Путь Арсения

Решающие бон

Наступила осень. Октябрь был уже на исходе, когда походным порядком прибыла на Южный фронт Первая Конная армия и сосредоточилась на правом берегу Днепра, за Кахозкой.

В Харьков, где тогда находился штаб фронта, Михаил Васильевич вызвал командующих и членов Реввоенсовета армий для обсуждения стратегического плана разгрома Врангеля. Это историческое совещание состоялось 26 октября. В салон-вагон командующего фронтом, где собирались командиры, вошел человек, с первого взгляда показавшийся Михаилу Васильевичу удивительно знакомым. Фрунзе пристально всматривался в него, стараясь вспомнить, где же они встречались. Вошедший, увидев Фрунзе, тоже в изумлении остановился.

— Арсений! — первым воскликнул он.

«В Стокгольме, на четвертом съезде... делегат от Луганска»,— вспомнил, наконец, Фрунзе.

— Ворошилов... Старый друг. Так ты — Первая Конная?

— А ты командующий фронтом?

Старые друзья крепко обнялись.

После, вспоминая о встрече с Фрунзе в штабе Южного фронта, К. Е. Ворошилов писал:

«Так вот он кто Фрунзе-Михайлов, о котором так много славных, граничащих с легендами вестей и слухов! Вот он, большевистский воспитанник иваново-вознесен-ских и шуйских ткачей.

На столе огромная карта, на которой видно, что враг, последний враг русской революции, с удесятеренной наглостью пытается расширить район своих действий...

И вчерашний подпольщик, большевик Арсений, с изумительной ясностью и поражающим авторитетом истинного полководца развивает в деталях предстоящие решительные операции Красной Армии».

Ясно и четко Фрунзе изложил перед собравшимися план разгрома Врангеля. В этой тщательно разработанной операции Фрунзе учитывал каждый час. Всякое промедление увеличивало шансы Врангеля на удачный прорыв из окружения. Уход же его войск в Крым грозил тяжелой зимней кампанией.

— Врангеля нужно уничтожить до зимы, — говорил Фрунзе. — Этого от нас, войск фронта, требует партия, народ. Задача предстоит трудная и сложная, решение ее требует быстроты и смелости. Врангель еще очень силен. Драться будет отчаянно. Но мы обязаны не пустить его армию в Крым, сокрушить ее в Северной Таврии, на подступах к Перекопу и Чонгару. Это сделают армии Южного фронта! — закончил он.

В тот же день, 26 октября, Фрунзе отдал приказ по войскам фронта о переходе в наступление. В телеграмме В. И. Ленину Михаил Васильевич сообщал:

«Сейчас отдал окончательный приказ об общем наступлении. Решающими днями будут 30, 31 (октября) и 1 ноября. В разгроме главных сил противника не сомневаюсь»..

По оперативному плану Фрунзе главный удар врангелевцам наносился войсками Первой Конной армии. В приказе о переходе Южного фронта в наступление говорилось:

«...1-й конной, закончив в ночь с 27 на 28 октября переправу через Днепр у Каховки, стремительным маршем выйти 29 октября на фронт Аскания-Нова — Громовка, отрезать противника от перешейков и решительным наступлением с юга на Агайман — Серогозы совместно с 6-й и 2-й конной окружить и уничтожить главные силы противника».

29 октября Первая Конная, переправившись через Днепр, ринулась на врага. Началась грандиозная, ставшая исторической, битва. Красные конники, захватив подступы к перешейкам, закрыли пути отступления белой армии в Крым. Первая Конная быстро и точно исполнила приказ Фрунзе и подошла вплотную к Перекопу и Чонгару. Из-за запоздания с развертыванием 2-й Конной армии и медлительности 4-й и 13-й красных армий на Первую Конную армию легла вся тяжесть боя. Начавшись 29 октября, бой продолжался до 2 ноября.

