Пустые поезда 2022 года

Москва — Савёлово — Углич — Савёлово — Москва

На станции Савёлово был обретён практически идеальный поезд малодеятельной линии — состав из тепловоза ДМб2 и одного плацкартного вагона. Совсем идеальным его можно было бы назвать, если бы локомотив был не магистральным, а маневровым. В этом смысле ближе к идеалу был описанный в одном из предыдущих текстов поезд Владимир — Тумская, ведомый маневровым тепловозом ЧМЭ3. С другой стороны, тот поезд отдаляли от идеала слишком большое количество вагонов (три) и их подчёркнутая, сверкающая новенькость. А тут — классический олдскульный плацкарт, вагон не нов и идеально одинок. Да и тепловоз ДМб2, в общем-то, прекрасен, почти совершенен. Это модификация знаменитого тепловоза М62, «Машки», как его называют железнодорожники. Модификация создавалась в восьмидесятые годы специально для использования в составе боевых железнодорожных ракетных комплексов (БЖРК), проще говоря, эти специальные «Машки» таскали ракеты. Потом БЖРК расформировали, и «демобилизованные Машки» (так называют иногда конкретно эту модификацию) перешли на обычную железнодорожную работу.

«Википедия» сообщает, что венгерские, чешские и словацкие железнодорожники дали тепловозам М62 прозвище «Сергей». Ну, здравствуй, Серёжа.

Нет, всё-таки будем называть этот заслуженный тепловоз «Машкой», как и положено в наших краях. «Сергей» — это как-то слишком вычурно и даже вызывающе. Какая-то ненужная перемена пола.

В данном случае состоялось знакомство с тепловозом ДМб2–1738. Выпущен на Ворошиловградском тепловозостроительном заводе в 1985 году. До 1988-го таскал ракеты, потом передан в депо Малая Вишера, в 1997-м — в депо Хвойная, с 2009-го приписан к депо Волховстрой. Тридцать восемь лет — солидный возраст (это была фраза, не имеющая смысла, и так ведь понятно, что если тепловоз построили в 1985 году, то ему тридцать восемь (или тридцать семь) лет, и что значит «солидный», где проходит граница между солидностью и несолидностью возраста, непонятно — в общем, это действительно совсем бессмысленная фраза, ну ладно, пусть будет).

Приехал на станцию Савёлово на электричке, которая идёт от одноимённого московского вокзала два с половиной часа, чуть не опоздал на неё (успел где-то за сорок секунд до отправления). Электричка шла со всеми остановками, кроме Депо, Луговая, Некрасовская, Трудовая, Морозки, Турист. Перечисление этих станций звучит как стихи. Рэп своего рода.

Депо Луговая Некрасовская

Трудовая Морозки Турист

Депо Луговая Некрасовская

Трудовая Морозки Турист

Слава РЖД! Слава РЖД!

Депо Луговая Некрасовская

Railways not dead! Railways not dead!

Трудовая Морозки Турист

Ну и дальше ещё можно продолжить (хотя, наверное, не нужно).

Вышел в Савёлове в 11:26. Сразу увидел далеко впереди близкий к идеалу поезд Савёлово — Углич. Вернее, пока вдалеке виднелся только торец того самого одинокого вагона. Подошёл и обнаружил, что вагон пока не прицеплен к локомотиву, стоит просто один-одинёшенек рядом с крошечным вокзальчиком. По параллельному пути неторопливо ехала «Машка». Она уехала куда-то вдаль, на Север, там остановилась, невидимый диспетчер перевёл невидимую стрелку, «Машка» вернулась обратно и слилась в единый поезд с одиноким плацкартным вагоном, тем самым прервав его одиночество.

Надо сказать несколько слов о станции Савёлово. Это крупная станция на линии Москва — Калязин — Сонково — Пестово — Мга — Санкт-Петербург. Своего рода резервная линия между двумя столицами. Основная трасса Мск — СПб прямая (почти прямая, строго говоря), а Савёловская линия изгибается дугой. По основной мчатся с дикой скоростью «Сапсаны», а по однопутной тихой Савёловской не спеша ездят крошечные пассажирские и не крошечные грузовые поезда. Сейчас дорогу реконструируют, сюда переводятся большие объёмы грузового движения с основной трассы, чтобы не мешать «Сапсанам». Савёлово — окраина Кимр, основная часть города расположена на другом берегу Волги. Линия Москва — Савёлово электрифицирована, а дальше начинается тепловозное царство.

