Путь Арсения

На Западном фронте

Дерзкий побег Фрунзе всполошил жандармерию и полицию. На железнодорожных станциях были расположены полицейские заслоны. Поимка беглецов казалась неизбежной. Проходящие поезда подвергались тщательному осмотру. Ни один пассажир не мог проскользнуть незамеченным. Но действия Фрунзе опрокинули расчеты жандармов, Он отлично понимал, что ждет его на пути в Центральную Россию, поэтому остался в Чите. Ему удалось быстро сориентироваться в этом городе и, главное, установить связь с партийной организацией.

И .вот в Чите появляется новый житель — Владимир Григорьевич Василенко. Это имя значилось теперь в паспорте Фрунзе. «Василенко» устроился на работу в статистическом управлении инструктором. Работа его была связана с постоянными разъездами, что помогало скрываться от полиции.

В Чите Фрунзе познакомился с сотрудницей статистического управления Софьей Алексеевной Поповой, которая впоследствии стала его женой. Родители Софьи Алексеевны жили в Верхнеудинске, Отец ее, Алексей Поли-Карлович Колтановский, был народовольцем.. Отбыв срок заключения, Колтановский не вернулся в Европейскую Россию, а остался на постоянное жительство в Верхнеудинске. Там он работал в железнодорожной конторе.

Фрунзе необходимо было установить связи с партийной организацией железнодорожников. Рассчитывая на поддержку Колтановского, он приехал в Верхнеудинск. Закончив все свои дела, Фрунзе собирался обратно, но тут в контору Колтановского заявился жандарм и сообщил, что «некая подозрительная личность» смущает рабочих в депо. «Личность» задержали и доставили в контору. Это был Фрунзе. Не выдавая знакомства, Колта-новский строго потребовал у задержанного объяснений и документы. Фрунзе предъявил предписание губернатора, в котором указывалось, что «инструктору-статистику господину Василенко В. Г. надлежит оказывать всемерное содействие».

— Содействие нужно оказывать господину Василенко, — внушительно сказал жандарму Колтановский,— предписание губернатора!

Жандарм извинился перед «Василенко» и ушел.

В Чите, как и повсюду, где появлялся Михаил Фрунзе, он быстро завоевал любовь и уважение среди партийных товарищей. Интересны в этом отношении воспоминания Л. С. Сосиной, работавшей в то время в Чите.

«Обаяние его личности, — рассказывает она о встрече с Фрунзе, -— привлекало к нему всех, кто с ним сталкивался, хотя, конечно, никто и не подозревал, что этот скромный и простой молодой человек — уже старый революционер, любимый рабочими Шуи и Иваново-Вознесенска, товарищ «Арсений», что его веселость и жизнерадостность сохранились, несмотря на два смертных приговора и перенесенные ужасы каторги.

Товарищи никогда не чувствовали в нем ни малейшего намека на его действительное превосходство, на его заслуги в революционной борьбе. Казалось, быть борцом, революционером для Михаила Васильевича было так же естественно, как птице петь или человеку дышать».

Масштабы работы в Чите явно не удовлетворяли глубокую жажду деятельности Михаила Фрунзе. Он начал подумывать о бегстве в Центральную Россию. Для этого связался с партийным центром и ждал, когда представится удобный случай. А пока он организовал в Чите журнал «Восточное обозрение», вокруг которого объединились революционно настроенные рабочие, интеллигенция, политические ссыльные, учащаяся молодежь.

В Чите Фрунзе жил очень скромно. Он занимал крохотную каморку под лестницей. Михаилу Васильевичу вообще были свойственны скромность и бережливость. Трудное детство, нужда, в которой жила семья, революционная борьба воспитали в нем суровую нетребовательность, спартанскую выдержку. Он всегда с трогательным волнением вспоминал, как старый революционер-подпольщик Федор Афанасьев («Отец»), секретарь Ивановского комитета большевиков, отсчитывал ему, по нескольку раз проверяя, деньги, собранные в партийную кассу среди рабочих. И, несмотря на недомогание, на частые приступы болезни желудка, оставшиеся на память о каторге, Фрунзе никогда не позволял себе ничего, что выходило бы за рамки его более чем скромного бюджета.

«Самые крупные расходы» его составляла покупка книг. Только эту страсть — страсть к чтению, к знаниям — Фрунзе удовлетворял с радостью. Читал он, как всегда, много, серьезно продумывая и конспектируя прочитанное.

Он читал и перечитывал труды классиков марксизма, книги по вопросам экономики, истории, военному делу. Его познания в военных науках стали настолько обширными, что иногда, при знакомстве с ним, люди с удивлением спрашивали:

— Вы что, из военных, господин Василенко? Вероятно, учились в военной академии?

