Путешествие Нильса с дикими гусями

Праздник на горе Куллаберг

Ни один рукотворный замок в провинции Сконе не сравнится по красоте со склонами Куллаберга.

Гора эта невысокая и пологая, поросшая лесом и кустарником, с небольшими полянками, лугами и вересковыми пустошами. Однако стоит свернуть с дороги и взглянуть вниз с обрыва, и дух захватит от представшей картины.

Гора Куллаберг поднимается прямо из моря. У подножия нет ни полоски земли или песка, которая защищала бы её от морских волн. Волны, неутомимо бьющиеся о горные склоны, размывают их, образуя причудливой формы глубокие тесные ущелья, а ветер полирует скалы. Кое-где выступают из воды гранитные столбы и тёмные гроты с узкими сводчатыми входами. Немало там небольших мысов и бухт с огромными подводными камнями, о которые с грохотом разбиваются яростные волны.

Все эти ущелья и каменные выступы обвиты буйно разросшимся кустарником и плющом; деревья же под ураганным ветром прижимаются к камням и стелются по обрывам и расщелинам.

Из-за удивительных горных склонов, необъятного синего моря и чистого воздуха местные жители любят летом приходить сюда и любоваться красотой прибрежных скал и беспредельной гладью морских просторов. Именно здесь, на Куллаберге, раз в году, весной, собираются животные и птицы для больших игр – так уж повелось с древнейших времён. День сбора всегда назначают журавли, которые вернее других могут предсказывать погоду.

В ночь накануне праздника олени, косули, зайцы, лисы и прочие четвероногие отправляются на Куллаберг, чтобы их не заметили люди, и перед восходом солнца все собираются на обширной пустоши неподалёку от самой высокой вершины горного хребта.

Это ровное место выбрано не случайно: окружённое со всех сторон невысокими каменными пригорками, оно надёжно скрывает животных от посторонних взоров.

За каждым семейством закреплён здесь свой пригорок, и хотя держатся звери особняком, в день праздника всегда царит мир и никто не опасается нападений: так, например, молодой зайчишка может бесстрашно пробежаться по лисьему пригорку, не рискуя поплатиться своими ушами.

Заняв свои места, животные с нетерпением посматривают в небо – ведь праздник не начнётся, пока не прилетят все пернатые. Солнце поднялось уже высоко, а значит, вот-вот появятся. И вот небо над равниной заполняется птичьими стаями, похожими на медленно плывущие облачка. Над площадкой, вокруг которой расселись звери, одно такое облачко замедляет движение и ну щебетать и петь. Облако то поднимается, то снова устремляется вниз, потом разом опускается на пригорок и превращается в весёлых серых жаворонков, красно-серо-белых зябликов, рябеньких скворцов и переливчатых синиц.

А к месту весеннего праздника уже торопится очередное шумное облако. Над площадкой оно словно зависает, заслоняя солнце, а потом с неба дождём начинают сыпаться на пригорки серые комочки – шустрые воробьи.

Наконец показывается самое большое облако – это спешат птицы, слетевшиеся с разных сторон и соединившиеся в стаю. Облако кажется мрачным и больше похожим на грозовую тучу, а зловещее карканье будто пророчит беду. Опустившись на твёрдую почву, оно рассыпается и превращается в ворон, сорок и галок.

Прилетели и лесные птицы: тетерева и глухари, – а за ними болотные.

Последней на праздник явилась Акка со своей стаей. Долгим был её путь к Куллабергу – ведь ей надо было сначала отыскать Нильса, который ушёл очень далеко, увлекая серых захватчиц своей дудочкой и уводя от замка Глимминген, куда тем временем благополучно вернулись чёрные крысы.

Однако не Акка отыскала мальчика, а аист Эрменрих, и первым делом попросил прощения за непочтительное обхождение накануне. Нильс охотно простил аиста, и радости его не было предела, когда он услышал их со старой гусыней разговор.

– Я хотела, господин Эрменрих, обратиться к вам с просьбой, – сказала Акка. – Не разрешите ли мальчику полететь с нашей стаей на Куллаберг? Он не выдаст нас людям, ручаюсь.

– Матушка Акка, – взволнованно воскликнул аист, – это будет лишь малая награда за то, что он сделал для нас! Я буду счастлив отблагодарить его за всё, что ему пришлось вынести сегодня ночью. Мало того, я самолично понесу Мальчика-с-пальчика к месту торжества.

Получить похвалу от умного и уважаемого Эрменриха очень приятно, и Нильс почувствовал себя счастливым.

Во время путешествия на Куллаберг с мальчиком на спине аист мчался гораздо быстрее, чем гуси: Акка, а за ней и вся стая, летела всегда по прямой линии, равномерно взмахивая крыльями, а Эрменрих проделывал в воздухе разные фокусы – то парил, раскинув крылья; то опускался вниз с такой скоростью, что, казалось, камнем рухнет на землю; то кружился около Акки. Только теперь Нильс, у которого дух захватывало от страха, почувствовал, что значит по-настоящему летать.

