Путёвка в спецназ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

В чувство меня привёл подзатыльник Степаныча:

— Не тряси, ирод! Если ты его не угробишь, то жить будет!

«Живой! Мать его, живой! Живой, сволочь такая! Вот ведь гад, напугал до полусмерти!»

— Степаныч! А он точно не умрёт?

— Будем надеяться.

Перевернув начавшего постанывать Руслана на живот, поручил мне придерживать голову. Срезав ножом лохмотья, покачал головой:

— Охренеть. Везучий чертяка! Смотри, если не считать торчащих кусков железа и кучи мелких порезов, да шишки на голове — почти целый... Только одна глубокая борозда, сейчас края пластырем стянем и можно везти.

Посмотрев на Степаныча, как на умалишённого:

— Дед, ты чего? Смотри, из спины железяка торчит! И вот и тут тоже...

— Я и говорю фигня, все под углом вошли. Жить будет, сто процентов. А вот и «таблетка» наша!

Подкатила местная машина, с пассажирского места выскочил Сашка:

— Надо на пол что-нибудь постелить! — и бросился в казарму.

Следом, закинув за спину автоматы, бросились Балагур и Пепел... Блин, только сейчас заметил, что наши парни, все как один вооружённые, окружив нас держат под прицелом периметр... Молодцы! Они-то не знают, что это «закладка», а не прилетевшая граната... Капитан мог бы гордиться своими питомцами...

Постелив на пол УАЗика в несколько слоёв матрасы, аккуратно положили капитана лицом вниз.

— Лаки, что с лицом?

— Так стеклом посекло, — Санек пальцами прикоснулся к довольно глубокому разрезу на левой щеке, — ерунда. Вы бы ехали, Степаныч!

— В машину! Ещё есть дебилы, у которых ерунда?

— Мелочи, сам обработаю, — махнул рукой Пьеро. — Мажора забери, у него из плеча что-то торчит!

Ох! Ты ж! А я и не заметил! Тут же левое плечо выстрелило болью.

— Млять! Одни дебилы кругом! Какой командир, такие и солдаты! В машину! — дурным голосом взревел Степаныч.

Думаю, что нет смысла описывать дорогу в город. Как водила не получил инфаркт, до сих пор поражаюсь... Вот как бы вы себя чувствовали, если бы вам под руку орали:

— Быстрее, — при этом тыкая в бок стволом «калаша». И делал всё это чувак с окровавленным лицом и бешеными глазами? Пришлось даже прикрикнуть на Сашку:

— Отстань от парня! А то влетим куда-нибудь...

Ну, хоть тыкать перестал... А то бедный парнишка, аж побледнел от такого напряга. Но довёз до больнички быстро — молодец!

Рогожина сразу увезли в операционную, а нас с Сашкой заштопали под местной анестезией. Мой осколок вошёл не глубоко, на излёте, практически под кожу.

— Заноза, — так охарактеризовала ранение молоденькая докторша.

А Сашке наложила пару швов, предварительно достав из раны осколок стекла.

— Ничего, девки только сильней любить будут, — улыбнувшись, похлопала по плечу.

— Я женат! — возмутился таким предположением Санек.

— Тем более, не кукся. От такой мелочи жена не разлюбит. А она ведь тебя любит?

— Конечно!

Так, ну это надолго. Докторша допустила ошибку, которую в нашей группе уже давно никто не совершал... На тему своей Лидочки Санек может говорить часами. «Пойду-ка я к Степанычу, узнаю как там Руслан».

Капитан был никак. То есть всё ещё в операционной и как обстоят дела, было не ясно. Сел на диван стоящий возле стены, всё же лёгкая слабость в ногах присутствует — несмотря на то, что рана неопасная, крови натекло прилично. Степаныч же, замерев как статуя, стоял возле стены и бездумным взглядом пялился на противоположную стену, едва заметно шевеля губами. Через пару минут, как будто только что заметив меня, поинтересовался:

— Зашили?