Вагон полупуст. Вернее, заполнен процентов на двадцать или меньше. В каждом отсеке кто-то сидит, но этих кого-то совсем мало, один-два-три человека. Две приветливые проводницы. Сел на боковое место, потому что таких небоковых мест у окна, чтобы напротив никто не сидел, не было, а сидеть напротив кого-либо не хотелось.

«Машка» (демобилизованная) тихонько свистнула, поехали. Путей по сторонам становилось всё меньше, они очень быстро слились в один путь, тот, по которому ехал поезд Савёлово — Углич. Пригород Кимр (Савёлово) тоже быстро закончился. Проводница объявила, что следующая остановка — Белый Городок.

По этому пути ездил раньше три раза.

Первый раз в подростковом возрасте с мамой. Захотели съездить на родину предков по бабушкиной линии. Если говорить точно, родина предков бабушки, прабабушки и так далее не сам Углич, а деревня под Угличем (не помню, как называется). В этой деревне тоже приходилось бывать, года в два или чуть раньше, но ехали как-то по-другому, не поездом (кажется, водным путём, по каналу имени Москвы и Волге). С деревней связано первое в жизни отчётливое воспоминание — сидение на песчаном дне реки и, так сказать, утопание. Мама отвлеклась от меня на секунду, и я не придумал ничего лучшего, чем упасть в реку (что за река? не знаю), плюхнуться на дно и начать тонуть. Поверхность прозрачной воды плещется где-то над головой, встать почему-то не получается, вообще ничего с этим всем сделать не получается и невозможно, сейчас просто придётся умереть (понимание этого почему-то уже присутствовало), ну а что делать. Ничего не поделаешь. Тут мама заметила моё погружение и быстро меня вытащила. Кстати, не факт, что это была мама. Просто чьи-то руки. Так что смерть на некоторое время отступила.

Первое воспоминание в жизни — «должен был умереть, но оказался спасён». Причём спасён не собственными усилиями (тщетными), а внешней силой. (Тут можно было бы порассуждать о том, что это повлияло в дальнейшем на так называемую личность, но, наверное, не стоит.)

В общем, решили с мамой поехать на родину (в широком географическом смысле) предков. Середина восьмидесятых. Ехали ночью на поезде дальнего следования с Савёловского вокзала. Сейчас уже не помню, был ли это поезд Москва — Углич или прицепной вагон в составе поезда до Рыбинска. Места у нас были в общем вагоне. Такая разновидность размещения пассажиров в вагонах в РЖД уже почти или совсем не практикуется, а тогда практиковалась повсеместно. Это крайне мучительный, дикий способ рассадки. По планировке — плацкартный вагон, только не с мягкими, а с жёсткими деревянными лавками. В каждый из девяти отсеков продавалось не шесть, как в плацкартных вагонах, а девять билетов. Все билеты по умолчанию считались сидячими, предполагалось, что на каждой лавке (на двух обычных и одной боковой) будет сидеть по три пассажира. Верхние полки тоже присутствовали, но на них не продавали билеты, их занимали наиболее наглые или раньше других пришедшие пассажиры. Некоторые особо ловкие и гибкие залезали на третьи (багажные) полки в нарушение правил железнодорожных пассажирских перевозок. Матрасы и бельё не выдавались. И вот в нашем с мамой случае это был именно такой вагон. Лето, вагон переполнен, жара, духота, вонь физических тел. Нам с мамой каким-то образом удалось лечь, хотя нас нельзя было отнести к категории наиболее наглых пассажиров, скорее, наоборот. Даже и не помню, как мы заняли эти привилегированные (смешно звучит) места. Мама разместилась на обычной верхней полке, я на боковой. Внизу бесконечно суетились, шумели и ругались какие-то пассажиры с ребёнком, ребёнок постоянно чего-то громко требовал, это был тихий (громкий) ужас, и я вдруг, к своему полнейшему удивлению, издал удивительный набор звуков «а-можно-потише», и, к моему совсем уж тотальному изумлению, внизу действительно сделалось потише и даже почти совсем тихо. Мама потом тоже высказалась в том смысле, что не ожидала от меня такого выступления — ей это, очевидно, понравилось.