Они опустились на каменистый пригорок, предназначенный для диких гусей. Оглядывая с любопытством площадку, мальчик увидел и оленей с развесистыми рогами, и лисиц, и четвероногую мелюзгу; одни пригорки пестрели разно-цветным оперением птиц, другие серели от шкурок мышей.

По обычаю, издавна установившемуся на Куллаберге, игры открыли вороны, устроив в воздухе настоящее представление: птицы то разлетались в стороны, выстраиваясь в замысловатые фигуры, то бросались друг другу навстречу, явно гордясь своим искусством. Всем присутствующим эти танцы были хорошо знакомы, и зрители с нетерпением ждали следующих выступлений.

И тут на площадку выскочили зайцы и принялись прыгать на задних лапах, с шумом хлопая передними по бокам. Закончив один номер, ушастые затеяли чехарду, а потом ещё и колесом катались, чем очень всех развеселили. Звери и птицы вдруг вспомнили, что уже наступила весна, пора радости и пробуждения природы, а там не за горами и благодатное, щедрое лето.

После зайцев настала очередь крупных лесных птиц. Сотни краснобровых глухарей в блестящем чёрно-буром оперении заняли развесистый дуб посреди площадки. Глухарь, сидевший на верхней ветке, напыжился, вытянул шею и издал несколько клокочущих низких звуков: «Тэ-эк-тэ-эк-тэ-эк», – затем закрыл глаза и защёлкал, упиваясь собой:

– Сис-сис-сис! Слышите, как чудесно? Сис-сис-сис!

Птица настолько отдалась пению, что, казалось, уже не видела и не слышала ничего вокруг. К ней присоединились глухари, рассевшиеся на нижних ветках. И вот уже все птицы последовали их примеру и принялись щёлкать, свистеть, токовать, а вскоре их восторг передался и остальным слушателям.

Заворожённо слушая птичьи трели, никто и не заметил, как одна лисица осторожно пробралась на холм, где расположились дикие гуси, и явно со злым умыслом.

Старая гусыня успела заметить врага и загоготала:

– Берегитесь, берегитесь!

Лисица же бросилась на гусыню и схватила за горло, но дикие гуси уже услышали крик предостережения и взмыли в небо, и тогда звери увидели лиса с задушенной гусыней в зубах. Это был Смирре.

Возмущению лесной братии не было предела: даже сородичи осудили Смирре, – и за нарушение мира в день игр лис был приговорён к суровому наказанию – изгнанию с Куллаберга. К тому же в назидание остальным вожак лисьей стаи откусил ему кончик правого уха. Молодые лисы, почуяв кровь, стали злобно бросаться на Смирре, и рыжему разбойнику пришлось удариться в позорное бегство.

Когда все успокоились, а лесные птицы закончили своё выступление, на площадку вышли олени и устроили боевые игры. Несколько пар боролись одновременно, бросаясь друг на друга и ударяясь ветвистыми рогами, – только камни летели из-под их копыт, пар клубился из ноздрей, а из горла вырывался грозный рёв.

Наблюдая за оленьей схваткой, остальные животные наполнялись дерзкой силой, ощущали себя смелыми и энергичными, возродившимися с приходом весны. Хорошо, что схватка оленей вовремя закончилась, не то на площадке завязалась бы отчаянная драка, поскольку и у других животных появилось желание показать свою силу и отвагу.

Разгорячённые олени вернулись на место, и над площадкой пронеслось:

– Теперь черёд журавлей!

И вот, словно окутанные дымкой, со скалистого пригорка на пустошь двинулись серые длинноногие птицы с гибкими шеями и маленькими головками, увенчанными красными хохолками. Вскинув крылья, они будто сколь-зили по воздуху с невероятной быстротой, и казалось, что это серые тени затеяли игру, за которой едва удавалось уследить взглядом. Их танец очаровал всех собравшихся, а те, кто прежде не бывал на Куллаберге, поняли, почему это действо на горе названо журавлиным танцем. Этот танец был венцом весеннего праздника и пробуждал в зрителях благородные стремления. Никто уже и не помышлял о том, чтобы драться, зато все – и крылатые, и бескрылые – испытывали желание оторваться от земли и подняться ввысь, до самых облаков, преодолевая тяжесть собственного тела, и увидеть наконец, что же там, наверху.

Такую жажду к недостижимому звери остро чувствовали лишь раз в году, именно в этот день, когда видели большой журавлиный танец.

Сумерки опустились на гору Куллаберг. Праздник закончился, и все звери и птицы покинули место весеннего торжества, отправившись восвояси.