ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Выслушав короткий, буквально в пару слов, доклад Листика, Рогожин кивнул и спросил:

— Родители девушки в порядке?

— Почти. Накосячил я, командир, — повинился Антон.

— Что такое?

— Да я когда их нашёл, они, как зомби были. Слышали, как дочка кричит... Я им говорю, сидите, сейчас принесу... — замолчав, понуро опустил голову и тяжело вздохнул.

— Ну! Листик, не тяни кота за хвост! Что случилось?

— Девчонку на руки беру, поворачиваюсь, стоят в проходе! А тут сами видите! Короче: женщина в обморок упала!

— Эк, ты... Не услышал?

— Да, о девушке этой думал, как она жить то теперь будет, а? Дай бог, если нормально всё! А если удумает чего?

— Антошка, ты это... — смутился командир. — Ну, тяжело конечно, но не смертельно. Переживёт... — а потом нехорошо так усмехнулся. — Там у нас где-то, командир этих ублюдков был!?

— Командир, это... — Листик запнулся и, отведя глаза, продолжил: — В больничку её надо, у неё низ живота в крови. Или повредили чего, или...

— Чёрт! — выругался Рогожин. — Вот тебе и первая любовь. Ну, суки! Ладно, я сейчас пойду вопрос решать, а Хасана чуть позже кастрируем!

И замерев на мгновение, скомандовал:

— Мажор, берёшь Листика, и проводите заложников наверх: в гостиную, — и припустил к выходу, бубня на ходу: — Яйца отрежу, и сожрать заставлю, и подстилку эту французкую... — тут голос командира затих.

Что-то железного капитана накрыло, вон как разошёлся! А я что? Я ничего! Ножик там поточить, или наоборот, лучше тупым пилить? Надо, на кухне столовый поискать, они завсегда туповатые... Право слово, не командиру же этим заниматься! Вот я и подсуечусь...

Поднялись наверх, в гостиную. Девушку пришлось нести отцу, так как при нашем приближение она в страхе скукоживалась. Ну да понятное дело: пережить такое, врагу не пожелаешь...

Сидим, ждём, а командира всё нет! А вот и он: злой как чёрт и явно жизнью не довольный. За ним Димка-Маркони со своей рацией... Вот ведь интересно: живём в век высоких технологий, а радист таскает на спине дуру — в двадцать килограмм весом?! Да ещё запасные аккумуляторы! Абсурд какой-то!

— Мажор, за мной. Маркони, с Листиком.

Ох, вот чего не люблю, так это злого командира... Он тогда превращается в натурального Джинна: дымится и так же непредсказуем. Выходим, на улицу. Там уже сидит на крылечке Степаныч и задумчивый Марат. А у нас, похоже, военный совет? Рогожин всегда по возможности подтягивает нас с Маратом — учит думать! Мы же младшие командиры?! Вот и приобщает к таинству.

— Степаныч, хлопцы все целы? — командир интересуется состоянием пленных-рабов.

— Да как тебе сказать, Иваныч... — прапорщик достает из кармана пачку сигарет, тяжко вздыхает, — состояние паршивое, да и с головой у ребят, того... — крутит пальцем в воздухе и, наконец, прикуривает сигарету. Выдохнув дым, продолжает: — Один на меня кинулся. Ох-хо-хох... Связал их на всякий случай. Один побит сильно: это, которого сегодня видели. Остальные истощены. Ну и били, конечно... В больничку бы их. Не ходоки.

— Я так и думал, — Рогожин покачал головой. — Короче: будет вертолёт, отправим всех в больницу. Но! За это, мы не убьём Хасана... — было видно, как этот факт расстраивает командира.

— Как же это? — не выдерживаю и влезаю в разговор старших: — Джинн, гляди, какой я ножик на кухне нашёл! Совсем тупой! Нельзя его отпускать...

— Цыц! Его никто не отпускает — засветились мы. Понимать должен, что на руках мы всех не упрём, да и молчать они не будут! Вот я с Васильевым и связался. Он теперь хочет сделать из нашей самодеятельности — законную операцию. Тут же всего навалом: дело сшить раз плюнуть. Нужен только приказ! Вот он и ищет того, кто его отдал!

— Как это ищет? Мы же сами! — заинтересовался Марат.

— Молча. Если захотеть, то из всего этого можно такую конфетку сделать, что и награды и звания не заставят себя ждать. Вот Васильев и ищет кого-нибудь, кому звезда на погон требуется. А таких пол штаба, как минимум. Так что ждём! Но самое главное: нужен тот, кого можно судить...

