, что уж говорить про возможность пустить волну.

Понятно, что трибуна не фанатская, мужики и парни просто смирно сидят, смотрят на поле, как команды разминаются на холодном поле почти без травы.

Хорошо заметно, что по сравнению с играми на западных стадионах даже большое количество примерно одинаково неярко одетых болельщиков, смирно сидящих на своих местах, никак нельзя назвать двенадцатым игроком команды.

Ну и ладно, я не за Спартак переживать должен, а за людей, пришедших на матч. Именно поэтому я сижу здесь на трибуне, где поменьше народа.

Вскоре после начала матча москвичи забили первый гол, потом пришлось сидеть еще долгое время почти неподвижно, так что я здорово замерз, однако, терпеливо жду, как будут выпускать народ с трибун.

Даже громко предсказал итог матча и поспорил с соседями, что еще один гол спартаковцы забьют на последних секундах, предложив всем соседям ставку в один рубль. Я хотел, чтобы те, кто сидит рядом, не спешили на выход, а дождались финального свистка и посмотрели, как я буду рассчитываться в случае проигрыша.

Поспорил с десятком соседей, теперь всем вокруг любопытно, как школьник раздаст десятку на ровном месте.

Поэтому, вокруг меня никто и не ушел с трибун, хотя, от такого неподвижного сидения замерзли все. Народу стало интересно, почему я так уверен в результате и все хотят досмотреть матч, раз я обещаю второй гол.

Правда, и милиция не выпускает никого с нашей трибуны, так что я успел отказаться от выигрыша, который мне начали отдавать некоторые проспорившие, понятно, что не все из них. Мяч только влетел в сетку ворот и сразу же судья свистнул окончание матча. Все же пара самых честных мужиков на радостях за второй гол заставили меня с искренним возмущением взять свои рубли, остальные просто молча приняли мои слова о ненужности расчета, как сигнал к действию.

— Товарищи, с кем я спорил! Мы в расчете, ведь наши забили второй мяч! Теперь на выезде попроще будет!

Я даже помню, что и на выезде Спартак довольно уверенно победит, правда, сам счет не скажу.

Пришлось ждать сорок минут, пока милиция не разрешила выходить на лестницы. Я спускаюсь медленно вниз, пытаясь понять, случилась ли трагедия, однако, ничего такого не заметил. Ни скорых около стадиона, ни еще чего-то такого.

Похоже, что мои анонимки все же они повлияли на руководство стадиона или начальство органов МВД.

Не зря я все-таки преувеличил число возможных жертв, испугал всех начальников, как следует.

— Ну вот, я, возможно, смог изменить историю. Никто, конечно, не напишет в газетах, случилось что на матче или все закончилось благополучно. Могу ориентироваться только на то, что я видел, правда, все трагическое могло произойти на другой лестнице. Однако, машин скорой помощи около стадиона не видно, так что, похоже, я могу смело констатировать — совсем не зря я вернулся в свое молодое тело, — думаю про себя, торопливо обгоняя бредущий и замерзший народ на пути к метро, — Принес что-то реально ощутимо хорошее в эту жизнь…

Мне приходится почти бежать по краю газона, из-за задержки на стадионе я могу опоздать на свой поезд. Завтра мне выходить на работу, хорошо, что не с утра.

Я чувствую себя счастливым человеком, ну, хочу чувствовать. Даже не стал обходить по кругу весь стадион, как рассчитывал сделать раньше, чтобы разобраться с тем, что могло случиться.

Лучше я останусь в неведении, даже, если трагедия произошла, если я не смог ее предотвратить.

Да и вообще мне не понятно, могу ли я так нагло вмешиваться в будущее на своем месте, не грозит ли это другим людям каким-то возмездием от измененной мной судьбы?

Задаю вопросы кому-то на небесах, как я искренне надеюсь и не получаю на них никаких ответов.

Ну и ладно, буду жить дальше, постоянно напрягать свою память, рассматривая в ней какие-то воспоминания из будущего.

На поезд я все же не успел, подходы к станции метро и сами вагоны оказались забиты народом, пришлось долго пробиваться ко входу в вагон, так что, пришлось мне встать в новую, уже небольшую очередь и купить место в плацкарте на скоро уходящий поезд уже за полночь.

