ПОЛОВЦЫ ПОБЕЖДЕННЫЕ И НЕПОБЕДИМЫЕ

Я хочу поговорить сейчас о народе, название которого знакомо каждому из нас со школьных лет. Но не каждый знает, что именно этот народ собой представлял и в какие народы перевоплотился к нашему времени, когда собственное имя его стало лишь достоянием истории.

В прошлом каждого народа есть и печальные страницы и радостные — совсем как в человеческой жизни. И когда народ уже исчез с лица земли (скажем иначе: когда кажется, что он уже исчез), можно попытаться подвести итог, решить, каких страниц в его истории больше.



Биография кипчаков, они же половцы, они же куманы, сложилась как будто не очень удачно. Начало, как и полагается, было ярким. В X–XI веках они появились в Средней Азии и Европе и заняли огромное пространство от озера Балхаш до Дуная. Заняли те самые земли, на которых за тысячу лет до них господствовали сарматы, а за полторы тысячи — скифы. Кипчакам теперь принадлежала большая часть великого пояса степей, полупустынь и пустынь, протянувшегося почти через всю Евразию. По их имени весь Восток на долгие столетия стал звать степи от нынешней южной Украины и почти до Алтая Половецкой землей — Дешт-и-Кипчак. И Русь звала свой беспокойный юг Половецким полем.

Половцы-кипчаки-куманы были частью очередной волны кочевников-тюрок, двинувшихся на запад из Центральной и Средней Азии. Их южные сородичи — огузы — в это время создавали огромную Сельджукскую державу на землях Малой Азии, Ирана, юга Средней Азии и части Закавказья.

Но если Византия почти сразу увидела врагов в сельджуках, то кипчаков она захотела использовать и сама призвала их на свою территорию для борьбы с печенегами. Половцы разгромили печенегов на Балканах и заняли их место в качестве одного из самых опасных врагов Византии.

Они стали постоянной угрозой и русским землям. Еще более страшной угрозой, чем прежде печенеги, не раз уже к тому времени битые русскими, а частично даже начавшие под влиянием соседей оседать на землю и принимать славянскую культуру и православие.

С XI века значительную часть русской летописи занимает горький перечень половецких набегов. Горят города, половцы угоняют пленников, которым сужден теперь горький путь на рынки рабов. Соседство земледельцев и кочевников во времена средневековья редко бывало мирным.

…Впрочем, сосед есть сосед, спокойный он или беспокойный. С ним ссоришься, но деваться некуда — и торгуешь, и даже роднишься, что отнюдь не мешает снова ссориться. Не зря в опере «Князь Игорь» юный княжич, сын Игоря, попавший в плен, возвращается домой свободным и женатым на красавице половчанке. Опера следует «Слову о полку Игореве», а то сообщает здесь тот же факт, что и летопись. Впрочем летопись знает, что сам Игорь Святославич, герой «Слова о полку Игореве», — сын половчанки. Это лишний раз подтверждает, что не из расистских или националистических побуждений воевали русские против половцев. Они защищались от половецкой опасности, а когда ее не было — не было нужды и в войне.

Семья князя Игоря была отнюдь не исключением среди русских княжеских семей. Великий князь киевский Святополк Изяславич, например, был женат на дочери половецкого хана Тугоркана. То поддерживая русских князей, то выступая против них, этот хан попытался однажды захватить Киев у собственного зятя, был разгромлен и пал в битве. Летопись свидетельствует, что Святополк велел похоронить его «акы тьстя и врага» — сразу и как близкого родственника, и как злого противника. С течением времени убитый хан превратился в былинного злого богатыря — «в вышину ли он, Тугарин, трех сажен, промежу плечей — косая сажень, промежу глаз — калена стрела», а иногда и вовсе в чудовищного змея. Из отца княжеской жены Тугоркан-Тугарин русских былин стал ее «милым другом», но народная память не слишком сильно исказила чужое имя и засвидетельствовала близость недруга страны к киевской княжеской семье.

