ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Тут во время посиделок, это так Балагур окрестил наши занятия с майором, произошёл забавный случай. Так сказать вроде ничего особенного, но парни повеселились знатно — надо мной. Хорошо хоть урона для моего авторитета не случилось, даже наоборот.

Почему-то Васильев заинтересовался странным набором языков, которыми я владею. А что в них странного? Языки как языки... Но майор был другого мнения. Он как раз задвигал речугу, и что-то ему пришло в голову:

— Милославский, я вот всё стесняюсь спросить...

Рогожин в этот момент, рубившийся с Тихоней в шахматы, аж фыркнул:

— Виктор Петрович, что такое? Вы никак заболели?

— Да нет, Руслан Иваныч, это я так для красного словца. Но вот мне интересно, а почему наш юный друг имеет такой странный набор изученных языков?

— Да? — заинтересовался Рогожин. — А давай выясним...

— Вот и я о том, — и отхлебнув чаю, приступил к выяснению: — Английский и французский понятно. Они у тебя профильные в институте. Но это не суть важно, это понятно. Как и немецкий, всё же можно сказать язык банкиров. Я даже испанский могу понять... Ну, мало ли? Но венгерский? Этот-то откуда? — качает головой. — Можно сказать, спать не могу, понять пытаюсь... — улыбаясь, разводит руками.

— Хм... Интересная подборка, — согласился командир. — Колись, откуда дровишки?

Ну и что делать бедному сержанту? Когда отцы-командиры так горят желанием? Пришлось колоться...

— А у меня был выбор? Познакомился с потрясающей девушкой. Ну, такая вся... потрясающая. Из приличной семьи, папа в посольстве трудится, приехала к нему на лето в гости. Сплошные достоинства: спортсменка, комсомолка... Вот как глянул на неё, сразу понял, девушку с та-а-а-акими достоинствами, — изображаю руками, — короче, где-то между пятым и шестым...

Ты посмотри-ка, оказывается, процесс изучения языков интересен не только командирам? После слов о таких выдающихся размерах, парни прям прониклись желанием... узнать, где я нахватался знаний.

Продолжаю:

— ...Упускать нельзя. А она по-русски ни бельмеса. Пришлось учить, вот так всё лето и прозанимался языком, — тяжко вздыхаю.

— Мажор?

— Чего тебе? — оборачиваюсь к Балагуру.

— Ты хоть скажи, зря учил или нет?

— Ты с какой целью интересуешься?

— Мажор, Егор... — я думал, меня порвут.

— Да, да... — отвалите от меня. — Где бы я так хорошо натаскался? Вот так всё лето и практиковался... Слава богу, что никто из родителей против не был. Ни её, ни мой папан.

— А при чём здесь родители? — оторвался от шахмат Тихоня.

— При том! — начинаю сердиться. — Думаешь, мне кто-нибудь позволил бы зависать целое лето с какой-нибудь швеёй-мотористкой? Или её бате понравилось бы, спутайся она... А-а-а... — машу рукой. — Тут ведь деньги крутятся, короче чуть не женился. Спасибо испанскому...

— Чего? — это уже Васильев заинтересовался.

— Да чего? — вздыхаю. — Тут ведь как вышло. Мой батя, по сути, не стремился меня женить, ему главное, чтоб не на ком попало. А вот Нати с семейством, желанием как раз обладали... Уехала она домой, с мамой видать посоветоваться. А тут, как учёба началась, приехала студенточка по обмену, из солнечной Испании. Такая Кармен! Стройная, смуглая, брови как стрелы амура...

— Кхе... Кхе... — бросивший шахматы капитан, явно намекал, чтоб я не отвлекался.

— Ага. Ну, так вот смотрю на неё и понимаю...

— Мажор.

— Балагур? Ты чего отвлекаешь?

Парни тут же зашикали на Вовку. А тот слегка смутившись, спросил:

— Да я только уточнить насчёт достоинств... — и значит, пытается изобразить арбузы.

Пришлось расстроить:

— Не-е-е... Максимум второй, — Балагур огорчённо качает головой. — Зато как камень, соском глаз выбить можно.