Я обожал железные дороги, любая поездка была прекрасным приключением, но конкретно эта была сильно омрачена лютой трешовостью общего вагона. Почти никакого железнодорожного очарования в этом путешествии не было. Хотя всё равно было. Запомнилось чудесное название Белый Городок. Ещё до поездки нашёл эту станцию на карте и очень хотел мимо неё проехать, и вот среди ночи проводница крикнула «Белый Городок», поезд остановился около каких-то тусклых огоньков, и был в этом какой-то тревожный ночной железнодорожный кайф. И потом утром, после Калязина, лежал на неудобной жёсткой боковой верхней полке и пытался смотреть через верхнюю часть окна на проплывающие мимо деревья, траву и крошечные полустанки (просто кривенькие таблички у земляных площадок-платформ) — Чигирёво, 12 км, Кулишки, — и было приятно и странно-интересно ехать по этой крайне малодеятельной линии, по которой поезд ехал с черепашьей скоростью, покачиваясь на древних, раздолбанных рельсах.

Потом погуляли по Угличу, посетили достопримечательности (запомнилась церковь Димитрия на Крови), доехали на автобусе до Ярославля, там тоже погуляли и вернулись ночным поездом в Москву. Это уже был нормальный плацкартный вагон, снова верхняя полка, но уже не боковая и не деревянная, а обычная, мягкая, с матрасом и бельём. Запомнилась далёкая лента Волги, пылающая в закатном свете, и сладчайшее засыпание после долгого, физически тяжёлого путешествия. Тогда организм был способен сладко засыпать на верхней полке. К сожалению, эту способность он уже очень давно утратил.

Второй раз ездили этой дорогой с женой в 2006 году. Тоже летом, тоже ночным поездом. Это уже точно был прицепной вагон поезда Москва — Рыбинск, отправлялся он не с Савёловского, а с Белорусского вокзала. На Савёловском вокзале к тому времени оставили только пригородное движение. Белорусский вокзал связан с Савёловским соединительной линией вдоль Бутырского вала — вот по ней этот поезд и шёл. На этот раз мы ехали в нормальных, хоть и всё равно несколько стеснённых условиях. У этой поездки тоже не было особого железнодорожного очарования, вернее, вообще никакого — отъезд был омрачён довольно сильным опьянением и начинающимся мучительным трезвением, а приезд в Углич — не менее сильным похмельем. Дело в том, что вечером перед поездкой происходило очень многолюдное праздничное литературное мероприятие с интенсивным употреблением алкоголя. Оно запомнилось знакомством с Юрием Витальевичем Мамлеевым. Меня ему представили, и я подарил ему свою недавно вышедшую маленькую книжечку «Дом десять» (как всякий начинающий автор, я таскал с собой некоторый запас своих книжечек и дарил их окружающим, не без некоторой навязчивости). Когда я подписывал книжечку, Юрий Витальевич вдруг сказал: «А напишите там свой телефон, я прочитаю и позвоню вам». Я написал и подумал, что это просто такая форма вежливости. Наверняка он через десять минут забудет и о книжке, и о знакомстве, и книжка будет потом отправлена куда-нибудь к другим таким же подаренным ненужным книжкам или сразу в мусорную корзину. В общем, я был страшно рад просто самому факту знакомства с кумиром моей юности, с человеком, тексты которого когда-то давно были для меня переворотом реальности, открытием нового мира, импульсом для того, чтобы начать писать самому. О подаренной книжке быстро забыл.