— Нет. Только перевязали, там шить нечего. А Лаки пришлось... Шрам будет. Докторша решила его успокоить и на свою голову задела любимую тему: про Лидочку.

— Хм... — Степаныч едва заметно улыбнулся. — Пусть выговорится, от докторши не убудет.

И убедившись, что с нами всё в порядке замолчал, вновь уйдя в себя, всё так же беззвучно бормоча.

В конце длинного коридора появилась представительница местного персонала. Девушка явно пророчила себя в модели, потому что, вышагивала как на подиуме строго по одной линии и раскачивая бёдрами. Ох ты ж! А ведь не зря о себе мнит, не зря! Я таких красавиц почти и не встречал, даже в бытность свою... А ведь девушки вокруг меня увивались — ух, какие! Хотя надо думать, что увивались они по большей части вокруг папиных денег! Но мне то что? Имели их не деньги, а я!

Хотя что-то в ней было не так? Я молчу о расстёгнутом верхе белого халата, из которого на волю пытались вырваться такие!!! Такие!!! Мать моя женщина, какие! И как только пуговица, удерживающая это великолепие в плену, ещё не оторвалась? А, может, оторвётся? Ну, пожалуйста, оторвись, а! Оторвись!!! Нет счастья в этом мире, нет его!!!

Проходя мимо Степаныча, девушка остановилась и, повернувшись на девяносто градусов, посмотрела огромными глазищами на прапорщика.

Ох ты ж! А вид сбоку то, тоже шикарен! Халат настолько короткий, что казалось ещё миллиметр и можно считать её голой. Даже в моих эротических фантазиях у медсестёр не бывало таких халатов? Это ж беспредел. Тут больные вместо выздоровления от спермотоксикоза косяками отмирать начнут... А белокурая красавица внезапно заговорила, бархатным и до боли сексуальным голосом, у меня аж мурашки побежали. И нифига не по спине...

— Я вижу, вы молитесь?

Степаныч, с каким-то чумным выражением лица, кивнул.

— Я слышала, что искренняя молитва помогает?

Обалдевший прапорщик продолжает кивать.

— А ещё я слышала, что просить нужно тогда, когда помощь нужна, а не отвлекать по пустякам! — и, приблизив лицо к Степанычу вплотную, прошептала: — Хватит!

После чего отвернулась от обалдевшего прапорщика, подошла к кулеру с водой и, повернувшись ко мне спиной, слегка наклонилась! Млять! Вот как назвать то, что показалось из-под краешка халата? Очаровательные такие — полужопицы...

Обернулась через плечо и, стрельнув в мою сторону глазами, призывно улыбнувшись... показала мне язык!? Охренеть!

— Кто тут ожидает результатов операции капитана Рогожина? — раздался сзади мощный бас.

Вздрогнув от неожиданности, вскакиваю и оборачиваюсь. Передо мной стоит здоровый такой дядька с уставшим лицом, в белом халате и сжимающий в руках марлевую повязку.

— Мы... — хором разрешили его сомнения, измученные ожиданием вояки. То есть я и Степаныч.

— Всё в порядке. Везунчик ваш капитан: нашпиговало его знатно, но ничего критического. Повезло, что все осколки попали уже на излёте. Месяцок, полтора полежит у нас и будет как новенький. Но скажу вам, будь он чуть ближе и всё — кранты, даже не довезли бы. Повезло, одним словом!

Я только открыл рот, как вмешался Степаныч:

— Да, да... А ведь как раз собрался к машине идти!

Я удивлённо обернулся. Оп-па! А куда красотка делась? Мало того, что шагов не слышал, а на слух я последнее время не жалуюсь... Можно сказать, что он у меня... Короче, тут опять прапор походу с зельями намудрил? Или это от природы? Хотя, наверное, прапор. У парней-то тоже слух прорезался...