Даже Тихоня бросил шахматы, подсаживаясь поближе. Васильев отставил в сторону чай, подперев подбородок ладонью.

— Ну и я к ней. Цветы, конфеты, всё такое. А она мне и говорит: «Я девушка порядочная, без любви никак...» Ну, я ей конечно про любовь. Верите, нет мужики, не врал. Такая красотка, помереть не встать. А она мне: «Все вы за любовь говорите, а доказать слабо?» Я ей: «Что ты хочешь, принцесса?» А она так ехидно улыбается и говорит: «Ты парень настырный. Пусть и не совсем в моём вкусе. Но мне нравятся целеустремлённые мужчины. Вот это всё, что ты мне тут плёл на русском языке, повтори на языке моё родины. И не заучи, а поговори со мной! И если сможешь сделать это через месяц, у тебя будут все шансы!»

Держу паузу, нагнетаю интерес. Но всю малину, как всегда, испортил капитан:

— А в ухо?

Пришлось рассказывать дальше:

— Понятное дело, что такое обещание меня никак не устраивало. Все шансы! Что за бред?! Дураку понятно, что оставляет себе простор для манёвра. Только не надо удивляться таким странным пари. Мы же на «инязе» учились. И она прекрасно понимала, что выучить за месяц, это только при полном погружении в среду. И то... Не всякому дано.

Мужики возмущённо зароптали, обсуждая женское коварство. Только Васильев сидел с какой-то странной улыбкой на лице. И вот с ехидной такой миной вопросил:

— Но ведь язык ты знаешь?

— Ну да, — чешу затылок, — не будь она новенькой, не проканало бы. А так... Вот и говорю ей: «Богиня, ради твоей красоты готов не спать ночами...» А она опять ехидно так: «Ну, зачем же себя так истязать? Вдруг упадёшь без сил?» Ну, я и говорю: «Или в порыве страсти выучу раньше!» Смеётся и, глядя мне в глаза... — держу паузу. Даже Васильев перестал улыбаться. — С придыханием говорит: «Девой Марией клянусь: если не загнёшься и сможешь сделать это за три недели, можешь отыметь меня, прям там, где поразишь своими талантами... Хотя нет. Сперва до постели доведи, а то вдруг это случится на лестничной площадке! Но если не сможешь, больше ко мне не подойдёшь, на пушечный выстрел». И давай смеяться...

Молчу, изображая трагедию. Вот только надолго меня не хватило, потому что некоторые, не хорошие личности, собрались вести одного милого сержанта на расстрел. Пришлось продолжать:

— При желании найти испанца в Москве раз плюнуть. Парни из охраны нарыли его уже к вечеру.

— Ну и что успел? Не тяни...

— Сомневаетесь? Конечно, успел. Я дольше акцент шлифовал, чтоб по-дурацки не выглядеть.

— Стоп! — Васильев хлопнул по столу ладонью. Народ и в том числе Рогожин удивлённо уставились на майора. — Ты что хочешь сказать, что осилил испанский за три недели?

— А что такого? Проблема то только в навыке произношения, а слова выучить это даже не разговор.

— Так что у тебя идеальная память?

— Ну не то чтоб идеальная, — иду на попятные. — Просто очень хорошая.

— Не ври командирам, морда, — погрозил пальцем Рогожин. — Мне тебя Степаныч уже сдал. Память у него действительно почти идеальная, — повернувшись к майору, пояснил капитан. — Не во всём, но то, что слова запоминает с первого раза, это точно.

— Так, а почему ты дурку гонишь на занятиях? — возмутился Васильев.

— По привычке.

— Какой нафиг привычке?

— А вы представьте себе, товарищ майор, если бы мой папа, думал, что я не «умненький мальчик», а почти вундеркинд? Какая бы жизнь у меня началась? А так свинтил на иняз, грызу науку. Даже дополнительные языки знаю, хоть такой талант у сына! Заодно и время свободное есть. Тем более что денег батя всегда отстёгивал на преподов, чтоб экзамены сдать мог. Тут главное творчески подойти к процессу...