Можно добавить, что Владимир Мономах, сын русского князя и византийской принцессы, полководец, именем которого половцы пугали детей, «его же имени трепетаху вся страны», сам женатый на принцессе английской, двух своих сыновей женил на половчанках. На половчанке был женат и грозный князь владимирский и киевский Юрий Долгорукий. (Среди потомков от этого брака — и Александр Невский, и все московские государи вплоть до царей Федора Ивановича и Василия Шуйского включительно).



В таких двойственных отношениях с половцами находились многие русские князья. Они использовали ханов и их войска в борьбе против поляков и венгров, в междоусобных войнах, но должны были и сами бояться переменчивых союзников. Об одном из русских князей конца XII века летописец сообщает, что он способствовал спокойствию юга Руси и тем привлек к себе любовь «крестьян и поганых».

Величайший из древнерусских политических деятелей, князь Владимир Мономах разгромил кипчаков, отбросил их далеко на восток. Часть половцев, впрочем, перекочевала на запад, на территорию Венгрии, нынешних Румынии, Югославии, Болгарии.

Многие половцы ушли на Кавказ, половецкая наемная дружина стала опорой грузинского царя-объединителя Давида, получившего прозвище Строителя. Но родиной для половцев оставались степи Причерноморья, и при известии о смерти Мономаха началось возвратное движение половцев, облегченное русской междоусобицей. Русский народ уважал любовь к родине даже у своих врагов, и Волынская летопись пронесла до наших дней рассказ о емшане, о белой горькой траве, запах которой ничем не вытравишь из памяти, рассказ, превратившийся уже в XIX веке в стихотворение Майкова.

Половецкий хан Сырчан после смерти Мономаха зовет своего брата Отрока, ставшего владыкой на Кавказе, вернуться в родные степи. И поручает гонцу:

«Ему ты песен наших спой,

Когда ж на песнь не отзовется,

Свяжи в пучок емшан степной

И дай ему — и он вернется».

Русские воевали с половцами и в то же время постепенно подчиняли их своему культурному влиянию. Конечно, в русскую культуру проникали некоторые детали половецкой культуры, а отдельные слова из языка половцев до сих пор живут в русской речи. Однако влияние русских, судя по всему, было гораздо сильнее.

В момент прихода монголов русские князья и половецкие ханы были, в общем, союзниками. Русские вожди продемонстрировали верность этому союзу. Монголы ведь заявили им, что пришли воевать только против половцев, «своих конюхов», и предложили русским мир. Те отказались покинуть половцев в беде — и в страшной битве на реке Калке русские дрались бок о бок с недавними врагами против новых, общих и более страшных врагов. Были разбиты. А поход Батыя был общей трагедией для русских и половцев.

Все мы знаем, чем стало татарское нашествие и татарское иго для Руси. Менее известна столь же горькая судьба ее южных соседей, врагов-родичей. Оседлые люди могли хотя бы собираться за стенами своих городов, правда, против монголов крепости оказались плохой защитой. На севере можно было иногда уйти в леса, плохо проходимые для конницы, или за вовсе неприступные для нее болота. А в голой степи спрятаться некуда. Драться — и умереть или стать рабами. Сдаться — и опять-таки умереть или стать рабами. Или бежать, бежать в места, где не достанет монгольская беспощадная сабля и не знающий промаха аркан.

На долгие года половецкие степи стали заповедником, откуда монгольские ханы и военачальники черпали в периоды «денежных затруднений» рабов на продажу. Половцы были ходким товаром. Их считали красивыми, ценили за силу, во многих странах Европы, Азии и Африки стало модным иметь раба-половца. Каждый, кто читал рассказ Марко Поло о великом путешествии, должен помнить его раба Петра. Судя по всему, этот Петр тоже был половцем. Половцы гребли на венецианских галерах, как и на византийских, половцы копали каналы в Средней Азии и Иране.

А одним из дальних и неожиданных следствий разгрома половцев-кипчаков и превращения такого количества их в рабов стал приход этих самых кипчаков к власти в далекой и богатой африканской стране — Египте.

Еще в конце XII века нашей эры, за полсотни с лишним лет до прихода монголов в Европу, Египет был захвачен одним из сельджукских полководцев Салах-ад-Дином, вошедшим в европейские легенды и романы Вальтера Скотта под именем Саладина.