Через месяц мне позвонили с незнакомого номера. «Дима, здравствуйте, это Юрий Витальевич». И дальше Юрий Витальевич минут пятнадцать говорил мне о том, как ему понравилась моя книжка, говорил с подробностями (то есть действительно прочитал). Это очень хорошо запомнилось — сияющий летний день, двухэтажный кирпичный домик внутри гигантского авиационного ангара аэропорта Домодедово (в этом домике было моё рабочее место), я стою на галерее второго этажа и говорю с Юрием Витальевичем, прямо передо мной красивый зелёный самолёт авиакомпании S7, огромные ворота ангара открыты, за ними вдалеке видна взлётно-посадочная полоса, то и дело взлетают и садятся самолёты — и абсолютное ликование, ощущение триумфа, «жизнь удалась» и «можно спокойно помирать». Это, конечно, очень глупо и смешно, особенно слово «триумф» тут нелепо выглядит, ну а что делать, было это, было ощущение триумфа у автора двух мало кем замеченных тоненьких книжечек. Правда, очень быстро прошло. Третья поездка по Савёловской дороге была совсем нелепой. Летом 2008-го мы отправились с моими друзьями Сашей Курбатовым и Толиком Монаховым по маршруту Москва — Калязин — Сонково — Бологое — Москва. Такой был план, но он потерпел крах. На поезде Савёлово — Углич мы доехали до Калязина (то есть вышли раньше), потом на автобусе сначала до Кашина, потом до Сонкова. Уже отъехав от Савёлова, начали интенсивно употреблять алкоголь, в Сонкове нас не пустили в поезд до Бологого, пришлось ночевать на вокзале и возвращаться похмельным утром обратно в Савёлово и в Москву. Как-то всё это было уныло и плохо, хотя ничего прямо уж совсем плохого в той поездке не произошло.

Через несколько лет Толик умер.

Это всё были летние поездки, и все они были в значительной степени лишены железнодорожного очарования. А эта поездка — зимняя, и у неё было железнодорожное очарование.

Да, опять всё то же, что и в других поездках по малодеятельным линиям — движение в тихой пустоте. Да, одно и то же. Но это какое-то прекрасное одно и то же. Да, это опять движение мимо мест, которые были такими же десять, пятьдесят и сто лет назад (ну, почти такими же). И будут такими же ещё долго, всегда.

Но, кстати, некоторые изменения происходят и в таких местах. Например, на станции Белый Городок то ли в девяностых, то ли в нулевых построили современное и избыточно большое вокзальное здание. Раньше его не было, а теперь оно есть. Изменение.

Но в целом изменений здесь мало.

На станции Белый Городок, как и на других остановочных пунктах, поезд стоял одну минуту, даже меньше.

Проводница прошла по вагону, собирая плату за проезд. Можно заплатить наличными, а можно по карте. Лучше наличными, потому что для оплаты картой нужна мобильная связь, а её обычно в этих местах нет, только иногда мерцающе появляется. Заплатил наличными небольшое количество рублей.

Какой-то парень в соседнем отсеке собрался платить картой, связь вроде бы была, но в процессе оплаты оборвалась. Парню пришло сообщение о списании денежных средств, но кассовый аппарат эти деньги зафиксировать не успел, платёж повис в воздухе. Появилось сообщение «платёж не прошёл». Проводница сказала, что будет оформлять возврат и что это очень неудобно и долго, в том числе потому, что связи всё время нет. Парень сказал, что он мог и наличными заплатить. Ну что же ты, а, сказала проводница беззлобно. Да вот как-то так, растерянно сказал парень. Какой-то ты не такой, беззлобно сказала проводница и засмеялась.

151 км. Стрельчиха. Скнятино. «Машка» свистнула, и тут же в окне промелькнул столбик с буквой «С» (подать сигнал). То есть «Машка» увидела столбик, послушалась и подала сигнал.

Многие пассажиры покинули поезд Савёлово — Углич. А некоторые продолжают ехать. Например, продолжает ехать группа из трёх любителей подлёдного лова. Они разговаривают, обсуждают какие-то свои общежитейские и конкретно рыбные дела. В частности, обсуждают лёгкость отрывания голов у тех или иных видов рыб. У одних рыб головы отрываются легко, а у других с трудом, прямо хрен оторвёшь. Ещё обсуждают способы приготовления разных видов рыб. Это логично: после отрывания головы рыбу нужно приготовить.