Ничего, в метро и на вокзале я смог немного отогреться, поэтому в вагоне заказал у проводницы два стакана и сразу напился горяченного чая с остатками печенья, залез на свою верхнюю койку, где мгновенно уснул. Кроссовки и сапоги закинул наверх, на третью полку, сумку спрятал за подушкой.

Господи, какое счастья оказаться в теплом вагоне, идущем в мой теперь город!

Да еще после спасения стольких людей!

Поезд пришел только к десяти часам на вокзал, я смог выспаться и теперь еду на квартиру.

Радостная встреча с бабой Таей, рассказ, куда я ездил, естественно, без раскрытия цели самой поездки:

— Родню навещал в Москве, у дяди день рождения вчера был, — такая версия у меня.

В овощной выхожу с радостью, уже как-то соскучившись по Ире и Люде, даже немного по хитроумной манипуляторше Софье Абрамовне.

Еще, на радостях, добежал в обед до училища, нашел в столовой Светлану и дождался, когда она выйдет из-за стола.

Зашел снова в учебный корпус, как свой, потом в столовку, еще умудрился перекусить со знакомыми девчонками, слушая их рассказы, как там живется в общаге и рассказывая про свою новую жизнь, как я устроился недалеко от училища. Хорошие все же у меня одногруппницы, искренне порадовались за своего недолго проучившегося рядом сокурсника. Да и вообще, по-доброму ко мне относятся, зовут обратно вернуться в училище.

Улучил момент, вложил бумажку с номером телефона в ладонь Свете, потом меня отловила снова завуч по учебной части, хотела опять отвести к директору на разговор. Однако, я не стал терять время на бесполезные уговоры или ждать, когда у меня потребуют вернуть обратно форму с учебным билетом.

Просто выскользнул на улицу со словами:

— Тороплюсь на работу! Такое место, что все на мне держится и опаздывать нельзя! Зайду на днях, тогда и до директора доберусь, Зоя Ивановна!

Делать мне больше нечего, как слушать ненужные разговоры и прочие требования что-то вернуть. В этой форме я хорошо и продуктивно работаю, с ученическим на халяву катаюсь в общественном транспорте и электричках, так что, спасибо государству за такую небольшую помощь в жизни молодого парня, пытающегося хоть как-то оправдать свое появление в новом теле.

Света не стала отказываться от номера телефона, даже пообещала зайти в гости вместе с подругой, посмотреть, как я живу.

— Как люди в жизни устраиваются? — улыбнулся я, — Звони, буду рад тебя в гости привести. Вкусный тортик гарантирую, мои знакомства в торговле это уже позволяют.

Теперь из стратегического у меня остался один маньяк, однако, я уверен, что смогу вспомнить еще не одно важное или трагическое событие в жизни страны, и возможно, что-то в них изменить.

Пока я покупаю ночной билет перед следующими выходными.

Ночной билет на поезд до славного города Таллинна, как его называет сами эстонцы, потомки эстов.

Ходит туда симпатичный фирменный купейный поезд, с особым уютом и запахом разгорающихся в печке чурок, аккуратными проводницами в симпатичной форме.

Всего восемь рублей и в пол девятого утра нас встречает вокзал города Таллина, находящийся совсем рядом со старым городом.

Я прогуливаюсь по нему, чувствую молодым носом запах хорошего свежего кофе и сдобы, это сейчас такое сильное отличие от запахов города на Неве. Правда, пройдет тридцать лет и там тоже по утрам из каждого угла будет пахнуть так же, однако, это довольно большой срок для жизни человека, почти ее половина.

Гулял часа два по Старому городу, поднялся на самый верх, к Длинному Томасу, потом вернулся к Толстой Марте и перешел через дорогу, чтобы пройтись по Каламые. Так примерно называется ближайший район к Старому городу, где есть продуктовые магазины, которые мне и требуются.

Обошел весь район, добрался до Тартуского шоссе, посетил десяток магазинов и понял, что русскоязычных туристов тут не сильно привечают, особенно тех, кто скупает оптовыми партиями местный дефицит.

Естественно, я про такое отношение догадывался, так что, ничем особо не удивлен.