Важной опорой Салах-ад-Дина в походах были мамелюки — так называли рабов-воинов. Их покупали на невольничьих рынках, нередко еще детьми или подростками, либо просто отбирали среди наиболее физически сильных пленников. Они были рабами и чужеземцами, их, казалось, не могли замешать в свои интриги придворные или крупные феодалы, владыка мог положиться на них, потому что и сам был их единственной опорой на чужбине.

Многие мамелюки возвысились при Салах-ад-Дине, получили земли и богатства. Его преемники еще в большей степени опирались на мамелюков, пока вожди рабов-воинов, поднявшиеся с самого дна тогдашнего общества, не свергли последнего султана этой династии, заменив его мамелюком.

Но среди мамелюков к тому времени было много кипчаков, и именно они прежде всего оказались у власти. Самым грозным и властным среди первых мамелюкских султанов слыл Бейбарс, по прозвищу Абуль-Футух — отец победы. Прозвище он получил потому, что во главе мамелюкской армии остановил грозное движение монголов на Египет. Это было спасением страны, ставшей его новой родиной; это было и местью монголам за горькую судьбу кипчакского народа. Потому что родился Бейбарс в половецких степях, был захвачен в плен и продан в рабство, как сотни тысяч половцев. На рынке в Дамаске за мальчика запросили всего 800 серебряных динаров — дешево по тем временам, — потому что хотя он был сильным и быстрым в движениях, но один глаз будущего султана закрывало бельмо.

А другой глаз Бейбарса был голубым. Странно, если вспомнить, что половцы — тюркский народ. Но не надо забывать и о столетнем соседстве с Русью. Вероятно, в Бейбарсе текла и славянская кровь. (Кстати, исследуя документы мамелюкского периода истории своей страны, египетские историки обратили внимание на странные имена некоторых кипчаков, например, Василий, Иван. Случалось, что возвысившийся мамелюк забирал из разоренной Кипчакии уцелевших членов своего рода; и вот в документах встречаются сообщения о том, что кипчак-мамелюк Иван ибн Василий вывез с родины в Египет свою деревню. Похоже, что этот-то кипчак был просто русским, лишнее доказательство того, как часто была общей в XIII–XIV веках судьба кипчаков и русских).

Бейбарс отнял у вступивших в союз с монголами христианских государей, потомков крестоносцев, многие земли в Сирии и Палестине. Семнадцать лет правил он Египтом, твердой рукой сдерживая мамелюкских эмиров, каждый из которых сам был не прочь занять его место.

Бейбарса сменил на троне кипчакский же раб Калаун, династия которого правила в Египте сто три года.

Только в 1382 году ее сменила — на 135 лет — династия мамелюка Баркука, кстати, тоже выходца с территории нашей страны, но уже не кипчака, а черкеса.

Кипчаки в течение веков составляли в Египте значительную часть знати. Некоторое время они и здесь сохраняли многое из своей культуры, долго помнили родной язык, на который были переведены в Египте лучшие образцы персидской и арабской литературы. Ну, а в конце концов стали одной из составных частей египетского народа.

Половцы, вывезенные как рабы, постепенно растворились среди населения многих стран мира.

А что сталось с теми, кто избежал не только монгольского меча, но и аркана? Десятки тысяч кочевников смогли уйти с родины древним путем на запад, вышли к Дунаю, были приняты в Венгрии и стали в конце концов частью венгерского народа. При этом наследник венгерского престола, будущий Стефан V, женился на дочери половецкого хана Котяна, другая дочь которого уже была замужем за знаменитым в русской истории князем Галицким Даниилом Романовичем. Другие (и часть половцев, покинувших Венгрию) добрались до Болгарии, с которой половцы давно были связаны — иногда союзами, иногда враждой. И одно время в Болгарии даже правила половецкая по происхождению династия Тертеровичей.

Некоторое число половцев расселилось среди русских и предков белорусов в лесной полосе Восточной Европы. Одно время на территории только нынешней Брестской области, по подсчетам историков, было до сорока половецких поселений.



Но особенно важную роль в этнической истории Евразии сыграли те из причерноморских кипчаков, которые отступили из своих открытых врагу степей на север и северо-восток — в леса Поволжья и Урала. И те, что отошли на юг и юго-восток — на Кавказ. И те, что остались жить в степях Средней Азии.