В этих боях Первая Конная армия покрыла себя неувядаемой славой. Красные конники дрались, как львы. Комдивы Тимошенко, Пархоменко, Морозов, товарищи Ворошилов и Буденный появлялись в самых опасных местах. В тяжелые, казалось уже безвыходные, моменты боя Ворошилов и Буденный показывали примеры бесстрашия и хладнокровия, вдохновляли конников на невиданные подвиги. В бою 31 октября комдив С. К. Тимошенко, тяжело раненный, был вывезен на тачанке из-под огня противника. Во время одной из атак в селе Отрада едва не погиб К. Е. Ворошилов. На разгоряченном коне он врезался в ряды противника. Врангелевцы бросились на товарища Ворошилова, один из них ударил его пикой.

Меткие выстрелы Буденного и ординарца Шпитального спасли К. Е. Ворошилова от неминуемой, казалось, смерти. Врангелевец с пикой, застрявшей в бурке Ворошилова, мертвым свалился с коня.

Командир 11-й кавалерийской дивизии Морозов, бывший батрак, выступая перед сражением на митинге бойцов, скороговоркой сказал:

— На нас идет барон. Раз барон, значит, белая сволочь, а раз сволочь — ее надо бить. И разобьем...

Комдив Морозов — человек изумительной храбрости и скромности. Он любил и уважал своего военкома Павла Бахтурова — поэта и музыканта. Скромный, умный, по профессии—народный учитель, ростом — богатырь, Бах-туров был любимцем 11-й дивизии. В ночь перед сражением он написал замечательную песню, найденную после, спустя много времени, в архивах Красной Армии.

Из лесов, из-за суровых темных гор,

Наша конница несется на простор.

На просторе хочет силушку собрать,

Чтоб последнюю буржуям битву дать.

Кликнул клич Буденный удалой:

«Эй, товарищи лихие, все за мной!

Эй, ребята, веселей да не робей,

На врага пойдем лютого поскорей».

И несется наша конница вперед,

Кулакам-врагам поблажки не дает.

Эй, вы, царские холопы, палачи,

Ну попробуй-ка, попробуй, подскочи!

Скоро, скоро всех врагов мы разобьем И свободной, вольной жизнью заживем.

Постоим за наше дело головой,

Слава коннице буденновской лихой!

Когда обрушились на 11-ю кавалерийскую дивизию вражеские полчища, Морозов и Бахтуров дрались впереди своих бойцов. Белая батарея ударила картечыо. Нал смертью храбрых герой комбриг Колпаков, вскинул руки и повалился Павел Бахтуров. Ноги его застряли в стременах. Испуганный конь помчал по степи тело убитого военкома Павла Бахтурова.

Белые дрогнули, начали отступать. Видя гибель любимого друга, комдив Морозов яростно помчался вслед за убегающим броневиком.

— Белая сволочь, такого человека убили! — неистовствовал Морозов,

Он нагонял уже броневик, стреляя в его щели из нагана. Но в это время пулеметная очередь перерезала Морозова пополам...

Сурово и справедливо м:тила Первая Конная за гибель своих любимых сынов — Морозова, Бахтурова, Кол-пакова и тысяч других, сложивших свои славные головы па подступах к крымским перешейкам.

13-я, 4-я красные армии и 2-я Конная армия опоздали более чем на сутки на помощь героическим бойцам Первой Конной. Это спасло Врангеля от окончательного разгрома. Часть сил белых ускользнула в узкие проходы Чонгарского и Перекопского перешейков. Приказ Фрунзе не был выполнен до конца.

С начала наступления войск Южного фронта Врангель потерял половину своей армии, в том числе 20 тысяч пленными.

Войсками Южного фронта было захвачено свыше 100 орудий, много пулеметов, около 100 паровозов, 2000 вагонов; почти полностью все обозы врангелевцев с десятками тысяч снарядов и миллионами патронов. Красная Армия вплотную подошла к Перекопу. Все северное побережье Сиваша было занято красноармейскими частями. Начинался последний этап разгрома Врангеля.

Штурм

Врангель наглухо закрыл за собой ворота в Крым. Искусством французских военных инженеров Перекопский перешеек был превращен в неприступную железобетонную крепость. От берега Черного моря до Сиваша тянулись мощные укрепления.