Ах да... Как ушла, не слышал, да и не успела бы она дошагать до поворота! Только если бегом? На шпильках? Ага, не смешите меня!

— Степаныч, а куда эта медсестра делась?

— Какая?

— Ну, вот которая с тобой разговаривала?

— Не было никого, Егор.

— Ну как же... — врёт, прям в глаза. Я же чувствую ложь, вот и Степаныч брешет, честные глазки мне строит.

— Отдохнуть тебе надо. Это от кровопотери...

Ну, уж нет! Повернувшись к доктору спрашиваю:

— Вы когда вышли, здесь медсестра была? В белом, коротком халатике, офигенная блондинка, с вот такими... — изображаю руками с какими...

— Нет у нас таких молодой человек. А жаль, конечно! — хохотнул доктор. — Товарищ прапорщик прав отдохнуть вам надо. От кровопотери и не такое привидеться может.

А вот доктор не врал... Никого он не видел! Что тут ещё можно сказать? Начнёшь настаивать — вколют успокоительного... Нафиг, нафиг! Но разобраться стоит, не нравятся мне сексуальные девицы исчезающие, как по волшебству. Нет, я такое уже видел — Руслан демонстрировал не раз, да и очень надеюсь сам рано или поздно так смогу. Но доктор!? Он-то ничего не видел, а так не бывает. Да и Степаныч темнит... А это не есть гуд!

Кстати, а чего это Степаныч притих? Отворачиваюсь от сочувственно смотрящего на меня хирурга... М-дя... А железный прапор поплыл. Сидит на корточках, прислонившись к стене, и уткнувшись лицом в берет, стянутый с головы... Вот как на него наезжать? Я ведь не дурак: понимаю, что вся его показная бравада была направлена на нас... А может и себя пытался убедить, что всё в порядке? Подойдя к нему, опускаюсь на корточки: рядышком. И задаю вопрос, совсем не тот, что так волновал меня секунду назад. Теперь можно, мы одни — доктор, повздыхав, удалился.

— Дед, а почему ты сказал, что Руслан только собирался идти к машине?

Степаныч какое-то время помолчал, потом убрав от лица берет, посмотрел на меня покрасневшими глазами:

— Понимаешь, Егорка, Руслан сам себя спас... Взрыв не такой уж и сильный был — только, убить того, кто в машине. Не могло его так далеко отбросить, ускорился он. Ведь так?

— Да. Я как крикнул, так он сразу рванул... — чешу в затылке, — получается, что он за пару шагов так разогнался, что почти обогнал осколки?

— Ну, обогнал сильно сказано, но вот то, что уменьшил их скорость в отношении себя это да. Потому и лежал так далеко. И в воздухе вытянулся, так что пострадала в основном спина и задница. Берцы его видел?

— Нет. А что?

— Только выбросить. Хорошо подошва толстая, пару осколков так и застряли. Так что тут не везение, а умение. А об этом местным эскулапам знать не надо... Да и никому не надо. Понял?

— Да.

Посидели рядышком, уставившись на стену, а потом Степаныч усмехнувшись, порадовал:

— Месяц, полтора? Да я его за пару недель на ноги поставлю, ну за три точно, дырки глубокие... Надо ехать, всё равно в себя ещё не пришёл. Лекарства взять, да вас с Сашкой отвезти. Пока за старшего будешь. Надеюсь положиться на тебя можно? По бабам не рванёшь?

Я аж задохнулся от возмущения:

— Ты меня за кого принимаешь?

— Не кипятись. Если уж тебе не доверять, то кому тогда?

Аж расчувствовался от таких слов:

— Степаныч, да я... Ты ж знаешь! Да я...

— Всё, всё... Не шуми. Поехали.

Только чуть позже до меня дошло, что прапор просто развёл меня как младенца... Как после таких слов от службы отлынивать? Да и парней придётся строить... Развёл!!! Хотя от осознания... слова эти, менее приятными не стали. Вот такой загиб психики...