Здесь мы уже подходим к концу истории кипчаков. Горьким он был, но… Говорят, во многих восточных странах многодетный бедняк издавна считался более счастливым, чем бездетный богач. А разгромленные, частью даже рассеянные по чужим землям половцы стали предками многих народов.

Сами татаро-монголы на значительной части кипчакских земель оказались поглощены и растворены более древними хозяевами степей. Только век-полтора прошло после прихода в Дешт-и-Кипчак войск Чингисхана, а историк ал-Омари уже имел основание записать:

«Татары смешались и породнились с кипчаками… И все они стали точно кипчаки, как будто они одного рода, оттого, что монголы поселились на земле кипчаков, вступали в брак с ними, оставались жить на земле их».

Слово «кипчак» прочно вошло во многие родоплеменные названия на землях башкир, казахов, киргизов, кумыков, туркмен… Кровь кипчаков, хотя и не только она, течет в жилах практически всех почти народов Поволжья — чувашей, башкир, татар, марийцев… На юго-западе от Волги, на Кавказе, они передали свой язык кумыкам, жителям Дагестана. Казахи — тоже законные наследники кипчаков, как и, в меньшей степени, туркмены.

На Северном Кавказе кипчаки сначала дрались против монголов в союзе с аланами, потом монголы обманом добились расторжения этого союза и разбили аланов и кипчаков по очереди. «Вот как происходило событие, искры которого разлетелись во все стороны и зло которого простерлось на всех, как туча, которую гонит ветер…» — горестно писал о разрыве воинской дружбы между аланами и кипчаками древний историк. После поражения часть кипчаков бежала в Приэльбрусье и смешалась с обитавшими здесь аланами и людьми некоторых других племен. По мнению ученых, это было важнейшим шагом на пути к возникновению современных карачаевской и балкарской народностей.

Среди тюркских языков выделяют особую кипчакскую группу, к ней относятся языки башкир, татар в Поволжье, ногайцев, карачаево-балкарцев и кумыков на Кавказе, караимов в Крыму, казахов и каракалпаков в Средней Азии. Но и в туркменском, и в узбекском, и в киргизском языках тоже есть черты, так или иначе связывающие их с языком кипчаков.

Вот и решайте, как относиться к судьбе половцев, странников вольных и невольных, переживших — и нанесших — столько обид, спасавших от зла и причинявших его… Впрочем, это, наверное, роднит их со всеми народами мира.

…Вот какую бурную историю пережил народ из русских летописей.

Стоит теперь поговорить о том, как могли выглядеть половцы. Дело не только в том, что это интересно само по себе: на примере половцев можно увидеть, как трудно решать такие проблемы. Одно из объяснений имени половцы (оно значит по-древнерусски «желтые») связано с цветом волос. Слово «куман» значит все то же «желтый». Слово «сарык», которым тоже звали половцев, не только означает «желтый, белый, бледный», но и является, видимо, основой современного турецкого слова «сарышин» — «блондин». Оно, вообще-то говоря, странно для кочевников, пришедших с востока.

В пользу этого, однако, выступают и пергаменты средневекового Египта. Половцы, как вы уже узнали, в течение почти двухсот лет были здесь правящей элитой и сами сажали на трон султанов своей крови. Египетские же документы говорят изредка о светлых глазах и волосах у кипчаков. Правда, только изредка.

Как тут быть? Антропологу не под силу узнать цвет глаз человека, умершего восемьсот лет назад. И проблему приходится решать историкам… с учетом психологии. Что может говорить в пользу реальной русоволосости и голубоглазости кипчаков-половцев?

Прежде всего древняя история их прародины. Кипчаки пришли на юг Восточной Европы и север Средней Азии с мест, расположенных на Алтае или неподалеку от него. А здесь, чуть не в самом центре Азии, еще за тысячу лет до новой эры жили дин-лины, светлокожее, светлоглазое и светловолосое племя, не раз упоминавшееся в китайских летописях. Эти дин-лины пришли на Алтай на последнем гребне волны расселения праиндоевропейцев с их неведомой прародины[4]. Дин-лины, судя по всему, приходились родичами киммерийцам и скифам, жившим в ту пору в тех же местах, где двумя тысячелетиями позже поселились половцы.