— То есть ты сознательно балду пинал?

— А что? Я мажор или нет? Мне что, надо было думать, как я и на что жить буду? Или вы думаете, что у меня жизнь была сахар? Ни какой жизни: ни половой, ни общественной. У меня, между прочим, здесь вот рядом с этими головорезами, — обвожу рукой парней, — свободы значительно больше, чем дома!

— То есть твой отец тиран и сатрап?

— Да нет. Но вот если бы он меня поменьше любил, было бы проще... А так-то папка хороший... Вот только не уважает совсем, — вздыхаю, — да и не за что было...

Наступила напряжённая тишина. Кто о чём думал не понятно, возможно, что о своих отношениях с родителями. Кто знает? Но о чём думал Балагур, стало ясно очень скоро:

— Прошу прощения, а можно всё же узнать, что там с испанкой то, а?

Народ моментально оживился, какие могут быть ещё вопросы, если тут разговор о бабах? Пришлось продолжать:

— На чём я остановился? Ну ладно, ладно — помню я. Вот видите какие от этого проблемы? Да рассказываю, чего уж там. Освоил язык, на более-менее достаточном уровне и вперёд покорять испанскую красотку. Конечно, сперва напомнил про пари, позволил над собой посмеяться, уточнил, что всё в силе... И сразил своим гением на повал!

Молчу, пусть помучаются. Когда же молчать дальше стало опасно, продолжил:

— Вот что интересно. Был готов к тому, что начнёт юлить и выворачиваться. Но как бы странно это не звучало, девушкой она оказалась порядочной и обещание сдержала.

— Дала?

— Быстров! — рявкнул Рогожин. — Я тебя сейчас удалю из зала.

Вовка обиженно замолчал. Ну да ему полезно.

— А ты прекрати паузы делать и давай нормально объясняй, какая связь между венгерским и испанским.

— Дык ведь, товарищ капитан, куда податься бедному мажору, если не в свои роскошные апартаменты, там и шампусик и джакузи. Куда мы и переместились из кровати, — вновь делаю паузу.

— Мажор! — хором рявкнули присутствующие, включая майора.

— Ну, блин, никакой интриги создать не дадите.

— А хочешь, я сейчас интригу закручу, — ехидно поинтересовался Рогожин.

— Плескаемся мы, понимаешь, в ванне, с испанским, — поспешно продолжаю рассказ. — А тут венгерский заявляется, типа соскучился, сюрприз, млять! — вот тут они и начали надо мной ржать. Сволочи... Мне вот нифига не смешно было.

Проржались кони и Рогожин спрашивает:

— А что с немецким? Тоже что-то подобное было?

— Ну да, только там меня испанский застукал... — вот чего хохочут, у меня тогда такой бланш на пол лица был.

И тут Васильев решил прояснить обстановку до конца:

— Милославский, я уже боюсь спрашивать. А вот профильные языки, тоже имеют отношения к женскому полу или ты всё же их просто учил?

— Имеют, — решил покаяться до конца.

— И тебя тоже застукали?

— Не-е-е... Я знаю, что бледнолицый брат может наступить на грабли два раза, но три это был бы перебор.

— А что тогда?

— Да Жули и Стейси подружки, и в общаге в одной комнате жили. Тоже по обмену. Так что, немку я сам бросил. Три бабы для меня оказалось многовато...

— Сука... — майор начал тихонько сползать под стол. И уже в процессе выдал: — Ни какой жизни: ни половой, ни общественной. Не могу, сдохну...

Повеселились, короче! Ну да ладно, для хороших людей не жалко. И время пролетело. На целый час меньше терпеть издевательства любимого командира. Польза, однако!

И тут... Только, понимаешь, жизнь налаживаться стала, как нате вам: наше с кисточкой! Командир обрадовал. Я конечно согласен, что на боевых операциях куда легче, чем на тренировках, но как не вовремя... В любое другое время — вприпрыжку бы рванул: подумаешь, убить могут... Тут Рогожин каждый день пытается и ничего!