— Или договариваться! — сказал и прикусил язык. Рогожин и так как пороховая бочка, а тут я!

— Или договариваться! — сверкнув в мою сторону глазами, командир сплюнул и душевно выматерился.

— Соскочит, как есть соскочит! — стискиваю кулаки, обидно до слёз!

— Мажор, ты кто?

— А?

— Я спрашиваю: какая у тебя профессия?

— Диверсант.

— А специализация?

— Э-э-э... Разведка?

— Угу. Это понятно. А поконкретней? Расширенно так сказать!

«А гори оно всё огнём! Один чёрт не могу понять, что он от меня хочет!» — и я решил приколоться. А что? Если и получать по шапке, то хоть за дело!

— Незаметное проникновение и удовлетворение потребностей врага в суициде!

Вместо гневной тирады, Рогожин хрюкнул и начал смеяться. К нему тут же присоединился Степаныч. Ну и мы с Ханом до кучи. Отходняк, однако!

— Вот проникнешь и удовлетворишь, если что... — сквозь смех выдавил из себя командир, — незаметно! Ты главное баб удовлетворяй — заметно! — продолжило веселиться начальство.

— Командир, — смахивая набежавшую от смеха слезу, пытаюсь говорить серьёзно, — давай, хоть руку ему сломаем!

— Кхм... — Рогожин даже смеяться перестал, — руку, говоришь? Интересная мысль... — и старательно почесав затылок, вынес вердикт: — Левую, чтоб бумаги подписывать смог!

Не буду углубляться в подробности, скажу только: руку мы Хасану сломали. Точнее не руку, а только кисть, но зато качественно — в щебень! А как вы хотели? Если уронить на эту самою лапу комод, стоящий у стенки в спальне, предварительно положив её на что-то твёрдое, например, на пол — что будет? Правильно! Хреново ему будет! Жалко только три раза, но мы ведь типа случайно! Мы ж не звери какие — специально людей калечить!

После того, как Балагур с Тихоней утащили скулящего бандита, приступили к разговору с наёмницей — слегка офигевшей от произошедшего, но, тем не менее, не в павшей в истерику. Железная дама, сразу видно профи! А как она нас разводила! Но по порядку...

Вот лежит эта дамочка на кровати, голенькая и со связанными ручками. Всё как полагается, психологический эффект: обнажённый человек завсегда в проигрышном состоянии перед одетым. Ага! Щаз!

Вначале-то парни её прикрыли покрывальцем, чтоб значит не отвлекаться... И всё было нормально. Пока мы, значит, в психологов играть не начали. Мы — это я, Рогожин и Степаныч. Стянули покрывальце и приступили к допросу. Вот какой... умный человек сказал, что голая баба перед мужиками в невыгодном положении? А если эти мужики голых баб уже... Короче давно не видели? И кто тут в этом самом? А она типа застеснялась со связанными ручками, вроде как прикрывается! И ножками сучит... Так чтоб рассмотрели. И титьками мотает! Аркх...

И невинные глазки строит, и то, что она журналистка рассказывает, и то, что она невинная жертва, и документики вон лежат, и вообще она мягкая и пушистая... И всё это под показ женских прелестей, а мозг кипит, гормон попёр! Тут Степаныч и спрашивает:

— Я не понял, она что, нас совращает?

— Могу спросить! — я ж единственный, кто понимает, что она там лопочет.

— А ты спроси, — по виду Рогожина уже видно, что он ни в чём не уверен. Может и журналистка! А ведь попадалово! Мы же, только что, на её глазах человека покалечили! Спросил, конечно, куда я денусь. А дамочка в слёзы, и давай значит, на жалость давить: и про испуг, и про то, что больно, и то, что жить хочет, и молчать будет, и никому не скажет. И что если нам очень надо, то мы можем её... Только не убивайте.

Перевожу синхронно, а сам закипаю. У меня последнее время аллергия на женские слёзы... Говорят, что это самое страшное женское оружие. Не спорю и сам раньше вёлся, но меня вылечили: жёстко, больно, зато надёжно! Помните, как мне пузо располосовала такая же — со слезами? Мужики-то уже в сомнениях. Нет, не по поводу попользовать, а всего остального! Того и гляди утешать начнут. А у меня паранойя разыгралась. Гляди, как старается, и ведь не забывает позы поэффектней занять. И плечиками поводит. Плечиками!

— Ах ты, сука! — честно говоря, едва успел. «Надо, надо верить себе и своей паранойе!»