Но вот странность! Никто из предков и родичей дин-линов — ни киммерийцы, ни скифы, судя по отзывам их западных и южных соседей: греков, вавилонян, персов, — не мог похвастаться светлыми волосами и глазами. То есть были, вероятно, среди этих древних хозяев Северного Причерноморья и блондины, и рыжие, и русые, но это обстоятельство не бросалось в глаза тогдашним жителям Греции и Ближнего Востока. В основном же скифы и сарматы принадлежали, насколько можно судить по результатам раскопок, к южным европеоидам и, значит, должны в большинстве быть черноволосыми и темноглазыми. И непонятно, с чего бы у их отправившихся дальше на восток родственников могли в массовом порядке посветлеть волосы и глаза.

Это противоречие, однако, разрешимо. Здесь надо вспомнить, что одни и те же факты могут восприниматься по-разному, и приходится обратить внимание на одну особенность человеческой психологии. Каждый из нас при первом взгляде невольно отмечает у своего нового знакомого неожиданные, странные, выделяющие его из числа других детали в облике и одежде.

То же происходит при встрече двух народов. Китайцам, сплошь черноволосым и черноглазым, резко бросались в глаза именно беловолосые, русые и рыжие чужеземцы, хотя бы те и составляли лишь небольшую часть нового для китайцев народа. Вероятно, то же можно сказать о египтянах, встретившихся с кипчаками.

Да и само представление о том, что значит быть светловолосым, у разных народов и даже у разных частей одного народа может быть не схоже. Человек, который слывет брюнетом в Новгороде, покажется только темно-русым в Ростове-на-Дону.

А уж что касается китайцев… Когда-то мы разговаривали о дин-линах с покойным Георгием Францевичем Дебецем, замечательным человеком и одним из ведущих советских антропологов. Георгий Францевич сказал, что никак нельзя забывать, кто именно дал нам описание внешности дин-линов.

— С точки зрения китайцев, и я могу оказаться блондином, — добавил он.

Всякий, кто знал Георгия Францевича, поймет, как странно звучала эта фраза. И все же…

Тут Георгий Францевич рассказал, что как-то произошло с ним в горах Дагестана. В одном ауле ему сообщили, что есть неподалеку селение, где все жители — рыжие. Антрополог, понятно, заинтересовался, кое-как по горным тропкам добрался до «аула рыжих», но рыжеволосых там было всего девять процентов. Для Дагестана очень много, поэтому соседям все обитатели аула и казались рыжими.

Половцы тоже могли казаться соседям «желтыми», даже если русых и рыжих среди них было не больше десятой доли.

Но — увы! — имя свое они могли получить и совсем по другой причине, не имеющей никакого отношения к внешности кипчаков. Слово «желтый» может здесь обозначать не цвет волос, но лошадиную масть — слово «половый» в значении «светло-желтый» дожило до наших дней как раз в приложении только к лошадям. Тогда половцы — это просто люди, разъезжающие на половых лошадях.

Есть и совсем другой вариант. Половцы-куманы-кипчаки — тюркский народ. А цвета в тюркских названиях могут иметь и чисто символическое значение, в частности, с их помощью обозначают стороны света. Тогда слово «куманы» надо переводить как «средние» или «центральные». Это вполне возможно. Половцы ведь получили свои тюркские имена в то время, когда еще жили в Средней Азии (а может быть, еще и в южной части Западной Сибири), а в ту пору и западнее, и восточнее, и южнее, и севернее их жили другие тюркские народы, по отношению к которым кипчаки-куманы находились как раз в центре. Если происхождение названия именно таково, не надо искать желтизну ни в цвете волос кипчаков, ни в масти их лошадей.

Сообщения же египтян о половцах-блондинах, с одной стороны, могли быть сделаны с особой точки зрения ярко выраженных брюнетов. А с другой стороны, они ведь относятся ко времени, когда половцы успели прожить бок о бок с русскими два столетия и приняли в свои жилы долю русской крови.


Загрузка...