У нас же через три дня увольнительная. Ах, эти девчонки из Меда! Мы туда уже вполне нормально дорожку протоптали, ну мы с Балагуром так вообще широкое шоссе. Два раза уже в гости ходили, и прям нарасхват...

А тут? Собрание генерального штаба, в капитанском кабинете: командир, прапорщик и один жутко симпатичный сержант, ах да: есть же ещё младший сержант Хаматшин, но он на стрёме, чтоб ухи не грели... Вы когда-нибудь видели здоровенного татарина на стрёме? И не надо. У него такое серьёзное лицо, что пытаться подслушивать будет только самоубийца. То есть Балагур, но тут всё нормально, от Хана ещё никто не уходил... без звездюлей...

— Ну что, пернатые, у меня для вас есть три новости. Как водится две плохих и одна хорошая.

Я аж вздрогнул, что-то мне это начало не нравится:

— Командир, можно уточнить, для кого она хорошая?

— А для всех! И давай без чинов.

Прям полегчало. Если без чинов, значит, строить не будет, а остальное фигня. Как выяснилось, я поторопился с выводами, фигня она разная бывает...

— Для начала, о приятном. Наши подвиги с Хасаном больше не наши и, слава богу, проблем меньше... Вот только, у генерала этого аппетит разыгрался, где-то рядом звезда на погон летает, а приземлиться не может. Что-то тянут там наверху... Сомневаются! — довольно хохотнул капитан. — Вот он и вышел на Васильева... Короче, дело такое, нашли у Хасана в доме флешечку, случайно нашли... И очень там интересные сведенья. В горах есть то ли база, то ли перевалочный пункт, но факт в том, что что-то есть... Вот только генерал наш мужик ушлый и прекрасно понимает, что если делу дать официальный ход, то найти там можно только бамбук — чтоб покурить и то не в затяг... — задумчиво почесав затылок, попросил: — Егорка, поставь чайник.

Пока я наливал воду и включал, Руслан задумчиво смотрел в окно. И вот видимо что-то решив про себя, продолжил:

— Я, конечно, поломался для приличия, но согласился сходить посмотреть — что там? Вот это и есть плохая новость, напороться можем.

— И что, генерал тебя уговаривал? — не поверил я. Остальное не так уж и важно, риск дело благородное.

— Хм... Сперва он приказывать пытался, но мы с Васильевым ему быстро объяснили, зачем в хлебе дырочки.

— И он сразу проникся? — сомнение широким потоком пёрло наружу.

— Ты чего такой любопытный, а?

— Да интересно же...

— Да ничего интересного. Мы тут прикомандированные, типа со своими задачами... Ну и ещё пару убойных аргументов. Тебе знать не нужно. Мал ты есчо! Короче, решено с нами дружить! А я что, против, что ли? Дело то хорошее замышляется, да и обязан будет этот фрукт нам. А это плюс... Я если честно и понтаваться бы не стал, но уж больно момент подходящий ништяков отхватить...

— Каких? — хозяйственная натура Степаныча никак не могла пройти мимо такого сладкого слова — ништяки!

— Ну, тактическую связь нам не дадут. Нету! Хорошие рации дорогие, заразы. А хрень всякую, даром не надо, лучше без них... А вот новенькие броники будут. Операция то штурмовая — наверное. По крайней мере, генерал пусть так думает... И оружие всё новое будет, достали уже расстрелянные «калаши». Новенькая СВД для Хана и ВСС Сашке...

— А может...

— Не может, — перебил меня Руслан, — ни «Валов», ни «Гроз» — нифига: рылом не вышли. Право слово, как за своё торговался. Правда, пяток ПБ отжать удалось, самые расстрелянные заменим. И всё! Но и то хлеб...