Продают всего понемногу, блок из пятнадцати пачек производимой именно в Эстонии жевательной резинки за девять рублей не продали ни разу, максимум по три пачки разных сортов, обычно мятную, апельсиновую и клубничную.

Как-то ее продавали даже в моем городе, пару недель точно, поэтому я немного в ней разбираюсь. Покупаю еще наборчики жевательной резинки по четыре подушечки в каждом за тридцать шесть копеек, немного шоколадок в красивых, почти иностранных обертках и Калевские наборы конфет.

Лимонад и мороженное поглощаю сам, радую себя каждый час, тем более, я должен профессионально разбираться в местной продукции.

После трех часов шоппинга и нескольких перебранок с продавцами я трачу около сорока рублей и уже вполне солидно набил свою большую спортивную сумку, даже тяжело носить ее, поэтому сдаю ее в камеру хранения на вокзале.

Перебранки происходят все по одинаковому сценарию, продавщица вдруг забывает русский и упорно твердит мне на своем финно-угорском языке какую-то тарабарщину, гордо отворачиваясь в сторону от меня.

Ничего, я точно знаю, что следует сказать, чтобы знание русского снова быстро вернулось к представителю титульной нации:

— Что, не понимаем по-русски? Как вас только на работу берут, куратские морды? А если так, Гитлер капут, понимаем? Что, фашистов ждем обратно, чтобы жопы немецкие целовать? Чей дедушка служил в СС? Не твой, что ли? Кто из родни комиссаров и евреев на ямах расстреливал?

Стоит после этого посмотреть на ошарашенные лица продавщиц.

— Ну, что, все еще не понимаешь язык Пушкина и Толстого?

После этого знание русского сразу появляется, вслед за явно неискренним возмущением коренной жительницы.

— Тогда пожалте жалобную книгу! Я там и про дедушку эсэсовца напишу, и что внучка его русский язык за оккупантский принимает! Пора в КГБ на ваш магазинчик жалобу писать! Что бы разогнали антисоветское подполье! В Сибирь навсегда!

Книгу мне, конечно, не дают и с явным опасением смотрят, как на врага, знающего откуда-то сокровенные семейные тайны. И про дедушку из эстонского СС и про дядю, работавшего во время войны надзирателем в концлагере.

Я тоже не задерживаюсь, запоминаю магазин и ухожу поскорее, пока местные не опомнились, не вызвали своих доверенных людей из милиции, которые тоже понемногу подрывают советский строй изнутри.

А то, понимаешь, моду взяли не понимать, что им настойчиво говорит хороший советский подросток!

Комсомолец, который теперь знает все сокровенные тайны и мечты эстонского народа!

К обеду я сажусь на электричку, проезжаю пару станций из центра в район новостроек, где живут в основном русскоязычные приезжие. Там таких националистических проблем не имеется, только, и ассортимент товаров не очень чтобы меня устраивает, видно, что снабжение солидно уступает более эстонским районам.

Или жители быстрее все скупают из того, что меня интересует.

Поэтому снова иду на станцию, где дожидаюсь электрички до Нарвы.

Через три часа я оказываюсь в самом городе, где забиваю эстонским дефицитом еще пару пакетов, договорившись за десять процентов сверху купить все, что мне интересно, в одном из магазинчиков старой части города.

Нет особого смысла ездить в тот же Таллин, если Нарве теперь есть знакомые продавцы, готовые и мне помочь, и себе немного заработать по черному.

Перехожу мост, уже хорошо нагруженный, на подвернувшемся рейсовом автобусе из Ивангорода медленно проезжаю двадцать километров до Кингисеппа, откуда уже хотят рейсовые автобусы до Ленинграда, прямо на автовокзал около Обводного канала.

Там добираюсь по знакомому маршруту до Варшавского вокзала на трамвайчике и вскоре, уже в ночи, я открываю дверь квартиры.

Уставший, но, очень довольный, разбираю свои покупки. Потратил сегодня восемьдесят рублей на закупку почти заграничных дефицитов, еще примерно пятнадцать рублей ушло на дорогу и еду.

Тема должна реально дать отдачу, прокачусь еще пару раз и точно во всем разберусь наилучшим образом.