Летом 1916 года, по поручению партии, Фрунзе надо было выехать из Читы в Иркутск. Это — опасная поездка. Но поручение партии—непреклонный закон для большевика. Заодно Фрунзе предстояло оформить свой «паспорт» в воинском присутствии. Дело в том, что по году рождения, указанному в паспорте, Фрунзе подлежал мобилизации.

В Иркутске он получил от Софьи Алексеевны телеграмму: «Был в гостях Охранкин, жди письма». Ясно, что охранка напала на его след и расшифровала, кто проживает под именем В. Г. Василенко. Письмо, полученное вслед за телеграммой, сообщало о том, что у него был обыск. Ни в Иркутске, ни в Чите оставаться больше нельзя, нужно немедленно бежать.

Под видом тяжело больного Фрунзе выехал из Иркутска в Москву. Его сопровождала в качестве «сиделки» Л. С. Сосина. В вагон на всех станциях входили жандармы и производили проверку пассажиров. В это время Фрунзе поворачивался лицом к стене и «спал». А Сосина на вопросы отвечала: «Больной, везу к родным».

В Москву прибыли благополучно. Но оставаться здесь Михаил не захотел и вскоре выехал в местечко Ивенец, около Минска. Там под фамилией Михайлова ему удалось устроиться в управлении земского союза при 10-й армии Западного фронта.

Новая работа как нельзя лучше помогла ему. осуществить свои стремления — быть ближе к массам. Он мог теперь легально приезжать на фронт, встречаться с солдатами. Все эти возможности Фрунзе использовал очень широко. Он привозил солдатам нелегальную литературу, вел с ними долгие беседы о войне, о революции. Страстные, увлекательные беседы агитатора-большевика были близки солдатам. На многих участках фронта — в Пин-ске, Ивенце, Лунинце — тысячи солдат знали в лицо «товарища Михаила», чутко прислушивались к его словам.

Шел к концу 1916 год. В царской армии усиливалось революционное брожение. Солдатские массы были измучены долгой кровопролитной войной. Из-за нехватки пушек, снарядов, винтовок, из-за предательства царских генералов и министров армия терпела тяжелые поражения. Гибли многие сотни и тысячи солдат. Голод, холод, отчаяние царили в окопах. С каждым днем война становилась все более и более ненавистной. В солдатские окопы, проникали сведения о том, что семьи, оставшиеся дома, голодают. Солдаты говорили, что война выгодна только фабрикантам, помещикам и торговцам, которые наживают на ней бешеные-деньги. Вся эта мразь, богатеющая, на военных поставках, прославляла войну, кричала «ура» и поднимала бокалы за «милых солдатиков».

.А «солдатики», оборванные, голодные, завшивевшие, страдали в сырых окопах, умирали от вражеских пуль, от бесчисленных болезней. В солдатских сердцах накапливалась ненависть к царизму. Большевистские агитаторы пользовались на фронте огромным авторитетом и популярностью. Все чаще и чаще в окопах слышалась солдатская песенка:

«За землю!» Чью? — Не сказано.

Помещичью, известно.

Нам в бой идти приказано:

«Союзных ради наций».

А глазное не сказано:

Чьих ради ассигнаций.

«Да здравствует свобода!»

Свобода, чья? — Не сказано.

А только не народа.

Кому война — заплатушки.

Кому — мильон прибытку.

Доколе ж- нам, ребятушки,

Терпеть лихую пыт$у?

Однажды- Фрунзе, сидя .в окопах, беседовал с солдатами. Он рассказывал им о том, кому выгодна война, почему нужно уничтожить царизм. Сидевший в стороне солдат с крупными рыжими крапинками на лице вдруг заявил:

. — Ты вот что, господин агитатор: ни бога, ни царя не трожь. Отец народу царь-то. Неподсуден нам.-

Солдаты зашикали на него:

— Уймись, Митря! С твоим царем-папашей, знай, сиди да вшей корми. А вы, господин, — обратились солдаты к Фрунзе, — не слушайтесь! Митря любит такое сказать, чего сам не понимает.

Но Митря не производил впечатления тупого* забитого человека.

— Который год служишь, а? — спросил его Михаил Васильевич.

— Третий минул, — ответил солдат,

— А краев каких?

г— Калужский, вблизях от самого города.

— Землицы у вас довольно?

— Земли? Что ж, как и у всех. Маловато. В хороший год в самый раз до нового урожая хватает хлеба. Ну, а в плохой — никак.

— Что же отец-то не выделит тебе лишнего надела?

— А где он возьмет? —⁴ усмехнулся солдат. — У соседа отнимет, что ли?

