Пути народов

МЫ ВСЕ — ВДВОЙНЕ И ВТРОЙНЕ РОДНЯ (Заключение)

Для Сережи Карасева международным языком стал украинский. Потому что мальчик ясно увидел его родство со многими другими языками. Но проблема международного языка сейчас стоит и перед всем человечеством. Мы все — вы, я надеюсь, увидели это — вдвойне и втройне родня, а как же родне не понимать друг друга?

Когда-то обстоятельство, что ученые стали писать не на чуждой народу латыни, а на своих родных языках, было огромным шагом вперед. Это облегчило доступ к науке, сделало труды ученых понятными куда большему числу людей. Но сейчас случается, что нынешние физики и биологи с завистью вспоминают, как в средние века польский, скажем, ученый любой специальности свободно читал труды своего итальянского, французского, английского или испанского коллеги. А сегодня… В фантастическом рассказе Д. Киза «Цветы для Элджернона» гениальный ученый записывает в дневник:

«…Доктора Штраусса гением назвать можно, хотя я чувствую, что его знания слишком ограниченны. Его обучали в традициях слишком узкой специализации. Я был потрясен, узнав, что из всех древних языков он умеет читать только по-латыни, по-гречески и по-древнееврейски… Откуда я мог знать, что такой высокоуважаемый психолог-экспериментатор, как Немюр, незнаком ни с языком хинди, ни с китайским? Ведь это нелепо, если принять во внимание те исследования, которые ведутся сейчас в Индии и Китае как раз в его области.

Я спросил доктора Штраусса, каким образом Немюр сумеет опровергнуть Рахаджамати, который раскритиковал его метод и результаты исследований, если он вообще не может прочесть его труды. Странное выражение, появившееся при этом на лице доктора Штраусса, могло означать только одно из двух. Или он не хочет говорить Немюру, что пишут в Индии, или же — и это очень меня беспокоит — доктор Штраусс не знает этого сам».

Увы, не только в фантастических рассказах ученым — и науке — приходится страдать из-за того, что на свете много языков. Притом, с точки зрения ученых, их, этих языков, сейчас с каждым годом становится, по существу, больше. И научные труды и замечательные художественные произведения выходят на языках, порою еще недавно не имевших письменности. Переводчики не в силах поспеть ни за учеными, ни за писателями. Писателей, конечно, тут международный язык не выручит, а вот людям науки он бы очень помог. Да нет его… Пока нет.

До сих пор каждый раз, когда у отдельных групп народов возникала настоятельная потребность в международном языке, такой язык появлялся. Почему наше время должно быть исключением?

Одни ученые считают, что для такой роли надо создать искусственный язык, другие полагают, что эту роль постепенно начнет выполнять один из существующих естественных. Кажется, что вторая точка зрения ближе к истине, хотя боюсь, что это именно только кажется.

Международными языками служили когда-то греческий и латынь; до сих пор в медицине латынь, будто бы давно умершая, продолжает выполнять эту работу. Сколько раз вам приходилось, наверное, бегать в аптеку с листком, на котором врач набросал несколько «мертвых» слов.

В XVII–XVIII веках признанным международным языком был французский. К началу XX века английский язык постепенно отнял у него это положение благодаря военным успехам, благодаря удачным колониальным захватам, благодаря тому, что Англия и англоязычная Северная Америка обошли Францию по промышленной мощи, на их стороне оказался технический прогресс. Надо сказать, однако, что многие деятели французской культуры болезненно восприняли признание Лигой Наций равенства английского языка с французским. Замечательный языковед Антуан Мейе, о котором я уже говорил в этой книге, открыто сожалел о том, что Версальский мирный договор, закончивший первую мировую войну, был составлен и на французском и на английском языке. Сегодня это кажется очень странным, ведь английский язык резко опередил своего недавнего счастливого соперника по значению в международных отношениях.

В наше время Организация Объединенных Наций поступила мудро и политично, объявив, что в ней роль международных языков должны играть основные языки великих держав, постоянных членов Совета Безопасности: русский, английский, китайский, французский. Но само по себе это решение не в силах изменить конкретную языковую ситуацию в мире.

Сейчас ближе всего к положению международных языки английский и русский.

У нас в стране русский язык стал вторым родным языком для десятков миллионов не русских по национальности людей.

Русский язык играет важную роль и в общении между социалистическими странами. Если по количеству выпускающейся на нем литературы он пока еще отстает от английского языка (но только от него одного), то не менее важно, что почти каждый год сейчас разрыв сокращается.

До Октябрьской же революции нас опережали в этом отношении не только английский, но и немецкий и французский языки.

Но когда на стороне русского языка оказались силы революции и прогресса, когда за ним встала перед миром не просто Россия, но Россия Советская, весь советский народ, русский язык вступил в соревнование со знатными иностранцами уже на новых условиях. И стал, как видите, одним из двух мировых лидеров.

А ведь многие мыслители, ученые и писатели говорили о том, что когда-нибудь вся земля будет говорить на одном языке.

Станет ли так? Тут мне остается лишь познакомить вас с замечательными словами Александра Ивановича Гончарова, автора «Обломова»:

«Я не с точки зрения шовинизма или квасного патриотизма боюсь за язык и, конечно, буду рад через десять тысяч лет говорить одним языком со всеми — и если буду писать, то иметь читателями весь земной шар.

Но все же, я думаю, все народы должны прийти к этому общему идеалу человеческого конечного здания — через национальность, то есть каждый народ должен положить в его закладку свои умственные и нравственные силы, свой капитал».

Да. Каждый из бесчисленных народов, бывших и настоящих, — это, кроме всего прочего, одна из возможных форм взаимодействия людей с природой и между собой, в общих, более широких рамках социального строя. Каждый народ, сверх всего, — великое испытание еще одного образа жизни, слагающегося из обычаев и законов, из искусства и морали и всего того, что зовут культурой.

Можно уверенно и твердо сказать, что исторический опыт каждого народа идет на пользу всему человечеству. Рискну заявить, что на планете множество грандиозных научно-исследовательских институтов (и все мы, люди. — их сотрудники) ищут свой вариант пути в будущее. На снежной целине времени выбивают общую дорогу тысячи отдельных следов. Дорогу «…туда, где все нации, все различные пути должны сойтись, — к коммунизму» (Ф. Энгельс).

Историю одних народов продолжают другие, и океан по-прежнему полон, сколько бы ни пересыхало рек.