Схватив за волосы: рванул вперёд, пригибая голову к коленям. Вот ведь! Почти перепилила ремешок! Вырвав из рук нож, швырнул её на пол. И отбросив подушку в сторону — офигел. Там лежала граната.

— Охренеть, она даже трахается с арсеналом под подушкой! — и душевно так вытянул берцем в бочину. Аж перекосило всю...

Мужиков уже нет, остались только злые, как черти, солдаты. А дамочка-то, вдруг взвилась вверх, ремешок в процессе падения лопнул, и попыталась воткнуть Рогожину в глаза пальцы. Наивная! Хруст, сопровождающий перелом шаловливой ручки, прозвучал в ушах как музыка! После чего командир просто впечатал тварюшку в пол.

— Гранату! — требовательно протянутая рука. И команда: — За дверь!

Пока мы со Степанычем шустро выметались из спальни: капитан, надавив на челюсть, заставил наёмницу открыть рот и просто вбил в рот, вместе с зубами, безоболочечную гранату, найденную мной под подушкой.

Выскочив вслед за нами, прижался к стене и, открыв рот, заткнул уши. Вот в таких позах мы и встретили взрыв.

— Ик... Джинн, а можно, не я пойду проверять? — с надеждой в голосе поинтересовался я.

— И не я! — отрезал Степаныч.

Рогожин усмехнувшись, приоткрыл дверь и сразу закрыл.

— А не хрен там проверять... — и потирая грудь, добавил: — Не блевануть бы...

— Да уж... — прапорщик усмехнулся в усы, — облажались мы. А молодой молодец, не повёлся на титьки... Пора! Пора — старшого давать.

— Повёлся я, Дед, повёлся. Только, как слезу пустила, меня аж колотить начало, знаешь ведь мою историю. У меня с тех пор иммунитет на слёзы...

— Вот! И от дурости есть польза, — усмехнулся пришедший в себя капитан. — Так что походи пока сержантом!

Пришлось изображать разочарование. А что!? Пусть начальство думает, что мне оно надо. Глядишь, и других наказаний придумывать не будет.

— Здесь Джинн. Всё в порядке! — выкрикнул Рогожин стаду носорогов, летящему по лестнице.

Носорогов изображали: Пепел, Балагур и Тихоня. Ну, это понятно: сидишь, никого не трогаешь, а тут бабах! Вот и прибежали — кони. Сейчас огребутся... И огреблись… по полной! С нарядами, всё как полагается. Спросите за что? А вот за топот и появление скопом! Ну, это я так объясняю... У Рогожина оно красочней получилось. Хотя в последний момент командир передумал и отменил Балагуру кухню:

— Тебе я персональное наказание придумаю!

— За что?

— За пререкание!

Поняв, что спорить бесполезно, Вовка покаянно опустил голову и засопел. И тут капитан объяснил для народа свой поступок:

— Есть у меня подозрение, что твоя наглая морда на кухне себя очень хорошо чувствует. Вот обрюхатишь повариху, и что?

— Я да ни в жизнь! — начал долбить себя пяткой в грудь это прохиндей. — Я ж аккуратно, со всеми предохранениями...

— От молодец! — Рогожин, довольно улыбаясь, пару раз хлопнул в ладоши. — И сразу раскололся! Всё! Нет больше нарядов на кухню! А то я его наказываю, а он и рад стараться.

Тут-то до Вовки и дошло, что он сам себя подставил. И тяжко вздохнув, поинтересовался:

— Что хоть тут случилось?

— Ты слышал, что спички детям не игрушка? — менторским тоном спросил командир.

— Как бы, да.

— Не как бы, а так точно!

— Так точно! — выпучив глаза и вытянувшись по стойке смирно, гаркнул этот балбес.

— Вот... А солдатам — граната! Понял?

— Так точно! А что случилось?

— Тьфу ты. Иди, посмотри...

Когда зелёный Вова вывалился из бывшей спальни, добрый Рогожин, постановил:

— Будем считать, что наряд ты отработал.

Дальше было не интересно: прилетело два вертолёта: на них генерал-майор с сопровождением и взводом десантников. Ах да! Ещё был майор Васильев, который быстренько состыковал Рогожина и генерала — небольшие переговоры и мы свалили... А что? Нас же тут не было! А прилетевшие приступили к освоению найденных богатств! Среди которых нашлось много интересного и забавного: на пару пожизненных точно! Кстати: по старой, доброй традиции мы опять затарились гранатами и патронами. А что? Запас карман не тянет и не учтено нигде. Чувствуете перспективу?

Загрузка...