— Зачем у соседа, — спокойно ответил Фрунзе. — У него своей достаточно. Восемь миллионов десятин лучших* пашен, лугов и лесов принадлежит ему. Фабрики, заводы есть у него, золотые прииски. Богат отец-то твой царь, а вот сына голодом морит.

— У царя земли восемь мильепов десятин? — переспросил недоверчиво Митря.

— Да, царь самый богатый помещик в России. Он владеет и лесами, и рудниками. А, кроме него, еще многими миллионами десятин владеют члены царской семейки-^--великие князья-. Личные земли царя называются кабинетскими, а великих князей — удельными. Удельные земли: находятся а двадцати восьми губерниях,

— У нас, в Вологодской губернии, сколько их, удель-ных-то.пустошей, да лесов... Необозримо!.—сказал один из солдат.

— Правильно, что необозримо, — продолжал Фрунзе. — Но ведь царь-то на содержание своего двора получает из казны ежегодно семнадцать миллионов рублей, да великие князья «съедают» сколько миллионов. На содержание этих тунеядцев и идут народные денежки. Ты, Митря, сколько получаешь жалования за свою службу?

— Много, — заулыбались кругом. — Солдатское жалованье большое: сорок пять копеек в месяц.

Митря молчал. Нахмурясь, он сидел, опустив голову, думал о чем-то и что-то решал про себя.

Закончив беседу, Фрунзе собрался уходить. Он был доволен тем, что удалось по душам поговорить с солдатами. Каждая встреча в окопах убеждала его, что солдаты — уже не прежние, что в их сердцах таится глубокая ненависть к царизму, к помещикам и капиталистам. Солдаты жадно вслушиваются в каждое слово агитатора-большевика, верят ему.

Когда Фрунзе уходил, его неожиданно остановил Митря.

— Ты вот что, товарищ, — запинаясь, сказал он.— Ты на меня не серчай! Хорошо ты рассказываешь... Правильно. Почаще бы заходил к нам...

Но не только среди солдат работал Фрунзе. Минские рабочие, крестьяне прифронтовых деревень на тайных сходках слушали его пламенные речи. Он был неутомим, не щадил себя, старался использовать каждую минуту. И неожиданно, в самые горячие дни начала 1917 года, тяжелый приступ аппендицита свалил Фрунзе. Из Ивенца его направили в Минск. Пришлось лечь на больничную койку. В Минске он встретил февральские дни,

В Петрограде восстали рабочие. Царское самодержавие, веками угнетавшее народ, было свергнуто. Партия большевиков вышла из глубокого подполья. Бурные митинги и демонстрации мопучей волной прокатились по всей стране. Повсюду организовывались Советы рабочих и солдатских депутатов.

Забыв о болезни, Михаил Фрунзе не знает отдыха. Он один из организаторов Минского совета рабочих и солдатских депутатов, организует также гражданскую милицию и руководит ею, разоружает царскую полицию и жандармов.

В частности', Фрунзе арестовал начальника Минского жандармского управления. Среди документов в жандармском управлении был найден приказ об аресте «Михайлова — Фрунзе». Приказ был только что подписан, но революция помешала его исполнению. Так обнаружилось, что за месяцы, прошедшие после бегства Фрунзе из Читы и Иркутска, царской охранке удалось напасть на его след. Но жандармы опоздали...

'МХСУАЛуСУ

ЙЪ топь, что онъ состоять лл)

Y*AA Vv^ «AA V w ОДА. О

\ о

Выдан»!

^пкскоя Тсродскоп

С первых же дней свержения самодержавия Фрунзе становится во главе большевистских военных организаций Западного фронта. Он — член фронтового комитета, председатель крестьянского съезда в Минске, редактор газеты «Звезда», член исполкома Минского совета. Энергия его неиссякаема, он успевает повсюду, выступает на солдатских митингах, на собраниях крестьян, у рабочих, пишет статьи в газету, организует железнодорожников, руководит работой партийных организаций.

В мае 1917 года белорусские крестьяне избрали Михаила Фрунзе делегатом на первый съезд Советов крестьянских депутатов в Петрограде. Большевиков на этом съезде было мало. Фрунзе, однако, решительно высту-

пил с проектом резолюции о немедленной безвозмездной передаче земли крестьянам, о необходимости создания* правительства, которое пользовалось бы доверием народа.

Эсеры и меньшевики, захватившие руководство съездом, отвергли эту резолюцию. Когда огорченный неудачей Фрунзе углубился в свои мысли, кто-то тронул его за плечо. Михаил оглянулся. Перед ним стоял удивительно знакомый человек. Где он видел его? Мягкая улыбка, хитроватый прищур глаз, и в них задорные огоньки...