Потом и рыбаки вышли. Новокатово, 177 км. Поезд идёт вдоль Волги, периодически переезжая по мостам её притоки. При переезде через какую-то широкую реку на её берегу была видна огромная тарелкообразная радиолокационная антенна.

Калязин. Маленькая, но узловая станция. Вокзальчик, магазинчик. Стоянка целых три минуты. В вагоне уже почти совсем никого.

И дальше поезд пошёл по тупиковой ветке на Углич. На основной линии уложен путь с железобетонными шпалами, и там можно ехать не то чтобы очень быстро, но с нормальной скоростью, а здесь, кажется, путь совсем старый, и поезд едет очень медленно.

Снег, лес, больше ничего. Чигирёво, 12 км, Кулишки.

Просто смотреть в окно на проплывающие мимо одинаковые вещи, ни на что конкретно не обращая внимания. Смотреть остановившимся взглядом и ехать, ехать. Приехали в Углич. Этот же поезд через полчаса должен идти обратно в Савёлово. Вышел пройтись, размяться.

Пустой белый зимний день. Небольшой вокзальчик, пустая платформа. Немногочисленные пассажиры моментально разошлись. «Машка» отцепилась от вагона, поманеврировала по станции и снова приникла к вагону с другой стороны. Прогулялся по платформе. На станции четыре пути, на некотором отдалении стоит одинокий тёмно-коричневый товарный вагон, символ потерянности, заброшенности и уныния. Долго фотографировал этот вагон, не хотелось отрывать от него взгляд и объектив смартфона. Он был прекрасен, этот вагон. Он, скорее всего, и сейчас стоит там же. На пустом дальнем пути. Стоит светлым днём, в мрачные сумерки и страшной чёрной ночью. Стоит всегда, вечно.

Интересно было бы увидеть этот одинокий вагон ночью.

Вокзал, как ни странно, открыт, в маленьком зале ожидания несколько железных скамеек, расписание, девушка с рюкзаком стоит у окна и наблюдает за манёврами «Машки» и её слиянием с вагоном. Больше ничего в зале ожидания нет, в том числе кассы. Зачем касса, билет можно купить прямо в поезде.

При посадке в вагон проводницы спрашивают: «Ну как же так, вам наш город не понравился? Даже не посмотрели? Сразу обратно едете? У нас такой чудесный город! Что же вы! Погуляли бы, посмотрели бы, у нас столько достопримечательностей, вот церковь Димитрия на Крови посмотрели бы!» Сказал, что был в их прекрасном городе несколько раз, и как раз особенно запомнилась церковь Димитрия на Крови, а сейчас несколько другие планы.

И обратно, в Савёлово. Всё то же самое, блаженная неизменность. Народу почти никого. После Калязина стало темнеть. Белая пустота за окном превратилась в сине-чёрную. В очередной раз стало понятно, что главное в таких поездках — не смотрение в окно, не наблюдение каких-то интересных объектов (их нет).

Скнятино, Белый Городок. У современного, избыточно большого здания вокзала стоит дежурная с флажком в руке.

Савёлово. Вот, собственно, и всё. Проводница меняет табличку на вагоне: вместо «Савёлово — Углич» появляется надпись «Савёлово — Сонково». Сейчас «Машка» отцепится, совершит свой манёвр и присоединится к вагону с другой стороны, и поезд поедет в Сонково.

Станция Савёлово ярко освещена станционными прожекторами. На многочисленных путях стоят бесконечные грузовые составы. Да, здесь теперь интенсивное грузовое движение.

До московской электрички час, можно посидеть внутри вокзальчика и даже попить кофе (есть автомат). Хорошо, тепло, уютно.

Надо как-то закруглить текст, но зачем, чего его закруглять. Дождался электрички, сел и доехал до станции Окружная, пересел на МЦК, доехал до станции Локомотив (она же Восточный вокзал), а там на такси уже совсем близко до дома. Вот и всё закругление.

Кажется, эти поездки (не вообще, а в рамках проекта, цикла) скоро закончатся.