В статье, посвященной третьей годовщине штурма Перекопа и Чонгара, М. В. Фрунзе писал:

«Перекопский и Чонгарский перешейки и соединяющий их южный берег Сиваша представляли собой одну общую сеть заблаговременно возведенных укрепленных позиций, усиленных естественными п искусственными препятствиями и заграждениями... В сооружении их принимали участие как русские, так, по данным нашей разведки, и французские военные инженеры, использовавшие при постройках весь опыт империалистической войны. Бетонированные орудийные заграждения в несколько рядов, фланкирующие постройки и окопы, расположенные в тесной огневой связи, — все это в одной общей системе создало укрепленную полосу, недоступную, казалось бы, для атаки открытой силой».

Турецкий вал длиной в 9 километров и высотой до 20 метров был буквально весь забит орудиями и пулеметами. Перед валом широкий ров глубиной 15 метров. Многочисленные ряды проволочных заграждений, с заложенными в них фугасами, покрывали ров и подступы к валу. Перед валом, за рвом, открывалась гладкая степь. Спуск в ров и подъем на вал почти отвесные; местами от дна рва до вершины вала сохранились каменные стены. Взять Турецкий вал в лоб, штурмом, немыслимо — такое заключение дали врангелевские и иностранные генералы, осматривавшие укрепления. В 25—30 километрах за Турецким валом белыё создали вторую полосу укреплений — Юшуньские позиции — линии окопов, густо опоясанные колючей проволокой. Белые предусмотрительно укрепили и Литовский полуостров, опасаясь захода красных во фланг Перекопу и Юшуию.

Другая группа сильных укреплений закрывала проходы через Чонгарский полуостров. Два моста — железнодорожный и деревянный, связывавшие Северную Таврию с Крымом через Чонгар, были сожжены белыми. И здесь французские инженеры построили блиндажи, лисьи норы, шесть линий укреплений. Перед каждой линией три — четыре ряда колючей проволоки. На бетонных площадках установлены крепостные орудия, привезенные из Севастополя.

Вернувшись после осмотра системы укреплений крымских перешейков, генерал Врангель выступил на совещании в Севастополе и заявил:

— Русская (т. е. белая — С. С.) армия спокойно перезимует в Крыму, за зиму оправится и окрепнет, а весной перейдет в решительное наступление.

М. В. Фрунзе готовился к штурму Крымских укреплений с тем, чтобы нанести врагу окончательный удар. Успех предстоящей операции зависел от находчивости, смелости войск, от ума и решительности командующего. М. В. Фрунзе чувствовал огромную ответственность перед Родиной, перед партией. Врангелю нельзя было давать передышки ни на один день. Каждый потерянный час усиливал белую армию и, наоборот, истощал силы молодой

Советской республики. Начались холода, а красные армии разуты и раздеты. Не хватало продовольствия...

«Части войск, особенно 30, 51, 52 и 15-я дивизии, находятся все время под открытым небом, — телеграфирует Фрунзе Ленину,— без возможности согреться и при крайне недостаточном обмундировании. Особенно плохо с обувью, которая за дни быстрых маршей страшно истрепалась. Несмотря на все это, настроение частей бодрое и уверенное».

Несколько ночей Фрунзе просидел над картами фронта. Планировался удар по Арабатской Стрелке *, по которой в 1732 году фельдмаршал П. П. Ласси вышел в тыл укрепившемуся у Перекопа крымскому хану и разбил его. Но удар через Арабатскую Стрелку должен быть поддержан флотом, а флота у Фрунзе не было. Находящиеся в Азовском море корабли Антанты держали под обстрелом узенькую полоску Арабатской Стрелки. Следовало искать новых путей для прорыва. И Фрунзе пришел к окончательному решению: одновременно атаковать Турецкий вал, Чонгарские укрепления и, через Сиваш, Литовский полуостров. На всех трех направлениях наступление надо было провести с позиций, открытых ураганному огню противника. Только безграничная вера в мужество красных бойцов убеждала Фрунзе в правильности поставленной им задачи.