Как раз закипел чайник, и я как самый молодой пошёл изображать официанта. Странная у нас подобралась компания, чай пьём без сахара... Все трое! Ну, уж вкусы начальства я изучить успел. Сказал бы мне кто, ещё год назад, что буду пить «Канди» и нахваливать, только пальцем бы покрутил у виска. Далеко не элитный сорт чая, но уж получше чем «Гита»... О, Господи, о чём рассуждаю? Я ведь даже названий таких не знал, всё элитными чайками баловался... Виски, Махито, Абсент…

Чертовщина какая-то, тут разговор о боевой операции! Меня, может, шлёпнут через пару дней, а я о чае! Хотя, наверное, прав был философ, сказавший, что человек ко всему привыкает? Вот и меня уже не просто не напрягает, а радует возможность боя. Хотя мне кажется, что всё дело в том: что не нужно тренироваться? Как говорят? Тяжело в учении легко в бою? Нет, нелегко. Нелегко потому что, вместе с тобой рискуют жизнью парни давно уже ставшие чем-то родным и близким — друзьями, братьями. Мне до сих пор, несмотря на прошедшее время, снится Тунгус. И я всё так же не могу его донести, а он всё шепчет: «Брось меня, брось». А я всё тащу и тащу, и каждый раз: снова и снова, с моих плеч снимают холодный труп, я кричу и просыпаюсь...

— Егор, Егор! Мать твою! Ты чего? Мимо же льёшь!

— Извини, Руслан, задумался...

— О чём?

— Да о задании.

— Врёшь, ты о заданиях не с таким лицом думаешь. С огоньком, я б сказал! — хохотнул капитан, вздёрнув кулак вверх. — Что-то я последнее время мало тебя гоняю, раз опять сны снятся... — с грустью прошептал он.

— Какие сны? — пытаюсь улыбнуться.

— Не знаю. Но ты так стонешь, а то и орёшь...

— Я?

— Эх, Егорка, а ты что думал, все с криком просыпаются, один ты молчишь как партизан? Так же как и остальные блажишь. Надо вас ещё сильнее нагружать...

— Зачем? Не надо! Всё нормально! — перепугался я. — Куда ещё сильнее? Итак, ноги еле ворочаем.

— Когда вы реально устаёте, то в казарме тишина как в склепе! А как не дожму вас, так: то один, то второй, мечетесь в бреду и стонете, стонете...

— Так всё плохо? Мне же не всегда сны снятся...

— Вот именно: не снятся... Когда устаёте.

Я только обречённо вздохнул. А что тут сделаешь? Я тоже замечал, когда, бывало, просыпался ночью, что многие парни мечутся во сне... Правда, такое бывает, только если спим в казарме. В поле: даже не всхрапнёт никто. Это наверное от обстановки зависит, но я не психолог...

— Но ничего, Степаныч обещал вам «чаёк» сварить, спать будете как младенцы. Ведь сваришь, Степаныч?

— Сварю, — кивнул тот.

— А что ж раньше-то не приготовил? — удивляюсь такой нерасторопности.

— Дык, вас лечить надо, а не снотворным пичкать. А травки очень редкие нужны. И когда я говорю редкие, это значит, капец, какие редкие. Но, вроде, удалось достать: через пару недель привезут. Вот тогда и подлечим нервишки...

— И что, кошмары сниться перестанут?

— Нет, они видоизменятся.

— Э-э-э...

— Не заморачивайся, потом поймёшь.

Помолчали, прихлёбывая чай и думая каждый о своём.

— Руслан, а Витя то где? — ни с того, ни с сего спросил Степаныч.

— Остался вопросы утрясти. Кстати, ты завтра возьми машину и дуй в город — к нему. Получишь амуницию и смотри, чтоб местные, хрень какую, не подсунули!

— Обижаешь! — усмехнулся прапорщик. — Там где эти подсовывальщики учились, там я преподавал! Не родился ещё человек, который...

— Всё, всё верю. Можешь не продолжать! — со смехом поднял руки Руслан. — Я в тебе не сомневаюсь.

И пока начальство развлекалось, мне вспомнилось начало нашего разговора...

— Руслан, ты вроде говорил, что плохих новостей две? А озвучил только одну.

— Да? Как это я так? Даже странно, вроде говорил же? Ты точно уверен, что нет?

— Русла-а-ан!

— Да ладно, шучу я. Новость в том, что увольнительные отменяются.

— Млять. Я так и знал.

Ну что ж. Придётся девчонкам подождать. Нас ждут великие дела!

Загрузка...