— Владимир Ильич! — прошептал изумленный Фрунзе.

После встречи в Стокгольме прошло одиннадцать лет, но Лепин не забыл «Арсения», узнал его.

— Вы, делегат, действуйте энергично! Сообщите съезду, что приехал Ленин, — быстро проговорил Владимир Ильич.

Фрунзе, прервав очередного оратора-меньшевика и завладев вниманием делегатов, сделал следующее предложение:

— Товарищи! На наш съезд только что прибыл Владимир Ильич Ленин. Предлагаю предоставить внеочередное слово для выступления товарищу Ленину.

Крестьяне-делегаты встретили предложение Фрунзе аплодисментами. Им было хорошо известно имя Ленина, хотелось услышать его, из его уст узнать правду о войне, мире и революции. В зале раздались приветственные выкрики:

— Просим! Товарищ Ленин! Ленин!

" После выступления, когда Владимир Ильич уходил со съезда, он позвал Фрунзе:

' — Очень рад вас видеть, товарищ Арсений! Впрочем, теперь вы, кажется, Михайлов, так вас называли на съезде. Как идут дела в Иванове, в Шуе, каковы настроения в массах?

— Владимир Ильич, — ответил Фрунзе. — Я только прошедшей.зимой из Сибири и прямо попал на Западный фронт. Здесь, на съезде, я делегатом из Минска. В Иванове и Шуе не пришлось побывать.

— Так, так. А, знаете, товарищ Арсений, очень важно, очень важно, — подчеркнул Владимир Ильич, — чтобы в промышленных центрах, в рабочей массе, было побольше.

ПО

партийных товарищей. События развиваются молниеносно. Надо быть наготове. Не поехать ли вам в Иваново, а? Не откладывая, прямо отсюда, из Петрограда? Как вы думаете? В Иванове многие рабочие вас помнят.. Поедете, конечно, по поручению Цека.

— Я согласен, Владимир Ильич. Только разрешите заехать в Минск сдать дела.

— Обязательно. Вы делегат, отчитайтесь в своей работе перед избирателями и потом не теряйте времени. — Владимир Ильич задержал в своей ладони руку Михаила. — Что-то вы, батенька, выглядите плохо,— сказал он, пристально глядя в лицо собеседника. — Следы каторги и лишений. Болеете?

— Да пет, — покраснев, ответил Фрунзе. — Я здоров. Желудок вот немного подводит.

— А вы не забывайте об этом. Люди нужны партии, помните. Вопрос об отъезде в Иваново будем считать решенным.

Как и в первую встречу, одиннадцать лет тому назад, Фрунзе долго смотрел вслед быстро удалявшемуся Ленину. В тюрьме, на каторге, в ссылке, в бессонные ночи — сколько раз мечтал он о встрече с Владимиром Ильичем. Много вопросов было тщательно обдумано, вопросов, которые он мысленно задавал Ленину. И вот теперь, когда они увиделись, эти вопросы исчезли, в мыслях остались только слова Ильича о том, что надо быть на посту, бороться за дело партии, за революцию, сплачивать силы рабочих, солдат и крестьян под большевистскими лозунгами.

Выполняя поручение ЦК партии, Михаил Фрунзе приехал в Шую.

Вот она, Шуя, столь памятная ему по первой русской революции!

На вокзале тысячи рабочих восторженно встретили своего «Арсения». Гремит оркестр. И тут же, растроганный встречей, Михаил Фрунзе выступил на митинге перед рабочими.

— Борьба продолжается, — говорил он. — Рабочий класс в союзе с трудовым крестьянством должен взять всю власть в свои руки. Да здравствует социалистическая революция!

Мощным «ура» и бурными аплодисментами ответили рабочие и солдаты на речь Фрунзе.

С приездом Фрунзе шуйские большевики развернули огромную деятельность среди рабочих и солдат (в те дни гарнизон Шуи насчитывал около 20 тысяч человек). Влияние большевиков было столь значительным, что на митингах и собраниях рабочие и солдаты не желали слушать меньшевистских и эсеровских ораторов. Меньшевикам не давали говорить, шумом и возгласами «долой» провожали с трибуны. Вся власть в городе сосредоточилась в руках Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, в которых большевики имели подавляющее большинство.

Фрунзе был избран председателем Совета. Одновременно его выбрали председателем Городской думы и председателем земской управы. Он же руководил рабочими дружинами и отрядом гражданской милиции.

Назревали великие события. Уже явственно чувствовалось пламенное дыхание революции. Старый мир, мир угнетателей и тунеядцев, еще сопротивлялся, но силы его уже были надломлены. И гром грянул. Началась Великая Октябрьская социалистическая революция.